Отшельник

Глава 16



Грейс

Мои щеки пылают от того, что меня застукали за разглядыванием груди Доминика.

С бешено колотящимся сердцем и прерывистым дыханием я хватаю с кухонного стола корзинку с картофелем, фасолью и спаржей. Отнеся ее к раковине, я ставлю корзинку внутрь, чтобы помыть овощи.

Доминик заходит на кухню с ухмылкой на лице, что говорит мне о том, что он знает, что я его разглядывала.

Чувствуя себя униженной, я открываю кран и сосредотачиваюсь на том, чтобы смыть грязь с каждого овоща.

— Ты расстроена, — констатирует он очевидное. — Почему?

— Я не расстроена, — возражаю я, тщательно моя бедную картофелину.

Я слышу, как Доминик подходит ближе, но прежде чем он успевает дотянуться до меня, я уворачиваюсь, все еще держа картофелину в руке и разбрызгивая повсюду воду.

— Грейс, — говорит Доминик мягким тоном. — Успокойся.

— Я спокойна, — бормочу я, отказываясь смотреть на него.

Медленно он подходит ближе, и мне приходится заставлять себя не шевелиться, пока он забирает у меня картофелину. Бросив ее в раковину, он берет меня за подбородок и приподнимает мое лицо.

Мне с трудом удается встретиться с ним взглядом, и в тот момент, когда я это делаю, мой желудок нервно сжимается в комок.

На его лице нет и намека на ухмылку, когда он серьезно говорит:

— Нет ничего плохого в том, что ты испытываешь ко мне влечение.

Что, если я признаюсь, что считаю его привлекательным, а он воспримет это как знак того, что я даю ему зеленый свет?

Словно прочитав мои мысли, он качает головой.

— Пока ты не скажешь, что готова, между нами не будет никакой сексуальной близости. Поняла?

Я киваю, и он убирает руку с моего подбородка и поглаживает мою щеку.

Слегка наклонившись, он смотрит мне прямо в глаза и повторяет:

— Так что нет ничего плохого в том, что ты находишь меня привлекательным.

Я снова киваю, а затем шепчу:

— Хорошо.

— Dobré dievča.

Теперь, когда я знаю, что эти слова означают "хорошая девочка", у меня внутри все переворачивается.

Когда Доминик смотрит мне в глаза, у меня сводит живот, и я не могу удержаться от вздоха, потому что не испытывала таких ощущений уже много лет.

Его голубые глаза становятся темнее, и у меня по спине пробегает холодок. Когда он наклоняется, я задерживаю дыхание, пока он не запечатлевает поцелуй на моем лбу.

Затем он отстраняется, обходит меня и направляется к выходу из кухни.

Боже милостивый.

Я делаю отчаянные вдохи, прижимая ладонь к животу.

Доминик слишком мужественный, и мне не под силу с ним справиться. Его место рядом с женщиной, которая сможет удовлетворить его потребности.

Образ Доминика, занимающегося сексом с безликой женщиной, вызывает у меня в груди гнев, а не панику.

Я злюсь, потому что, возможно, никогда не стану такой женщиной, и то, что мы женаты, не означает, что это помешает ему найти кого-то, кто сможет дать ему то, чего не могу дать я.

Эти мысли выводят меня из себя.

С тех пор как мы поженились, я узнала Доминика получше, и он всегда был добр ко мне. В какой-то момент ему далось заинтересовать меня, и… Господи, мне нравится Доминик.

Ошеломленная тем фактом, что он действительно начал мне нравиться, я отодвигаю все безумные мысли на задний план и принимаюсь за работу.

Закончив готовить ужин через час, я понимаю, что Доминика до сих пор нигде нет. Поэтому поднимаюсь по лестнице, чтобы позвать его к столу.

Подойдя к двери его кабинета, я стучу. Одновременно меня охватывает и нервозность, и возбуждение, а эти эмоции мне совершенно несвойственны.

После минуты молчания я снова стучу в дверь, думая, что мне стоит попросить его сообщить мне код.

Дверь справа от меня открывается, и мои глаза становятся круглыми, как блюдца, когда я вижу Доминика, стоящего в одном лишь полотенце, обернутом вокруг талии.

Господи.

Я моргаю, потому что видеть его полуголым – это слишком для меня.

— Еда, — бормочу я одно-единственное слово, бросаясь по коридору. — Пойдем есть. — Я добегаю до лестницы, затем добавляю: — Как только оденешься.

Спускаясь по лестнице, я качаю головой, ругая себя за то, что веду себя глупо.

Ну и что с того, что этот мужчина – самый привлекательный из всех, кого я когда-либо встречала? Как он сказал, нет ничего плохого в том, чтобы испытывать к нему влечение.

Если уж на то пошло, это хорошо. Это показывает, что Брейден не совсем сломал меня.

И в том, что мне нравится Доминик, тоже нет ничего плохого. В конце концов, он мой муж, и мы будем вместе, пока один из нас не умрет.

Я беру наши тарелки с кухонного стола и выношу их на веранду, где закат окрашивает небо в розовые и оранжевые тона.

Когда я возвращаюсь в дом, чтобы захватить бутылки с водой, Доминик спускается по лестнице, все еще натягивая футболку на торс. Я успеваю еще раз взглянуть на его пресс, татуировки и V-образные мышцы на бедрах.

Когда на меня накатывает очередная волна влечения, я бормочу:

— Мне начинает казаться, что ты делаешь это нарочно.

У подножия лестницы он хихикает, и затем говорит:

— Если хочешь, чтобы я разгуливал без футболки, только скажи.

— Ха-ха.

Я исчезаю на кухне и, открыв холодильник, беру две бутылки. Закрыв дверь локтем, я возвращаюсь на веранду, где Доминик уже сидит на своем обычном месте.

Когда я сажусь напротив него, он говорит:

— Я решил дать тебе немного пространства. Вот почему я не помог c готовкой ужина.

Я киваю и ставлю бутылку воды на его сторону стола.

— Все в порядке.

Он пристально смотрит на меня.

— Неужели?

Я снова киваю.

— Да, я справилась со своими эмоциями, и со мной все в порядке.

— Тогда почему ты убежала во второй раз?

Я не могу сказать ему, чтобы он не совал нос не в свое дело, потому что ранее он ответил на каждый мой вопрос.

Вздохнув, я признаюсь:

— Потому что ты очень привлекательный, и это заставляет меня нервничать.

— Нервничать – это хорошо, — говорит он, и уголок его рта приподнимается в ухмылке. — С этим можно работать.

Взяв нож с вилкой, я бросаю на него игривый взгляд.

— Ешь.

— Да, miláčik.

Не в силах сдержаться, на моих губах расплывается улыбка, и я быстро отправляю в рот немного картофельного пюре.



Когда Доминик направляет Хаммер вниз с горы, я спрашиваю:

— Почему я еду с тобой на собрание?

Не отрывая взгляда от дороги, он отвечает:

— Потому что я ни за что не оставлю тебя одну.

Обиженная, я хмуро смотрю на него:

— Почему? Думаешь, я сожгу твой дом дотла?

— Конечно, нет. — Его взгляд скользит по мне, а затем снова сосредотачивается на дороге. — Куда я, туда и ты. Таким образом, я всегда смогу защитить тебя.

— О. — Я быстро бросаю взгляд в окно, чувствуя тепло в области сердца. Затем мне в голову приходит мысль, и я спрашиваю: — Значит, ты возьмешь меня с собой, когда тебе придется кого-нибудь убить?

— Не на саму операцию. Ты можешь подождать в машине с Эвинкой.

На моем лице появляется улыбка.

— Ты говоришь серьезно.

Он снова смотрит на меня.

— Да.

Не успев обдумать вопрос, я спрашиваю:

— А что, если я забеременею или у нас будут дети?

Доминик резко поворачивает голову в мою сторону, и, увидев шок на его лице, я понимаю, что только что сказала.

Я быстро отвожу взгляд и удивляюсь, когда он отвечает:

— Тогда я оставлю Эвинку с тобой.

Я киваю, не уверенная, смотрит ли он на дорогу или на меня.

На мгновение воцаряется тишина, затем Доминик спрашивает:

— До всего этого дерьма с Мэллоном ты хотела стать матерью?

Я отвечаю мягким голосом:

— Это всегда было моей самой заветной мечтой. Именно поэтому я взяла на себя заботу о Сиаре, когда наша мать умерла.

— Из тебя получится потрясающая мать, Грейс.

— Спасибо, — шепчу я, снова глядя на него.

Доминик выруливает на Хаммере на главную дорогу, и поездка становится менее ухабистой, а затем он говорит:

— Если тебя это беспокоит, мы можем прибегнуть к искусственному оплодотворению.

Доминик снова удивляет меня, и я долго смотрю на него, прежде чем ответить:

— Мы можем поговорить об этом позже.

Он кивает, и остаток пути до аэродрома между нами царит молчание.

Мои мысли крутятся вокруг мужчины, сидящего рядом со мной. Удивительно, как много изменилось с тех пор, как я вышла за него замуж.

Если бы я узнала эту его сторону до свадьбы, я бы вышла за него с улыбкой на лице.

Я бы согласилась, чтобы он женился на Сиаре. Она была бы так счастлива здесь, в горах.

Мы не общались с тех пор, как я рассказала ей о гибели отца, но как только у меня появится новый телефон, я свяжусь с ней.

Доминик сказал, что ее тоже не было на папиных похоронах, и какая-то часть меня чувствует себя виноватой, но я уверена, что дядя Джерри устроил папе хорошую службу.

Доминик все равно бы меня не отпустил. Да и в какой-то мере я рада, что меня там не было.

Повернув голову, чтобы посмотреть на Доминика, я спрашиваю:

— Ты знал своего отца?

— Нет.

Это печально. У Доминика есть только Эвинка.

— Ты не обязан мне говорить, но откуда у Эвинки шрам на шее?

Он на какое-то время замолкает, после чего отвечает:

— У нас не так много информации о том, что произошло. Только то, что на ее семью напали и ей перерезали горло. Это повредило ее голосовые связки. Это случилось за несколько месяцев до того, как я встретил ее в детском доме.

Поднимая руку, чтобы прикрыть рот, я шепчу:

— Господи.

Он тяжело вздыхает, затем говорит:

— Ее изнасиловали, когда ей было тринадцать. Образ того, как она бежит ко мне полуголая, навсегда запечатлелся в моей памяти.

Я в полном шоке, не в силах произнести ни слова. Я смотрю на Доминика, и мое сердце разрывается от сочувствия к Эвинке.

Теперь я понимаю, почему Доминик так терпелив со мной.

— Помимо тебя, Эвинка – самый важный человек для меня, — бормочет он. — Она единственный человек, которому я доверяю.

Я киваю, понимая, что их связывает.

— Надеюсь, ты научишься доверять и мне.

Уголок его рта слегка приподнимается, но он не отвечает на мои слова. Я понимаю почему. Доверие нужно заслужить.

Я вижу въезд на летное поле и спрашиваю:

— Куда полетим?

— Чили. С учетом пересадки перелет займет восемнадцать часов.

— А мы будем только вдвоем?

Он качает головой и указывает в сторону ангара, где стоит наготове частный самолет. Там же стоит внедорожник, и я вижу Эвинку с четырьмя охранниками, которые сопровождали нас в день свадьбы.

— Какова цель собрания? — Спрашиваю я, когда мы подъезжаем ближе к группе.

— Я создаю альянс для борьбы с Братвой. — Машина замедляет ход, пока не останавливается, и тогда он смотрит на меня. — Только ты и Эвинка знаете, где находится мой дом. Никому больше не сообщай о его местонахождении. Даже Сиаре.

Мои губы приоткрываются, и прежде чем я успеваю задать вопрос, он отвечает:

— Да, я доверяю тебе, Грейс. Не заставляй меня пожалеть об этом.

Я быстро киваю, открываю пассажирскую дверь и вылезаю из Хаммера.

Доминик выходит и смотрит на меня поверх крыши машины.

— Надеюсь, однажды ты тоже сможешь доверять мне.

Улыбка расползается по моим губам, когда я говорю:

— Ну, мы близимся к этому.

Когда он начинает идти, я быстро догоняю его и не отстраняюсь, когда он берет меня за руку.

Взгляд Эвинки задерживается на наших соединенных руках, затем она широко улыбается и приподнимает подбородок.

— Привет, — говорю я и, вспомнив, что сказал мне Доминик, высвобождаю свою руку из его и обнимаю ее.

Она на мгновение замирает, прежде чем обнять меня в ответ. Дважды похлопав меня по спине, она отстраняется и внимательно осматривает мое лицо.

Я вижу немой вопрос в ее глазах и киваю.

— Я в порядке. Доминик был очень добр ко мне.

Она что-то жестикулирует, и Доминик хихикает, а потом переводит:

— Она говорит, что рада видеть, что я тебя не убил, и кто бы мог подумать, что из меня получится хороший муж.

Эвинка подает знак одному из охранников, и тот протягивает мне новенький мобильный телефон.

Взяв его, я говорю:

— Спасибо.

Эвинка снова жестикулирует, и Доминик переводит:

— Телефон защищен, и в нем также запрограммирован номер Эвинки. Если со мной что-нибудь случится, напиши ей, и она приедет.

— Хорошо. — Я благодарно улыбаюсь ей.

Доминик кладет руку мне на поясницу и подталкивает, чтобы я начала идти.

Когда мы заходим в самолет, я жду, пока он выберет место, после чего сажусь рядом с ним. Он перегибается через меня и пристегивает мой ремень безопасности, затем пристегивает свой, после чего снова берет меня за руку.

Я смотрю, как он переплетает наши пальцы, и от его прикосновения у меня внутри все трепещет, словно во мне поселился целый рой бабочек.

Он наклоняет свою голову ближе к моей и спрашивает:

— Ничего, если я возьму тебя за руку?

— Поздновато спрашиваешь, — поддразниваю я его.

— Так мы покажем всем вокруг нашу сплоченность, — объясняет он, и я испытываю легкое разочарование, потому что причина именно в этом.

Неужели я серьезно расстроена из-за того, что Доминик держит меня за руку только для вида?