Осколки

Глава 13

Первые несколько минут после пробуждения Элль даже думала, что все хорошо. Как будто события последних дней были тяжелым, пропитанным винными парами, сном. По телу разлилась приятная усталость, безмолвно разрешавшая поваляться подольше, понежиться в мягких объятиях простыней, и Элль быстро поддалась этому желанию. Она ворочалась в пятне солнечного света на подушках, как пригревшаяся кошка, подставляя то одну, то другую щеку теплу. Под полуприкрытыми веками вспыхивали и пропадали вчерашние образы. Лабиринты улиц, вереница лиц, взглядов, какофония голосов, которые отступили, стоило рукам Ирвина обвить ее. Его слова… Элль зажмурилась, пытаясь удержать это воспоминание — единственное хорошее, что случилось накануне. Хорошее, но с привкусом вины.

Элль перевернулась и уткнулась лицом в подушки, молча ругая себя. Надо было просто сказать, что даже при всем желании она не могла бы почувствовать того же, что и Ирвин. Не смогла бы привязаться, поселить его образ в своих мыслях. Правда, сейчас он там успешно существовал, но не причинял ничего, кроме дискомфорта, как загнанная в стопу заноза. Возможно, стоило открыть Ирвину всю правду?

На мгновение это показалось Элоизе отличной идеей, ей даже стало легче дышать от мысли, что она расскажет детективу, что ей выжгло сердце и приворотные составы ее больше не берут, что это она создала формулу, из-за которой умирали отчаянно пытавшиеся спасти свои отношения люди. И что она бы очень хотела остановить этот бесконечный поток тайн, но на коротком поводке ее держала Летиция Верс, а от нее Элль могла уйти одним способом — нырнув в вонючие воды Солари и не всплыв. А это вообще не входило в ее планы, она ведь так и не пожила нормально. Постоянное выживание и решение проблем не могло быть жизнью, Элль была уверена в этом. Должно же было быть что-то еще…

Словно в ответ на ее мысли, раздалось лязганье посуды и шум воды. В комнату потянуло ароматом кофе. Элль выпростала руку и поискала на ощупь одежду. Пальцы наткнулись на мятое и еще влажное полотенце, рядом с ним комком лежала едва сухая рубашка.

«Пойдет», — решила девушка и накинула ее на плечи. Подол рубашки доставал до середины бедер, рукава пришлось закатать. Она придирчиво осмотрела себя в зеркале и скривилась. Потрепанная, потасканная, еще и в чужой одежде. Явно не лучший вид, чтобы вываливать Ирвину всю правду.

На кухонном столе лежал бумажный пакет, покрывшийся масляными пятнами и источавший аромат выпечки. Рядом стояли две чашки. Ирвин бормотал что-то себе под нос, пока возился у плиты, но стоило Элль войти на кухню, тут же замолчал.

Повисла гнетущая пауза. По крайней мере для Элль молчание звучало грозно.

— Привет, — только и смогла выдавить девушка. Ирвин усмехнулся. Как всегда мягко и тепло, каждой чертой своего лица говоря, что все в порядке.

— И тебе привет, — он протянул руку и приобнял Элль. Во второй руке он держал задорно булькавший и шипевший кофейник. — Я думал, ты еще нескоро встанешь.

— Ждал на кофе кого-то еще? — изогнула бровь девушка. Вот так, если шутливо флиртовать, то можно будет еще какое-то время плясать кругами около куда менее приятных тем для разговора.

— К счастью, у меня не так много друзей, которых я мог бы ждать, — ответил детектив и жестом предложил Элль занять место за столом.

Она не успела сделать и глотка, когда в дверь квартиры забарабанили. Память сработала раньше, чем прозвучал вопрос: «Кто там?». Ритмичный и звонкий стук трости Эллиота девушка бы ни с чем не перепутала. Нервы натянулись, как струны, стряхивая устоявшееся спокойствие, и на долю секунды Элль даже почувствовала облегчение. Не могло же все быть хорошо, в самом деле.

Ирвин первым поднялся, чтобы открыть дверь. Элль пришла в голову дурацкая мысль задержать его, чтобы дать помощнику Летиции как следует закипеть, чтобы он наконец сбросил свое напускное благодушие. Но, наверное, это было бы слишком. В конце концов, она натворила дел, и теперь ее участь заключалась в скорбном ожидании последствий и жалких попытках оправдаться на забаву Летиции.

— Доброе утро, детектив. Я к нашей Элли. Надеюсь, ей уже стало лучше, — торопливо заговорил Эллиот. Со своего места Элоиза видела, как целитель отодвинул хозяина квартиры в сторону и прошел дальше, не снимая пальто, отбивая каждый шаг ударом трости.

— Проверяешь, не проспала ли я? — храбрилась Элль, хотя внутри на секунду все сковало страхом. Эллиот пропустил ее выпад также, как предложение Ирвина выпить кофе. Взгляд его ледяных глаз застыл на Элоизе.

— Смотрю, у тебя хорошее настроение…

— Отвратительное.

— Не загадывай. Госпожу Верс очень огорчило твое вчерашнее исчезновение, а затем новости из участка, — он покачал головой и поцокал языком, будто и правда сочувствовал девушке. — Хорошо хоть, никого из журналистов не заинтересовала история об одурманенной служительнице. Лично моего мнения никто не спрашивал, но я начинаю думать, что у тебя появилось слишком много свободного времени…

— Думаете, так просто ловить преступников, господин целитель, — попытался вмешаться Ирвин, но Эллиот приструнил его одним лишь взглядом. Молодого человека это как будто не задело. — Элоиза столкнулась лицом к лицу с нашим отравителем. Она пострадала.

— Мне это объяснять не нужно, я просто выполняю приказ госпожи Верс. А он простой, собрать Элоизу и доставить к госпоже Летиции до полудня, пока она еще в относительно хорошем расположении духа. Так что не советую терять времени — одевайся, — он скосил глаза на Элль и стукнул тростью, будто ставя точку.

Спорить было бесполезно. Может, это и подняло бы Элль настроение, но не стоило недооценивать целителя. Он мог извернуться и ответить так, что девушка бы весь оставшийся день ходила мрачнее тучи — хотя куда уж мрачнее?

Элль зашла в ванную и нашла свое вчерашнее платье в углу смятым комком. Даже не стала принюхиваться, заведомо зная, что фиалками или розами там и не пахнет. Не удивилась бы, заведи ее дурманный лабиринт в сточную канаву. Посвящать Эллиота во все события и открытия прошедшего вечера она не стала, ограничилась прозаичным: «Мне нечего надеть». Эллиот на это лишь закатил глаза.

— Не самое удачное время, чтобы строить из себя мамзель.

Вместо ответа девушка протянула ему свой наряд. Эллиот даже руки к себе прижал, лишь бы не касаться ткани.

— Допустим, — только и сказал он. — Возможно, это и к лучшему. Где здесь ближайший магазин готового платья?

Ирвин неопределенно пожал плечами.

— Кажется, на углу.

— Вычту из твоего жалованья, — объявил мужчина Элоизе и круто развернулся. Элль бросила ему вслед:

— А мне, может, не нужно…!

— Нужно, — отрезал Эллиот. — Хоть своими руками исправлю это недоразумение.

Он провел кончиком трости в воздухе, так что оставалось только гадать, что именно помощник Летиции считает недоразумением: ситуацию с платьем, вкус Элоизы в одежде или сам факт ее существования. Элль так и подмывало спросить, чем же она так испортила Эллиоту жизнь, но желание разбивалось о понимание, что ответ, как мы он ни был, не имеет смысла. Вот уже год Эллиот пресекал все ее попытки улучшить отношения и, кажется, даже оживился и расцвел, когда она начала язвить ему в ответ. Элль и сама чувствовала прилив бодрости после их стычек.

Возможно, людям нужно в жизни не только кого-то взаимно любить, но и кого-то взаимно недолюбливать?

Эллиот скрылся за дверью. Девушка попробовала вернуться к нехитрому завтраку, но аппетит пропал. Сжавшийся желудок впускал в себя только остывший кофе.

— Я могу поехать с тобой, — предложил Ирвин.

Элль посмотрела на него и отмахнулась.

— Не нужно. Лучше, пока меня не будет, навести снова нашу Пенни Лауб. Это на ее леденцы обратил внимание тот рыжий из участка.

— И тем же дурманом воспользовался отравитель, — продолжил мысль Ирвин. Элль кивнула. — Думаешь, он действует не один?

— Возможно. Не хочу знать, чем этот мерзкий тип мог очаровать старушку, — попыталась пошутить она и застыла. — Хотя…

Сын хозяйки подполья, охваченный революционными идеями, миловидная старушка-алхимик с кучей денег и отсутствием других наследников, а также журналистка, которая изо всех сил старалась разоблачить Летицию Верс. Пока Летиция нежно держала подполье в своей железной хватке, а Амаль гнала в ее капкан все больше алхимиков, кучка отщепенцев готовила их свержение.

У Элль аж голова закружилась от открывшегося ей масштаба проблем. Хотелось верить, что это еще не выветрившийся из крови дурман. Не могло все быть настолько плохо.

— Элль, — окликнул ее Ирвин. Оказывается, он уже какое-то время звал ее и махал рукой. Девушка перевела на него взгляд и с полной ответственностью заявила:

— Мы в заднице.

— Чего? — не понял детектив, но точнее девушка ответить не могла.

Ее захлестнула тревога. Все тело напряглось, хотелось куда-то бежать, сделать все, что угодно, лишь бы остановить несшийся на них ком проблем.

Летицию Верс хотят свергнуть. Что дальше? Передел подполья? Новая война банд? Еще больше запретов для алхимиков? Как Элль ни пыталась представить себе картину будущего, выходило хуже некуда.

Девушка поднялась из-за стола и принялась ходить из стороны в сторону, периодически запуская руки в волосы. Хотелось кричать. Пнуть что-нибудь, желательно без риска сломать ногу. А главное, понять, почему именно на ней свет клином сошелся так, что она оказалась прямо в эпицентре этих исторических событий. Неужели боги не могли пробудиться ото сна и остановить это безумие?

Стоп…

Уставшее бешено колотиться сердце будто само приказало ей взять передышку.

Кто вообще сказал, что Элль сама должна спасать их бренный мир. Их подполье, их устоявшийся порядок. Что, если это шанс для Элль наконец-то стать свободной? Просто дождаться, когда этот круговорот закрутится достаточно быстро и начать грести в противоположном направлении.

Это уже больше напоминало план и манило своей понятностью. Не так уж много и нужно. Просто перепрятать отложенные деньги и в правильный день купить билет в один конец, когда ветер перемен только начнет задувать в переулки Темера. Потом сесть на паром и вернуться на Архипелаг, в Галстерру. Летиция будет слишком занята защитой своего королевства, чтобы ловить беглянку, а когда у нее появится время на это — если появится вообще — Элль будет уже далеко от всех проблем. Начнет все заново. Может, даже не будет афишировать, что она алхимик. Устроится на какую-нибудь неприметную работу, а в свободное время будет заниматься поисками лекарства от своего «недуга». Кто знает, может, когда-нибудь она сможет найти решение, и тогда по вечерам ее будет ждать кто-то, не вызывающий ледяного безразличия, отторжения или хотя бы чувства вины за то, что она ничего не может дать в ответ. Она будет любить, отдавать, искать нежности и делиться ею. Каждый день. Каждую минуту. Как бы ни было трудно временами.

Девушка едва ли не приплясывала от таких перспектив.

Ирвин невольно потянулся к ее чашке кофе и принюхался. Помотал головой. Кофе был совершенно обычным. Отчего же девушку так колбасило?

— Элль, — осторожно окликнул ее молодой человек. Элоиза неохотно вынырнула из потока собственных мыслей.

— Да?

— Ты не закончила мысль, начавшуюся с «мы в заднице», — напомнил он.

— А, точно, — Элль принялась было перебирать волосы, чтобы хоть в какое-то действие выплеснуть напряжение, но быстро взяла себя в руки. Сцепила пальцы за спиной, покачнулась на мысках, вытянула шею, выглядывая куда-то в окно. — Показалось. Перенервничала.

Ирвин с трудом удержал на месте рвавшиеся наверх брови. Прошла всего какая-то минута, а в лице и позе Элль не было ни отчаяния, ни обреченности. Можно было, конечно, связать это с женской натурой, но Ирвин — хоть и любитель простых решений — был неплохим детективом. Тут дело было в чем-то другом.

— Есть что-то, что мне нужно узнать? Прежде, чем ты уедешь к госпоже Верс.

Элль открыла было рот, но осеклась. Что, если Ирв передаст ее догадки капитану Гану, а тот, в свою очередь, решит, что им нужно во что бы то ни стало спасти госпожу Верс? Тогда они просто, как всегда, избавятся от проблемы без лишнего шума, и не случится ничего: ни передела подпольных владений, ни шквала проблем и бед у их непоколебимой королевы, ни возможности сбежать для Элль. Ну уж нет, достаточно бед принес ей Темер в целом и семейство Верс в частности. Пусть варятся в своем котле семейно-политической драмы, а у Элль планы и желания простые — пожить наконец-то.

Поэтому она улыбнулась и пожала плечами.

— Думаю, нам еще стоит проведать невесту, которую я видела вчера. И еще кофейни при гадальный салонах, — она почесала голову. — Но возможно это не связано с делом. А новых жертв «Поцелуя смерти» пока не было?

Ирвин лишь пожал плечами, как вдруг в дверь квартиры яростно забарабанили. На пороге оказался констебль.

Запыхавшийся и красный, он привалился к косяку и чуть не повалился на Ирвина, когда тот открыл дверь.

— Детектив, обнаружены новые жертвы по вашему делу. В квартале Рек, тут рядом.

— Твою ж… — Ирвин схватил куртку и обернулся к Элоизе. Девушка лишь развела руками. Словно по заказу, за спиной у констебля вырос Эллиот. Слегка отодвинул служителя закона в сторону и прошел в квартиру, с упоением игнорируя возмущенные взгляды. Протянул Элоизе объемный бумажный пакет.

— Живо приводи себя в порядок и поехали.

***

Автокэб трясся и громыхал, но все же продирался через запруженные людьми улицы квартала Рек. Элль с уверенностью могла сказать, что такие толпы здесь были редкостью. Люди толкались, вертели головами, передавая друг другу обрывки слов. Мимо них, прямо по проезжей части, проносились констебли и журналисты с блокнотами в руках. Все бежали к особняку, над которыми траурной вуалью собрались тучи. Весь город затягивало сизыми облаками, воздух стал тяжелым и влажным, готовый вот-вот прорваться и пустить стремившийся на мостовые дождь. Люди на улице то и дело поднимали взгляды наверх и нетерпеливо ежились. Всем хотелось разжиться свежими новостями прежде, чем ливанет, чтобы потом за стаканом чая или чего покрепче обсуждать городские сплетни с менее везучими товарищами.

Виданное ли дело: дочку заклинателя камня из Верховной коллегии убил в алхимическом угаре ее жених, а затем труп одного из них оказывается в канале. В том, жених это был или невеста, городские сплетники никак не могли согласиться. Так это все случилось еще и поутру, в начале рабочего дня, когда простые труженики добирались до своих мастерских, мануфактур и лабораторий. Если приоткрыть окно автокэба, то можно было расслышать, как эти самые труженники сетуют на распоясавшуюся молодежь: «Они же когда из окон бросаются, не думают ведь, что могут движение по каналам перекрыть. Что люди на работу опоздают, будут объяснительные писать». Но были и те, кто вполголоса и даже громче рассуждал о том, что надо бы изгнать из Темера алхимическую гниль, как это был при Реджисе. На них оборачивались, но от этого говорящие только громче извергали из себя слова. Временами нецензурные.

Эллиот закрыл окно автокэба и задернул штору. Грохочущая махина здорово распугивала зевак, и Элль, как бы ни недолюбливала это чудо техники, закупленное с Архипелага, была благодарна целителю. Не хватало им еще оказаться на виду у разгневанной толпы, слишком возбужденной, чтобы хоть что-то воспринимать адекватно. Девушка подтянула новые перчатки, сжала и разжала пальцы, привыкая к ощущениям. Перчатки-то сидели как влитые, но вот внутри все ворочалось от смеси тревоги и предвкушения. Если она действительно все правильно поняла, то скоро — буквально вот-вот — сможет оставить это все. Сбежать и не сомневаться, что Летиция не дотянется до нее.

Она даже слегка улыбнулась. Мечтательно, совсем как девчонка. Благо, целитель отвернулся к закрытому окну, всем своим видом показывая, что его вообще мало беспокоит состояние Элоизы. Элль вновь вцепилась в ткань перчаток. Потом принялась поправлять манжеты блузки. Попробовала вдохнуть, но пояс юбки туго давил на талию, и девушка боялась переусердствовать с телодвижениями, чтобы случайно не повредить дорогую одежду.

Купленный Эллиотом наряд — светлая блузка, юбка цвета морской волны и темно-серая, как грозовое небо, мантия — ощущался на теле, как доспехи. Дорогие, только отлитые, сверкающие на солнце полированными изгибами. Возможно, дело было просто в знании, сколько может стоить даже готовое платье в квартале Рек. Но Элль все равно было не по себе, как будто она опять изображала кого-то. Когда-нибудь это ведь должно было закончиться?

— Значит, ты встретила нашего Доминика? — наконец, хмыкнул Эллиот. Элоиза кивнула. — Ясно. Должен тебя предупредить, госпожа Верс была уверена, что твой изъян позволит тебе без промедлений задержать его.

— Возможно, госпоже Верс стоит взять дело в свои руки и самостоятельно прочесывать улицы в поисках своего ненаглядного сыночка, — скривилась девушка. Эллиот усмехнулся.

— Материнское сердце слабо и ранимо. Велик шанс, что она не удержится и вновь попытается его спасти.

— Не этого ли она хотела?

— Я могу лишь догадываться о том, чего желает наша госпожа. Но я скажу тебе так, дорогая Элли, пока что госпожа Верс озабочена лишь тем, чтобы защитить как можно больше алхимиков. А Доминик вставляет нам палки в колеса. Для всех будет лучше, если он исчезнет. Особенно для госпожи. Слишком много разочарования он принес ей.

Элль вопросительно вскинула бровь.

— Это госпожа Верс тебе сказала?

Целитель раздраженно скривился и замахал на нее рукой.

— Госпожа не имеет привычки доверять семейные дела кому-то кроме членов семьи. Ты для нее ведь стала почти родственницей. По сути, заняла место Доминика. В твоих интересах, чтобы он не возвращался в родительский дом. Думаю, и госпожа Верс со временем скажет тебе «спасибо».

— Я в этом сомневаюсь.

— Ну, ты ведь не знаешь ее так долго, как я, — польстил сам себе целитель. Элль чудом не закатила глаза. Эллиот же начал входить во вкус со своими нравоучениями. — Кстати, о нашем молодом детективе. Он парень славный, но, насколько я понял из встреч госпожи Верс и капитана Гана, не очень-то перспективный. В лучшем случае останется до старости лет на вторых ролях. Так что советую приберечь свое очарование.

Элль поджала губы.

— Может, вам еще сплясать?

— Это для твоего же блага.

— Какого блага? Будете указывать мне, под кого лучше ложиться, чтобы зимой не мерзнуть, когда будут очередные перебои с отоплением? — вспыхнула Элоиза.

— Ладно, это для общего блага. То, о чем я говорю, Элли, это политика. Как игра в шахматы. Но только с участием людей. А знаешь, дорогая Элли, что происходит, когда ответственное дело доверяют людям? Они все портят. Влюбляются, привязываются, и весь идеальный план летит в Бездну. Но ты… ты можешь сделать все идеально. Как тонко отлаженный механизм без единой слабости.

— То есть вы с Летицией считаете, что если я не могу любить, то мне как раз плюнуть использовать человека? Или предать его? — Элль усмехнулась, но это было скорее от нервозности, чем от веселости. Не мог же Эллиот всерьез так считать. Ему, как целителю, было известно больше о возможностях человеческого организма. И, как у всех целителей, у него был специфический юмор, который Элоиза осваивала до сих пор. Но в этот раз он не шутил.

— А что ты теряешь? Уважение ближнего своего? И давно ли оно тебе нужно, дорогая моя? Ты не нуждаешься ни в ком. Ну, насколько я могу сказать по результатам обследований и заполненным тобой опросникам. Летиция вообще изначально хотела сделать тебя своей наемной убийцей, но я убедил ее, что твои данные больше подойдут для управления бизнесом.

Стало совсем уже мерзко и тошно. Захотелось влепить Эллиоту пощечину за этот снисходительный тон, за выражение лица, будто Элль теперь должна была рассыпаться перед ним в благодарностях. Да за кого они ее принимали? Будто крысу, ее вели по лабиринту, постоянно меняя узор коридоров. Тело налилось тяжестью, ей казалось, что все это — расследование, Доминик, отравления — стало далеким и неважным. Это никогда не было ее борьбой. Она была простой девушкой, которая приехала в родной город в надежде найти любовь и лучшую жизнь. Не преуспела ни в одном из начинаний, так еще и позволила загнать себя в политические игры.

Элль сцепила зубы, изо всех сил давя взметнувшийся в груди гнев. Воздух вокруг нее едва ли не искрил от напряжения. Эллиот впился в ее лицо взглядом и довольно ухмыльнулся.

— Вот только не надо драмы, моя дорогая. Мы все прошли через это, и поверь, тебе легче, чем многим. У тебя уже есть наставники, готовые помочь. Защитить. Направить, если нужно. От тебя так-то ничего не требуется, просто делай то, что тебе говорят.

— Вот как? — Элоиза повернула голову и криво улыбнулась. Тело перекосило от напряжения, кровь шумела в ушах, бурлила в венах. Девушке даже показалось, что время потекло медленно. Достаточно, чтобы дать ей несколько секунд форы, пока Эллиот не догадался, что она собиралась сделать.

Элоиза вцепилась в ручку двери и резко дернула на себя. В салон хлынули шум, запах дыма, серый рассеянный свет. Мимо смазанными пятнами проносились люди, замедлявшие шаг, чтобы посмотреть на сумасшедшую, додумавшуюся распахнуть дверь на полном ходу.

Эллиот отшатнулся к противоположной двери, оглушенный шумом. Элль вцепилась в раму, все тело напряглось, замерло, сопротивляясь опасному прыжку, но оставаться было опаснее. Элль глотнула горький от выхлопов воздух и вытолкнула себя наружу. Благо, автокэб сбавил ход перед образовавшимся в конце улицы затором. Удар откликнулся звенящей болью в ногах, прокатился волной до затылка, и Элоизе показалось, что позвоночник вот-вот рассыплется на осколки и сама она развалится, как битая ваза. Но нет, устояла. Пришлось резво перебирать ногами, чтобы не рухнуть на мостовую. Зеваки, наблюдавшие за этим кульбитом, расступились от греха подальше и принялись вертеть головами в попытках понять, что же происходит.

Эллиот высунулся из автокэба и кричал вслед Элоизе, приказывал вернуться, но девушка упорно прокладывала себе путь через толпу. Крики Эллиота становились все тише. А люди поблизости, наоборот, махали руками, подсказывая девушке, куда свернуть, чтобы оторваться от преследователя. Элль кивала, а в груди клокотал безумный смех.

Свободна!

***

Ирвин, сколько бы смертей ни видел, все равно невольно прикрыл глаза в надежде, что кровавое месиво в некогда аккуратной гостиной не успеет отпечататься у него под веками. В комнате лениво бродил коронер, как сонная зимняя муха он останавливался то возле начавшей схватываться кровавой лужи на полу, то возле пятен на стене, то возле обломков каменного барельефа над камином. Заметив Ирвина, он указал на сколотый мраморный декор:

— Пострадавшая — заклинательница.

— Похоже, — кивнул Ирвин. Страшно хотелось закурить, но он предчувствовал, что один вдох табачного дыма станет сигналом для ворочавшейся под горлом тошноты.

— Она даже попробовала сбежать, — коронер указал на окно. — Выбросилась со второго этажа, умерла уже в воде. Потеря крови, спазм мышц или просто воды наглоталась — это вскрытие покажет. Даже больше скажу…

Он подвел детектива к укрытому простыней телу и приподнял ткань. В объятиях смерти дремал молодой человек, которого при жизни нельзя было назвать иначе кроме как «холеным». Чувствовалось, что жизнь ласкала его всеми благами, а теперь он валялся изломанной куклой с пробитым черепом, в котором застрял кусок мрамора.

— Это она его?

— Отбивалась. Дивная девица. Гору могла с места сдвинуть, а все одно — ради какого-то прощелыги рисковать. И на что они все надеются?

Ирвин бы с радостью ответил что-то едкое, достаточное, чтобы закончить эту беседу о непредсказуемости женщин, их характеров и желаний. Подобные разговоры наталкивали заклинателя на мысли об Элоизе, и нервозность разливалась по телу, как зуд. Когда все только начиналось, Доминик говорил, что его бывшая невеста — стервозная девица, готовая продаться подороже за чувство собственной значимости. Он раз за разом пересказывал, как Элоиза предала их идеи ради сытой жизни под крылом Летиции, и скрежетал зубами, колеблясь от жгучей ненависти до неожиданно вспыхивавшей нежности, с которой он вспоминал о своей «милой, доброй, ласковой Элли» — какой он запомнил ее в начале. И тут же, сморгнув пелену воспоминаний, он принимался ругать ее на чем свет стоит за ту ночь, когда она не дала ему умереть во время инцидента в лаборатории. Ирвин слушал и кивал. Ему в общем-то было все равно — куда больше его беспокоила его новая жизнь после смерти, вспышки голода и то, как легко мог управлять этим голодом Доминик.

Но вот, он узнал Элль. Видел ее каждый день и не мог найти ничего общего с образом, который описывал Дом. Перед собой он видел просто одинокую девушку, которой жизнь столько раз отвесила щедрых пинков и тычков, что она просто не верила, что все могло быть иначе. И Ирвину становилось ее жалко. Искренне, по-человечески — насколько это вообще может чувствовать оживший мертвец — жалко. А еще что-то в нем стремилось к Элль. Ему нравилось, когда она была рядом, хмурилась, язвила. Смотрела на него, как на обычного живого парня. Но если она сама докопается до всей истории с «Поцелуем смерти»...

«И что ты тогда сделаешь?» — спросил детектив сам себя. Ирвин не знал. Наверное, ему хотелось бы предупредить ее. Или наоборот, запутать ее еще сильнее, чтобы она ни в коем случае не вышла на Доминика Верса вновь — хоть это и невозможно. Если Ирвин не справится, его оставят разлагаться и тут у него будет несколько вариантов: запереться в каком-нибудь подвале, перетерпеть голод и дождаться, когда от него останется куча костей, либо поддаться голоду и ходить чудовищем по подворотням, нападая на тех, кто горит жизнью ярче других. И в том, и в другом случае исход одинаковый — тяжелое одиночество и так и не найденный ответ на вопрос «Кто убил детектива Ирвина в первый раз?».

Внутренний голос отдался гулким эхом под сводом черепа, но Ирвин не успел довести мысль до конца. Из соседней комнаты раздался хруст крошащегося камня и крики полицейских, почти полностью растворившиеся в животном реве. Ирвин готов был поклясться, он решил, что почтенные жители квартала Рек настолько пресытились богатством, что завели в качестве питомца перепончатого медведя, но двери распахнулись, и на пороге возник обычный мужчина.

Обычный ослепленный болью потери, готовый уничтожить все на своем пути мужчина в наспех накинутой сизой мантии представителя Верховной коллегии. Она-то и отпугнула полицейских, которые должны были удерживать скорбящего подальше от места преступления, — по крайней мере, пока Ирвин и коронер не соберут всю возможную информацию.

— Где он?! — взревел мужчина, брызжа слюной. Это был здоровяк на две головы выше Ирвина. Трудно было сказать, сколько ему лет — крепкое телосложение и крупные черты ясно давали понять, что до старческой немощи почтенному господину еще далеко. Он не обращал внимания на полицейского, повисшего на его плече, будто тот был мухой. Каштановые волосы едва тронула своим ледяным касанием седина, и только глаза никак не соответствовали его пышущему здоровьем и яростью облику. Они были застывшими, как у мертвой рыбы, для которой лежание на прилавке наконец-то обернулось блаженством смерти.

— Господин, прошу вас, — Ирвин шагнул было ему наперерез, но тут же вернулся на прежнее место, решив, что целее будет.

Отец жертвы, господин Лерой Шарп, старший советник Верховной Коллегии, проигнорировал детектива и направился к укрытому простыней телу. Сорвал покров и замер, как изваяние, сверля мертвеца взглядом. Несколько мгновений он не двигался, а затем отклонился назад, будто ему выстрелили в грудь, запрокинул голову и, обнажив зубы, расхохотался.

— Ну, сукин сын! Все-таки получил от нее напоследок! Скотина, — плюнул на мертвеца, пнул его напоследок и развернулся.

— Сэр, прошу вас, — подал голос коронер. Ирв даже удивился. Обычно в случае опасности коронер и сам пытался уподобиться трупу.

Лерой Шарп обернулся и смерил коронера взглядом.

— Я в своем доме! Вы не имеете права указывать мне.

— И все-таки побойтесь богов, — вздохнул Ирвин, понимая, что стоит вмешаться. Реплику получше он придумать не успел, и его слова попали прямо в цель. Лерой перевел на него взгляд, полыхающий алым из-за полопавшихся сосудов.

— Если бы боги были, они бы сделали так, чтобы этот ублюдок не рождался, — выпалил мужчина, но его плечи опустились, будто вспышка ярости выжгла в нем последние силы.

— У меня есть пара вопросов, — только и сказал Ирвин. — Можем поговорить в другой комнате?

Господин Шарп кивнул и жестом приказал следовать за ним. Они расположились в небольшой комнате для курения. Окна здесь были плотно занавешены, камин не топился. Единственное зеркало над каминной полкой было покрыто сетью трещин, расползавшихся ровно от центра. На полу лежал комок ткани, которой, должно быть, занавесили зеркало, и в черных складках, как звезды в ночном небе, блестели осколки стакана. Лерой прошел прямо по ним, рухнул в кресло и тут же отвел руку влево, чтобы схватить графин с вином.

Опытные детективы говорили, что, поработав достаточно времени, перестаешь обращать внимание на горе свидетелей, родственников, друзей. Но Ирвину все-таки было жаль этого человека, получившего огромную власть и влияние и потерявшего любимую дочь в собственном доме. Детектив хотел провести опрос как можно быстрее, чтобы не растягивать пытку для господина Шарпа, но тот будто сам хотел помучаться. Поэтому тянул с ответами, язвил, либо отвечал так пространно, что Ирвину приходилось вытягивать из мужчины слово за словом, пока не получится что-то внятное.

Оказалось, что Шарпа дома в ту ночь не было. Он уехал по делам — как выяснилось, к любовнице, которую поселил в квартале Озер. Не хуже Рек, но довольно далеко. Госпожа Шарп же отправилась проведать больную мать, насчет которой даже опытные целители разводили руками. В общем, драгоценная дочь, клявшаяся, что посвятит вечер упражнениям за роялем, осталась предоставлена сама себе и, видимо, решила устроить тайное рандеву с «гребаным подонком». О желании дочери стать супругой этого подонка господин Шарп знал, и даже сам подсуетился, чтобы юноше сосватали какую-нибудь старую деву с неплохим приданым и бедными родственниками, которые будут готовы пареньку руки целовать лишь за то, что он сочетался с их дочуркой узами брака. Как бы ни был мистер Шарп убит горем, своим планом по расстройству личной жизни дочери он гордился. Когда в графине остались считанные глотки, он уже с горькой усмешкой рассказывал, что своими руками дал парню конверт с деньгами, которых хватило бы, чтобы после медового месяца купить домик где-нибудь подальше от Темера. И это не считая приданного «старой девы», которое тоже взялось из кармана господина Шарпа.

Ирвин записывал, прикладывая все усилия, чтобы сохранять невозмутимое выражение лица. Брови так и норовили взметнуться куда-то в сторону затылка, и чем сильнее пьянел господин Шарп, чем глубже он погружался в пучину собственного страдания, тем сильнее детективу хотелось встряхнуть его и вернуть в сознание. Но так нельзя. Это непрофессионально. И уж тем более не стоит говорить о том, что человек, перешагнувший порог смерти, уже глух к страданиям своих близких. Они остаются одни со своей болью и виной и могут пествовать ее столько, сколько угодно. А умерший останется в непроглядной темноте наедине со своими кошмарами.

Ирвин откашлялся, прерывая этот поток мыслей, а потом обратился к господину Шарпу.

— Господин, я понимаю вашу ситуацию и ужасно сожалею.

— О-о-о, — осклабился Лерой Шарп. — Это я ужасно сожалею о вашей ситуации.

Его глаза лихорадочно блестели, а уголки губ дергались, постепенно расползаясь в улыбку.

— О чем вы? — попытался сохранять невозмутимость Ирв.

— О том, что наша доблестная полиция так и не смогла поймать ублюдка, создавшего «Поцелуй смерти». А люди продолжают умирать! Не просто люди — моя дочь! — он повысил голос, но после надрывного «дочь» снова заговорил тихим, рокочущим голосом. — Поверьте, я этого просто так не оставлю. Я сделаю так, что в Темере не останется даже памяти об алхимиках и их преступлениях.

«Твою ж мать», — только и подумал Ирвин.