По доброй воле

Глава 23

Несколько дней проходят в режиме бесчувственного сна. То ли организм хочет избавить меня от ненужных эмоций, то ли это распоряжение Шахова, чтобы я была на успокоительных и отдыхала, но это действительно помогает. Особенно когда на пятый день мне снимают повязку с лица. Я с огромным трудом дохожу до ванной, которая находится в палате, и смотрю на свое отражение в зеркале. Ничего ужасного не вижу. Впрочем, как и хорошего. На подбородке и правой щеке красные пятна. Они ноют, чешутся. С кистями рук – то же самое, только значительно хуже. Я вчера проснулась от неприятных ощущений, когда мне снимали повязки, и увидела свои подзажившие ожоги. Хоть и обещала себе не плакать, но в тот момент не смогла сдержать слез.

Не знаю, кто был заказчиком, Григорий мне не говорит. Но от того, что Шахов за меня заступился и отомстил, на душе чуточку легче. Однако мысль, что меня наказали таким вот ужасным образом за мою связь с этим человеком, не отпускает ни на минуту и заставляет испытывать противоречивые чувства.

– Вы опять ничего не ели, – замечает Александра, когда я возвращаюсь из ванной.

У меня жуткая слабость. Несколько дней, что я здесь нахожусь, перевернули все с ног на голову в моей жизни.

Киваю на капельницу.

– Уверена, там есть все необходимое, чтобы я не умерла от голода.

– Может, хотите что-нибудь особенное? – настаивает моя сиделка.

– Хочу. Выйти из больницы и оказаться дома.

Но пока не представляю, как делать что-то без рук. Я даже телефон в них взять не могу. Врач заверил, что это не навсегда. Чувствительность вернется, а над эстетическим видом поработают пластические хирурги. Поскорее бы! Еще бы с душевными изъянами провели работу, скальпелем вырезали все ненужное и отправили в мусорное ведро.

– Хотите, почитаю? Включу аудиокнигу?

– Нет, спасибо.

Но вот с Дашей я бы пообщалась. Впервые за долгое время захотелось откровенно поговорить с подругой. В принципе, можно включить громкую связь и попросить Александру выйти. Что я и делаю, пока меня опять не начало клонить в сон.

Даша рассказывает о своей жизни в Греции, а я с тоской думаю о том, что тоже хочу сейчас оказаться в теплой стране, у моря. Подальше от пережитого кошмара.

– Ты планируешь возвращаться? – интересуюсь у нее.

– Планирую, конечно. Только не знаю когда. Рожать буду в Москве. У своего врача.

– Может, увидимся, когда приедешь?

– С удовольствием. Я часто о тебе думала, Ась, – признается Даша. – И даже обижалась, не без этого. У нас много хорошего было, нельзя взять и перечеркнуть годы дружбы, как это сделала ты.

Да, я поступила эгоистично. Но таким образом давала себе время. Каждый ведь по-своему справляется с болью.

– Когда я с Егором развелась, то, напротив, очень хотела с кем-то разговаривать и рядом находиться. Но ты другая. Чуть что – замыкаешься в себе. Я не стала тебя трогать. Знала, что все равно потом захочешь мне позвонить.

Мне трудно справиться с возникшей ситуацией. А Григорию боюсь сказать, как мне плохо.

– Вообще это мучительно, Ась, когда у близкого человека проблемы и горе, а он от тебя закрывается и обрывает связь. По мне это равносильно еще одной потере…

Все Даша правильно говорит. Но иногда в жизни наступают моменты, когда хочется побыть с собой наедине.

– Я буду ждать встречи… – тихо говорю я, чувствуя, что еще чуть-чуть и заплачу.

– Не пропадай, – прощается Даша.

После нашего разговора я испытываю странные чувства. Хочется смеяться и плакать одновременно. Не покидает ощущение, что у самой Даши не все хорошо, но она вряд ли мне в этом признается. А может, все у нее замечательно, но мне теперь везде мерещится драма, потому что сама ее переживаю в своей жизни.

Александра возвращается в палату и читает мне книгу. Вопреки ожиданиям, что я быстро засну, этого не происходит.

– Организм идет на поправку и восстанавливается, – говорит она, отвлекаясь на свой телефон. – Григорий Игоревич сейчас заедет. Уточнял, отдыхаете вы или нет.

Замечательно! Эти минуты и часы я особенно жду. Хотя и не хочу себе в этом признаваться.

Шахов появляется в палате с пакетом в руках спустя полчаса. Проходит через всю комнату и, поставив пакет на тумбочку, сосредоточивает на мне внимательный взгляд.

– Ну как ты тут, боец?

Вопреки радости от того, что Григорий снова ко мне приехал, я набираю в легкие воздуха и произношу:

– Может, моя просьба покажется тебе странной, но я хочу, чтобы ты реже здесь появлялся.

Шахов начинает хмуриться.

– Почему?

– Я к тебе привыкаю и постоянно о тебе думаю. Это начинает походить на эмоциональную зависимость. А мне сейчас и так непросто.

– Думаешь, будет проще, если я начну приезжать раз в неделю? Или вообще перестану это делать?

– Вряд ли…

– Тогда давай без этого, Агния. Ты сейчас не в лучшей своей форме, не имеет смысла это отрицать. После любого стресса наступает откат, приходит апатия и ты не знаешь, как дальше жить, становишься уязвимее. Отнесись к этому проще. Максимально проще, – достает из пакета контейнеры с логотипом ресторана, который я очень люблю.

Иногда все, что нужно сделать, чтобы успокоить кого-то, это напомнить ему, что вы рядом. Вот Григорий это и делает. Как умеет.

– Бабушка сказала про мой любимый ресторан?

– Подруга твоя, которая сейчас находится в Греции.

– Вы общались с Дашей? – искренне удивляюсь.

– Это случайно получилось. Ты спала, когда она позвонила. Мы немного поболтали.

И это еще одна причина моего растущего негодования.

– Ты можешь все узнать обо мне у бабушки, обратиться к своим источникам за помощью, да даже у моих подруг что-то выведать, а я о тебе ничего толком не знаю. Кроме того, что ты бизнесмен и что за нашу связь я могу получить вот это, – показываю ему свои руки. – Может, за тебя вообще вина говорит, поэтому ты ко мне приходишь…

Григорий смотрит на меня с доброй усмешкой, отчего я тут же понимаю, что сморозила глупость. Шахов не из тех людей, кто будет с другим человеком из-за чувства жалости. Эта мысль так цепляет, что на глаза наворачиваются слезы. Дни в больнице сделали меня слишком сентиментальной.

– Что ты хочешь обо мне узнать? – В его голосе слышится мягкость.

– Какой цвет ты любишь? Где тебе нравится отдыхать? Нравится ли тебе больше море или горы?

Хотя это совершенно не то. Вот вообще. Я о другом хотела спросить, но язык не поворачивается затронуть личные темы. Не покидает ощущение, что есть что-то такое из биографии Шахова, что может меня потрясти. Возможно, даже оттолкнуть, а Григорий специально утаивает эти факты.

– Мне жить нравится, Агния. Все остальное второстепенно. Ну и что значит, не знаешь? С моими способами расслабления ты очень даже хорошо знакома.

Я закатываю глаза. Что за привычка все сводить к сексу? Но хорошая новость заключается в том, что даже в стенах больницы Шахов думает об интиме со мной, а значит, Григория все так же влечет ко мне. Независимо от шрамов на руках.

– Чего загрузилась?

Подцепляет вилкой кусочек рыбы и подносит к моему рту. Смотрит в глаза. А я вспоминаю о наших ночах и как Григорий вот так же не сводил с меня глаз, но только в момент нашей близости.

– Когда меня выпишут?

Может, правда попробовать принять ситуацию, раз повлиять я на нее не могу?

– А что?

– Домой хочу.

– И кто там будет за тобой ухаживать? Старая бабушка?

– У меня есть деньги, я найму помощницу на первое время.

Шахов ухмыляется.

– Давай без самодеятельности, Агния. К тому же я договорился с врачом. Операция по восстановлению кожи на руках и на лице будет уже на следующей неделе. Потерпи.

– Так быстро?

– А что тянуть? Личико сделаем идеальное, с руками пока открытый вопрос, сильный ожог.

Смотрю на кисть Шахова, на которой виднеются шрамы. Опять хочется говорить о благодарности, что возится со мной, как с ребенком, но вместе этого произношу другое:

– Это все равно очень тяжело…

Григорий ставит контейнер на тумбочку рядом с кроватью.

– Полагаю, да. Как представлю, что мог бы оказаться на твоем месте и не иметь возможности тебя трогать, – склоняется надо мной и гладит по плечу, – становится не по себе.

Опускает руку ниже, запуская жар по венам. Его ладонь неспешно гладит мой живот, а затем оказывается между ног, там, где сейчас сосредоточилось все напряжение.

– Что ты делаешь?.. – я тихо выдыхаю, когда Шахов наклоняется и касается губами моей шеи.

Григорий совсем не торопится с ласками, но я понимаю, чем сейчас все закончится. Моим оргазмом. Которого я действительно очень хочу.

Небритый подбородок царапает кожу на лице. Шахов слегка отстраняется, гипнотизируя меня темным взглядом, а потом забирается ладонью под подол моей ночнушки.

– Какая неожиданность, – с полуулыбкой произносит он. – Кто-то без трусов?

Тело горит, губы зудят, как я хочу, чтобы Шахов впился в них поцелуем. Словно подслушав мои мысли, он накрывает мой рот своим, надавливает на клитор пальцем, массирует его, а потом проталкивает палец и оказывается им внутри. Я дрожу от его движений.

– Еще, – охрипшим голосом прошу я между его глубокими и влажными поцелуями, которые кажутся в это мгновение до неприличия откровенными, особенно учитывая, что мы находимся в стенах больницы.

Я и подумать не могла, что приближение оргазма окажется таким стремительным. Собираюсь поднять руки вверх и обхватить ими затылок Григория, но вспоминаю о повязках. Мука! Самая настоящая… Подаюсь бедрами навстречу пальцам Шахова и разлетаюсь на искры, когда внизу живота будто взрывается огненный шар.

В ушах стоит оглушающий грохот от биения собственного сердца, а кровь густо приливает к щекам от мысли, что я безумно хочу продолжения. Хочу член Шахова внутри, его силу и напористость. Напряжение хоть и ушло после оргазма, но как же мне сейчас мало!

– Когда закончим с твоими восстановительными процедурами, собираешь вещи и переезжаешь ко мне.

Упираюсь взглядом в щеку Григория. Шок и смущение от своей реакции отступают на второй план.

– Что?..

– Ко мне переедешь, – повторяет Шахов.

На меня словно ушат холодной воды выливают.

– Нет, – мозг начинает хаотично соображать. – Не перееду.

– Почему?

– Потому что у меня бабушка… Потому что я не готова… Потому что…

Осекаюсь, проглатывая слова о том, что совсем растворюсь в этих отношениях и Шахове, позволю себе иллюзию. А это последнее, о чем я мечтаю.

– Пусть все останется как есть.

– Уверена? – шепот Шахова задевает мои губы.

– Да.