Глава 21

Выделенный Элль кабинет располагался на верхних этажах и раньше явно принадлежал целителям. От предыдущих хозяев остались кушетки и ширмы, а по соседству с ними уже новые обитатели Обсидиановой башни поставили рабочий стол, мензурки и пробирки, перегонные аппараты и ингредиенты. Все вместе это выглядело зловеще, как пыточная. Ханнес провел ей небольшую экскурсию.

— Если тебе будет нужен Доминик или Ирвин, вызывай их в любой момент, — он указал на систему колокольчиков на двери. — Если проголодаешься, еду тебе принесут прямо сюда. У нас не так много времени. Настроения в городе не позволяют медлить.

— Чего вы хотите? — только и спросила она.

— Чего мы хотим, — поправил Ханнес. — Когда начнутся беспорядки, мы станем настоящим щитом для алхимиков, защитим их и поведем за собой. Прямо на Башню Коллегий.

— Мятеж, — констатировала девушка.

— Ты мыслишь логикой Верховной Коллегии, — разочарованно поцокал языком Ханнес и опустил ладонь на стопку книг и брошюр, сложенную на рабочем столе. — Это надо исправлять, Элли. Бегло ознакомься, чтобы лучше понимать, зачем мы здесь и почему ты особенно ценна для нас.

— Мне казалось, ты уже довольно подробно все объяснил, — фыркнула она, мысленно одергивая себя. Ей бы помолчать, посмотреть в пол, как она часто делала с Летицией, но не получалось. Все внутри требовало сопротивляться, упираться, отпихивать отца и его влияние.

Ханнес не разозлился. Наоборот, улыбнулся, и в его чертах показалась давно заблудившаяся нежность.

— Элли, — вздохнул он, — я понимаю, что ты злишься, дорогая. Я знаю это чувство лучше, чем кто-либо. И я не прошу тебя завязывать эти чувства в узел, нет. Я прошу лишь смирить их на время, чтобы как следует разобраться и понять мир, в которым мы живем на самом деле. Правда не погасит твой гнев, но укажет ему верное направление. Начать можешь с этого.

Он вытащил из стопки самую толстую и увесистую книгу и развернул к Элль. На обложке она прочитала: «Полная история алхимии и алхимиков. Ханнес Фиуме. Издание третье, дополненное».

— Не думаю, что управлюсь за час, — хмыкнула девушка, а в глубине души распушилось удовольствие от того, как осунулся Ханнес, не увидев на ее лице восторга от результатов его многолетнего труда.

— Можешь читать по диагонали. Главное, разберись с восстановлением мертвецов. Я нашел путевые заметки, которые изучал с Домиником, но, может, ты увидишь в них нечто большее.

И он вышел, оставив Элль одну в предназначенном ей одной кабинете. Она еще раз окинула взглядом пространство, пытаясь представить, что будет, если ей действительно придется восстанавливать очередного мертвеца. Прошлое восстановление потребовало непомерной жертвы, которую Элль принесла добровольно, но неосознанно. Чего такое сильное колдовство потребует взамен во второй раз? А главное, можно ли было обернуть это вспять?

Элль встряхнулась, сняла перчатки и уселась в кресло. Все четыре ножки жалобно заскрипели и начали шататься каждая в свою сторону. Девушка кое-как устроилась на непрочной мебели и раскрыла книгу, попыталась сосредоточиться на бежавших по дешевой бумаге строчках текста, расслышать голос под сводом черепа, который озвучивал слово за словом. Она жмурилась, как будто это помогло бы ей ярче расслышать собственное воображение, уловить в нем образ папы — не господина Учителя, а человека, который со смехом и дурацкими стишками строил дом на краю земли из песка, пыли и чар. Слова на долю секунды стали объемными, как пузыри на луже во время дождя и лопнули. А вместе с ними и призрак папы.

Текст был тяжелый, со множеством ссылок на другие работы и исследования, Ханнес цитировал выдержки из Писания, и это получалось гордо и возвышенно, его слова задевали что-то внутри. Элль опомнилась и провела ладонью над книгой, чувствуя, как от страниц к кончикам пальцев тянутся тонкие ниточки чар. Она отбросила книгу, надела перчатки и открыла вновь — уже форзац, где нашла адрес типографии. Той самой, куда ее приводила Милли. Поцокала языком и отложила том подальше на край стола.

Нужно было заняться делом. Нужно было понять, как выбраться из башни до того, как учение Ханнеса завладело бы ее сутью. Несколько минут она остервенело мыла руки в тазу, пытаясь разобраться, как поступить дальше. Ханнес нацелился на грандиозное выступление в день, когда алхимики и заклинатели столкнутся на улицах Темера. Необходимо было понять, когда именно это случится.

Шагающей из угла в угол ее застал Ирвин. Он осторожно постучал о косяк и закрыл за собой дверь.

— Тебе нужно поесть, — сказал он, демонстрируя на вытянутой руке тарелку с сыром, сушеной рыбой и лепешками. Элль скривилась от соленого запаха, но живот предательски завыл. Ирвин усмехнулся на это и поставил тарелку рядом с книгами. — Как успехи?

— Никак, — она помассировала виски и кончиками пальцев подцепила остывший хлеб. — А у тебя?

— Ты здесь, моя работа выполнена. Теперь я целыми днями в лаборатории Доминика участвую в экспериментах.

— Каких?

Ирвин помялся, подбирая слова.

— Разных. Он испытывает мои способности. Насколько я или кто-то вроде меня может быть полезен в деле революции.

Звучало слишком уж расплывчато, но Элль решила не уточнять. Вместо этого спросила:

— А откуда «Рох» берет мертвецов для восстановления? Ты же как-то сюда попал.

— Ну, меня нашли истекающим кровью в подворотне. А так умирающими и почти умершими «Рох» обеспечивает Пенни, она же владелица нескольких мануфактур — там бывают несчастные случаи. А еще она помогает какому-то приюту. Наняла туда своих людей, они все и привозят под водой.

— С твоей помощью?

Вместо ответа был только кивок. Элль тяжело вздохнула, пытаясь как-то унять возмущение. Ирвин добавил:

— Сегодня привезут нескольких человек. Скорее всего, Ханнес потребует, чтобы ты что-то с ними сделала.

— Но я не хочу, — ужас дрожью прокатился по телу.

И тут раздался третий голос, ленивый, одновременно тягучий и шершавый, как замешанный в мягкую резину песок.

— А его это не волнует. Тебе ли не знать?

Привалившись к дверному косяку, стоял Доминик. Он весь ссутулился и глядел на Элль исподлобья, как будто ему было тяжело даже дышать. Его покачивало, несмотря на то, что он держался за стену. Еще раньше, чем он полностью втащил себя в кабинет, помещение заполнил едкий кислый запах. Элль уже чувствовала его в кабинете отца, но тогда он был слабее и тоньше. Доминик Верс был жутко пьян.

Ирвин тут же встал между ним и Элль, на что Дом только усмехнулся, закрыл дверь и шевельнул рукой. Полотно срослось с косяком. Бывший жених с вызовом глянул на Элоизу.

— Я тоже освоил его науку. Но ты для него все равно остаешься лучшей ученицей.

— Чего ты хочешь? — нахмурилась Элоиза. На всякий случай она шевельнула пальцами. Доминик заметил это движение и дернул головой, пытаясь перехватить ее гневный взгляд, удержать его, но светлые водянистые глаза как будто не могли остановиться и продолжали двигаться вправо, влево, по кругу. Он глубоко и медленно дышал и, несмотря на отвращение, хотелось предложить ему сесть, лишь бы он только не рухнул тут в обморок.

Элль указала на шаткий стул и отошла к окну. Ирвин тоже сделал несколько шагов, охраняя дистанцию между несостоявшимися супругами.

— Вообще, я хотел тебя поприветствовать, дорогая Элли, — протянул Дом, тяжело водружая свое костлявое тело на стул. Из внутреннего кармана он достал плоскую фляжку и сделал несколько глотков.

— Хватит меня так называть, — шикнула она.

— Я скучал по тебе, — невозмутимо продолжил он, пытаясь закрутить крышку на горлышке. — Мечтал о новой встрече, когда мы сможем как следует поговорить.

— И о чем мне с тобой разговаривать?

— А у нас что, не осталось общих тем? — пробубнил Дом и расплылся в кривоватой улыбке. — Мы могли бы предаться дивным воспоминаниям о том, как нам было хорошо вместе, как мы любили друг друга… Или ты могла бы спросить меня о том, как обстоят дела в этой башне. Я знаю явно больше, чем наш подопытный кролик. Я могу помочь тебе выжить.

— Я прекрасно справлялась и без тебя.

— Результат налицо, — еще один пьяный смешок. И еще. И еще. Как будто под сводом его черепа выступала клоунская труппа.

— Тебе бы проспаться, — подал голос Ирвин. Доминик скривился.

— Тогда мое противоядие перестанет действовать. Знаешь, от чего мне нужно противоядие, Элли? От тебя. От твоего бесценного дара в виде возвращения к жизни.

— Слушай, я… — попыталась выпроводить его Элль, но Дом не позволил ей договорить.

— Нет, ты слушай, — прошипел он. Побелевшие пальцы вцепились в столешницу. — Я пытался объяснить Ханнесу, чем ты вернула меня к жизни. Учитель не верит в любовь. Для него ее не существует, никогда не существовало. Но я-то знаю… Я ее чувствую. И она не дает мне покоя, гонит меня за тобой, раздирает. Ты представляешь, каково это?

— Более чем, — бесцветным голосом ответила Элль и впервые по-настоящему обрадовалось своему равнодушию. Было даже какое-то злорадство, но даже здесь смогла найти местечко жалость. Элль не хотела, чтобы Дом умирал. Но и страданий в момент спасения она ему не желала. Просто хотела избавиться от своих, и вот, что получилось.

Дом злобно сверкнул глазами. Элль знала этот взгляд. В нем плескался гнев, проснувшийся в ответ на несправедливость, что один — страдает, горит заживо, а второму все равно. А Элоиза была не в силах хоть как-то изменить ситуацию.

— Я не могла представить, что это произойдет, — честно сказала она. Доминик закатил глаза. — Но ты нашел противоядие? Чтобы… сдерживать это?

— Ага, — он кивнул и отсалютовал Элль фляжкой. — Рецепт простой — выпиваешь столько вина, сколько влезет, и страдаешь следующие сутки. Если повезет — то двое. И ни на какие другие страдания мыслей не остается.

— Очаровательно.

— Я и сам не в восторге. Возраст уже не тот, чтобы пить не просыхая, а умереть я не могу.

— Мне жаль, — с долей искренности сказала она. В самом деле, такого существования и врагу не пожелаешь, но Элль и правда не знала, что еще сказать. Доминик прищурился, смакуя растянувшееся молчание.

— Давай так, дорогая Элли. Я помогу тебе разобраться с этим восстановлением — все-таки, с трупами я провозился подольше твоего. Или безболезненно убью твоих подопытных, как скажешь. А ты освободишь меня, — он протянул бледную трясущуюся руку.

Элоиза скрестила руки на груди, пряча ладони в складках просторных рукавов. Недоверчиво перевела взгляд с Доминика на Ирвина. Заклинатель стоял, глядя на своего создателя исподлобья. Желваки яростно ходили под кожей, казалось, еще немного, и в повисшем молчании раздастся хруст крошащихся зубов. Доминик умудрился зацепиться взглядом за Элль и теперь будто гипнотизировал ее, как изрядно пьяная переебитая камнем, но все еще живая змея.

— Я не знаю, что нужно делать, — честно призналась девушка. Бывший жених усмехнулся, отбрасывая назад сальные светлые волосы.

— В прошлый раз тебе это не помешало. Не волнуйся, мы пороемся в записях Учителя. Думаю, он будет рад твоей инициативе.

Элль помолчала еще несколько секунд, но все-таки кивнула. Доминик сжал протянутую ладонь в кулак и прижал его к груди, где надрывалось сердце. Перевел взгляд на Ирвина. Заклинатель лишь поджал губы и опустил взгляд в пол. Дома это как будто позабавило. Он хрипло рассмеялся и сверкнул глазами в сторону Элль.

— Хочешь его?

Девушка дернулась, как от пощечины, а внутри все вспыхнуло. Она почувствовала, как Доминик подцепил ее нить, тонкую, как паутина, и сжал в пальцах. Элль почувствовала укол где-то под ребрами, не более того, гнев от бестактного вопроса был куда сильнее.

— Тебя не касается, — только и сказала она.

— Я отдам тебе его, — промурлыкал Дом. — Видишь, насколько сильна моя любовь к тебе? Я отдам тебе его, Элли, клянусь Рошанной. Если вытащишь из меня свои проклятые чувства.

— Даже если из-за этого ты можешь умереть? — вскинула бровь Элоиза.

Дом откинулся на спинку стула и долго смотрел куда-то вверх, будто на потолке были написаны все верные ответы. Он перевел взгляд на Элль и хитро улыбнулся.

— Постарайся сделать так, чтобы я не умер, дорогая. А то я так толком и не пожил.

Видимо, на этом разговор был закончен. Доминик поднялся со стула и нетвердой походкой поволочился прочь. Ирвин опустил глаза и буркнул, что проводит его. Элль кивнула, оставаясь один на один с книгами. Солнце только перевалило за полдень, а она уже была без сил.

***

— Галстерра направляет в поддержку Коллегии пять военных кораблей, — не теряя времени на любезности, заявила Амаль. Она расположилась на диване в кабинете Летиции и уже с минуту вертела в пальцах мундштук. Летиция сидела за столом, опустив голову на руки. Квартал Торговцев был оцеплен уже неделю, и на узких улочках, затопленных алхимиками, начиналось гневное бурление. Одни требовали срочных переговоров, другие собирались в группы и готовились дать отпор, а Летиции просто не хватало людей, чтобы уследить за всеми. Нужно было и обеспечивать людей продуктами, поддерживать барьерные линии из чар на случай, если заклинатели решат брать квартал штурмом, и не терять из виду все, что творилось за пределами новообразовавшихся гетто. Усталость и напряжение выворачивали женщину наизнанку, и Летиция металась, гоня прочь все мысли, кроме тех, что касались людей, собравшихся вокруг ее храма. Они верили ей, они рассчитывали на нее также, как годы назад. Она клялась защищать их всех во что бы то ни стало, но теперь чувствовала, как контроль и власть над ситуацией ускользают из ее рук.

Раньше все было проще. Раньше алхимики были предоставлены сами себе в своей беде. Никто, даже вооруженная до зубов Галстерра, не решался бросить вызов Реджису с его армией заклинателей, которые могли за день потопить целый флот. Но теперь, когда железная столица могла заключить договор с магами и получить такого выгодного должника, все стало иначе. На юге бурлила Суварна, стягивая войска к границе, ища, кому лучше продать свои силы. Если галстеррцы решат за свою помощь наложить железные клешни на их священные леса, то Континент ждет еще одна война — быстрая и неравная. Мир разваливался на куски, а единственным, что могла сказать Летиция во всей этой ситуации было:

— Кажется, мы постарели.

Амаль рассмеялась и все-таки закурила.

— Не то слово. Спасать мир в молодости было куда проще.

— Сейчас, что ни сделай, кажется, будет только хуже.

— А раньше сказали бы, что это благородный риск, — Амаль потянулась, сбрасывая напряжение. — Ты бы видела, что нам написали эти железные ублюдки. Они великодушно предложили свои корабли на случай, если алхимики прибегнут к силе. А взамен предлагают основать объединенную военную лабораторию. Технологии и магия для поддержания мира во всем мире.

— Лицемеры, — скривилась Летиция.

— Я подумала, что это может быть нам на руку, — хмыкнула Амаль. — В конце концов, ничто так не объединяет, как общий враг.

— Сейчас мы — этот общий враг, — напомнила хозяйка подполья.

— Значит, нужно объяснить, почему это в корне неверно. Наш общий враг — тот, кто пытается расколоть наше общество, — улыбнулась Амаль, и в ее темных глазах заблестели золотые искры идеи. И Летиция впервые выдохнула с облегчением. В этом была вся Амаль, она могла одним взглядом заявить свои права и захватить контроль над ситуацией, и никто не смел ей перечить. Летиция прищурилась, без слов спрашивая, правильно ли она поняла.

Амаль кивнула и расплылась в довольной кошачьей улыбке.

***

Элль изучила все работы, связанные с оживлением мертвых. Много времени это не заняло. Даже в книгах, которые Ханнес каким-то образом умудрился достать из опечатанных хранилищ запрещенной литературы, тема возвращения к жизни усопших практически не освещалась. А если и появлялись подобные фрагменты, то все они без исключения были историями провала, либо никак не напоминали то, что случилось с Элль и Домиником.

Один алхимик описывал опыт, когда он погружал тело умершей жены в свежую кровь ее родной сестры и доводил до кипения. Другой богослов писал, что если вдыхать пары ртути и читать над умершим молитву, не делая перерывов на сон и еду, то через три дня дух мертвеца выглянет из чертога Дремлющих богов, чтобы ответить на один вопрос. Третий взял в компанию целителя и пытался пересадить мертвому ребенку еще живое сердце.

От всех этих историй пропал аппетит. Элль отложила книги и снова принялась прохаживаться по кабинету. Она водила кончиками пальцев по коже в вырезе рубашки, жадно пытаясь найти ту самую нить, которую заметил и ухватил Доминик. На секунду ей казалось, что она чувствовала это теплое и отливающее золотом свечение, что связь — настоящая, не сотканная искусственно, не вживленная чарами — цепляется за узор на подушечках пальцев, как струна. И едва ощутив прикосновение, Элль сама пугалась и отпускала. Она была уверена, что не сможет больше никогда почувствовать подобное, и все же у нее получилось. В груди зарождалась надежда и хотелось смеяться, как будто от ее шеи наконец-то отвели нож, который был там год.

И в то же время возникал страх. Тонкая ниточка, такая желанная, стала е уязвимостью. А если Дом найдет способ оборвать ее? А если вырвет сердце вместе с нитью? Все было так не вовремя…

Ирвин вернулся примерно через час. Выглядел он так, словно его придавили наковальней, которую к тому же равномерно прогревали. Смотрел заклинатель преимущественно себе под ноги. Элль молча уперла в него взгляд, будто пыталась удержать на расстоянии, пока не были произнесены слова, которые могли бы все изменить.

Молчание затягивалось, а в арсенале Ирвина не находилось ни одной подходящей шутки, чтобы разрезать распухшую в кабинете тишину. Элль пришлось заговорить первой.

— Что Доминик имел в виду, говоря, что может отдать тебя мне?

Ирвин все-таки оторвал взгляд от пола и посмотрел на девушку. В голубых глазах замерцало что-то, как разверзнутая рана.

— Он мой создатель, — обтекаемо заговорил молодой человек. — И его… зелье помогает мне сохранять разум.

— А что произойдет с тобой без него?

— Я стану чудовищем.

Элль не пришлось просить его продолжить. Ирвин жадно глотнул воздуха и, пряча взгляд, принялся рассказывать о преследовавшем его Голоде. О неистовой жажде, которая требовала насыщения и находила его, только когда получала живую кровь. Но даже тогда она не унималась, не сворачивалась сытым котом, а затихала до поры, чтобы позже пробудиться с новой силой и потребовать еще больше.

— После одного раза еще можно удержаться, вернуться, перебить Голод зельем, — поморщился Ирвин. — Но я боюсь, что если это повторится несколько раз, то Голод победит.

Элль потерла виски. Мыслей снова стало слишком много, они набились в голову, как пассажиры в речной трамвай после вечерней смены.

— Из чего Дом делает зелье?

— Из своей крови. Он всех пытается вернуть к жизни с ее помощью. Но получилось лишь со мной.

Час от часу не легче. Тонкая нить у сердца натянулась, зазвенела тоской. И почему она каждый раз умудрялась связываться с людьми, у которых все не слава богам?

Девушка опустилась на стул и принялась слепо перелистывать книги, принесенные Ханнесом. Ни в одной из них не упоминалось ни о голоде, ни о потере рассудка. Они не там искали. Скорее всего, даже сам Ханнес не представлял, где можно найти хоть какую-то подсказку к возрождению мертвеца.

— Элль, — окликнул ее Ирвин. — Я не отказываюсь от своих слов. Я могу уходить от Доминика достаточно далеко, мы успеем пересечь пролив прежде, чем Голод или разложение настигнут меня. Просто, когда это произойдет, убей меня.

Он произнес это так легко, что Элоизе сперва показалось, что она ослышалась. Она оторвала взгляд от исписанной страницы и посмотрела на Ирвина, так и стоявшего посреди кабинета, как изваяние, с мерцающими болью глазами.

— Что ты такое говоришь? — едва выдавила она из пересохшего горла. Поднялась и подошла к Ирвину, замерла в шаге от него, не решаясь прикоснуться, выдать себя и правоту Доминика.

Солнце протянуло ленты золотистых лучей в окно, и на мгновение Элль показалось, что Ирвин сам блеснул, как начищенный канделябр. Засиял золотом любви, которую она принесла в жертву, чтобы вернуть к жизни Доминика. Золотом, которое Дом растрачивал на эксперименты, лишь бы оно его не жгло.

Ирвин улыбнулся и протянул руку, коснулся ладони Элль, и по коже разлилось знакомое тепло. Мечущееся сердце забилось ровно, перестало натужно стонать, будто на место встал недостающий кусочек. Так вот, что это было с самого начала.

— Если бы я мог, я бы отдал всю любовь тебе. Это последнее, что у меня осталось, — шепнул Ирвин, утыкаясь носом ей в висок.

На глаза навернулись слезы. Элль замотала головой в попытках вернуть ясность зрения, но Ирвин приблизился и поймал ее губы в плен своих. От него пахло табаком и ночным дождем. Ни тлена, ни смерти, ни жажды крови, будто жуткая суть отступила, позволяя ему почувствовать себя живым.

Шумный выдох заставил кожу покрыться мурашками, а следом за ними тело пронзила дрожь от еще одного поцелуя, опустившегося на изгиб шеи, где тут же забилась венка.

Ловкие пальцы уже развязывали шнуровку блузки, а Элль выгибалась, запускала руки в каштановые пряди Ирвина и притягивала его ближе, чтобы вновь ощутить на губах его тепло.

И именно в этот момент скрипнула дверь.

— Вижу, Элли уже все изучила и приступила к практике, — послышался насмешливый голос Ханнеса.

Элль отскочила от Ирвина, наспех поправила блузку. Отец сделал вид, что не обратил внимания, лишь недовольно — даже разочарованно — поджал губы.

— Пенни дала знак, можешь отправляться за подопытными, — коротко приказал мужчина, бросив на Ирвина полный омерзения взгляд. — А тебе, Элли, стоит поторопиться. В наши планы решила вмешаться Галстерра.

И вышел.

Когда дверь за ним хлопнула, Ирвин усмехнулся, как ни в чем не бывало.

— Давно меня не ловили разъяренные отцы, — проговорил он и попытался вновь заключить Элль в объятия, но девушка отстранилась.

— У нас мало времени, — она невольно задержала руки на его плечах, но все же разорвала контакт. — Я попробую придумать, как нам выбраться отсюда. Ты же отправляешься в город?

Ирвин кивнул.

— Зайди в книжную лавку Лоры и спроси у нее книги сказок Северной Пустыни.

— Зачем?

— Ты сказал, что северянин назвал тебя гуллам. Попробуем узнать, что ты такое.

Загрузка...