Осколки

Глава 8

— Какие люди в нашей богадельне! — воскликнул Шон, как только переступил порог отдела. Ирвин, сидевший у окна, встрепенулся и как бы случайно прикрыл недописанным отчетом папку с делом номер сорок два — его прошлым делом, которое теперь передали Шону.

Да, Ирвин вел его не очень старательно и сам был бы рад соскочить, но вот незадача — он точно помнил, что умер из-за этого расследования. Его убили, а сегодня к двери квартиры подбросили воробья со свернутой шеей. Возможно, в ближайшее время стоит задуматься о переезде, но пока Ирвин точно решил разобраться как следует в случившемся. Причин было предостаточно.

Он перечитывал дело уже в восьмой раз. Рассматривал свои заметки и дополнения Шона, в надежде уловить что-то новое. Что-то, чего он прежде не замечал в силу невнимательности или желания отделаться от работы. Надо было отдать Шону должное — он взялся за дело основательно и скрупулезно дополнял заметки и отчеты Ирвина, которые тот вписывал как боги повелят. И все-таки не было ничего, за что зацепился бы взгляд. Ирвин уже собирался нести дело в архив, когда появился Шон — их самая ранняя пташка.

Простой парень из квартала Ливней. Родители ничем не отличились ни при Реджисе, ни до него, ютились в тесной квартирке в покосившемся домике и ужасно гордились сыном, которому удалось выбиться в люди. Как-то в курилке Шон сказал, что пошел служить в полицию, потому что у его семьи мошенники выманили деньги на покупку дома, да еще и навесили на них долгов, а полиция только развела руками. Нормальный парень, с принципами и упертостью барана, явно метивший на место капитана, чем вызвал у Джеймса Гана уважение и готовность всячески помочь. Полная противоположность Ирвина, которого пропихивали в отдел, используя все связи.

— И тебе привет, — заклинатель воды поднялся со своего места и пожал Шону руку. Тот удивленно посмотрел на коллегу.

— Не выспался? — но на рукопожатие ответил. Ирвин пожал плечами. — Как продвигается твое дело о смертоносных любовниках? Слышал, капитан подыскал тебе внештатного консультанта.

— Потихоньку, — отмахнулся Ирв. — Повторно опрашивали свидетелей.

Он без особых подробностей пересказал вчерашнее турне. Шон слушал, кивал, а уголки тонких губ то и дело приподнимались в плохо сдерживаемой насмешливой улыбке. Такой, которую иногда хочется кирпичом стереть.

— Просвета пока не видно, — констатировал заклинатель пламени.

— Похоже на то, — кивнул Ирвин, а внутри заскреблось неприятное чувство, как будто пока он разбирается с чередой нелепых случайностей, пусть и с жуткими последствиями, остальные занимаются настоящими расследованиями. Раньше его бы это не беспокоило, но сейчас покровительственная усмешка Шона заставляла сжимать кулаки.

— И как? — спросил заклинатель огня с вежливым участием. — Уже обнаружили, кто мог бы заниматься распространением?

Ирвин пожал плечами, не горя желанием рассказывать, что дальше его путь лежал в гадальные салоны. План был намечен безукоризненно — салоны, потом спуск в подполье к другим запутанным схемам Летиции. Потянут за одну ниточку, а дальше… От одной мысли об этом в груди заворочалась совесть. Еще ее тут не хватало.

Не успел он придумать, как перевести тему, в участок зашел Стенли. Вернее, первым зашла его кружка кофе, пахнущая гарью и жженой резиной, потом величественно вплыл живот, а затем и все остальное тело.

— О, какие люди, — хохотнул он, глядя на Ирвина. — Пытаешься реабилитироваться?

Заклинатель воды скрежетнул зубами, и несколько горячих капель кофе выплеснулись на руку Стенли. Толстяк зашипел сквозь стиснутые зубы и поставил чашку на стол, оставляя кофейные круги на дереве.

— Да чтоб меня…

Шон рядом тихо хмыкнул и похлопал Ирвина по плечу.

— Покурим?

Ирв зачем-то согласился.

Плотный утренний туман постепенно рассеивался, открывая вид на канал, по которому туда-сюда сновали речные трамваи. Весна только начала вступать в свои права, но с каждым днем воздух становился все теплее, а прохожие все чаще расстегивали куртки, плащи и мантии, готовые ощутить первые капли тепла.

Шон с благодарным кивком принял у Ирвина сигарету и привалился к стене участка.

— Не обращай внимания на Стенли. Он вчера чуть не поймал карманника, но не смог его догнать, — сказал он наконец. Ирвин кивнул. — Кстати, если захочешь продолжить заниматься делом о торговле людьми в игорных домах, то я с радостью приму твою помощь.

Прозвучало так благодушно, что аж тошно стало. Ирвин недоверчиво посмотрел на Шона, а тот лишь вскинул брови.

— Что? Если бы мое дело передали, я бы места себе не находил. Даже если бы это было заслуженно…

— Со мной произошел инцидент, — процедил Ирвин. Он так никому и не сказал, что случилось на самом деле, для коллег он сочинил рассказ о том, как его опоили и выбросили в канал. Но сотрудники отдела выработали свою версию, по которой Ирвин сам напился и пропал на несколько дней, переборщив с «прикрытием». Притон, о котором он рассказывал, за три дня превратился в заброшенный подвал, где ничего не намекало на присутствие людей, и расследование буквально пришлось начинать заново. Ирвина не выгнали и не перевели в какой-нибудь квартал Луж только из уважения к его семье — от этого становилось совсем тошно.

— Я тебе верю, — сказал Шон. — И я всегда на твоей стороне, дружище. Если нужна будет какая-то помощь, ты обращайся. Взгляд со стороны не бывает лишним.

— Это точно, — кивнул Ирв, про себя думая, как бы вернуть дело в архив прежде, чем Шон отправится за ним.

К счастью, в курилку вышли Стенли и секретарь Вайс, и у Ирвина появилась возможность незаметно покинуть гикающую компанию, обсуждающую свежие новости. Он вернулся к своему столу, поднял исписанные листы и замер. Папка с делом пропала.

«Просто охренительно», — только и подумал он.

***

«Просто охренительно», — подумала Элль, сидя в приемной гадального салона. Внешне место напоминало кафе. За прилавком неодаренная девушка с пышным хвостом и множеством позвякивающих браслетов варила кофе на песке и подавала напиток дорогим гостьям.

Несмотря на то, что салон только открылся, зал уже был битком. На обитых синим бархатом пуфиках и за низкими столиками сидели женщины: студентки и благородные дамы, почетные матроны, теребящие вышитые бисером сумочки, торговки и сверкающие помолвочными браслетами невесты. Все пришли в салон, чтобы заглянуть за завесу того, что им было и так известно. Все невольно косились на Элль, на мантию служительницы храма Рошанны. Не то, чтобы вера запрещала им посещать подобные места, просто считалось, что лучше и быть не может, если уж ты нашла место под крылышком богини. Не нужно мучаться, наскребая деньги на съемную квартиру или взнос в банке, не обязательно выходить замуж — служение полностью покрывает долг перед обществом. Храм был мечтой многих, кто желал сбежать от суетливой жизни в погоне за деньгами, одобрением или просто своим местом. Вот только Элль этого не выбирала.

— Я вчера провела тут целый день, — рассказала белокурая невеста, сидевшая за соседним столиком и мелкими глотками цедившая кофе.

Она не обращалась к кому-то конкретному, просто облегчала душу в надежде, что хоть кто-нибудь ее услышит. И Элль невольно повернулась на звук ее высокого, немного писклявого, голоса. Девушка тут же восприняла это как предложение продолжить.

— Госпожа Фортуна сама выбирает, кому предсказывать будущее. Хоть целый день сиди, она может и не взглянуть на тебя. Вот уж выскочка, — фыркнула невеста. — Вчера со мной за столиком сидела девушка, она пришла еще до открытия и сидела до последней минуты. Ей было очень важно узнать, не женится ли ее суженый на ней из-за наследства. Ушла вся в слезах, бедняжка. Как будто сама не знает, что это действительно так!

Невеста раскрыла веер и принялась обмахиваться. Она оказалась заклинательницей ветра, к тому же достаточно сильной — два небрежных взмаха разогнали теплый пропитанный ароматом кофе воздух. Блаженная свежесть продержалась недолго. В нос Элль ударил приторный запах, напоминавший леденцы из роз, сахарную вату и переспелые персики. Слишком сладко, до тошноты. Все в нежданной собеседнице было «слишком сладким»: мягкие золотистые волосы, высветленные по моде Галстерры, улыбки, высокий голос, снисходительный взгляд. Как будто ее оскорбляло пребывание в зале ожидания, но она решила повернуть ситуацию в свою пользу и теперь делала вид, что это всем остальным повезло оказаться в ее присутствии. Возможно, в своих пропахших пудрой и помадой фантазиях она рисовала не только безупречный день свадьбы, но и то, как девушки и женщины, которым не повезло родиться с серебряной ложкой во рту, будут льнуть к ней в надежде уловить хотя бы отблеск богатой жизни.

«Чем больше ты узнаешь, тем лучше», — напомнила Элль себе и перешагнула через собственную неприязнь.

— А зачем здесь вы?

— О, я? — девушка еще пару раз обмахнулась, как будто специально окружая Элль своим запахом. — Я желаю узнать, сколько детей будет у нас с будущим мужем. Мой отец дарит нам дом на свадьбу, и я хочу заранее знать, сколько детских понадобится.

Элль вскинула брови и растянула губы. Про себя она надеялась, что на лице удалось изобразить удивление вперемешку с искренней радостью, на которую только может рассчитывать совершенно незнакомый человек. На самом деле, Элоиза просто старательно растягивала свои черты во все стороны, чтобы через них не проступила гримаса зависти и готовности проклясть эту счастливицу на этом самом месте.

— Как дальновидно, — с трудом выговорила Элль. — И давно стараетесь добиться встречи с госпожой Фортуной?

— Уже почти неделю, — невеста вздохнула так, словно сидение в уютном кафе за чашечкой кофе отняло у нее ужасно много сил. — Я уже думала о том, чтобы сходить в другой салон, но у госпожи Фортуны самые точные прогнозы и предсказания. И, говорят, что она не старается взять с клиентов, ну… лишнего.

— Не разводит на деньги, — перевела на человеческий язык Элль. Говорить на диалекте кабаков и подворотен было особенно приятно в компании этой фифы, Элоиза испытывала странное болезненное удовольствие от подчеркивания разницы между ними. Капризная девица, привыкшая получать все, что захочет, но все равно требовавшая большего — Элль бы с удовольствием посмотрела, как она проведет еще день в ожидании.

— Да, верно. А то моя знакомая ходила к гадалке в квартале Рек, спрашивала, когда ее возлюбленный сделает ей предложение. Так та проходимица окрутила ее на пять сотен сильверов, рассказала, что уже через три дня он явится к ней на порог с цветами и браслетом, встанет на одно колено, а под занавес лета они проведут самую красивую церемонию в храме Латиф. Но знаете, что? Он действительно явился через три дня с цветами, и сказал, что женится на другой! Видите ли, долг обязывает. Его отец пожелал более родовитую невестку. Может, он и сам имел виды на ту, другую… Кто его знает?

Невеста так бурно жестикулировала, что на ее хорошеньком высоком лбу выступила испарина, а щеки раскраснелись. Она с трудом глотала воздух между словами, туго стянутая корсетом, но все равно продолжала говорить, пока окончательно не выдохлась. Только после этого она опустила плечи, откинулась на спинку креслица и вновь раскрыла веер.

— Но моя подруга не из таких, кто сдается. Сами понимаете, заклинательница камня — сама как скала. Кстати, она сейчас ищет толкового алхимика, — понизила голос невеста.

Элль чуть не хохотнула. Так вот, к чему с самого начала были все эти охи и вздохи. Все знали, что в храме Рошанны служат девушки-алхимики. А их навыки обросли таким количеством легенд, что порой волосы на голове шевелились от удивления. Кто-то верил, что девушки наносили себе клейма из черной меди, запирая магию внутри себя, чтобы служить богине. А кто-то, наоборот, верил, что они опаивали прихожан зельями и устраивали оргии. Отчасти, благодаря второй истории в храме частенько появлялись молодые люди навеселе, но почти никто из них, разочаровавшись, не приходил во второй раз.

Элоиза не успела ответить, а девушка уже перегнулась через подлокотник и взяла ее руки в свои. От прикосновения даже через перчатки Элль поджала губы.

— Вам не обязательно давать мне ответ сейчас. Но, может, вы подумаете, или посоветуете кого-то, кто мог бы помочь в таком… деликатном деле? Зайдите ко мне как-нибудь, — невеста убрала руки и, порывшись в ридикюле, протянула Элль визитку с позолоченными завитками букв. Элль быстро пробежалась по надписи: «Сарма Тоуви». Прошлогодняя победительница парусной регаты — вот, почему ее лицо казалось Элль знакомой.

Девушка вежливо кивнула госпоже Тоуви, не чувствуя ни малейшего желания быть милой. По сути, госпожа-победительница-во-всем только что предложила Элоизе нарушить закон и подвергнуть себя риску. Особенно сейчас, когда на алхимиков снова начали коситься с опаской.

Довести свою мысль до конца Элль не успела — дверь в глубине зала открылась, и в проеме показалась закутанная в шали женщина. Высокая и смуглая, как большинство темерок, и широкоплечая, как портовый грузчик, с неряшливым пучком на голове, повязкой на глазу и множеством ожерелий, свисавших до самого живота, который госпожа и не думала скрыть корсетом. По залу пронесся благоговейный шепоток. Сарма Тоуви вытянулась в струнку и аж подпрыгивала на кресле, как ребенок, ждущий, когда родители убедятся, что он расправился с обедом, и разрешат ему сладкое.

Госпожа Фортуна — кто же еще? — обвела присутствующих взглядом. Особенно восторженные посетительницы стиснули ладони и прижали их к груди в немой мольбе, но единственный глаз женщины не останавливался ни на одной из них. Она выбросила руку и пальцем ткнула вперед.

— Ты, за мной.

Тычок пришелся ровно на Элоизу. Девушка на всякий случай обернулась, чтобы удостовериться, что госпожа Фортуна не ошиблась. Но знаменитая гадалка не отличалась терпением.

— Ты, алхимичка из храма. За мной.

И ушла в соседнюю комнату. Элоиза поднялась, запоздало ловя себя на ощущении, что у нее вспотели ладони, как у подростка. Видимо, общее возбуждение посетительниц все-таки передалось и ей. Она подобрала подол мантии и направилась следом за гадалкой, чувствуя, как оставшиеся позади девушки и женщины испепеляют взглядами ее спину.

Если в зале ожидания было светло и уютно, а воздух казался густым от запаха кофе и духов, то в кабинете госпожи все было с точностью наоборот. Казалось, что для проведения своих сеансов женщина приспособила гардеробную или подсобку, а может, бывшую ванную. Окон тут не было, а единственным источником света была свеча на застеленном цветастым платком столике. Повсюду стояли коробки, впухшие от вещей. Кое-где картон прорывался, и на пол вываливались кристаллы, книги, потрепанные тетради и шали. Пахло сыростью и пепельницей, которую давно не чистили.

Госпожа уселась за стол и достала портсигар.

— Итак, девочка, — голос у нее, напоминающий скрип наждачной бумаги, звучал одновременно заботливо и грозно. — На всякий случай предупреждаю, ты можешь спрашивать только про себя и свое будущее, прошлое или настоящее. Я не роюсь в грязном белье чужих людей, живых или мертвых.

— Хорошо, — кивнула Элль. Это усложняло всю ситуацию.

— Я вижу, что тебя сюда привели следы мертвецов. Сейчас их немного, но количество может меняться. И все-таки, оставь мертвецам их секреты, а в первую очередь разберись со своими, раз уж пришла.

«Надо было попросить Ирвина, он с ордером бы лучше справился», — вздохнула она про себя. Но, возможно… Удастся обогнать его сразу на несколько шагов?

— Найду ли я того, кто украл мое сердце? — спросила она, сминая промокшие изнутри перчатки. Она пыталась отвлечься, перебирая нити, что оплетали все вокруг, чувствовала их, но не могла подцепить. В узкой комнатушке они не были натянуты, как паутина, а постоянно двигались, будто волны.

— Давай без этого, — дернула ее госпожа Фортуна. — Без твоего колдовства. Тут только магия госпожи Фортуны.

Фортуна замерла. Вскинула бровь. Лениво стряхнула пепел, а свободной рукой сдвинула повязку с глаза. Под ней оказался жуткий шрам и светящаяся белизна, как будто в глазницу женщины загнали серебрящийся ночной туман. Элль коже почувствовала этот мерцающий взгляд на себе.

— Украл твое сердце? — хохотнула гадалка. — Девочка, чтобы заглядывать в будущее, нужно знать прошлое. Никто твое сердце не крал. Ты сама принесла его в жертву, а теперь пытаешься вернуть то, чем так неумело распорядилась. Вот только сердце — не хвостик у ящерки, само не отрастет. Тебе придется забрать его своими руками.

Элль сжалась, стиснула кулаки, пытаясь понять хоть слово из речи гадалки. В воспоминаниях всплыли образы. Семейная лаборатория Верс, формула, которую создала Элль, взрыв и пожар. Лицо, изрезанное осколками, и Доминик, оставшийся в огне. Она цеплялась за его руки. Тянула его за собой, прямо из плена пламени, пока не надышалась дымом и не потеряла сознание. А когда она пришла в себя, Доминика не было. Не было и ее формулы. Была только разъяренная Летиция, срывавшаяся на целителе, который менял повязки Элль. А еще пустота. Элль не сразу осознала ее, думала, что это просто шок от пережитого, но недели сменяли друг друга, а пустота никуда не девалась. Она больше не чувствовала ни одной привязанности. Еда, которую Элль обожала, не вызывала радости. Люди, которых она раньше называла друзьями, теперь виделись ей льстивыми, ненадежными, а другие — наоборот — чересчур навязчивыми. А прекрасные незнакомцы, расшибающиеся в лепешку в попытках флиртовать, не заставляли ее сердце трепетать, а щеки краснеть. Все чувства замолкли, вывернулись наизнанку.

— Ты, конечно, можешь и дальше обманывать себя попытками, — хмыкнула Фортуна, белесый глаз вертелся в глазнице, и Элль кожей чувствовала липкое прикосновение взгляда. — Только вот что проку? Никогда не будешь счастлива, если пустота не заполнится. Она будет жрать тебя изнутри, и чем сильнее ты будешь пытаться ее обмануть, тем острее будут ее зубы.

Элль поморщилась, слишком хорошо понимая, о чем говорит гадалка. В голове роились вопросы. Они плодились, как мухи на жаре возле мясной лавки, и руки начали трястись от азартного желания узнать что-то еще о своей жизни. Приоткрыть завесу знакомого и додуманного. Узнать о Летиции, о Доминике, об Ирвине…

Воспоминание о детективе заставило девушку осечься. С какого перепуга ей стало интересно его отношение? Ответ был очевидным: слишком уж щедр был молодой человек на внимание и комплименты, слишком открыто говорил о том, что хочет вновь ее увидеть и провести время в нерабочей атмосфере. Это было так непривычно, откровенно и дружелюбно, что Элль чувствовала себя совершенно безоружной, а от этого тревога и подозрения захлестывали ее с головой.

Она одернула себя, напустила скорбный вид робкой девицы с разбитым сердцем. В глубине души понадеялась, что полумрак станет ей союзником и добавит драмы.

— Где я найду этого человека?

Фортуна криво усмехнулась, тряхнула головой и отклонилась назад, барабаня ногтями по столу.

— Он сам найдет тебя. Но я бы на твоем месте не искала встречи с ним. Наоборот, бежала бы, как можно дальше.

— Почему?

Фортуна кивнула и задумчиво закурила. Теперь уже Элль подалась вперед, но женщина выставила руку, без слов приказывая остановиться.

— Задай другой вопрос, — приказала гадалка. На секунду Элоизе показалось, что белесый глаз засиял ярче.

— Но я хочу знать ответ на этот.

— Путь, выстланный мертвецами, ведет тебя к богам, и не мне предостерегать тебя на нем. Ты хочешь, чтобы я лишилась второго глаза из-за твоего любопытства?

Элль нахмурилась, не очень понимая, как это связано. В большинстве своем предсказательницы не были подопечными кого-то из Дремлющих богов. Фортуна явно считала иначе, и каждая черта в ее помятом возрастом лице говорила о том, что ее не переубедить. И все же Элль попыталась.

— Вы можете предотвратить новые смерти.

Уже произнеся слова вслух, она поняла, что звучит по меньшей мере жалко. Ухмылка Фортуны это подтвердила.

— Не могу. Будут еще. Малая жертва ради великого дела. Ты их не спасешь, — слова гадалки стали торопливыми, сбивчивыми. Она жадно глотала воздух, лишь затем, чтобы выдать новую порцию слов. — Никого не сможешь спасти, как было всегда, как будет во веки веков. Все, что тебе дорого, обернется против тебя, и виной всему станешь ты со своей глупой жертвенностью. Уже стала. Уже стала.

Она выпустила из пальцев окурок и вцепилась в свои волосы, развела руки, растягивая лицо, как дешевую маску. Из распахнутого рта вырвался крик, нелепый и леденящий душу одновременно. Элль показалось, что кричали где-то далеко, а до нее докатилось лишь эхо, которое вытеснил пронзительный звон. Но потом девушка поняла, насколько это было громко на самом деле — как будто ее одновременно ударили по ушам и ребрам, выбивая весь воздух. Хоть она и сидела, голова закружилась, Элль почувствовала, что вот-вот упадет. Резко стало нечем дышать.

Ледяные липкие руки Фортуны накрыли ее ладони. Элль подняла взгляд, попыталась сфокусировать взгляд поверх мечущегося огонька свечи, и не смогла. Слишком ярко. Бельмо слепило, пульсировало светом, как тысяча вспышек молнии. Лицо Фортуны перекосило от боли. Элль звала ее, но не могла расслышать звук собственного голоса.

— Прими же это с гордостью, как заслуженное наказание. За глупость! За слабость!

— Заслуженное? — слова хлестнули по обнаженным нервам и сбили с Элль всю оторопь. Девушка высвободила руку из хватки гадалки и вскочила из-за стола.

Едва она шевельнулась, Фортуна стихла и тяжело повалилась на пол. Из горла доносились рваные вздохи, одну руку она прижимала к белому глазу. Между пальцами еще мелькало свечение, но с каждым вздохом оно становилось все более тусклым, пока не померкло вовсе. Элль готова была поклясться, что в кабинете запахло чем-то паленым. Огонек свечи горел плавно и ровно, и последние несколько секунд постепенно начинали казаться Элль бредом. Игрой воспаленного воображения.

Фортуна застонала и тяжело села. Элль невольно приблизилась к ней и протянула руку. Женщина вернула на место повязку, но даже одного глаза ей оказалось достаточно, чтобы прижечь Элоизу взглядом.

— Я же сказала, — тяжело произнесла она. — Ты никому не поможешь. Можешь даже не начинать.

Охнув, она все-таки поднялась на ноги и чуть не повалилась обратно, если бы не ухватилась за стол. Криво усмехнулась и выдала сдавленный смешок.

— Еще тебе просили передать, чтобы ты была осторожнее с тем, который ищет. Он был создан для тебя.

— Кто просил передать? — не поняла Элоиза.

— Что я сказала про любопытство? Хочешь, чтобы я лишилась второго глаза? — хмыкнула женщина и махнула в сторону дверей.

Элоиза стиснула кулаки, но спорить не стала. Внутри вспыхнула злость, и в ее отблесках начал вырисовываться план. Она попросит Ирвина заявиться с ордером. Если Фортуна хорошая гадалка, то точно сможет предвидеть этот момент.

— Денег можешь не оставлять и никогда сюда больше не приходи. Если у тебя вдруг есть друзья, меня им не советуй, — сказала женщина на прощание и вытолкнула Элль за порог. Затем высунулась по пояс в зал ожидания и не терпящим возражений тоном объявила, что на сегодня прием окончен.

Девушки принялись возмущаться, но Фортуна не стала тратить на них ни секунды своего времени. Просто хлопнула дверью и красноречиво повернула ключ со своей стороны.

— Возможно, это проверка, — щебетнула Сарма, пытаясь легким снисходительным тоном скрыть выступивший на щеках гневный румянец.

— Дорогие дамы, я сожалею, на сегодня мы закрываемся, — громко проговорила девушка, варившая кофе на песке. — Всем вам госпожа Фортуна дарит скидку на кофе, если вы пожелаете взять его с собой.

— Да подавитесь, — выплюнула женщина в профессорской мантии и остервенело хлопнула входной дверью.

Остальные женщины все-таки решили соблюдать правила приличия и выходили тихо. Некоторые даже прощались. Почти все без исключения пожелали единственной сотруднице хорошего дня, чудесным образом умудрившись вложить в эти два слова невербальное пожелание самой мучительной и жестокой смерти, какую только можно вообразить.

— Какая жалость, — вздохнула госпожа Тоуви и подошла к стойке. — Один кофе с собой. Послаще.

Девушка кивнула и принялась молоть зерна. Элль следила за ее движениями, как завороженная. Мысли роились в голове, пытаясь хоть как-то уложить на извилинах слова госпожи Фортуны. Что это было вообще? И как в целом относиться к услышанному? Это было странно, как будто Фортуна на несколько минут сделалась сама не своя, но Элль не ощутила ни чар, ни другого воздействия. Тогда откуда взялось такое убедительное, до мурашек, предсказание?

А может, госпожа Фортуна просто сумасшедшая. От этой мысли отношение к ситуации сделалось в разы легче.

— Желаете что-нибудь, госпожа? — щебетнула девушка за стойкой. Она протянула Сарме Тоуви ее кофе в аккуратном стаканчике из зачарованной бумаги. Рукав мантии задрался, и Элль увидела рисунок на смуглой коже — лохматый ворон, раскинувший крылья. Птица казалась смутно знакомой. Элль прищурилась, но девушка уже спрятала татуировку.

— А что у вас на руке?

— Оберег, — улыбнулась бариста. — Желаете кофе?

Элль помотала головой вышла вслед за Сармой Тоуви. Молодая госпожа перехватила стаканчик поудобнее и скользнула рукой в карман, оставляя в нем что-то. Обернулась и, поймав взгляд Элль, выдала самую нежную и добрую улыбку, которой обладают только невесты.

Девушка была катастрофически близка к тому, чтобы побиться головой о стену, но постаралась взять себя в руки. Волнение бурлило внутри, хотелось сделать хоть что-то. Летиция обязательно спросит с нее, а она так и не приблизилась к Доминику ни на шаг! До Карнавала оставалось почти две недели, в городе уже начинали появляться афиши, а владельцы квартир по берегам Солари уже давали объявления о том, что сдадут стулья и подоконники в аренду всем желающим посмотреть на парад лодок. Время неумолимо утекало. Элль перехватывало дыхание от ощущения, что она не справляется.

Как вдруг на другом конце улицы она заметила знакомую фигуру. Серая мантия, волочившаяся по брусчатке, голова, укрытая капюшоном, вертелась, как на шарнире. Молодая служительница храма Рошанны еще не привыкла к облачению и металась в нем, как кошка, ненароком влезшая в пододеяльник.

«Милли», — вспомнила имя новой служительницы Элль и нахмурилась. Ни Летиция, ни тем более Эллиот не выпустили бы новенькую в разгар рабочего дня. Что эта кнопка делала здесь?

Словно почувствовав ее взгляд, Милли остановилась и развернулась к Элль. Подняла руку и жестом поманила за собой.

«Это плохая идея», — сказала себе Элоиза.

И пошла следом.