Осколки

Глава 9

Милли петляла по улицам. Сжимала в пальцах подол мантии, пока, спустя пару поворотов, не сбросила ее с себя. В тесной подворотне, пропахшей застоявшейся водой и стиральным порошком от сушившихся на балконах простыней, Милли сняла облачение, оставшись в теплом платье. Она перекинула облачение через бельевую веревку, тянувшуюся между первыми этажами, а сама сняла висевший рядом плащ и накинула его на плечи. Тут же вся ее фигура как будто обрела проворство, а движениям прибавилось уверенности.

Поворот, другой, и она оказалась возле небольшого здания, ютившегося между двумя жилыми домами, как кусочек петрушки в зубах. Строение было небольшим и выкрашенным в грязно-зеленый цвет. Окна кое-где были выбиты, их затянули тканью на втором этаже и забили досками на первом. Над потрескавшейся дверью обнаружилась единственная деталь, которая казалась новой — вывеска. Наполированные до блеска буквы сообщали, что в этой развалине располагалась типография братьев Мэн, осуществлявшая выпуск печатной продукции большим и малым тиражом. Словно в подтверждение, из подвальных зарешеченных окон доносился стрекот и шелест станков.

«Какого…?» — подумала было Элль, когда Милли вновь обернулась и помахала ей, подзывая подойти ближе. Сама виновата, что оказалась один на один с сомнительной девчонкой в пустой подворотне. Не надо было вообще лезть. У нее была одна задача — найти, откуда берутся зелья, и все. Найти Доминика. Нет же, любопытство обострилось, и теперь Элль лезла в каждую подозрительную историю. Еще немного, и она начнет искать намек на преступный замысел в рисунке дыр на сыре.

— Не бойся, — улыбнулась Милли. — Я присматривала за тобой.

От этого легче не стало. Наоборот, в груди взвилась тревога. Элль сделала шаг и снова остановилась, скрестив руки. Пошевелила пальцами, ища, какие нити бы схватить. Треск цепей? Гудение камня?

Казалось, пока ее от Милли отделяла тонкая полоска брусчатки, она еще была в относительной безопасности. Но Милли явно не отличалась терпением.

— Я не наврежу тебе, Элль. Я хочу помочь.

— С чем это?

— Освободить тебя от Летиции. Тебя и всех нас.

— Что? — удивленно моргнула девушка.

— Ты хочешь говорить о таком на улице? — выразительно вскинула брови Милли. Она поднялась на крыльцо и распахнула дверь. — Пойдем. Все будет в порядке.

Причин доверять не было, но любопытство уже воспалилось и требовало получить ответы. Элль пошарила по карманам, как будто в них могло заваляться что-нибудь, пригодное для самозащиты. Пальцы наткнулись только на драже, которые подарила госпожа Лауб. Элоиза так и не смогла их изучить, оказавшись в своей комнате, она тут же провалилась в беспокойный сон, а с первыми лучами солнца отправилась к гадалке. Она сжала кулек, по коже заплясали искорки магии, придавая сил. Элль проследовала за Милли.

Внутри была обычная мастерская с несколькими столами, пробковыми досками, на которых висели вырезки газет и журналов. В глаза бросились самые свежие: «Новые жертвы “Поцелуя смерти”: полиция только начала расследование», «Ограничения оборота алхимических субстанций: новое благо или плодородная почва для преступников». В воздухе висела пыль, пахло горячей бумагой и разогретой типографской краской — от этого зачесался нос, но Элль глубоко вздохнула. Милли подтолкнула ее вперед, как гостеприимная хозяйка.

— Добро пожаловать в мое убежище.

— Я думала, что ты сбежала из храма. Знаешь, что Эллиот с тобой сделает?

Милли запрокинула голову и рассмеялась.

— Пусть сначала вспомнит, кто я такая, — хохотнула она. Элль непонимающе раскрыла рот, но Милли уже перехватила ее руку и повела за собой. — Я знала, что на новичков никто не обращает внимания, но чтобы настолько!

Она хлопнула в ладоши и хохотнула.

— Ты никакая не помощница аптекаря, — вздохнула Элль.

— Ну почему? — Милли потянулась к корзине и из-под скомканной бумаги достала изрядно потрепанный белый халат. — В аптеке я тоже работала. Узнала много интересного.

Словно в подтверждение, она протянула Элль сложенную в несколько раз брошюру. Заголовок гласил: «На здоровье: как аптеки помогают бандам обходить запрет Верховной Коллегии». Автором значился Майлс Силенцо.

— Ты журналистка, — вздохнула Элль еще раз.Милли просияла, по-детски радуясь ее догадливости.

— Журналист-расследователь, — гордо объявила она. — Занимаюсь алхимическим сообществом и его… темной стороной, скажем так.

Летиция сотрет в порошок и расследовательницу, и саму типографию.

— А я тебе зачем? — Элль отложила брошюру на стол и незаметно провела руками по своей мантии. Хотелось оттереть следы этого места. Чем бы ни занималась Милли, им обеим это могло выйти боком. Уж Элль-то знала.

[полгода назад]

Летиция вошла в кабинет без стука. Как всегда. За ней семенил Эллиот с увесистой коробкой из архива — та распухла от тетрадей, свитков и блокнотов. Целитель вывалил содержимое на стол Элоизы и тенью скользнул за плечо Летиции.

— У тебя ужасный почерк, на досуге советую заняться каллиграфией, — сообщила госпожа Верс. — А теперь скажи мне, где среди этих каракуль субстанция для избавления от плохих воспоминаний?

Элль опешила, оторванная от работы она чувствовала себя рыбой, выброшенной на песок. Она отложила колбы с новой субстанцией и, сняв очки, принялась разбирать листы. Летиция ничего не выбрасывала, особенно когда дело касалось наработок. Никогда не знаешь, когда идея все-таки окажется полезной.

Немного покопавшись, Элль нашла нужную запись и протянула Летиции. Та взяла тетрадь, пробежалась взглядом по тонкой крючковатой вязи букв и вернула Элоизе.

— А теперь сделай ее. Только постарайся, чтобы она стирала вообще все воспоминания.

— Насколько все?

— Чтобы человек, который это выпьет, не помнил даже как в туалет ходить. И запиши обновленную формулу. У тебя пара часов.

Как оказалось, новое зелье было предназначено ненадежному партнеру. Тому хватило глупости решить, что продавать поддельные зелья-пустышки в ее флаконах — отличная идея. Элль взяли с собой, чтобы она проверила склад и пометила каждую подделку, пока громилы Летиции разносили мастерскую, которую снял умник. Партнера — немолодого щуплого мужичка с блестевшей лысиной, окруженной редкой порослью волос на висках и затылке, привязали к стулу и заставили смотреть, как умирает дело его жизни. А потом заставили пить приготовленное Элль зелье. Элоиза старалась не смотреть. Ей казалось, что если мужчина перехватит ее взгляд, то сразу поймет, что это она создала отраву, что дело ее рук превратит его в беспомощное ничтожество. И еще долго Элль напоминала себе, что у нее не было выбора. Никто не смеет отказывать Летиции Верс, никто не смеет предавать хозяйку подполья. Даже самоубийцы. Они просто не успеют осуществить задуманное, Летиция всегда на шаг впереди.

— Я вижу, какая ты, — Милли обошла стол и взяла Элль за руки. Приподнялась на цыпочки и взглянула ей в глаза. — Ты ведь не веришь в то, что служение Рошанне освобождает тебя от того, что творит госпожа Верс. Ты стараешься создавать формулы, которые действительно могут помогать людям. Ты… хорошая. Просто не в тех обстоятельствах. Помоги мне вывести Летицию на чистую воду, стань моим источником.

— Попроси кого-то еще, — Элль выдернула руки из ее ладоней, когда почувствовала, как кожа начинает нагреваться от прикосновения. Вытерла руки о полы мантии еще раз — не хватало, чтобы Милли обмазала ее в какой-нибудь зачарованной дряни. — А еще лучше — брось это дело. Копай под кого-то другого.

Под кого-то, кто не заявится к ней ночью с бандой мордоворотов и не превратит в кровавые ошметки. Элль дурнело от вырисовывавшихся перспектив. Иногда она жалела о том, что из всех чувств, что могли у нее отняться, пропало только чувство привязанности. С куда большим удовольствием она бы избавилась от страха. Это решило бы уйму проблем.

— Но ты к ней ближе всех, — произнесла Милли почти с восторгом. — Неужели ты ослеплена ею? Пойдем.

Она схватила Элль за руку и повела дальше. В соседнюю комнатку без окон. Скорее всего, раньше в ней проявляли снимки с помощью алхимических составов, пока Галстерра не придумала свои формулы, для которых магия уже не требовалась. Щелкнул выключатель, и под давящим потолком загорелись тусклые красноватые лампы. Из темноты вырисовались несколько металлических столов и снова пробковые доски. Одна из них была сплошь покрыта заметками — печатными и рукописными — и фотографиями.

Элль застыла на пороге. Ей и так было не по себе от пребывания в почти заброшенной типографии, теперь ее еще и в замкнутое пространство вводили. Она невольно бросила взгляд в сторону. на ближайшем столике, словно приглашая, из банки для карандашей торчал канцелярский нож. Элль дернула рукой, вроде как поправляя мантию, и спрятала нож в рукав. Только для своего успокоения.

— Смотри, — Милли подошла к стене. — Это все заметки о Летиции Верс за последние пять или семь лет. В общем, с тех пор, как она стала полноправной хозяйкой подполья и стала жизненно важным партнером для всех теневых бизнесов.

Она принялась тыкать в карточки. В центре доски находился портрет Летиции из заметки о ее ежегодном благотворительном вечере. Рядом висели портреты бизнесменов, представителей Верховной Коллегии, академиков, были даже несколько известных актеров. Джеймса Гана Элль разглядела сразу, но больше ее заинтересовала другая участница доски, прикрепленная вплотную к Летиции. Амаль Мартинес. Элоиза не раз видела эту женщину на приемах Летиции, порой она даже наведывалась в Крепость — исключительно инкогнито. Амаль — старший алхимик в Верховной Коллегии, женщина прямая, как стрела, и такая же безжалостная, настоящая аскетка и когда-то бесстрашный борец против режима Реджиса. Теперь она представляла интересы Коллегии алхимиков, и первое время действительно яростно защищала их права, пока Темер не погряз в алхимических винах — куда более сильных, чем обычные напитки, и зачастую смертоносных. Все тогда признали, что ситуация вышла из-под контроля, и алхимикам нужны специальные условия работы. И с тех пор Амаль стала защитницей Темера от алхимиков, а алхимиков — от Темера. Она скрупулезно перекрывала все лазейки, а Летиция собирала под своим крылом тех, кто не хотел отказываться от своего ремесла просто потому, что многое из этого стало незаконно.

Элль снова оглядела стену. Кто-то раскопал и другие лаборатории Летиции. Производство сонных зелий на окраине города, загородные цеха, точку утилизации в старых доках. Дело было дрянь. Если бы эти записи, собранные в последовательный рассказ, увидели свет, Летицию бы уничтожили. Наверное, уничтожили, не будь у нее покровителей вроде Амаль и всех перечисленных на доске людей. Единственной, кто на самом деле оказался в опасности, была Милли.

Она водила пальцем от заметки к заметке и указывала на героев своего расследования.

— Смотри, таким образом Летиция причастна ко всему черному рынку Темера. Это просто невероятно! Такой власти, мне кажется, не было даже у Реджиса. Хотя они похожи.

— Как ты можешь так говорить? — вспыхнула Элль.

— А что, непохоже? Реджис говорил, что алхимиков нужно держать в закрытых лабораториях и башнях, потому что они опасны. Могут, например, объединиться и отравить воду. Летиция пользуется доктриной Амаль, что алхимики нуждаются в особых условиях. Что, по сути своей, повторяет доктрину Реджиса. Они верят, что мы другие, что мы не контролируем себя и можем потерять голову от силы, поэтому нас нужно держать, как подвальных крыс. Что Летиция делает с алхимиками, которые ей не подчиняются или не нужны?

— Ничего, — соврала Элль прежде, чем успела это осознать.

Язык не поворачивался сказать, что эта женщина могла сделать на самом деле. Элль старательно прятала мысли об участи тех, кто впал в немилость, в самый темный, самый пыльный угол своей памяти. Тех, кто вел себя правильно, не нарушал установленных Летицией порядков, хозяйка подполья отпускала в свободную жизнь. А вот других…

— Лайза Викке, — Милли сняла со стены заметку, — алхимик, двадцать семь лет, пришла в полицию, чтобы сообщить о преступлении. Кажется, дело было в изготовлении крупной партии сонного порошка, который дали людям, которых незаконно вывозили из Темера в Суварну. Она пришла в участок, даже готова была остаться там, но у нее приняли заявление и отправили домой. А на следующий день она пропала. Так и не смогли выяснить, что с ней случилось, только на той неделе из каналов выловили пять неопознанных женских трупов, а никто из родственников или друзей Лайзы не смог явиться на опознание. Ближайшие родственники внезапно решили покинуть город и попытать счастья в фермерстве.

Она передала Элль заметку, но девушка даже не стала вчитываться. Она не знала Лайзу. Она не помнила половины имен девушек, что служили в храме Рошанны. Первое время она еще пыталась заводить знакомства, но уже через пару месяцев бросила это дело. Быстро усвоила правила их храма, их Крепости.

Милли продолжала рассказывать, подсовывала Элль под нос неопровержимые — по ее мнению — доказательства виновности Летиции. А Элоиза только кривила губы в подобии болезненной улыбки. Как будто она не знала! Это напоминало уборку, когда стираешь пыль, и из-под слоя серости появляются яркие пятна лент, бантов, книжных корешков, которые когда-то радовали или резали глаз, которые ты пытался найти, но не приложил достаточного усердия, или изо всех сил старался потерять.

— …Понимаешь? Они твердят нам, что не хотят повторения Чисток, не хотят вернуться во времена Реджиса, но действуют прямо как он! Один в один, — запальчиво говорила Милли.

— Да, — безучастно согласилась Элль. — И что изменится, если ты расскажешь об этом?

Она махнула рукой в сторону доски, а потом тяжело опустилась на стул. Слишком много впечатлений за день. Плевать на все, как только она закончит тут — отправится прямиком в «Колодец» и будет тушить пожар мыслей пивом, пока кровь не будет состоять сплошь из пузырьков.

Теперь настал черед Милли удивленно хлопать глазами. Видимо, она ожидала, что Элль тут же проникнется идеей, они возьмутся за руки и побегут вершить справедливость в этом мире.

Ну да, конечно.

Журналистке понадобилась пара секунд, чтобы вернуть себе уверенность и решиться на еще один заход.

— Я понимаю, что ты беспокоишься. Ты достаточно близка к Летиции, возможно, даже знаешь ее лучше, чем все остальные, — Элль невольно поморщилась от этой правды. — Но вспомни, Реджиса тоже считали непобедимым. И все же нашлись люди, которые смогли объединиться, и они свергли его! Если это удалось им, то почему не может получиться у нас?

— Наверное, потому что нас только двое, — фыркнула Элль. — Или есть кто-то еще? Иллюстраторы газеты? Посыльные, которые разносят брошюры?

Милли поджала губы. Стиснула и разжала кулаки. Элль немного отвлеклась от последовавшей пламенной речи, пытаясь угадать, сколько ее собеседнице было лет. Двадцать, наверное, или около того. В ее возрасте Элль и сама думала, что сможет изменить мир. Что встретит любовь, будет заниматься делом, которое ей нравится, станет известным парфюмером-алхимиком. У нее будут друзья, покровители, семья. А что вышло? Она попала в неприятности, а человек, который клялся, что любит ее больше жизни, просто исчез, оставив наедине со своей матерью. Никто не спас Элль. Ни люди, ни боги. А теперь еще и какая-то пигалица пыталась убедить ее, что это она обязана сделать что-то для спасения других. Да какого хрена?!

— Вот что, — прервала тираду Милли и собственных мыслей Элоиза. — Если хочешь кого-то спасти, то начни с себя. Убери это все отсюда, сожги, спрячь. Не знаю. И сама уезжай куда-нибудь к дальним родственникам.

— Я понимаю, что ты беспокоишься обо мне и хочешь как лучше…

— Я просто хочу, чтобы ты свалила, — рявкнула Элль. Милли отшатнулась. — Сделай это, пока не поздно. И в храме больше не появляйся.

Но журналистка — видимо, она была абсолютно непрошибаемой, — только подшагнула к Элль и приобняла ее за плечи. А потом и вовсе прижалась к ней, как к матери или старшей сестре.

— Со мной все будет хорошо. Я всегда выхожу сухой из воды. Но если ты так хочешь…

Она пожала плечами и отстранилась. Пошарила в карманах и достала гремящую жестянку для леденцов. Подняла круглую крышку и достала оттуда один желтый шарик, терпко пахнущий лимоном.

— Вот, держи. Это стирает воспоминания. Если Летиция вдруг узнает обо мне и попытается спросить у тебя что-то, ты не сможешь ничего вспомнить. И совесть не будет мучать тебя, если ты продолжишь работать на нее, зная все, что я успела тебе рассказать.

Она вложила леденец в ладонь Элль, и кожа нагрелась от прикосновения магии. Элоиза тут же узнала плетение чар. Свободной рукой сжала кулек с драже от Пенни Лауб в кармане.

— Откуда это у тебя? — спросила она.

— От друзей, — улыбнулась Милли и кивнула на дверь. — Ну, иди. Только нож верни на место, он нам нужен.

Час от часу не легче.

***

— Капитан, вы меня вызывали? — Ирвин явился в кабинет Джеймса Гана, как на плаху.

Все на рабочем месте капитана имело угнетающий эффект: серые цвета, холодный свет ламп, но больше всего раздражал безукоризненный порядок. Невооруженным взглядом было видно, что у каждой вещи в кабинете было свое строго определенное место. Капитан разве что карандашом не обвел, где должен стоять стеллаж, где — диван, и в каком порядке на столе должны быть выложены карандаши и автоперья, чтобы в случае чего сразу обнаруживать мельчайшие погрешности.

Благодаря этой организованности в глаза бросались мельчайшие изменения. Например, папка с делом номер сорок два, лежавшая на чистом — без единой пылинки — столе.

— Вызывал, — кивнул мужчина и указал на стул по другую сторону стола. ожно было готовиться к экзекуции. — Как идет работа над делом о «Поцелуе смерти»?

— Продвигается, — пожал плечами Ирвин. Он постарался придать себе непринужденный вид, даже закинул было ногу на ногу, но под стальным взглядом капитана все-таки сел ровно. — Я направлял отчет о повторном опросе родственников жертв. И направил запрос об уточнении биографии Пенелопы Лауб…

— Вижу, у тебя достаточно свободного времени, чтобы выкрадывать из архива чужие дела и заниматься ими, — он поднял со стола папку и продемонстрировал обложку Ирвину. Как школьнику, которому хватило мозгов прятать дневник с плохими оценками под подушкой.

— Я просто…

— Тебе просто нужно заниматься делом, на которое я тебя назначил, Ирвин. А это, — он еще раз стукнул по папке, — оставь Аверу.

— Послушайте, я уже говорил, что произошел инцидент. Меня опоили и…

— И доставили в твою квартиру, да-да, — отмахнулся капитан. — Я не желаю с тобой спорить, Ирвин. Ты талантливый парень, умеешь находить общий язык с людьми и получать желаемое, даже если для этого нужно нарушить правила. Считай, что работа над делом об отравлениях — это мой способ найти применение твоим талантам.

— Хотите вырастить из меня секретаря по работе с бандами? — фыркнул Ирвин, скрещивая руки на груди. Капитан только пожал плечами, как будто Ирвин спросил о чем-то незначительном, например, о прогнозе погоды на неделю.

— Напомни главный принцип нашей работы, детектив, — капитан уперся локтями в столешницу и сплел пальцы.

— Поддержание общественного порядка и защита закона…

— Как ты понимаешь, защита общественного порядка стоит на первом месте. Баланс в обществе — вот, что мы охраняем, Ирвин, не забывай об этом, — он выдержал долгую паузу и тяжело вздохнул, понимая, что этого расплывчатого объяснения явно недостаточно. — Госпожа Верс — важная фигура для общественного порядка. Героиня революции, защитница алхимиков и неодаренных, а также приближенная к первым лицам Верховной коллегии. Она уже сделала немало, согласившись помочь нам и подключить к поискам свои ресурсы.

— А если она просто устраняет таким образом конкурентов? Или укрепляет власть, убивая невинных людей просто чтобы усилить доверие к себе и своему бизнесу?

Капитан сжал губы в тонкую линию, явно собираясь ответить что-то настолько веское, что разговор прекратился бы. Но сдержался и все-таки произнес другие слова:

— Постарайся использовать это дело как точку роста. Если проявишь себя как следует и станешь вхож в круги подполья, то сможешь построить… впечатляющую карьеру.

— Далекую от капитанского кресла, — хмыкнул Ирвин. Ган посмотрел на него с усталым скепсисом.

— Как будто оно когда-то тебя интересовало.