Песнь бездны

Глава 39 Аня

Она не могла коснуться своего лица. Аня плохо понимала, что случилось, но подозревала, что сознание еще не вернулось к ней до конца. В ее щеке, похоже, застряли осколки, и она не очень понимала, как они туда попали.

Чувствовала только, что ей было жарко, когда она проснулась, и что ее держали в надежных, сильных руках. Она знала, кто ее держал. Как она могла не знать?

Дайос всегда был в ее снах. Она хотела оказаться в его объятиях, поэтому неудивительно, что ей приснилось, будто она лежит в гнезде его рук, в полной безопасности слушая его равномерные сердцебиения.

Она смутно понимала, что ей больно. Чувствовала. Проснувшись настолько, чтобы осознать, что это вовсе не сон, Аня ощутила осколки на своем лице. И странное давление в черепе. Нет, на черепе.

В груди снова заворочалась паника. Она не хотела думать, что это была Битси, но… что ей делать, если дроид сломалась? Она же ничего не слышала. Ни Дайоса, ни стонов разрушенного здания. Такая близость к взрыву тоже не помогала – он все еще давил на нее полнейшей тишиной.

Она не могла дышать. Не могла оставаться в его руках, потому что ей что-то нужно было вспомнить, но все мысли разлетелись на осколки.

Аня не могла спокойно сидеть на месте. Не могла лежать в его руках, потому что ей нужен был воздух. Ей требовалось пространство, время, чтобы осознать, что она только что лишилась всего, на что полагалась. С трудом двигаясь и не слушая его протесты, она встала рядом с ним и просто… вдохнула.

Но чертов воздух был полон дыма, потому что она только что уничтожила свой дом и теперь истекала кровью.

Теплые капли стекали по ее рукам. Аня смотрела, как алые струйки текли по коже, и не могла оторвать взгляд. Впервые с того момента, как очнулась, она осознала, что с ней что-то серьезно не так. Аня не могла опереться на ногу, но уже вспомнила, что ее распороло ножом, когда она освобождала ундин. А потом…

По позвоночнику пробежал холодок. Она вспомнила другой важный момент. Самый важный, если учесть, кто стоял на противоположной стороне комнаты.

Каким-то невероятным образом Генерал остался жив. Как и она, он едва держался на ногах. Они, как две несущие колонны по углам комнаты, держали потолок силой своей ненависти друг к другу.

Пистолет лежал на полу прямо перед ним. Они увидели его одновременно, и отец наклонил голову, глядя на нее и на ундину рядом с ней.

Очевидно, они подумали об одном и том же. У него было время поднять пистолет первым, если сделать это быстро. Но Генерал был покрыт кровью и грязью не меньше Ани, и это было бы для него затруднительно.

Он что-то сказал, но с такого расстояния девушка не могла прочитать его губы. Дайос положил руку ей на лодыжку, а когда она посмотрела на него, изобразил что-то вроде:

– Он хочет твоей смерти.

Она знала. Как бы это ни было больно, она знала.

Генерал стоял там и шевелил губами, но она понятия не имела, что он говорил. Наверное, она и не хотела знать. Он извергал ненависть и честные признания – она ему не нужна. Никогда не была нужна.

Генерал уже сказал все, что ей нужно было услышать. Он считал ее ничтожеством из-за ее матери. Он всегда считал ее всего лишь заменой. Как и мать, она должна была стать символом, лицом, но ею оказалось так же сложно управлять.

Генерал отобрал ее у матери в надежде превратить в инструмент, который можно будет использовать в своих целях. Все воспоминания детства внезапно оказались безвозвратно запятнаны.

Они никогда не ладили. Генерал был плохим отцом, но она всегда думала, что он хотя бы немного ею гордился. Теперь стало ясно, что все это было обманом. Способом ею управлять. Сделать из нее маленькую куколку, чтобы дергать за ниточки и указывать, какие слова говорить.

Глупо было вообще доверять ему, но Аня не могла изменить прошлого. Оставалось только продолжать двигаться вперед, к будущему, которым можно гордиться.

– Заткнись! – закричала она, напрягаясь, чтобы слова вышли настолько громкими, насколько возможно. – Не хочу больше ничего слышать от тебя. Я ухожу. Можешь оставаться в своем разрушенном городке, спасать, что сможешь. Я сломала клетку. Мне пора улетать.

Словно в замедленной съемке она увидела, как Генерал подхватывает лежащий у его ног пистолет. Он поднял оружие, направил его на нее, и она поняла, что ему хотелось увидеть ее страдающей. Он не стал целиться ей в голову. Он целился в грудь, словно знал, что там будет больнее всего. Прямо в ее разбитое, раненое сердце.

Как же давно она не слышала громких звуков. Уж тем более выстрела. Они были знакомы ей со времен, когда Аня еще не лишилась слуха, когда она была всего лишь ребенком.

Она помнила этот звук. Могла представить, как пуля покидает пистолет, как рикошетят от стен звуковые волны. Зажмурившись, она стала ждать, когда новая вспышка боли присоединится к тем, что уже сжигали ее тело.

Но новой боли не появилось. Совсем.

Открыв глаза, она замерла в шоке, снова увидев перед собой Дайоса. Оскалив зубы и глядя черными глазами ей в самую душу, он стал ее живым щитом. Он дернулся опять, наклоняясь ближе, и его дыхание обдало ее лицо.

Он ничего не сказал. Вероятно, потому, что не знал, может ли она его слышать. Вместо этого он лишь поднял руку и прижал пальцы к губам, а потом к груди.

– Я люблю тебя, – сказал он знаком, которому она его не учила. Не могла даже предположить, откуда он его узнал.

– Ты в порядке? – прошептала она.

Он быстро кивнул, и она добавила:

– Избавься от него, и отнеси меня домой.

Он взглянул ей в глаза с таким теплым выражением, какого она никогда еще у него не видела. Словно знал, как ужасно было произносить эти слова, как сильно ей пришлось бороться с самой собой, чтобы их сказать. Аня никогда не думала, что ей доведется приказывать кому-то оборвать чужую жизнь. Но в то же время она знала, что нельзя оставлять Генерала в живых.

Это была одна из тех тем, которые они никогда не обсуждали. Когда Дайос спрятал ее за один из искореженных металлических столов и нырнул в воду, она повторила про себя все причины, по которым это было правильным поступком.

Если бы они отпустили Генерала, он нашел бы среди людей на спасательных кораблях своих сторонников. Перед ним развернули бы красную ковровую дорожку в любом другом городе, и он продолжил бы жить в том же духе, и ничего бы не изменилось.

Генерал начал кричать. Аня видела, как шевелятся его губы, как вздымается грудь на вдохе. Он направил пистолет на воду, и тот яростно дернулся, отражая его злость. Ане было немного страшно, что Дайос пострадает, но она знала, что ее ундина делал это уже много раз. Сражаться с ее народом было его призванием.

Если Генерал доберется до других городов, это уменьшит их шансы выйти с ними на контакт. Аня знала, что Бета уже молчала после нападения ундин и что ее отец не отправил им никакой помощи. Они не хотели иметь ничего общего с Альфой или с ее жителями. Оставалась только Гамма, а это было проблемой. Как бы давно они ни дружили с Тузом, Гамма все равно оставалась опасным местом. Жители этого города были преступниками, выброшенными на милость хищников и города без управления.

Ни правительства, ни полиции. Сплошное беззаконие.

Вода забурлила за спиной мужчины, которого она звала отцом. Он стоял, широко расставив ноги, словно был готов к любой атаке. Но он был всего лишь человеком.

А Дайос был куда больше простого человека.

Из воды появилась металлическая рука. На ее глазах каждый палец опустился на металлический пол, нашел опору, и за ними резко последовал весь остальной ундина – словно змея, нашедшая добычу. Изогнулся хвост, напряглись мышцы, вся его сила оказалась выставлена напоказ. Еще мгновение назад она видела только его макушку, и вот он уже накинулся на ее отца.

Огромная металлическая рука сомкнулась на запястье, и кости стали… неправильными. Пистолет упал на пол, но Генерал продолжал отбиваться здоровой рукой. Он не прекратил сопротивляться, даже когда рухнул на пол под весом огромного ундины.

Дайос обнажил зубы, все его плавники встали дыбом, дрожа и вибрируя от ненависти при виде человека, который принес его народу столько боли и страдания.

Аня знала, что ему хотелось растянуть удовольствие. Хотелось медленно содрать кожу с человека, разбившего столько сердец и семей. Но Дайос поднял на нее глаза, поймал ее взгляд сквозь пелену дыма и огня и дернул подбородком, веля ей не смотреть.

Но Ане казалось, что она обязана. Ей нужно было увидеть, что он сделает, потому что именно она его об этом попросила. Она приказала ему разобраться с ее отцом. Нет, он не был ей отцом. Мысли путались, сердце бешено колотилось в груди.

И тут Аня увидела, как Дайос опустил руку на лицо Генерала. Мышцы его груди и спины напряглись, хвост свился, набирая мощь, и она поняла…

Она поняла, что он собирался сделать.

Она отвернулась от этого зрелища и зажмурилась, даже зная, что не услышит, когда это случится. Ее воображение услужливо нарисовало все и так. Огромный ундина, который всегда ее защищал, только что раздавил в руке череп ее отца.

Ее сердце не должно было так колотиться, она не должна была так тяжело дышать. А может быть, должна была. Аня говорила себе, что никогда раньше не видела, чтобы Дайос вел себя как настоящий монстр. Разве не полагалось ей его за это ненавидеть? Бояться, что он был на такое способен? Он мог сделать это с ней в любой момент, и Аня не смогла бы его остановить.

Аня не знала, как долго она сидела, замерев, за тем искореженным столом, загородившим ее от всего мира. Все изменилось. Опять. Ее лицо и голова горели; казалось, на ней не осталось ни одного места без синяка. Каждый раз, когда она делала вдох, внутри что-то щемило, и ей было немного страшно, что это было сломанное ребро.

Все это было чересчур. Она не могла думать обо всем сразу и не сойти с ума. А может, она просто ударилась головой. Ей-то откуда было знать?

На ее ноги легли холодные ладони, и она открыла глаза. Он сидел в воде перед ней и ждал, когда она посмотрит на него. В его темных глазах было столько терпения и доброты, что ее собственные защипало от слез.

Он смотрел на нее так, словно она создала Вселенную. Словно он знал, что только что напугал ее, и терпеливо ждал на другом берегу.

Теперь они не могли даже общаться. Аня не могла попросить у него утешения, хотя все это было ужасно. Потому что она только что чуть не погибла, и они никогда не встретились бы снова, не улыбнись им удача. Она хотела услышать, как он скажет ей, что он тоже в порядке и что с ней все будет хорошо. Что вместе они все это переживут.

Вместо этого она услышала еле заметный звон в ушах и увидела, как движутся его потрескавшиеся губы. Но она не могла читать по ним. Может, для нее это и вовсе были не слова. Ей не было понятно, где начинались и заканчивались слоги. Она не могла читать по его губам, не могла понять, что он от нее хотел, не могла…

Он бережно поднял ее ладони с колен и прижался поцелуем к костяшкам ее пальцев. Так нежно. Словно знал, какая хрупкая она сейчас, как ей казалось, что она вот-вот развалится на тысячу осколков бывшей себя.

Аня сломалась. Она потянулась к нему, и слезы хлынули по ее щекам, когда его руки сомкнулись за ее спиной. На нем не осталось ни капли крови, потому что он приплыл к ней по воде, и скоро с нее тоже должно было смыть и кровь, и пепел.

Дайос подсоединил к ней дыхательное щупальце, и даже это у него вышло куда осторожнее, чем представлялось возможным. Она едва заметила, как щупальце вошло в ее шею, а когда он стал дышать за нее, сразу стало гораздо легче.

С ним ей не нужно было делать ничего, кроме как сидеть в его руках и позволять нести ее.

Дайос опустился в воду, не прекращая гладить ее руками по спине. Теплая ладонь пересчитала ее позвонки и остановилась под ребрами, словно так он чувствовал ее дыхание, прижимая ее к своим сердцам. Холодная рука легла ей на затылок, спрятав ее лицо в изгибе его шеи.

Было слишком холодно, чтобы плыть с ним. У нее не было костюма, чтобы защититься от ледяной воды.

Но она почувствовала, как его плавники накрыли ее бедра. Он обернулся вокруг нее, спрятал ее пальцы в свои жабры, согревая их каждым совместным вдохом. Он обвился вокруг нее так крепко, что она даже не почувствовала холода океана.

А потом его губы прижались к ее голове, и она поняла, что с ней не случится больше ничего плохого. Он нес ее домой.

Все было кончено. Все было сделано.