Глава 12

Доминик
Я провожаю Грейс взглядом, пока она не исчезает из виду, а затем все же пожимаю руку Йену.
Я перевожу взгляд на священника и бормочу:
— Можешь идти.
Мужчина поспешно уходит, и когда он оказывается вне пределов слышимости, я говорю Йену:
— Я ожидаю оплаты в последний день каждого месяца. Если затянешь с этим, то попрощаешься с жизнью.
Оскорбленный моими словами, он краснеет, но благоразумно ничего не говорит и просто кивает.
Закончив разговор с Йеном, я захожу в дом, пересекаю фойе и останавливаюсь у входной двери. Я указываю на багаж, одновременно бросая взгляд на Мартина, одного из моих охранников.
— Загрузи сумки и готовься к отъезду.
— Да, сэр, — отвечает он, быстро приступая к работе.
Трое других охранников держатся в стороне, стараясь не крутиться вокруг меня.
Испытывая огромное раздражение из-за того, что моя социальная батарея разрядилась несколько дней назад, я смотрю на лестничную площадку второго этажа, нетерпеливо ожидая Грейс и Эвинку.
— Может, лучше оставить Грейс со мной? — Спрашивает Йен, и в его голосе слышится осторожность.
Я перевожу взгляд на человека, который каким-то чудом все еще дышит.
— Нет.
Он колеблется, и я чувствую, как от него волнами исходит напряжение, прежде чем он осмеливается сказать:
— Я думал, ты не хочешь, чтобы жена круглосуточно крутилась рядом с тобой.
Я заставляю Йена замолчать, одарив его убийственным взглядом, и не утруждаю себя ответом.
Наконец, появляются женщины, и я вздыхаю. Грейс одета в черные джинсы и футболку, и выглядит так, словно собирается на похороны, а не начинает свою жизнь со мной.
Я стараюсь придать своему лицу более мягкое выражение, чтобы не напугать ее еще больше, и выдавливаю улыбку, когда она смотрит на меня.
— Готова? — Спрашиваю я.
— Никогда, — бормочет она, проходя мимо меня.
Не попрощавшись с Йеном, Грейс идет к внедорожнику, где нас ждет Мартин, и забирается на заднее сиденье.
Ну, понеслась.
Я расстегиваю пиджак и выхожу из особняка, а Эвинка и другие охранники следуют прямо за мной.
Сняв пиджак, я бросаю его в открытый багажник, а затем забираюсь во внедорожник, занимая место рядом с Грейс.
Пока Эвинка садится на переднее пассажирское сиденье, я закатываю рукава своей рубашки.
Мартин закрывает багажник и присоединяется к двум охранникам в другом внедорожнике, в то время как Алан садится за руль.
Алан был первым охранником, которого я нанял, и за последние четырнадцать лет, что он работает с нами, я уже сбился со счета, сколько раз он спасал Эвинке жизнь.
Эвинка взмахом руки приказывает ехать, и Алан заводит двигатель, направляясь к воротам.
Грейс даже не смотрит на особняк, и пока я смотрю на нее, в ее сумке раздается звуковой сигнал телефона.
Она достает устройство, и я, не отводя взгляда, бессовестно читаю полученное ею сообщение.
СИАРА:
Я все еще в порядке. Как дела дома?
Какое-то время Грейс просто смотрит на сообщение, а затем печатает ответ.
ГРЕЙС:
У меня все под контролем. Ты можешь вернуться домой.
СИАРА:
Я не готова вернуться домой.
ГРЕЙС:
Просто будь осторожна и береги себя. Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.
СИАРА:
Обязательно. У тебя были неприятности из-за того, что я сбежала?
ГРЕЙС:
Нет. Я в порядке. Не беспокойся обо мне.
— Ты не расскажешь ей, что мы только что поженились? — Спрашиваю я.
Взгляд Грейс останавливается на моем лице.
— Нет. Это расстроит Сиару.
Я качаю головой.
— Ты слишком заботишься о том, что она чувствует.
Она издает недовольный звук, убирая телефон в сумку, а затем продолжает смотреть в окно.
Пока Алан везет нас к аэродрому, где ждет частный самолет, я то и дело поглядываю на Грейс, замечая, как крепко сцеплены ее руки на коленях.
От нее волнами исходит напряжение, и время от времени она тяжело сглатывает.
Желая успокоить ее, я говорю:
— Я живу в горах Тетра, которые являются частью Карпатского хребта между Словакией и Польшей. Мой дом находится в уединенном месте, так что посторонние люди нас не побеспокоят.
— Великолепно, — бормочет она. — Никто не услышит моих криков.
Jebat. Не такой реакции я ожидал.
После минутного напряженного молчания я спрашиваю:
— У тебя есть все необходимое? Как только мы окажемся в горах, то не уедем оттуда до вторника.
Не отвечая на мой вопрос, Грейс спрашивает:
— А Эвинка останется с нами?
— Нет. Она редко бывает у меня дома.
Я замечаю, что руки Грейс сжаты так сильно, что костяшки пальцев белеют.
Думая, что ей нужно это услышать, я говорю:
— Со мной ты будешь в безопасности.
— Да, ты уже говорил мне это, — шепчет Грейс хриплым голосом.
Когда мы подъезжаем к аэродрому и Алан паркует внедорожник рядом с частным самолетом, я вылезаю из машины.
Положив руку на рукоять пистолета, я жду, пока Грейс выйдет из внедорожника, затем киваю в сторону самолета.
— Иди.
— Да, сэр, — бормочет она себе под нос.
Эвинка беззвучно смеется, показывая жестами:
— Она совсем тобой не довольна.
Мы все садимся в самолет, и я удивляюсь, когда Грейс садится рядом со мной. Я думал, она попытается сесть в противоположном конце салона.
Не удостоив меня взглядом, она спрашивает:
— Сколько времени займет перелет?
— Два с половиной часа. — Я делаю глубокий вдох, затем добавляю: — От аэродрома до моего дома еще час езды на машине.
Грейс только кивает, не отрывая взгляда от своих колен.
Я скучаю по спорам с ней.
— Удивительно, что церемония прошла без каких-либо угроз с моей стороны, — замечаю я, пытаясь раззадорить ее.
Я бы предпочел, чтобы она бесилась и огрызалась на меня, а не молчала.
— Помогло бы, если бы я сопротивлялась? — Спрашивает она бесстрастным голосом.
— Нет, — бормочу я.
Я пристально смотрю на нее, и только когда частный самолет начинает выруливать на взлетную полосу, она поворачивает голову и смотрит на меня.
— Чего ты хочешь, Доминик?
— Ты зажата, и мне совсем не нравится, что ты подавляешь свои эмоции. Перестань сдерживаться и выскажи мне все.
Ее глаза прищуриваются, когда она спрашивает:
— Ты хочешь, чтобы я спорила с тобой?
Да, пожалуйста.
Я пожимаю плечами.
— Если тебе от этого станет лучше.
Она тяжело вздыхает и качает головой.
— Единственные две вещи, которые помогут мне почувствовать себя лучше, – это воссоединение с Сиарой и осознание того, что свадьбы никогда не было. — Она отворачивает от меня лицо. — Но я не могу получить ни того, ни другого, так какой смысл спорить с тобой?
— Хочешь, чтобы я разыскал Сиару? — Спрашиваю я. — Я притащу ее задницу к тебе в мгновение ока. Только скажи.
Грейс снова качает головой.
— Сиара ясно дала понять, что хочет побыть одна, когда ушла, не сказав мне ни слова.
— И это причинило тебе боль, — констатирую я очевидное.
Грейс закрывает глаза.
— Я не собираюсь обсуждать это с тобой.
— Тебе следует попытаться немного поспать во время полета, — замечаю я.
— Угу, — бормочет она.
Когда в салон входит стюардесса, я спрашиваю:
— Хочешь что-нибудь выпить, Грейс?
— Нет, но тишина была бы кстати, — ворчит она.
Это я могу устроить.
Я подаю знак Эвинке перехватить стюардессу, чтобы она нас не беспокоила, затем расслабляюсь в своем кресле и смотрю на жену.
Jebat. Я женат.
Грейс – моя жена, и, как ни странно, эта мысль наполняет меня глубоким удовлетворением.
Огонь в ее глазах вернется, как только она поймет, что я не причиню ей вреда.
Уголок моего рта приподнимается, когда я понимаю, что ее пылкий нрав теперь принадлежит мне.

Грейс
Частный самолет приземляется на каком-то заброшенном аэродроме, и, кроме черного Хаммера, на многие мили вокруг больше ничего нет.
Отлично. Я действительно останусь в глуши наедине с Домиником.
Охранники несут мой багаж к машине, пока Доминик и Эвинка общаются на языке жестов.
Когда он подходит ко мне, Эвинка машет мне рукой, а затем возвращается к частному самолету.
— Пойдем, — приказывает Доминик, проходя мимо меня.
Безнадежно вздохнув, я следую за ним.
Когда он открывает пассажирскую дверь, я неохотно забираюсь в салон.
Я смотрю, как мой муж обходит машину, и мое сердцебиение начинает учащаться, когда я вспоминаю ту ночь, когда он спас меня от русских.
За последние несколько дней, когда я немного узнала его, он стал еще более пугающим. Я по собственному опыту знаю, на что он способен.
Когда он схватил меня в моей спальне, я ничего не могла сделать, чтобы остановить его. Мне повезло, что я проснулась в постели, укрытая одеялом, а не раздетая догола, избитая и изнасилованная.
Но удача отвернулась от меня.
Когда Доминик садится за руль, я любуюсь его красивым лицом и татуировками на коже.
На долю секунды я пытаюсь представить нашу интимную близость, но все идет наперекосяк.
Мое сердце колотится в бешеном ритме, а дыхание учащается.
Доминик заводит двигатель, затем смотрит на меня.
— Jebat, — рявкает он, и в следующее мгновение его ладони обхватывают мои щеки, а его лицо оказывается в нескольких дюймах от моего. — Ты в безопасности, Грейс, — говорит он спокойным тоном. Я чувствую его дыхание на своих губах. — Клянусь всем святым, я никогда не ударю тебя и не буду принуждать к близости.
Охваченная приступом паники, его слова запечатлеваются где-то в моем сознании, и я начинаю успокаиваться. Когда дымка паники рассеивается, я замечаю, что мы с Домиником дышим одинаково.
Он наклоняет голову, и выражение его лица становится очень мягким.
— Лучше?
Только тогда я понимаю, что он уже второй раз замечает, когда у меня начинается паническая атака. Даже Сиара не знала о них, потому что они всегда проходят незаметно.
Не отстраняясь от него, я спрашиваю:
— Как ты узнал?
— У кое-кого из моих близких часто случались тихие приступы паники.
Его большой палец касается моей скулы, и, прежде чем я успеваю остановить его, он целует меня в лоб.
Он отстраняется и смотрит мне в глаза.
— Первый человек, которого я убил, был насильником. Для меня это тоже своего рода спусковой крючок, так что, если ты веришь только в одно, пусть это будет то, что я никогда так с тобой не поступлю.
Я продолжаю смотреть на Доминика, не уверенная, могу ли верить тому, что он мне говорит.
— Значит, тебя действительно устраивает, если в нашем браке не будет секса? — Когда он кивает, я качаю головой. — Мне трудно в это поверить.
Он переводит взгляд на дорогу, уезжая на Хаммере с аэродрома, а затем говорит:
— У меня никогда не было романтических отношений с женщиной.
Мои глаза расширяются.
— Не может быть, чтобы ты был девственником.
Из его уст вырывается смех, глубокий и наполненный теплом.
— Конечно, нет. — Он смотрит в мою сторону, а затем обращает внимание на тихую дорогу. — Но я соблюдаю целибат более десяти лет.
У меня отвисает челюсть, а затем в голову приходит мысль, от которой по телу пробегает холодок.
— Тебя... — Я не могу заставить себя закончить предложение.
Брови Доминика сходятся на переносице, и проходит некоторое время, прежде чем он понимает, о чем я пытаюсь спросить.
— Нет, никогда. Я соблюдаю целибат, потому что люди меня чертовски раздражают, и чтобы заняться сексом, я должен впустить кого-то в свое личное пространство.
— Ты впускаешь меня в свое личное пространство, — бормочу я.
Он вздыхает, а затем отвечает:
— Потому что ты меня не раздражаешь.
— Это меня совсем не успокаивает. Лучше бы я раздражала тебя.
Серьезно, кто женится на ком-то из-за подобной причины?
Доминик посмеивается, выруливая на грунтовую дорогу, которая быстро становится крутой.
Вцепившись в подлокотники сиденья, я оглядываюсь по сторонам и наблюдаю, как деревья становятся все гуще и гуще по мере того, как мы поднимаемся в гору.