Осколки Солнца

Глава 38.Госпиталь

Михаил Ракоци.

Решение вернуться в Париж далось высшему нелегко. И не потому, что он опасался проблем с ложей — с началом войны старые договоренности перестали действовать. Но всё здесь напоминало о Клэр Легран. А её самой не было.

Город, истощенный войной, посеревший, утративший большую часть лоска и праздности сам по себе навевал уныние. Так что Михаил не слишком стремился покидать гостиницу, благо что сеть сообщений он успел наладить заранее, и все новости получал вовремя. Немного поколебавшись, высший решил держать в поле зрении и нескольких значимых лично для него персон. Так, на всякий случай. И в определенный момент это пригодилось.

Пусть даже мелкий поганец не оценил помощи. Но он и делал это не для него.

В какой-то момент политическая необходимость свел Михаила с Эмбером. Никто из них не был этому рад, но проблема, с которой столкнулись сторонники Антанты, касалась и смертных, и высших. Немецкий шпион, деятельность которого уже привела к срыву нескольких военных операций на западном фронте, оказался связан с Арцием — тем самым высшим, который подставил Ракоци. Поймать его, и тех, кто с ним связан, стало возможно лишь благодаря информации, которой любезно поделился Ракоци. Взамен он получил необходимый статус, позволявший свободно передвигаться по Европе. Уже как румынский дипломат. После революции в России русское происхождение не внушало доверия.

В этот раз Эмбер лично посетил Ракоци.

Госпитали, — без всяких предисловий сказал смертный, кидая на стол перед Михаилом картонную папку. — Германская крыса возможно в одном из них. Есть подозрения, что немец пытается найти одного британского офицера.

— Но кого точно вы не знаете?

Рейнард поморщился.

— Нет. Если бы знали, до кого шпион пытается добраться, было бы легче. Мы прошерстили несколько военных госпиталей, но так и не смогли найти вампирскую шавку. Видимо, он сменил документы и изменил внешность.

— И?

— Если он является слугой одного из ваших, возможно ли… это понять?

— Да. Я легко смогу это обнаружить, — кивнул Михаил, изучая содержимое папки. Брови его взлетели вверх. — Инспекция госпиталей Красного креста? Неплохое прикрытие. Предлагаете мне лично заняться вопросом?

— Мы оказываем вам помощь. Вы его ловите. Затем можете с ним делать, что хотите. Думаю, поделиться после информацией, что содержится в его голове, будет и в ваших интересах. Мы ведь… на одной стороне, месье Ракоци.

— О, да, — без энтузиазма ответил Михаил.

Нет ничего надежнее старого доброго врага, с которым приходиться работать вместе. По крайней мере, знаешь, что от него ждать. Эмбер не преминет ударить ему в спину, но после. Сейчас француз был готов и на сделку с дьяволом, чтобы спасти свою страну.

В путь отправиться Михаил должен был уже на следующий день. Так что ночь пришлось провести за изучением материалов и написанием писем. Реджина, должно быть, будет довольна, когда наконец удастся поймать Арция с поличным.

Уйдя с головой в работу, Ракоци не сразу почувствовал чужое присутствие в своей комнате. Ни чужого запаха, ни звуков, но кто-то всё же был позади него. Можно было бы подумать, что это призрак, но за все свое существование Михаил не встречал одного.

Враждебности высший не чувствовал, поэтому не стал оборачиваться, ожидая, что же сделает чужак.

Прикосновение было реальным, хоть веса руки Михаил так и не почувствовал. Он резко обернулся и ошеломленно замер. Клэр. В тонкой льняной сорочке, с распущенными волосами — короче, чем он помнил, и усталым осунувшимся лицом. И все же почти не изменившаяся за десять лет.

— Как ты здесь оказалась, Клэр? — спросил он.

Девушка мотнула головой. Михаил показалось, что она собирается уйти, и он инстинктивно попытался поймать её за руку. Но стоило ему коснуться её руки, как Клэр тут же исчезла.

Видение. Или точнее, проекция. Некоторые вампиры, например Истван, умели приходить в чужие сны. Сам он, сколько не пытался таким образом связаться с Клэр, лишь терпел неудачу. И вот теперь она сама с помощью какой-то невероятной магии нашла его. Или так, или он просто сошёл с ума, вслед за своей матерью. Михаил выбирал первое. Тем более что в тот момент, когда Клэр истаяла в воздухе, он смог уловить нечто странное. Будто бы… аромат цветов? Приторный, неприятный.

Чужая, неприятно пахнущая колющаяся магия принадлежала не высшим, но и вряд ли людям. Во что Клэр ещё вляпалась?!

Стоило написать ещё одно письмо. В этот раз Елене Вальцер. Михаил надеялся, что оно успеет дойти до Лондона и вернуться обратно вовремя.

Руанский госпиталь был третьим, что Михаил посетил за всё это время. И он питал большие надежды на то, что слуга Арция скрывается именно здесь. Приехал Ракоци без предупреждения, и руководство госпиталя было не слишком этим довольно.

Но Михаила интересовали совсем не финансы и не медицинское обеспечение Красного креста, а сами больные. Простые солдаты и офицеры, облаченные в просторные синие пижамы. Перевязанные, безногие, шутящие или потерявшие всякую надежду. Около одного из них Михаил неожиданно задержался. Рыжеволосый мужчина лет тридцати был без сознания и истощен, но гораздо более ухожен, чем остальные.

От пациента шёл всё тот же приторно-сладкий цветочный запах чужой магии. От него и от той куклы, что лежала на подушке рядом с ним. Этот запах даже не был физическим — хотя Михаил ощущал его как настоящий.

Ракоци поднял книгу, лежащую на табуретке. Сборник стихов, заложенный листом с рисунком с небрежной подписью и датой. Почерк был ему знаком. Клэр нарисовала лежащего на кровати мужчину сидящим на берегу реки, улыбающимся и счастливым. Должно быть, они были близки.

— Кто это? — глухо спросил высший.

— Патрик О`Ши, — нервно ответила пухленькая медсестра, заглянув в свои списки. — Он лежит у нас уже несколько недель, но его имя мы узнали совсем недавно. Благодаря жене. Она приехала как волонтер. И ведь откуда-то узнала, что её муж здесь…

Клэр здесь? Михаил не знал, был ли он этом рад. Хотя бы потому, что первым его порывом было избавиться от помехи. Свидетели бы не помешали. Но теперь… Не лучшая идея убить этого смертного почти на глазах любимой.

— Где его жена сейчас?

— М-м-м… Не имею ни малейшего представления. — Медсестра пожала плечами. — Далеко точно не ушла. Отдыхает или занята делом. Квалификации у неё нет, так что работой приходиться заниматься самой неблагодарной. И ведь не жалуется! Хотя видно, что к тяжелому труду не привыкла. А что? Вас и родственники пациентов интересуют?

— Нет. Давайте закончим осмотр.

А позже он поищет её сам. Тем более, раз судьба и привела его к Клэр, то и встречи им не избежать. Сейчас нужно было сосредоточиться на задании… Как бы это ни было сложно.

В какой-то момент Михаил понял, что он постоянно оглядывается и вертит головой, выискивая среди деловито спешащих медсестер ладную фигурку своей южанки. Поймав себя на этом, он раздраженно нахмурился, отчего медицинский персонал, сопровождающий гостя, ощутимо занервничал.

Вампирского слуги среди больных не было. Можно было бы завершать расследование, но Михаил почему-то медлил.

— Где вы храните трупы?

— Да мы их как-то особо не храним, стараемся хоронить сразу, — немного замялся молодой доктор с австралийским акцентом.

— Но ведь люди умирают? Мне бы хотелось взглянуть на тела.

— Ну если вы и вправду желаете это видеть…

Если доктор и надеялся увидеть страх или отвращение на лице гостя, то ему не повезло. Михаил тщательно изучал каждый труп на наличие клейма слуги. В отличие от метки Клэр в клейме должно было быть меньше магии и никакой защиты. Для большинства высших смертные мало что значили. А для такого, как его противник, тем более.

Интуиция не повезла. На щеке невзрачного темноволосого мужчины красовался синий знак — стилизованная ладонь с крестом посередине. Символ дома Арция. Для смертных она была незаметна.

— Тимоти Заллер, — прочитал на бирке Михаил. — Дата смерти сегодняшним числом. На трупе нет видимых следов повреждений. Отчего он умер, и с чем сюда попал?

— Минутку… Позвольте мы позовем доктора, который его смотрел.

Грузный пожилой британец, от которого ощутимо пахло алкоголем, был совсем не рад, что его отвлекли от заслуженного отдыха.

— Ну, этот что ли? — ткнул он пальцами в тело Заллера. — Обнаружили его утром. Остановка сердца. Умер не проснувшись.

— А с чем лежал?

— Контузило. Нервные припадки. Хотя есть подозрение, что симулировал, — поковырявшись в ухе, сообщил доктор. — Так я могу идти.

— Не торопитесь. Подойдите ближе и посмотрите на его лицо. Ну же.

Британец склонился над телом, без всякого интереса его оглядывая. А затем внезапно кинул нервный взгляд на Ракоци.

— Да как же… Я должен был заметить.

— Что, что заметить?! — нетерпеливо спросил австралиец.

— Я на гражданке был экспертом в полиции. И не мог проглядеть следы асфиксии! Да что же это?!

— Алкоголь? — фыркнул молодой врач.

— Да я не пью даже! — возмутился ни с того ни с сего пожилой доктор, нервно дергая кончик топорщащегося уса. — Не знаю, почему…

Медсестра торопливо закивала, бросая яростные взгляды на нахала, посмевшего усомниться в своем старшем коллеге.

— Доктор Олсон никогда не пьёт!

Его удушили, — задумчиво кивнул высший, не обращая внимания на начинающийся конфликт. Довольно характерные следы на лице.

Этой ночью. Как раз за день до его приезда. Будто кто-то знал, что он будет здесь, и поспешил избавиться от шпиона, заметая следы.

— Никто из пациентов не пропадал вчера или сегодня? Может быть, пациент в офицерском чине.

— Вроде нет, — пожал плечами австралиец.

Медсестра, начавшая подозревать, что гость не так уж и прост, встрепенулась.

— Вообще-то я не видела Томпсона этим утром. Он лейтенант службы связи.

— И куда он мог уковылять? — удивился пожилой доктор. — У него ж нога еще не восстановилась.

Михаила начал разбирать азарт. Скорее всего, тело этого несчастного Томпсона скоро найдут в какой-нибудь канаве. Но с этим уже ничего не поделаешь. А вот если будет шанс найти убийцу…

— Мне хотелось бы знать, поступали ли у вас в последние дня два-три пациенты, или может быть, появился новый врач.

— Пациентов доставляют постоянно, а вот два дня назад к нам перевели… как же его… — медсестра сморщила нос, пытаясь вспомнить. — Совсем из памяти вылетело. Даже не помню, как выглядит.

Внушение, притом довольно топорное и слабое. Теперь Михаил видел его и на медсестре, и на пожилом докторе. Конечно, неизвестный вампир скорее всего успел уйти, но что если нет?

— Могу я ещё осмотреться? Самостоятельно?

Австралиец неуверенно кивнул. Отказывать важному господину он предусмотрительно не рисковал. Первым же делом направился искать водителя. Может быть, тому тоже приходилось сталкиваться с вампиром, спешащим покинуть госпиталь. Можно было бы попробовать снять внушение…

До водителя Ракоци так и не дошёл. Все чувства ни с того ни с сего обострились, и захотелось куда-то бежать, сражаться, рвать руками и зубами неведомого неприятеля. От ярости невозможно было дышать, не то, что думать. Лишь одна мысль билась в голове:

«Кто-то напал на его жену».

Не замечая изумленных взглядов, Михаил побежал в сторону леса, виднеющегося за складскими помещениями.

Клэр, Руанский госпиталь.

Под стирку обычно отводилась первая половина дня. После неё обычно болела поясница, колени, и ныли суставы. Стирали прямо у реки — простыни, пижамы, белье, а затем там же полоскали — в холодной мартовской воде. В этот раз мы тоже закончили к пополудни, а затем развешивали постиранное. Время после обеда я провела у постели Патрика, читая ему книгу. Не знаю, слышал ли он меня. Доктор Олсон давал неутешительные прогнозы. Пульс Патрика еле прощупывался, и сколько я бы его не кутала, кожа его оставалась холодной и влажной.

Просто наблюдать, как умирает муж, и не в силах хоть чем-либо помочь… Иногда мне хотелось сбежать, потому что это тягучее ожидание сводило меня с ума. Работа немного помогала, но даже тогда я продолжала думать о Патрике. Только ближе к вечеру вспомнила о своих грязных вещах. Их уже накопился ворох. Так что, взяв мыло, стиральную доску и тазик, я, костеря собственную забывчивость, направилась снова к реке. Хотелось успеть вернуться до темноты.

Когда закончила, наступили уже сумерки. Зябко подышав на окоченевшие руки, натянула шерстяные перчатки и подняла довольно потяжелевший тазик. Идти пришлось через лес, и в одиночестве, а дорога занимала минут пятнадцать, даже быстрым шагом.

Видели бы меня сейчас мои лондонские друзья! В объемной мужской шинели вместо элегантного дамского пальто, шерстяном платке, и галошах. К середине марта снег уже полностью сошёл, но зато развезло дороги, так что и спешить то особо не получалось. Шла, увязая в грязи, дышала свежим воздухом. И даже не слишком испугалась, когда увидела идущего мне навстречу мужчину, узнав в нем нового доктора.

Но насторожилась. Было в нём что-то… неприятное. Даже не в чертах лица, а скорее в мимике, насквозь фальшивой и неестественной. Да и уж слишком пристально этот смазливый брюнет вчера в меня вглядывался. Пусть и не делал попыток приставать или даже познакомиться ближе.

Мы даже не были официально представлены. Так что я вежливо кивнула, собираясь пройти мимо. Но мужчина перегородил мне путь. Я прижала к груди эмалевый таз и поинтересовалась:

— Вам чем-то помочь?

— Да. Скажи, кому ты служишь?

Мне показалось, что доктор спрашивал о Красном кресте.

— Я волонтёр.

— Чьё на тебе клеймо? Я заметил его вчера на твоей шее.

Вампир? Помнится, мистер Вальцер сразу понял, кто оставил метку на мне. А я ведь надеялась, что она давно стерлась! Если это высший, стоит быть с ним повежливее. Больно нервным он казался.

— Метку поставил Михаил Ракоци.

В прошлый раз упоминание высшего избавило меня от проблем. Но сейчас реакция была совсем другой. Губы доктора растянулись в неприятной ухмылке.

— Да? Как интересно! Я знал, что Ракоци успел сунуть свой нос в наши дела, но и подумать не мог, что он пошлёт сюда девку. Совсем ему в постели надоела?

Я сжала зубы. Нужно было сдерживаться. Видимо, этот тип не был дружен с Михаилом.

— Месье Ракоци тут не при чём. Я здесь по личным обстоятельствам.

— Так я тебе и поверил. Подойди ко мне.

— Внушение на меня не действует, — вежливо сообщила, потихоньку двигаясь к обочине. Вот пристал же…

Вампир нахмурился:

— Почему? Ты ведь человек? Не младшая?

— Так получилось. А вы ведь высший? — уточнила я. — Месье, не знаю, какая у вас претензия к Ракоци, но я тут честно не при делах.

— Неважно. Ты меня видела и всё расскажешь своему хозяину. А я должен избавиться от любых следов.

Вампир метнулся ко мне, больно схватив за плечо. Таз выпал из рук, и только постиранное белье оказалось в грязи. Прежде чем я успела закричать, он зажал мне рот, потащив к лесу. Когда дорога исчезла за кустами, он прижал меня к стволу дуба и дернул воротник шинели, открывая доступ к горлу.

— У тебя, должно быть, вкусная кровь, раз тебя выбрали в качестве пищи. Почему бы Ракоци не поделиться? — торопливо пробормотал вампир, обнажая клыки. — Жаль, что придётся обойтись только этим. Будь время, я бы с тобой поигрался.

Он только успел коснуться моего горла, как внезапно отпрянул, заорав и заметавшись. Я испуганно смотрела на мужчину, прижимая ладонь к шее. Кажется, только поцарапал.

Крик сменился тихим скулёжом, а когда вампир убрал руки от своего лица, я увидела, что рот, и кожа вокруг обожжены. Будто в него плеснули кипятком.

— Что, что это? — едва ворочая языком, спросил вампир. — Сука, что у тебя за клеймо такое?

Да я сама не поняла, что только что произошло! Но говорить это вампиру конечно не стоило. Я лихорадочно оглянулась, и подняла с прошлогодней пожухлой травы крепкую ветку.

— Не хочешь превратиться в пепел, лучше не трогай меня, кровосос!

— Да я тебе просто шею сверну, — прошипел вампир, кинувшись на меня.

Но видимо, он не до конца пришёл в себя, так как даже не смог увернуться от моего удара. Я попала ему прямо в ухо, и он рухнул, осоловело моргая. Бежать?! Нет, он легко меня догонит, как только придёт в себя. Но убить… Способна ли я на это?

Думать следовало быстрее. Вампир поднялся на ноги. Я, завопила, то ли подбадривая себя, то ли пытаясь напугать кровососа, и замахнулась палкой. В этот раз он был расторопнее. Легко перехватив удар, он вырвал мое импровизированное оружие из рук. Я попятилась назад, и уткнувшись спиной в ствол, поняла, что сама загнала себя в ловушку.

Вот и конец. Если кто и услышал шум и крики, то не успеет добраться вовремя.

— Подожди! Не надо! — Я вытянула вперед руки, хотя глупо было надеяться таким образом остановить обезумевшего кровососа. — Ракоци убьет тебя, если узнает, что ты сделал!

Возможно. Когда-нибудь. Лет через двадцать-тридцать. Но мои слова каким-то удивительным образом заставили кровососа помедлить.

— Он не узнает. Никто и косточек твоих не найдёт.

— А вдруг? Не стоит с ним ссориться. Просто уйди. Обещаю, что никому ничего не скажу, если ты оставишь меня в покое.

— Поздно.

Кровосос замахнулся, и я не выдержав, зажмурилась, закрывая лицо руками. Раздался шум, вампир сдавленно охнул, но так и не ударил. Что там за возня такая?! И кто там рычит?! Ещё и волки напали?!

Я открыла глаза, и едва не рассталась со своим желудком. Кровосос лежал на земле в нескольких метрах от меня. Узнала я его только по одежде. Так как головы у него не было. Над трупом стоял Михаил Ракоци, красочно обляпанный кровью. Я говорила, что больше не боюсь вида крови? Я соврала.

Де жа вю. Когда-то я видела подобное. Только тогда Михаил убил Адриана, спасая меня. И вот опять. Как он здесь оказался?! Разве он не должен спать в склепе?

— А его ведь предупреждали, — хриплым от едва сдерживаемого гнева сказал Михаил. — Да как он только посмел тронуть мою жену?

Жену? Но Патрик… Осознание, что Михаил в самом деле здесь, и всё ещё считает меня своей женой, окончательно лишило меня сил. И я благополучно рухнула в обморок.

Я ухожу на один космический час,

А когда я вернусь, ты спросишь — кто я такой,

Я отвечу, что видел тебя много раз,

И ты вспомнишь, что тоже была со мной.

Смысловые галлюцинации.

Клэр Легран.

Эпичное возвращение в госпиталь я пропустила. И очнулась уже в сестринской комнате. Надо мной хлопотала старшая медсестра. Я стянула со лба мокрый компресс и мрачно поинтересовалась:

— Как я здесь оказалась?

— Клэр! Ты не помнишь?! Тебя принёс твой кузен. После того, как ты подверглась нападению волков! Хорошо что он тебя вовремя нашёл. Я и не знала, что у тебя есть родственники в Румынии.

— У меня нет родственников в Румынии. И кузенов нет. Только кузина. Про кого вы говорите?

— Мистер Мареш! Он здесь с инспекцией. Такой важный господин. Но как узнал, что твой муж здесь лежит, так переволновался!

Значит у Михаила еще один новый псевдоним. И он знает о Патрике. Чудесно!

— С моим мужем все хорошо?

— Вы не помните? — встревожено спросил медсестра. — У него же кома.

— Я всё помню! — раздраженно ответила, усаживаясь.

Потрогала горло. Никаких следов царапины. Это значит, пока я была без сознания, Ракоци меня облизывал?!

— А кузена? — с сочувствием спросила настойчивая женщина.

— У меня нет… — Дверь скрипнула, и на пороге появился Михаил, красноречиво на меня смотря. — А вот и мой дорогой румынский кузен!

Всё ясно. Михаил опять промыл всем мозги, да и еще про каких-то волков наплел. Конечно, безголовый труп было бы сложно объяснить.

— Могу ли я поговорить наедине со своей дорогой сестренкой? — бархатным голосом спросил высший. Не используя ни толики внушения. Все же медсестра послушно кивнула, хотя обычно довольно строго следила за соблюдением приличий.

Когда медсестра вышла, я поспешно села.

— Михаил! Как ты… Тебя ведь осудили на тридцать лет!

— Помогли родственные связи. Ты разве мне не рада? — иронично спросил высший, усаживаясь на край кушетки. Выглядел он крайне недовольным.

Прекрасный вопрос. Просто чудесный. И на который у меня не было однозначного ответа.

Десять лет. Прошло десять лет с тех пор, как Михаил уехал в Санкт-Петербург и пропал. Я успела переехать в Англию и выйти замуж. Разве за столько лет образ Михаила не должен был потускнеть и забыться? Нет. Я глядела на него живого, реального, и понимала, что всё это время ждала нашей встречи, хотя знала, что она невозможна.

Он похудел. Глаза запали, о скулы можно было порезаться, а между бровей пролегла морщинка. Вампиры если и стареют, то очень медленно, но Михаил выглядел старше, чем я его запомнила. И всё же… был красив. Когда мне было двадцать, я это не замечала, предпочитая более мягкую и утонченную аполлоническую красоту. Такой обладал Рейнард Эмбер. Теперь я не могла признать, что Михаил весьма привлекателен.

Он уже успел сменить запачканную в крови одежду, облачившись в элегантный дорожный костюм. Гражданский. Кажется, медсестра сказала, что он здесь с инспекцией? Вряд ли ради меня. Даже родители пока не знали, что я нахожусь в британском госпитале в Руане.

Но все же Михаил здесь. Смотрит, ждет ответа на свой вопрос. Я неопределенно повела плечами, чувствуя смущение. Интересно, а что он сам думает, глядя на меня? Счастливым точно не выглядит.

На мне была лишь нижняя сорочка, мягко обрисовывающая грудь, так что я повыше натянула шерстяное одеяло, и неловко сказала:

— Спасибо, что спас.

— Не за что.

И снова неловкое молчание. Я откашлялась, и облизала пересохшие губы. Взгляд высшего потемнел, но сам он так и остался сидеть со скрещенными на груди руками.

— Тот высший… Ты его знаешь?

— Это не высший. Даже не младший. Выкормыш Арция.

— Кто такой Арций?

— Глава одного из немецких родов. По крайней мере, лет пятьсот. Животное, что на тебя напало — его обращенный. Но в отличие от младших — таких, как ты… — Михаил поморщился, вспомнив истинное положение дел. — … такой, как ты могла стать, он полностью подчинен своим хозяином. Срок жизни у этих незаконных обращенных — лет двадцать, не больше. Потом они сходят с ума, и их приходиться уничтожить. У этого, видимо, срок годности подходил к концу.

Михаил говорил о вампире абсолютно безжалостно. По моей спине пробежал холодок. Не хотелось бы обратить гнев высшего на себя.

— Он напал лишь когда узнал, кому принадлежит метка.

— Арций мой враг. Видимо, его выродок решил, что убив тебя, он доставит удовольствие хозяину. Но тебе не стоит больше беспокоиться, что кто-то из челяди германца тебя побеспокоит. Скоро с ним будет покончено. Сотворение неполноценных обращенных — одно из худших преступлений среди высших.

— Ты здесь из-за него?

— Не совсем. Но сейчас меня интересуешь ты, Клэр. Как в твою прекрасную головку пришла мысль вернуться во Францию в такое время? Немцы скоро возобновят наступление, и хоть до Руана вряд ли дойдут, здесь всё же может быть небезопасно.

— Волнуешься за меня? — неожиданно спросила я.

Внутри все замерло от собственной наглости. Вот зачем я спросила?! Михаил скрипнул зубами, и неожиданно согласился.

— Да, волнуюсь. Сегодня же отправляйся к родителям. В Окситании будет спокойнее, чем в Руане.

— Я не могу, — глухо ответила. — Здесь мой муж. А ещё, где-то там, в плену, Клод. Если он ещё жив…

Щекам стало горячо и мокро. Я заплакала… нет, зарыдала, некрасиво всхлипывая и сотрясаясь всем телом. Страх, беспомощность и отчаяние последних недель навалились тяжелым грузом. Я не могу, не способна всё это вынести одна. Было так плохо, что даже когда Михаил прижал меня к себе, я не стала его отталкивать, а сама вцепилась в него. Высший осторожно погладил меня по спине.

— Тебя сегодня чуть не убили саму, а ты беспокоишься о других. Твой брат в порядке, и сейчас уже, наверное, добрался до дома.

— Зачем ты врёшь? — шмыгая, спросила, пряча зареванное лицо на груди высшего. Ладони у него были теплые — будто специально согрел их ради меня.

— Не вру. Я лично занялся вопросом об обмене военнопленными, когда узнал, что Клод у немцев. Это было непросто, но если я что-то хочу, то всегда получаю. В последний раз, когда я слышал о Легране-младшем, он уже был на территории Франции.

Вот это новость! Лучшая за всё время. Я дрожащей рукой отодвинула Михаила. Точнее, оттолкнулась от него сама, так как сдвинуть высшего против воли мне было не по силам. Худущий, но жилистый. Об такого и кулаки разбить можно, если захочется подраться.

Посмотрела Михаилу в глаза. Нет. Вроде не обманывает. Глядит спокойно, только лицо опять кривит. А сердце под моей ладонью колотится — быстро-быстро. Я поспешно убрала руку, вытерла продолжающие бежать слёзы, и сама обняла опешившего высшего.

— Я никогда не смогу отплатить вам, месье Ракоци.

— Так официально, — голос Михаила смягчился. — Мне очень приятны твои прикосновения, но не слишком разумно виснуть на мне. У меня лет десять не было женщины.

Как мне казалось, была готова для Михаила на всё, но вот про этот аспект наших взаимоотношений почему-то забыла.

— Не то, что я против, — меланхолично сказал высший, когда я торопливо разжала объятия, — но не думаю, что тебя устраивают место и обстоятельства.

Под обстоятельствами он подразумевает моё замужество? Хотя, кажется, в лесу Михаил назвал меня женой. Неловкая ситуация. Точнее, ужасная. Не то, что я привел любовника в дом, при живом еще муже, или, напротив, выскочил замуж, не дождавшись возлюбленного. Так почему я чувствую себя виноватой перед обоими мужчинами?

Внезапно меня осенило. Эльфийская бабка! То есть, бабушка Патрика сказала, что у неё был сон, или видение, или еще какая-то магическая дребедень, и что я должна спасти своего мужа. Но одно моё присутствие не помогало ему никак. И я совсем забыла, что упоминала она и Михаила. И вот, я здесь. И высший, самым чудесным образом, тоже оказался здесь. Совсем не просто так.

Я схватила руку Ракоци и сжала, не в силах скрыть волнение. Все старые обиды забылись за мгновение. Даже если сейчас над Ракоци засиял нимб, это не слишком бы меня удивило.

— Михаил! Патрик! — взволнованно сказала я.

— Квентин? — вежливо предположил высший.

— Что? Какой Квентин?

— Я думал, что мы перечисляем имена по алфавиту. Тебе на «эр».

— Ты пропустил букву «о» после «эм»… Нет, стоп. Я не об этом! Михаил, ты должен… — тут же поправилась: — … можешь помочь Патрику. Возможно, твоя кровь его излечит. Мы должны попробовать!

— Ты рехнулась, Клэр. Тебе повезло, что я его и вовсе не убил.

— Потому что надеешься, что он сам умрёт? — с горечью сказала, и тут же пожалела об этом. — Нет-нет, прости! Ты не такой. Слишком благороден и добр. Теперь я это поняла! Мне стыдно, что я считала тебя жестоким и эгоистичным. Но ты всегда был готов мне помочь — и тогда, и сейчас.

Чем дольше я говорила, тем больше понимала, что делаю что-то не так. Лицо Михаила окаменело, а из глаз будто ушла жизнь.

— Михаил, ты не обязан спасать моего мужа… — сбавила обороты я, борясь с желанием отодвинуться. Инстинкты говорили, что нахождение рядом с разозлённым высшим не лучшая идея

— Верно подмечено. И если ты не забыла, то тогда, десять лет назад, у нас был уговор — я решаю все ваши проблемы с обществом Орлеанского, и делаю всё, чтобы о Клоде забыли, а ты отправляешься со мной, — спокойно сказал высший, походя к окну.

Он отодвинул светлые, полинявшие шторы, будто то, что происходило снаружи, интересовало его больше, чем наш разговор. Кажется, я всё испортила.

— Если ты поделишься с Патриком немного своей целебной кровью, то он не станет преградой. Я выполню обещание!

Прозвучало жалко. Мне не чего было предложить — только себя. Вот только я всё больше сомневалась, что нужна Ракоци по-настоящему. С чего бы? Когда-то он был очарован свежестью, юностью и неприступностью встреченной им девушки. Но у любого товара есть свой срок годности. Пусть возраст и не отпечатался на моём лице, я знала, что стала другой. От юной парижской кокетки не осталось ничего. Руки потрескались от холода, губы обветрились, волосы от отсутствия ухода посеклись и потеряли блеск. Но это всё можно было вернуть, а грубую и уродливую одежду сменить на элегантные наряды. Разве что взгляду не придать прежней пылкости и уверенности провинциальной девчонки, считающей, что она способна покорить весь мир.

Некстати вспомнились слова Луи, презрение в глазах Рейнарда. Мужчины во всём хотят быть первыми и единственными. Даже Патрик, пусть и говорил, что его не волнует моё прошлое, ревниво просматривал любые письма, что приходили ко мне из Франции. Так чего бы Михаилу связывать свою жизнь с женщиной, принадлежащей другому? И всё же… По-крайней мере, высший желал меня. Мою кровь и моё тело. И я не смогла удержаться от искушения этим воспользоваться. Отчаяние толкало меня всё дальше и дальше к краю пропасти, из которой уже не вернуться.

Я отбросила одеяло и поставила ступни на холодный пол. Зябко. Ночная рубашка мешком висела на мне, полностью скрывая соблазнительные изгибы фигуры. Но у меня было и другое оружие. Я подошла к высшему со спины. Он не обернулся.

— Михаил, мне жаль, что когда-то я не смогла оценить твоё внимание. — Голос, сорванный в лесу, приобрёл сексуальную хрипотцу. — Тогда ты сильно испугал меня. Но страх давно исчез. Теперь между нами всё может быть иначе.

Мягко погладила по напряженному плечу. Не отодвинулся, уже хорошо. Поднявшись на цыпочки, прижалась всем телом. Теперь он мог чувствовать тепло моего дыхания на своей шее.

— Десять лет назад я пошла бы с тобой против своей воли, подчиняясь необходимости. Сейчас всё будет по-другому.

Мои пальцы будто бы невзначай скользнули по напряженному животу Михаила вниз, до самой пряжки ремня. Лицо горело от стыда, но внезапно я поняла, что не так уж и притворяюсь. Мне нравился тонкий, почти неуловимый запах кожи и волос вампира, который я просто раньше не чувствовала, и ещё больше его сдержанность, за которой скрывалась звериная мощь уверенного в своем превосходстве хищника. Интересно, какими теперь мне покажутся на вкус поцелуи высшего?

Я хотела Михаила Ракоци, и в этот раз виновата была не его кровь и не внушение. Лучше бы я испытывала лишь отвращение. Я думала, что красиво и благородно жертвую собой ради мужа, но на самом деле просто предала его. Осознание этого повергло меня в шок.

Захотелось провалиться сквозь землю. Исчезнуть, или лучше никогда не существовать. Вместо этого я опустилась на пятки и уткнулась лбом в спину Михаила. Жаль, что его спина не настолько твердая, чтобы разбить об неё голову, и больше не мучится.

— Что, ты больше не собираешься меня соблазнять? Ненадолго же тебя хватило.

Мог бы и помолчать ради приличия, пока я мучаюсь от угрызений совести. Оплатить телом и кровью чью-то жизнь — разве это не стоит того?

— Это несправедливо. Правильно, но несправедливо, — прошептала, нервно комкая рубашку Михаила.

— Что несправедливо? — недоуменно переспросил он.

— Что именно я должна делать такой выбор. Было бы любезно с твоей стороны просто остаться монстром, который готов на всё ради желаемого.

— Для твоего сведения, я никогда не был таким монстром, — ядовито ответил Михаил. И задумчиво добавил: — Разве что только немного упёртым.

Дверь открылась, и я испуганно сжалась.

— Клэр, ты… — удивленный голос старшей медсестры.

— Пошла вон! — совсем не галантно рявкнул Михаил.

Хлопок, и поспешно удаляющиеся шаги.

— Невежливо…

— Ты меня ещё и судить будешь?!

Михаил решительно разомкнул мои руки, всё еще сжимавшие его талию, повернулся, и прежде чем я успела хотя бы пискнуть, усадил на подоконник.

— Слушай сюда, — угрожающе сказал он, ткнув пальцем мне между бровей. Глаза тут же съехались в кучку, что вызвало очередную вспышку неудовольствия вампира. — Перестань придуриваться!

— Я абсолютно, катастрофически, чудовищно серьезна!

Михаил поджал губы, пристально меня разглядывая. Я практически не дышала, замерев как кролик перед удавом.

— Любишь своего мужа? — неприязненно спросил высший.

Я торопливо закивала, не слишком-то соображая, с чем именно соглашаюсь. Потому что перечить Ракоци сейчас казалось не лучшей идеей. Хотя следовало бы задуматься, что именно и кому я говорю. Но от столь волнующей и опасной близости голова окончательно опустела. Михаил склонился надо мной, отвёл спутанные пряди за ухо, и коснулся губами шеи — там, где всполошено билась жилка.

— Так, что готова за него умереть? — прошептал он на ухо, ласково поглаживая мне подбородок.

Вопрос мне не понравился. Сильно. Кто знает, может я так достала высшего, что он решил просто свернуть мне шею и плотно поужинать, раз уж иной пользы от меня нет? Благоразумие и инстинкт самосохранения просто вопили о том, что нужно решительно всё отрицать. Упрямство же и прежде совершенно чуждый мне героизм же подталкивали к противоположному.

— Если это потребуется.

— Ну и дура!

Михаил практически молниеносно впился мне в шею. И это было ровно так же больно, как я и запомнила. Какой бы я не была сторонницей самопожертвования, но руки сами взлетели вверх, пытаясь оттолкнуть вампира. Безуспешно.

Годы прошли, а мудрости и женской хитрости во мне не прибавилось. Вот и как я довела ситуацию до такого?! Последнее, что я успела почувствовать — это холодное стекло под своим затылком и мужские руки на бёдрах. А затем просто вырубилась.

Михаил смог остановиться только когда Клэр обмякла и начала сползать с подоконника. Это его немного отрезвило. Высший оторвался от её шеи слишком поспешно, и она почти рухнула на него. Художница была лёгкой, и держать её было приятно, но вот прикосновение оголившихся женских бедёр к его паху причиняло физический дискомфорт, удовлетворить который в ближайшее время было невозможно.

Ракоци поспешно уложил Клэр на кровать, и аккуратно заживил раны на горле своей кровью. Так было быстрее, да и организм будет восстанавливаться лучше. Выглядела Клэр исхудавшей. Она явно не следила за питанием, и мало спала. И всё из-за этого рыжего ирландца, чтоб ему не ладно…

Мысли в голове бродили разные. В основном упаднические. Надо же, он всё ещё ведёт себя как эмоциональный подросток рядом с ней. Хоть что-то не меняется. Пусть даже на мгновение Михаилу показалось, что в её взгляде мелькнули симпатия и интерес, это оказалось ложью. Но не сложно обмануть того, кто хочет обмануться.

Ракоци заботливо укутал девушку в одеяло, и осторожно пристроился сбоку, уткнувшись носом в темноволосую макушку. От Клэр пахло грубым щелочным мылом и лекарствами, запутавшимися в густых прядях листьями и комочками земли, а на её шее всё ещё оставался неприятный запах напавшего на неё отребья. Но даже за всем этим Михаил мог прочесть присущий только Клэр запах — свежий и чистый. Изменившийся лишь в одном. Теперь это был аромат не нежного бутона, а распустившегося цветка, ещё более дурманящего и соблазнительного, чем прежде.

Луи оказался прав. Можно дать женщине всё, но так и не получить её любовь. Даже спаси он того ирландца, то получит от Клэр только благодарность. Долг привяжет к нему художницу, но в лучшем случае его будут терпеть. Этого ли он хотел? Стоило бы переосмыслить свою жизнь и будущее. Этот краткий, случайный момент их встречи… Может, он был лишь для того, чтобы попрощаться навсегда? Оскар Уайлд когда-то написал, что сначала женщина сопротивляется мужчине, затем не дает ему уйти. Но как подозревал высший, в его случае можно было беспрепятственно валить на все четыре стороны. Что он и сделал.

Клэр, Руан.

Разбудили меня теплые и ласковые руки.

— Как же ты крепко спишь. Тебе стало лучше?

Женский голос. Почему-то это вызвало разочарование. Я сонно кивнула, медленно приходя в себя. Судя по тому, что в глазах женщины не было осуждения, о моих совершенно не родственных объятиях с «кузеном» её заставили забыть.

— Он уехал?

— Твой кузен? Да. Но у меня для тебя есть прекрасная новость, Клэр. Твой муж пришёл в себя, — торжественно заявила медсестра. — Это чудо.

В чудеса я не верила. Но зато верила в возможности Михаила.

В палате, где лежал Патрик, находилось еще одиннадцать пациентов, менее тяжелых, чем мой муж. И так как коматознику не так много нужно, его кровать стояла в самом неудобном месте — у стены ближе к двери. Сейчас кровать скрывала ширма. Михаилу требовалась уединение для своих вампирских манипуляций. Но внезапное излечение Патрика после посещения его «румынским дипломатом»… Ракоци сильно рисковал своим прикрытием. Ради меня. Невзирая на то, что ему не было в этом никакой выгоды.

Размышления прервало глухое покашливание. Я, едва не опрокинув ширму, влетела в образовавшийся закуток. Парик полусидел на кровати, рассеянно почёсывая заросший подбородок.

— Патрик!

Он обратил на меня взгляд лишь когда я его позвала.

— Ты ангел? — озадаченно спросил ирландец, хлопая пушистыми рыжеватыми ресницами.

— Что? Нет, это же я! Твоя жена, Клэр!

— Я женат на небесном создании?! — удивленно и восторженно воскликнул мой муж.

Даже если Патрик лишился памяти, его реакция все равно была… странной. И подозрительной. Уж на кого, а на ангела я сейчас была похожа меньше всего.

— Если ты сейчас издеваешься надо мной, Патрик О`Ши, то клянусь, ты познаешь поистине небесную кару.

— Вот поэтому меня и не зовут играть в драмах, — вздохнул этот невыносимый человек. — Даже жена не верит, когда я пытаюсь растрогать или довести до слез. Мама, почему ты родила меня рыжим?!

Если шутит — значит в порядке. И до слёз он меня всё же довел. Сам потом не знал, как успокоить. Долго рыдать, вцепившись в мужа, мне не дали. Видите ли, я утомляю супруга и нервирую других пациентов. Зато на следующий день Патрик забросал меня вопросами по полной. И если то, откуда я узнала о его состоянии, я ответила легко, сославшись на эльфийскую бабулю, то объяснить возникновение румынского кузена было сложнее. Тем более что после Руана мы собирались отправиться в Баланьяк, а родители точно не будут поддерживать мою ложь.

Пришлось отделаться полуправдой.

— Это мой бывший заказчик. Я знаю его ещё со времен Парижа.

— У тебя были такие влиятельные поклонники?

Я пожала плечами. Патрика это не удовлетворило.

— Мне сказали, что он приходил ко мне. Зачем?

— Не знаю. Может, помолиться за исцеление?

— Чушь какая.

— Но ты же пришёл в себя.

Супруг недовольно засопел.

— Ну чего ты? Ревнуешь? Это глупо. Я же здесь, с тобой.

Я переплела свои пальцы с пальцами мужа, сжав его ладонь. Патрик слабо улыбнулся.

— Просто мне не нравится, когда вокруг моей женщины вертятся какие-то хмыри, пока я абсолютно беспомощен.

Когда мужчины болеют, то капризничают, как дети, поэтому я не обратила внимания на обиды Патрика. Тем более он всегда был ревнив. Самое главное, что он выздоравливал с необыкновенной скоростью, и практически без последствий для когнитивных функций. Не пострадала даже память, как я больше всего боялась. Доктора винили во всем неправильно поставленный диагноз — теперь, по их мнению, никакого осколка или кровоизлияния и мозг не было. Я молчала и со всем соглашалась.

Госпиталь мы покинули уже через две недели, отправившись к моим родителям. Спустя почти десять лет семья вновь воссоединилась. Патрика встретили радушно, разве что только Клод долго присматривался к моему мужу, пытаясь понять, что с ним не так.

— У тебя же ни одного нормального мужика не было, — пояснил он.

— Патрик актер, это сойдет за странность?

— Хм… Недостаточно.

Спустя несколько дней Клод устроил с моим мужем мужские посиделки за бутылкой вина, и судя по всему, не одной. Думаю, это был злобный план для того, чтобы напоить Патрика и расколоть его. Но разве француз может перепить ирландца? Когда я пришла устраивать скандал им обоим, за нарушение режима, то Клод уже сладко посапывал на полу летней террасы, а задумчивый Патрик даже не шатался.

Последствия их гулянки оказались весьма непредсказуемы. Клод, придя в себя, тут же пропал в мамином саду. Его полностью захватила идея существования фей и эльфов. Впрочем, если волшебные существа и обитали у нас, то они вполне разумно попрятались от слишком деятельного и прагматичного смертного. С Клода стало бы, поймав несчастную феечку, показывать её любопытным гражданам за деньги. А ведь казалось бы, уже взрослый и вполне респектабельный адвокат!

Я бы с удовольствием задержалась у родителей до конца лета, отогреваясь и приходя в себя, но муж упорно рвался в Лондон. Так что уже в середине июня мы переправились через Ла-Манш, вернувшись в Туманный Альбион.

Патрик изменился. Но разве могло быть иначе? Война меняет, как и близость смерти, отступившей лишь в самый последний момент. Я надеялась, что со временем муж оттает, раскроется, но он продолжал отдаляться от меня. Это стало заметнее в Лондоне, когда мы остались вдвоем, предоставленные друг другу. Днем Патрик работал, не делая скидок на своё здоровье, берясь за любое предложение, а вечерами и ночами сидел на кухне, выкуривая по две пачки дешевых, дурно пахнущих сигарет — дурацкая привычка, обретенная на фронте. Иногда он пил, но никогда сильно не напивался. И почти перестал со мной разговаривать.

Я видела, что его что-то гнетёт, но не торопила Патрика. Самой бы справиться со своими тайнами и мыслями, которых не должно быть у любящей жены. Например, что не такая уж я и любящая, как должна быть. И какой была.

У нас всегда всё ладилось в постели. Даже если я, разозлившись, выгоняла мужа с супружеского ложа, или он сам, обидевшись, устраивал баррикады их подушек между нами, длилось это не больше одного-двух дней. А сейчас… не то, что я больше не считала Патрика непривлекательным, но я всё чаще избегала исполнения супружеского долга. И если раньше я просыпалась в объятиях Патрика, то теперь даже подушек не требовалось, чтобы прочертить линию между нами.

Я винила себя. Патрик, кажется, тоже, хотя он сам не делал ничего, чтобы вернуть доверие между нами. Напротив, его ревность убивала любую возможность вернуть счастье в наш дом. От общих знакомых и соседей я узнавала о том, что он спрашивал обо мне — с кем я общалась, и не приводила кого-либо в квартиру. Перехватывал письма из Франции — все чаще я находила их вскрытыми. И да. Его начало беспокоить моё прошлое. В какой-то момент Патрик напрямую спросил, сколько любовников у меня было в прошлом.

На мой молчаливый вопрос он криво улыбнулся и сказал:

— Не думаешь же ты, что я поверю, что красивая женщина в Париже будет долго одинокой? Да к тому же учитывая, в каком обществе ты вертелась. Искушений много, а семья твоя совсем небогатая…

Терпение лопнуло.

— Идите к чёрту, мистер О`Ши.

Я успела уже вытащить чемодан, намереваясь переночевать у знакомой, когда Патрик ввалился в спальню. Не с извинениями, с обвинениями.

— Твой брат рассказал о том русском, что тебя преследовал в Париже. И из-за которого ты уехала из Франции.

Эх, надрать бы уши Клоду! Не помешает даже то, что он на голову меня выше и уже взрослый.

— Он и тот румынский кузен ведь один человек?

Я резко захлопнула шкаф, и скрестила руки на груди.

— Что ещё Клод тебе наплел?

Видимо, моя злость несколько отрезвила Патрика, так как он сдал назад.

— Милая, твой брат, как и я весьма озабочен, что этот тип появился в твоей жизни снова. Судя по всему, это аристократишка считает себя пупом земли. Но сейчас он преследует мою жену, и как я могу остаться к этому равнодушным?

— Преследует? — я горько усмехнулась. — Патрик, эта встреча была случайной. Михаил уехал в этот же день.

— И ты ничего ему не обещала?

— Нет, — без колебаний соврала.

Ракоци уехал, не оставив даже записки. Не думаю, что он собирался возвращаться и что-то требовать от меня.

— Тогда почему он шлёт тебе подарки?

— Что?!

Муж засунул руку в карман пиджака и швырнул мне под ноги колье. Золотая цепочка была порвана, и несколько подвесок слетело. Я опустилась на колени, коснувшись красных капелек. Это был не рубин, как я подумала. Камни гладкие, без острых граней, прозрачные, и неоднородные по цвету — где-то темнее, а где-то светлее. Они, облаченные в золото, напоминали драгоценные сияющие осколки закатного солнца.

— Это же… янтарь. Впервые вижу такой цвет. — По крайней мере, в камне. Взгляд красно-янтарных глаз мне снился слишком часто, чтобы я могла его забыть. — С чего ты решил…

— Что это твой русский румын? Кровь дракона. Редкий вид янтаря. А этот помешанный, как и говорил Клод, богат. Зачем он тебе шлёт драгоценности?

— Не знаю. И он не румын.

— Да я уже выяснил, что никакого господина Мареша не существовало. Зато Клод говорил о неком Ракоци. Как ты там его назвала? Михаил?

Я аккуратно собрала рассыпавшиеся подвески. Интересно, дорого ли будет починить колье?

— Мы никогда не были любовниками, и уж тем более после того как я вышла замуж за тебя. Это поклонник… бывший. И весьма эксцентричный. Но как бы ни был неуместен его дар, ты не имел право вскрывать посылки для меня. Это унизительно — быть всё время под прицелом.

Патрик плюхнулся рядом, перехватив мою руку. Попытался поцеловать, но я совершенно инстинктивно уклонилась. Муж нахмурился, но в этот раз сдержался.

— Клэр, давай уедем в Дублин, — попросил он. — Купим там дом. Тем более что Дублинский Королевский театр возьмет меня без проблем. Я узнавал. Да и бабушка обещала помочь нам… в нашей проблеме.

— Уже сговариваешься со своими родственниками за моей спиной? А как же мои планы и моя работа?

— Ты можешь рисовать, где хочешь. Художники не привязаны к месту. А я устал от этих британцев. Хочу домой. Вместе с моей любимой женой. Подумай об этом. Тебе понравится в Дублине.

Этот разговор совершенно ни к чему не вел. Так что я кивнула.

— Хорошо. Но давай прежде чем принимать решение, дождемся хотя бы конца войны. В Лондоне в любом случае заработать легче, чем в Дублине.

— Отговорки, — проворчал Патрик, разжимая ладонь.

Я незаметно потерла запястье. Должно быть, останутся синяки.

— А ещё мы в Дублине поженимся как полагается — в храме. Мне родителям твоим стыдно было в глаза смотреть!

— Если ты хочешь, — снова согласилась устало.

Патрик, будто бы повеселел, снова став ласковым и веселым, а я никак не могла избавиться от сомнений, что это именно то, что мне нужно.

Может быть, это была интуиция. Потому что ноябрь 1918 года, когда почти весь мир праздновал окончание кровопролитной изматывающей войны, стал для нас с Патриком последним месяцем вместе.

Мы уже успели договориться о продажи квартиры. Я перестала брать новые заказы, а у Патрика заканчивался договор с Олдвичем. В эту субботу у него был один из последних вечерних показов спектакля, виденного мной раз десять. Так что я спокойно отдыхала с книжкой на диване, и совершенно не ждала звонка в дверь.

На пороге стояла молодая светловолосая женщина. У ног её стоял чемодан, а в руках незнакомка бережно держала ребенка. Отчаянно рыжеволосого и веснушчатого карапуза. На вид ему было около года. Отчего-то я совсем не удивилась, когда женщина заговорила с французским акцентом.

— Я хочу видеть Патрика. Имею на это право, — сказала она, упрямо выдвинув подбородок. — Он должен увидеть сына.

Не знаю, чего она ожидала. Скандалов или расспросов, но я открыла дверь пошире и кивком пригласила её внутрь.

— Проходите, — на французском сказала я. — Вы прямо с поезда?

Любовница мужа кивнула. Её решительность тут же угасла, стоило ей ступить грязными потертыми башмаками на натертый паркет.

— Вы… вы ведь его жена?

Забавно. Меня еще никто никогда не боялся.

— Пока ещё да. Патрик знает?

— О Робере? Да. Я написала Патрику несколько писем. Узнала адрес от одного его сослуживца. Патрик выслал денег. Но мне не нужны деньги. Я люблю его, — отчаянно сказала женщина.

Она аккуратно положила ребенка на диван, чмокнув его в нос, и достала откуда-то из-за пазухи помятые конверты. Почерк моего драгоценного супруга. Последнее из писем — написанное уже после того, как Патрик решил, что нам срочно нужно переехать в Дублин. Тайны О`Ши оказались не менее занятные, чем мои.

— Как давно вы знакомы с Патриком? Это была случайная связь, или что-то большее?

Женщина расплакалась, некрасиво размазывая слезы по мгновенно покрасневшему и опухшему лицу. На вид ей было около двадцати с небольшим. Довольно симпатичная — с широко поставленными голубыми глазами, светлой кожей, аккуратным носиком, густыми волосами, сейчас растрепанными, и приятно-округлой фигурой.

Ребёнок тут же обеспокоенно загулькал, потянувшись на руки к матери. Она, продолжая всхлипывать, расстегнула потрепанное пальтишко, блузку, и не слишком стесняясь, достала пышную грудь. Ребенок тут же жадно вцепился в неё руками и затих, совершенно не обращая ни на что больше внимания.

— Мы с ним встречались несколько раз в Вердене, и после… Когда мы бежали на юг вместе с семьей. Он сильно помог. Но никто из нас не планировал серьезных отношений. Он сразу сказал, что женат и любит свою жену.

Понадобилось значительные усилия, чтобы не заорать. Вместо этого я выдавила улыбку и спросила:

— Как вас зовут?

— Аннета Симон, мадам. Я могу… Роберу нужно сменить пелёнки.

— Конечно. Эта квартира в вашем распоряжении. Вы очень смелая, Аннета, раз рискнули проделать такой путь.

Мои вещи были почти собраны. И было большее искушение собрать все необходимое, и хлопнув дверью, уйти. Видеть Патрика не хотелось, как и слышать его оправданий. А ведь еще неделя — и Аннета никого бы и не застала в Лондоне.

Но Патрик был вспыльчив. Едва ли он причинит вред своей любовнице и ребенку, но вполне может накричать или даже выгнать за порог. Стоило убедиться, что он не будет делать глупостей. И поставить точку в нашем браке. Наверное, просто любовницу я могла ему простить. Но не ложь и не брошенного бастарда. Хотелось бы знать, как он это объяснит.

Интересно, он знал о сыне, когда знакомился с моими родителями и братался с Клодом? Как же мерзко…

Патрик вернулся раньше, чем я рассчитывала. Маленький Робер уже тихо посапывал в спальне, а Аннета помогала мне с чемоданами. И уж больно споро помогала. Но не могу её винить. Думаю, от помехи в качестве старой жены ей хотелось избавиться как можно скорее.

У мужа оказалось на это совсем другое мнение. При виде белокурой француженки он побагровел, молча сжимая кулаки.

— Что эта женщина здесь делает? Зачем ты её пустила в дом?

— Ты спрашиваешь меня или мадмуазель Симон? — ядовито уточнила я, салютуя Патрику бокалом с белым вином. — Так если что, я тут жила в качестве твоей жены. А Аннета, очевидно, будет жить уже после меня. По крайней мере, до твоего, или вашего, переезда в Дублин.

— Не знаю, что эта шлюха тебе наплела, но я точно ничего ей не обещал.

— Шлюха? — взвизгнула Аннета. — Ты меня не в борделе нашёл!

— Но я же тебе платил, — цинично пожал плечами Патрик. — Клэр, у меня как и любого мужчины есть свои потребности, но я ведь не хотел ничем заразить свою любимую женщину. А эта вот была вполне доступна и казалась чистоплотной. Много ли дочери сапожника надо?

Я перевела заинтересованный взгляд на Аннету. Она не подвела, кинув в Патрика чашку с недопитым чаем. Фарфоровую, между прочим, из подаренного на свадьбу сервиза. Но я не мелочная. Кровоточащая ссадина на лбу моего пока еще супруга полностью стоила порчи имущества. Вот допью вино, и может быть, добавлю.

Патрик не выдержал, и закричал:

— Проваливай, пока я не вызвал полицию!

От шума ребенок проснулся и заплакал, рёвом заглушая даже своего отца. Патрик почему-то перевел взгляд на меня. На мгновение его стало даже жалко. Таким потерянным он казался.

— Твой сын. Его назвали Робером. Впрочем, ты это и так знаешь, — тихо сказала я, кивая в сторону смятых конвертов.

Каждое письмо я прочла не раз, чтобы оборвать последние связующие меня с Патриком нити. Рвать пришлось по живому.

— Может, это и не мой.

— Тебе стоит увидеть его воочию.

Аннета вновь стала возмущаться, не обращая внимания на продолжающего надрываться сына. Патрик резким движением схватил её за локоть и потащил в спальню.

Когда они исчезли в дверях, я устало закрыла глаза. Кто бы знал, как дорого мне давалось это спокойствие. Хотелось надраться, но тогда я могла бы закатить отвратительный скандал. Представляю, что скажут соседи.

Говорила парочка на повышенных тонах, но я старалась не прислушиваться. Через полчаса шум утих, и у Аннеты даже нашлись силы, чтобы успокоить ребёнка. Патрик практически выскочил из спальни. На щеке его еще виднелся след пощёчины. Рука у мадмуазель Симон оказалась тяжелее моей.

Он уселся рядом, предусмотрительно сохраняя дистанцию. Я, игнорируя его, долила в бокал остатки вина. Надо же, выпила почти целую бутылку, а ни в одном глазу.

— Клэр, мне так жаль.

— Так сына ты всё-таки признал?

Патрик виновато кивнул. Взгляд побитой собаки не произвел на меня ни малейшего впечатления.

— Ты всегда хотел большую семью. А теперь у тебя появился наследник, — сказала я после небольшого молчания. — Наверное, следует за тебя порадоваться.

Патрик хотел положить руку мне на колено, но перехватив взгляд, передумал.

— Это всё осложняет. Но я верю, что мы справимся, Клэр. Я крупно облажался, но это первый и последний раз.

В одном Патрик был прав — до этого ко мне его любовницы в дом не заявлялись. И может быть, у него и не было постоянной пассии, пока мы жили в Лондоне. А в остальном. Что ж, я ведь сознательно никогда не задавалась вопрос, как Патрик проводит свободное время на гастролях. Не хотела разочаровываться, а может, на самом деле думала, что в нашем браке всё в порядке, и у него нет причин прыгать по чужим постелям.

— Патрик, ты бы меня простил, если бы я сказала, что беременна от другого мужчины? — Муж дёрнулся, и я с каким-то мазохистским удовольствием продолжила: — В лучшем случае, попрекал бы всю жизнь. Но вероятнее, просто выгнал и ненавидел бы всей душой.

Супруг мудро не стал со мной спорить.

— Я готов вынести любое наказание, только не уходи. Мы разберемся со всем, нужно только время.

— Я не хочу разбираться. И тем более не хочу сражаться за твоё внимание с матерью твоего сына. Измену, может, я и смогла бы принять. Но это…

Вещи уже были практически собраны. Все я не заберу, но часть вполне могу унести. Вот только Патрик перегородил мне дверь.

— Что ещё? — устало спросила.

— Куда ты уходишь?! Ночь на дворе!

— В гостиницу. А там посмотрим. За остальными чемоданами вернусь, как только найду себе временное жилье. Что-то мне подсказывает, что развестись быстро не удастся.

— Какой развод? Какая гостиница? Это небезопасно! — зашипел Патрик. — Спятила, женщина? Ты не должна уходить из своего дома, что бы там не говорила эта тварь.

— Будто ты меня не знаешь. Мне никто ничего не говорил. Я сама так решила.

— Если не можешь терпеть Аннету, то я выпровожу её, и найду ночлег.

— Я не могу здесь находиться с тобой. Может, пропустишь?

Вот тут бы мне вампирская сила и жестокость пригодилась. Заметив мой настрой, Патрик примиряющее вскинул руки.

— Обещаю, что не буду тебя доставать. Хочешь, могу спать и на коврике у двери? Милая, ты разрываешь мне сердце, когда так легко отказываешься от всего, что у нас было! Дай мне шанс!

У дверей спальни замаячила блондинка, предусмотрительно не вмешиваясь. У её груди сладко посапывал сынишка. Ну что ж, за ножом на кухню я не пойду. Будет кровь, крики, не дай бог еще малыш проснется, когда его папочку будут калечить.

Шуметь не хотелось. А вот припугнуть можно было.

— Сейчас я начну кричать. Громко и отчаянно звать на помощь, и вопить, что ты меня убиваешь. Всем на это наплевать, конечно. Но соседи у нас нервные, шум не любят, и вызовут полицию. Вот господа полицейские и проводят меня до гостиной.

— Или до камеры.

— Провести ночь в компании проституток и воровок лучше, чем с тобой, — парировал я. — Уйди с дороги.

Всё же пропустил. А затем уже на улице нагнал и упорно шёл аж до самой гостиницы. У здания, вызывавшего подозрения облупившейся штукатуркой и не слишком чистыми окнами, стоял наемный кэб. Рядом раскуривал сигаретку коренастый шофёр, с любопытством глядя на нас. Точнее на меня, запыхавшуюся и растрепанную.

— С мужем поссорились, миссис?

Мысли тут же приняли иное направление.

— Что-то вроде. Вы не подвезёте меня, мистер? Заплачу хорошо.

— Куда ты ещё собралась? — возмутился Патрик.

Я дождалась, пока таксист затолкает чемодан в багажник, села в автомобиль, и только тогда ответила:

— Как что? Еду к любовнику.

У таксиста хватило ума тут же стартануть, а не ждать, когда мой муж начнет ломать дверцу и выбивать стёкла. Шофёр присвистнул.

— Ну и характер у вас, миссис. Что, на самом деле едете к любовнику? Нехорошо это.

— К другу.

Близких подруг в Лондоне я не завела. Но был человек, в котором я нисколько не сомневалась. Уолтер Сикерт, за десять лет превратившийся из наставника в моего лучшего друга.

— Что должно было случиться, что ты бросила О`Ши? Синяков вроде нет, — сказал Уолт, впуская меня в дом. К счастью, в этот раз он ночевал у себя, а не проводил время в пивнушке.

— Любовница приехала. С ребенком. Гостиная комната свободна?

Сикерт кивнул, продолжая внимательно меня разглядывать.

— Устраивайся. Выпьешь?

Я покачала головой. Художник подхватил мой чемодан и потащил его на второй этаж.

— Может, тебя как-то отвлечь? — низкий голос Уолт приобрел бархатную мягкость. — Я знаю отличный способ залечить разбитое сердце.

Я хмыкнула, искоса посмотрев на художника. Он был немолод, но вполне привлекателен и более того, харизматичен и щедр. Женским вниманием Уолт был не обделён, и в каком-то особом отношении ко мне замечен не был. Сомневаюсь, что он собирался обмануть меня или воспользоваться моментом. Скорее и вправду счёл, что я нуждаюсь в такого рода утешении.

— Ну так что?

— Воздержусь.

Только оставшись одной я смогла немного расслабиться. Слёз не было, только пустота в груди. И еще — пусть мне было стыдно в этом признаться — облегчение. Но пытаться понять, откуда оно возникло, у меня не было ни желания, ни сил.

Патрик удивил меня ещё один раз. Когда пришёл на следующее утро. Но не скандалить с Сикертом, как следовало ожидать, хотя мой бывший наставник предусмотрительно притащил откуда-то клюшку для крикета, понимая, что хоть ирландец и был ниже его на полголовы, драться умел гораздо лучше. В драку мой пока еще муж не полез, а вместо этого решил удивить меня гениальным предложением.

Забрать маленького Робера Симона себе. Ведь я была бесплодна, а мальчик мне явно понравился. Патрик был уверен, что Аннета легко откажется от обузы в виде младенца, свидетельства её бесчестья, если ей хорошо заплатить.

Вот тут-то клюшка и пригодилась. Жаль, Уолтер почем-то был против убийства в своем доме, поэтому я успела разбить лишь одну вазу, а не пустую черепушку Патрика. Когда я немного успокоилась, Уолт ослабил объятия, но так меня и не отпустил. Наоборот. Забрав «оружие», приобнял, и ласково поцеловал в висок. Я опешила и окончательно затихла.

— Ты что творишь, поддонок?! — Патрик засучил рукава, угрожающе надвигаясь на нас. — Убери лапы от моей жены!

— Дорогая, ты ему не сказала о нас?

Ох, зря он так! О`Ши буквально озверел, и в этот раз своей грудью прикрывала Сикерта уже я. Когда, с огромным трудом я вытолкала Патрика за дверь, первым делом мрачно поинтересовалась:

— Ну и что это за цирк с конями?

Уолт отнял белый шёлковый платок от носа, из которого продолжала течь кровь, и прогундосил:

— Ты ведь сама сказала, что хочешь быстрее развестись? А твой бешенный тебя бы так просто не отпустил.

— То есть теперь все будут думать, что мы развелись из-за моих походов налево? — возмутилась.

— О`Ши все равно бы себе придумал измену. Он тут месяц назад ко мне приходил, и всё докапывался, не трахаю ли я тебя за его спиной. Угрожал и следил ещё. Больной.

— И ты ничего не рассказывал?!

Уолт пожал плечами:

— А смысл? Тебя вроде О`Ши во всём устраивал.

Наставник был прав. Я на многое закрывала глаза. В том числе и на то, что мои чувства постепенно угасали. Даже когда Патрик ушёл а фронт, я волновалась о нём. Но скучала гораздо меньше, чем следовало. А в последние месяцы даже общие вечера стали мне в тягость.

План Сикерта неожиданно сработал. Но совсем без подставы не обошлось. Свои картины — законченные и в процессе, я смогла забрать только через неделю. В моей бывшей квартире за это время почти ничего не поменялось — те же обои, мебель, и даже старый халат мужа по-прежнему небрежно висел на диване. Только с кухни густо пахло луковым супом, на ковре был коварно разбросан детский конструктор, а халат, при ближнем рассмотрении, оказался аккуратно залатан. Хозяйка из Аннеты была отличная.

Сама она при моем приходе спряталась с ребенком на кухне. И вскоре я поняла, почему. Стоило мне зайти в мастерскую, как в нос тут же ударил запах краски. На полу валялись клочки бумаги, все мои карандаши и кисти валялись поломанными, а полотна покрывали яркие пятна.

— Что это? — севшим голосом спросила я у Патрика.

— Аннета не усмотрела за ребенком.

— Ты издеваешься? Роберу всего лишь год. Ты хочешь, чтобы я поверила, что он во всём этом виноват?

Я дрожащими руками открыла ящик секретера. Все мои наброски, альбомы… всё было уничтожено.

— Это ты или Аннета?

— Прости, — тихо сказал О`Ши, отводя взгляд. — Я заплачу за урон.

А ведь я закрывала свою мастерскую на ключ. Едва ли любовница мужа стала бы взламывать дверь. Но у Патрика вполне могли оказаться запасные ключи. Представить случившееся было не сложно. Напился, пришёл домой злым, и решил вот так вот сорвать свою обиду на меня. И вполне возможно, под утро пожалел о случившемся.

Что ж, по крайней мере, это лишило меня необходимости дальше оставаться в Лондоне, пытаясь устроить свои дела, и допродать картины.

— Как только я получу все документы на руки, уеду во Францию. Если ты когда-нибудь осмелишься показаться мне на глаза, клянусь, я превращу твою жизнь в ад, Патрик О`Ши.

— Она и так уже превратилась в ад, — горько ответил муж. — С твоим уходом даже солнце перестало сиять для меня.

От него воняло перегаром, и выглядел он лет на десять старше своего возраста.

— Прекращай пить и жалеть себя. Хотя бы ради сына.

Развод Патрик мне дал, и даже нервы мотать не стал. Имущественных претензий друг к другу у нас не было. Квартира оставалась Патрику, у меня же оставались деньги от заказов. Все заработанное я откладывала на личный счёт, по настоянию мужа. Так что на начало новой жизни должно было хватить.

Разорвать связь с прошлым оказалось гораздо легче, чем я думала. Уже через два месяца я была снова во Франции, зализывая раны в родительском доме. Даже мама, обычно суровая и непримиримая к человеческим слабостям, предпочитала избегать разговоры о моих неудавшихся отношениях. Никто не читал мне нотации, не доставал, но за годы я просто отвыкла от тихой провинциальной жизни. Поэтому когда появилась возможность от неё отказаться, тут же этим воспользовалась.

Париж… Все пути вели туда, так или иначе.