Отшельник

Глава 14



Грейс

Пока я нарезаю зелень, мои глаза то и дело устремляются туда, где Доминик ополаскивает помидоры, морковь, капусту и перец.

Каждый раз, когда я узнаю о нем что-то новое, мое любопытство растет. Он хранит в себе так много тайн.

Он жесток и внушает страх таким мужчинам, как мой отец, но здесь, в своем доме, он – тихая душа, от которой исходит умиротворяющая атмосфера.

Мои руки замедляются, и я забываю о нарезке, когда мои глаза осматривают каждый дюйм мускулистого тела Доминика. Под футболкой, которая на нем надета, видны татуировки на его руках.

Мой взгляд поднимается, пока не останавливается на кресте и разбитом сердце, вытатуированных под его левым глазом.

Мой голос звучит мягко, когда я спрашиваю:

— Что означают крест и разбитое сердце?

Он пристально смотрит на меня, и я чувствую напряжение от его взгляда.

— Не подпускай людей, и твое сердце не будет разбито.

Я смотрю на его красивое лицо, затем спрашиваю:

— А тебе когда-нибудь разбивали сердце?

Он хватает нож и, когда начинает нарезать помидоры, мой взгляд останавливается на его руках и венах, извивающихся под кожей, и татуировками.

— Только один раз, — бормочет он низким и глубоким голосом.

У меня в животе возникает странное ощущение, от которого учащается сердцебиение.

— В тот день, когда моя мать оставила меня на заправке. Она поцеловала меня на прощание и сказала, что без нее мне будет лучше, а затем села в машину незнакомого мне мужчины и уехала. — Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает. — Больше я ее никогда не видел.

Не осознавая, что делаю, я подхожу к нему ближе и спрашиваю:

— Сколько тебе было лет?

Доминик заканчивает нарезать помидоры и вытирает руки бумажным полотенцем, а затем смотрит на меня.

— Мне было семь. Приехала полиция, и меня отправили в детский дом, где я нашел Эвинку. Ей было четыре. — Уголок его рта приподнимается. — Мы, можно сказать, объявили друг друга семьей.

Забыв о еде, я спрашиваю:

— Как ты стал наемным убийцей и торговцем оружием?

— Когда мне исполнилось восемнадцать, меня выгнали из детского дома, и мне понадобились деньги. Я просмотрел объявления и нашел одно, в котором искали уборщика. Оказалось, что это не имело никакого отношения к реальной уборке. — Усмехается он. — За это хорошо платили, и я смог позаботиться об Эвинке.

— А что насчет оружия? — Напоминаю я ему.

Он пожимает плечами, его взгляд с нежностью скользит по моему лицу.

— Я наткнулся на сделку по продаже оружия, когда убивал одного человека, и увидел сумму, которую заплатили за ящик с оружием.

Доминик медленно поворачивается ко мне лицом, затем, опираясь бедром о стойку, наклоняет голову, словно терпеливо ждет, когда я задам еще один вопрос.

Я высовываю язык, чтобы облизать губы, а мысли бешено скачут, пока мне наконец не удается придумать, о чем спросить.

— Почему ты потребовал только пятьдесят процентов бизнеса моего отца?

— У меня было хорошее настроение, но после того, как вчера он дал тебе пощечину, все изменилось. Теперь я забираю все.

Мои глаза расширяются.

— Потому что он дал мне пощечину?

Доминик просто кивает.

Он спас мне жизнь. Дважды.

Он настоял на том, чтобы жениться на мне, а не на Сиаре.

Он выстрелил в папу за то, что тот дал мне пощечину.

Он предоставил мне собственную спальню вместо того, чтобы заставлять меня делить с ним постель.

Он снова и снова уверял меня, что не причинит мне вреда.

Он терпелив со мной.

Мое сердце начинает биться быстрее, и в моем голосе проскальзывает осторожность, когда я спрашиваю:

— Я тебе нравлюсь?

Не задумываясь, он отвечает:

— Да. — Уголок его рта приподнимается. — Но на самом деле ты спрашиваешь не об этом.

Да, не об этом.

Нервы скручиваются у меня в животе, когда я шепчу:

— Я тебя привлекаю?

Выражение его лица смягчается еще больше, прежде чем он говорит:

— Да. Ты меня очень привлекаешь, Грейс. Ты красивая женщина с чертовски сильным характером, которая не боится бороться за тех, кого любит. — Его улыбка становится нежной, отчего мое сердце еще сильнее колотится о ребра. — Меня не интересовали никакие романтические отношения, пока я не увидел, с какой свирепостью ты защищаешь свою сестру. Это вызвало у меня искреннее уважение.

Мои ладони становятся потными, а дыхание учащается, когда я смотрю на Доминика.

Он медленно качает головой.

— Не бойся, Грейс. Не стоит опасаться моего влечения к тебе.

Когда он подходит ближе, все мое тело вздрагивает, и мне приходится заставить себя не отступить.

Его движения медленные, словно он приближается к дикому животному или олененку. Пристально глядя на него, я изо всех сил пытаюсь контролировать свое дыхание, когда он поднимает руку и обхватывает пальцами мою шею сзади.

Я дрожу, как лист на ветру во время бури, и мне становится все сложнее сохранять спокойствие.

— Ты в безопасности, miláčik, — шепчет он.

Он нежно прижимает мое лицо к своей груди, а затем обхватывает меня другой рукой. Несколько мгновений я пребываю в состоянии паники, прежде чем осознаю, что он обнимает меня.

Его рука начинает поглаживать меня по спине, и это так успокаивает, что я закрываю глаза.

Я делаю глубокий вдох, вдыхая запах его одеколона, который смешивается с его естественным ароматом. Как и в ту ночь, когда он спас меня от русских, я чувствую себя в безопасности.

Шепотом я спрашиваю:

— Как ты меня назвал?

Его голос грохочет у меня над головой.

— Это словацкий эквивалент слова "милая".

Мне нравится это ласковое обращение, и уголок моего рта слегка приподнимается, прежде чем улыбка исчезает.

Прижав руки к бокам, я спрашиваю хриплым голосом:

— Могу ли я действительно доверять тебе, или это просто уловка, чтобы заставить меня ослабить бдительность?

Доминик слегка отстраняется от меня, и когда он берет меня за подбородок и запрокидывает мою голову назад, мое сердце бешено колотится в груди.

— Ты не поверишь ни единому моему слову, и это нормально. Позволь мне показать тебе, что мне можно доверять.

Я киваю, медленно высвобождая подбородок из его хватки. Сделав шаг назад, я опускаю глаза в пол и делаю глубокий вдох.

— А что, если ты передумаешь и захочешь большего?

— Тогда мне просто придется часто принимать холодный душ, — шутит он.

Я закрываю глаза и качаю головой. До сих пор при мысли о том, что сделал со мной Брейден, я испытывала лишь отвращение и ненависть.

Но когда я стою перед мужчиной, который является моим мужем, я начинаю чувствовать себя неполноценной. Слезы застилают мне глаза, и я сжимаю челюсти, стараясь не дать им вырваться наружу.

Мой голос срывается, когда я шепчу:

— Он сломал меня.

— Я знаю. — Голос Доминика звучит так нежно, и когда он осторожно кладет руку мне на плечо, я чувствую, что вот-вот не выдержу и заплачу.

Его руки снова обвиваются вокруг меня, и на этот раз объятие кажется таким нежным, что мое тело содрогается, и во второй раз за сегодняшний день все эмоции вырываются наружу.

Он крепче прижимает меня к себе и целует в макушку, после чего говорит:

— Я сделаю тебя такой же сильной, как Эвинку, и однажды ты поймешь, что не так уж и сломлена, как тебе кажется.

Когда я киваю, моя щека трется о его футболку, и впервые с тех пор, как я вышла замуж за Брейдена, я поднимаю руки и обнимаю мужчину.

Доминик практически прижимается ко мне всем своим телом, словно пытается создать вокруг меня щит, и поцелуй, который он оставляет на моих волосах, успокаивает и исцеляет.

Он обнимает меня до тех пор, пока я не отдергиваю от него руки. Когда он отпускает меня и начинает шинковать морковь, я хватаю кочан капусты и возвращаюсь на свое рабочее место.

Между нами воцаряется тишина, пока мы продолжаем готовить ужин, и время от времени мое тело вздрагивает, когда напряжение покидает его.



Доминик

Когда ужин готов, я веду Грейс к раздвижным дверям. Нажимаю кнопку на стене, двери открываются, и мы выходим на веранду, с которой открывается вид на озеро и деревья.

Я ставлю тарелку на стол и беру два стула, которые стоят у стены.

— Можешь достать две подушки из шкафа? — Спрашиваю я, кивком указывая на то место, где они лежат.

— Конечно, — бормочет Грейс.

Я ставлю стулья у стола, чтобы мы сидели друг напротив друга, и возвращаюсь в дом за двумя бутылками воды.

Когда я возвращаюсь на веранду, Грейс стоит, обхватив себя руками, и смотрит на открывающийся внизу вид: солнце уже начинает садиться.

— Давай поедим, — бормочу я, усаживаясь за стол.

Она присоединяется ко мне и, взяв вилку, качает головой с выражением недоверия на лице.

— Что? — Спрашиваю я, прежде чем отправить в рот кусочек жареного мяса.

— Я потрясена до глубины души, — признается она. — С того момента, как ты выстрелил в моего отца, я то и дело пытаюсь осознать происходящее. — Она машет рукой на дом и открывающийся внизу вид. — А теперь еще и это.

— Я не совсем понимаю, — говорю я, отправляя в рот кусочек за кусочком.

Ее глаза останавливаются на мне, а на лбу появляется легкая морщинка.

— Ты чертовски загадочен, Доминик. Каждый раз, когда мы общаемся, ты меня чем-то удивляешь.

Услышав в ее тоне что-то похожее на восхищение, уголок моего рта приподнимается.

Грейс даже не представляет, какого прогресса мы сегодня достигли. Она позволила мне обнять ее, не поддавшись приступу паники, и сейчас она полностью расслаблена.

Впервые с тех пор, как я ее встретил, на ее лице нет напряжения.

В моем сердце разливается тепло, когда я смотрю на свою жену, надеясь, что со временем мы узнаем друг о друге все.

Мы едим в тишине, и когда я кладу вилку на пустую тарелку, Грейс спрашивает:

— Почему ты напал на меня в моей спальне?

Сожаление возвращается быстро и остро, и я прочищаю горло, прежде чем ответить:

— Я хотел проверить, как сильно ты будешь бороться. Я бы никогда этого не сделал, если бы знал о твоем прошлом.

— Это был идиотский поступок, — бормочет она.

— Прости меня, Грейс.

Она кивает и смотрит на окружающий нас пейзаж.

Мой телефон начинает звонить, нарушая тишину, и я достаю его из кармана.

Не узнав номер, я хмурюсь и принимаю вызов.

— Варга слушает.

— Где ты? — Сердито рявкает мужчина с сильным русским акцентом.

Поднимаясь на ноги, каждый мускул моего тела напрягается, когда я рычу:

— Кто это?

Глаза Грейс расширяются, и ее спокойствие тут же исчезает.

— Павлов, — выдавливает он свое имя.

Я мрачно усмехаюсь, и в моих словах сквозит убийство:

— У тебя хватило смелости позвонить мне.

— Хочешь знать, что, помимо смелости, у меня еще есть? — Рычит он.

— Конечно, — бормочу я скучающим голосом. — Давай поиграем в эту игру.

— Труп Девлина лежит у моих ног. Я убил твоего делового партнера, Варга. Он умолял меня дать ему шанс найти тебя. — Павлов заливается смехом. — Он был готов предать тебя.

— Я хочу увидеть доказательства, — требую я, переводя взгляд на Грейс, которая наблюдает за мной, как ястреб.

Раздается еще один громкий смешок, и через секунду мой телефон вибрирует. Я проверяю входящее сообщение: там фотография Йена, лежащего в луже крови с перерезанным горлом.

Jebat! Если бы я не настоял на свадьбе с Грейс и не уехал сегодня утром, она была бы в особняке во время нападения.

Снова поднося устройство к уху, я стараюсь, чтобы в моем голосе не было никаких эмоций, когда говорю:

— Ты оказал мне услугу. Теперь я владею стопроцентной долей рынка.

— Только до тех пор, пока я не перережу тебе горло, — угрожает он мне.

— Нет, если я убью тебя первым, — мрачно усмехаюсь я.

— Я найду тебя, Варга, — говорит он, и я слышу, как он куда-то идет. — Девлин сказал, что ты женился на его дочери.

Я сжимаю руку в кулак, и в груди разливается желание вытащить этого ублюдка через телефон, чтобы я мог забить его до смерти.

— На блондинке или рыжей? — Спрашивает он. — Их обеих можно хорошенько трахнуть.

— Как насчет того, чтобы подождать меня у Девлина, а я приду и расскажу тебе лично, — рычу я.

В трубке снова раздается его раздражающее хихиканье.

— Не-а, здесь полный бардак, и скоро сюда приедут копы. Не волнуйся. Я буду на связи.

Звонок обрывается, и я пользуюсь моментом, чтобы перевести дух и подавить гнев, который бушует в моей груди, а затем смотрю на Грейс.

— Ты в порядке? — Спрашивает она, и в ее глазах появляется настороженность.

Понимая, что сейчас я, должно быть, кажусь ей очень опасным, я присаживаюсь на корточки рядом с ее стулом, чтобы выглядеть менее угрожающе.

— У меня новости, — говорю я, ища в ее глазах любой признак панической атаки.

— Какие? — Шепчет она.

— Русские убили твоего отца.

На ее лице отражаются самые разные чувства, вызванные шоком.

Не в силах понять, что она чувствует, я спрашиваю:

— Ты в порядке?

Она медленно кивает, ее брови сходятся на переносице. Проходит несколько секунд, и ее взгляд наполняется грустью.

Поднимаясь на ноги, я обхватываю ее за плечи и тяну вверх. Затем крепко обнимаю ее и клянусь:

— Я убью Павлова.

— Это тот же человек, что похитил меня? — Спрашивает она.

— Да.

Она отстраняется и качает головой.

— И все из-за пары ракет?

— Которые они хотят использовать против меня, чтобы захватить рынок оружия, — объясняю я.

— Это безумие, — бормочет она, и я вижу, как на нее обрушивается известие о смерти ее отца. — Боже мой. Папа умер?

— Да. — Я поглаживаю ее по плечу.

Она отстраняется от меня и подходит ближе к прозрачным перилам веранды, откуда смотрит на природу внизу.

— Теперь Сиара будет в безопасности. Он не будет искать ее, чтобы заставить выйти замуж по расчету, который набьет его карманы, — слышу я ее голос. — Черт, я должна сказать Сиаре. — Она похлопывает себя по карманам и смотрит на раздвижные двери. — Где я оставила свой телефон? — Она хмурится еще сильнее. — Папа умер.

Я сокращаю расстояние между нами и притягиваю ее к своей груди. Крепко обнимая ее, я говорю:

— Я сожалею о твоей потере, Грейс.

Jebat, Павлов действительно оказал мне услугу. Если бы я убил Йена, не знаю, какие отношения у меня бы сложились с Грейс.

Я не думал, что ей есть дело до отца, но, судя по ее бурной реакции, становится ясно, что я ошибался.

— Он не всегда был никудышным отцом, — шепчет она дрожащим голосом. — До смерти мамы, он очень любил нас. — Она отстраняется, и я наблюдаю, как черты ее лица становятся жестче. — Но потом он дважды продал меня, и это разрушило все хорошее, что было между нами.

Мне не нравятся ее слова, поэтому я говорю:

— Грейс, никто не продавал мне тебя.

— Я была частью сделки, которую вы заключили между собой, — огрызается она.

— Нет, Сиара была частью сделки. — Я поднимаю руку и обхватываю пальцами ее шею. — Я забрал тебя. У Йена не было выбора в этом вопросе.

Она пристально смотрит на меня, пока я не отпускаю ее.

Разблокировав экран своего мобильного телефона, я отправляю короткое голосовое сообщение Эвинке.

— Павлов убил Девлина. Немедленно свяжись со всеми покупателями и сообщи им, что я взял на себя управление его бизнесом.

Через некоторое время на моем экране появляется ее ответ.

ЭВИНКА:

Ну, минус одна проблема. Как ты узнал?

Я:

Мне позвонил Павлов. Будь осторожна и не ходи никуда без охраны.

ЭВИНКА:

Я отправлю охрану к тебе.

Я:

Нет. Я убью их, если они будут дышать слишком громко. На горе я в безопасности. Не беспокойся обо мне.

ЭВИНКА:

Я всегда буду беспокоиться. Как там Грейс?

Я:

На удивление хорошо.

Внезапно Грейс бросается в сторону раздвижных дверей, и я иду за ней, засовывая устройство в карман.

— Грейс?

— Мне нужно позвонить Сиаре. Я не хочу, чтобы она узнала эту новость от кого-то другого, — говорит она, торопливо поднимаясь по лестнице.

Когда мы входим в ее спальню, я замечаю, что она не распаковала свой багаж.

Она достает из сумки свой мобильный телефон, и тогда я вспоминаю, что звонить через ее устройство небезопасно.

Прежде чем она успевает разблокировать экран, я выхватываю у нее устройство, отчего ее взгляд устремляется на мое лицо.

— Твой телефон не защищен. Пойдем. — Я хватаю ее за руку и тащу в свой кабинет. Набрав код, я распахиваю дверь и кричу: — Какой у тебя номер телефона?

Я подхожу к ноутбуку и открываю устройство. Когда она диктует свой номер, я ввожу его в систему и проверяю, с каких вышек сотовой связи он передается.

Сигнал слабый, но он показывает город в двух часах езды от того места, где мы находимся.

— Спасибо, блять, — бормочу я.

— Могу я позвонить Сиаре? — Спрашивает она.

Я встаю и достаю из шкафа одно устройство. Вставив в него сотовый телефон, чтобы он мог определить ее местоположение, я протягиваю его ей.

— Говори как можно короче. Мне придется купить тебе новый телефон, так что скажи ей, что твой номер изменится.

Пока я наблюдаю, как Грейс звонит, мои мысли возвращаются к Павлову.