По доброй воле

Глава 35

– Я думала, мы в офис к Платону Евгеньевичу едем, – говорю я, когда мы сворачиваем за город.

– Езерский распорядился отвезти к нему домой, – сухо отвечает Дмитрий.

Надо бы Нину предупредить, что Шахова задержали. Пишу ей сообщение, на которое она тут же отвечает, что в курсе и едет в участок.

Господи, ей-то что там делать?

Я пытаюсь думать о хорошем, но в голову лезут одни плохие воспоминания. А ведь было немало прекрасного! Где это все? Как мы с Григорием пришли к этой точке? Или с чего начали, тем и закончили?

Машина останавливается у кованых ворот. Дом у Езерского красивый, как с картинки. На мгновение ловлю себя на мысли, что мечтала недавно о таком же. И чтобы там бегали наши с Гришей дети.

Прикрыв глаза, я тру грудь с левой стороны.

– Все в порядке, Агния Львовна? – с беспокойством спрашивает Дмитрий.

Все отвратительно. Но вслух говорю другое:

– Еще какие-то распоряжения были? – Тянусь онемевшей рукой за клатчем.

– Было распоряжение – в случае чего во всем подчиняться Езерскому.

– Понятно.

Хотя ни черта мне не понятно! И с каждой новой минутой на душе становится лишь тяжелее.

В доме встречает домработница Платона Евгеньевича. Провожает в гостиную и предлагает чай. Что-нибудь покрепче бы выпить, но на сегодня с меня хватит алкоголя. Прошу принести стакан воды, а пока рассматриваю интерьер. Когда замечаю на лестнице мальчика лет семи-восьми, прихожу в изумление. Ребенок – копия Езерского. Но насколько мне известно, у правой руки Шахова нет семьи. И детей тоже.

– Привет, – здороваюсь первой.

Мальчик молчит и внимательно рассматривает меня.

– Ты моя новая няня? – практически не разжимая губ, спрашивает он.

– А ты здесь живешь?

– Я первый спросил.

– Я знакомая твоего папы и жду, когда он приедет с работы.

– Папа редко бывает дома.

Все-таки отец! Вот это да…

– А ты все это время один?

– С Надей. И еще иногда с Тьерой. А няни со мной надолго не задерживаются.

Женские имена ни о чем мне не говорят, но появление мальчика отвлекает от собственных проблем и переживаний.

– Хочешь поиграем? – предлагаю я.

Невыносимо сидеть на месте и смотреть в одну точку, думая о Шахове. Так можно и свихнуться.

– Правда? – бодро интересуется мальчик, слегка прищуривая глаза, чем сильно напоминает своего отца.

– Правда, – киваю.

Он тут же разворачивается и бежит на второй этаж. Возвращается через пять минут с какой-то огромной коробкой, на которой нарисованы колбы и химические элементы.

– Что это?

– Моя любимая игра. Здесь на каждой клетке цифра и химический элемент. Я обожаю читать про железо и олово. Да и про любые другие элементы таблицы тоже. Ты знаешь, что ртуть опасна для жизни и ее невозможно собрать руками? Я недавно даже специально разбил градусник, чтобы это проверить! – заявляет мальчишка с такой гордостью, что я невольно улыбаюсь.

– Это ведь опасно…

– Знаю. Но я все равно хотел проверить!

Улыбаюсь шире, разворачивая огромный лист картона. Расставляю фишки.

– Меня Ася зовут, а тебя?

– Артем.

Мальчик с интересом рассказывает о каждом элементе, на который попадает его или моя фишка. Восхищает, сколько всего ему известно, и еще больше удивляет, что это его осмысленное желание в таком относительно небольшом возрасте.

Впрочем, ничего необычного в этом нет. Кто-то любит про динозавров читать, кто-то собирает конструкторы, одни рисуют, а другие занимаются спортом или музыкой. Артему же нравятся химия и опыты.

– В будущем из тебя выйдет первоклассный ученый, – с восторгом произношу я. – Ты очень много знаешь!

– Нет, не выйдет. Папа говорит, что это все ерунда и мне надо изучать математику, чтобы стать продолжателем его дела. Еще он заставляет меня заниматься информатикой. А я ненавижу ее! – в сердцах выпаливает Артем и мгновенно закрывается.

Эти слова почему-то задевают. Григорий сделал мне предложение, мы говорили о ребенке в перспективе, но что, если Шахов будет таким же категоричным отцом, как Езерский?

– Папа прямо так и говорит? – уточняю на всякий случай.

– Да, – кивает Артем, отчего я возмущаюсь еще сильнее.

Это очень непедагогично! И не по-родительски!

С трудом удается включиться в игру после услышанного. Какой-то день противоречий.

Почти два часа мы с Артемом проводим за его бродилкой. Это здорово отвлекает. Но когда в гостиную заходит Езерский вместе с Шаховым, фишка падает из рук, а сама я подскакиваю с дивана, словно на меня вылили ведро холодной воды. Перед глазами летают черные мушки. Несколько секунд даже кажется, что у меня галлюцинация, а потом слышу голос Григория:

– Заберу кое-какие бумаги, и поедем домой, – говорит Шахов, и взгляд у него при этом такой, что меня словно пробивает током.

Ноги совсем не держат от слабости, опускаюсь обратно и смотрю вслед Григорию, который вместе с Езерским скрывается в кабинете. Отмираю, лишь когда Артем, спешно собрав нашу игру, пулей летит на второй этаж.

– Артем! – окликаю его, но мальчик даже не оборачивается.

Я собираюсь пойти за ним, но в гостиной появляется домработница и принимается убирать за нами посуду. Мы с Артемом устроили небольшое пиршество, пока играли.

– А почему Артем ушел? Я его чем-то обидела? – интересуюсь у нее.

– Не вы. У него сложные отношения с отцом. Платону Евгеньевичу побольше бы внимания уделять сыну…

– Надежда! – доносится строгий голос Езерского, отчего мы обе вздрагиваем.

Григорий и его помощник, оказывается, уже вышли из кабинета.

– Да-да, не мое это дело, но однажды все плохо закончится. Помяните мое слово!

– Вашего совета никто не просил.

Домработница, шумно вздохнув, ставит чашки на поднос и уходит.

– Поехали? – Взгляд Шахова мельком задевает мои трясущиеся руки и поднимается к лицу.

Сердце в груди радостно дергается от мысли, что Григорий на свободе. Это ведь говорит о том, что он невиновен? Или о том, что у него хороший адвокат…

– Завтра после обеда подъезжай в офис, еще раз посмотрим бумаги.

– И подсчитаем убытки? – Григорий приподнимает уголок губ в улыбке, но на лице нет и тени веселья.

– Доедем с ними до участка, – отвечает Езерский.

На улицу мы выходим втроем. Я обнимаю себя руками и от волнения еле иду. Шахов открывает пассажирскую дверь и ждет, когда я займу место в салоне. Перекидывается еще несколькими фразами с Платоном Евгеньевичем насчет завтрашнего дня и садится рядом.

Кажется, что мы прямо сейчас все обсудим и разъедемся по своим домам, но у Григория, похоже, другие планы на этот вечер. Всю дорогу он на телефоне и занимается делами. По обрывкам разговоров понимаю, что отпустили только Шахова, а Полина находится под следствием, и через несколько дней суд изберет ей меру пресечения.

– Дай мне еще полчаса. – Григорий целует меня в макушку, когда мы заходим в его квартиру.

В течение нескольких секунд мы смотрим друг на друга, после чего Шахов идет в кабинет и закрывает за собой дверь. Слышно, как он говорит с кем-то на повышенных тонах, сильно злится. Если бы он со мной хоть раз так поговорил – ноги моей в этом доме явно не было бы.

Сижу в гостиной в полутьме и пытаюсь отвлечься на фильм, который идет по телевизору. Здесь все такое родное и в то же время чужое. Не знаю, зачем я согласилась приехать. Сейчас по живому режут воспоминания. И почему-то есть уверенность, что наш разговор мне не понравится. Иначе почему Шахов его откладывает?

Спустя час Григорий появляется в гостиной. Мрачный, серьезный. К этому времени мысли в моей голове окончательно превращаются в кашу. Впору взять тайм-аут и уехать домой, но я этого почему-то не делаю.

– Я хочу объяснений, – твердо заявляю, чувствуя, как нервы опять приходят в напряжение. – Вместо пятнадцати минут я дала тебе несколько часов и извожу себя невероятными догадками. Почему в ресторане был ОМОН? Почему тебя задержали? Ты все-таки причастен к каким-то нехорошим делам? – Пытаюсь сохранять остатки благоразумия и спокойный тон, но получается так себе.

Лихорадочно горящий взгляд чертит дорожки на моем лице.

– Я давал показания. Против Полины. Ее задержание было заранее спланировано.

– Почему нельзя было сразу сказать как есть? Разве не видишь, к чему это привело? – Я шумно втягиваю ртом воздух, борясь с желанием расплакаться.

– Ты сказала, что тебя не устраивают отношения, где тебя будут опекать, и ты хочешь, чтобы было по-другому, а сама даже не знаешь, как это. Ни один твердо стоящий на ногах мужчина не будет свою женщину вмешивать в грязь.

– А заставлять нервничать?

– Я увез тебя на остров, чтобы выждать время, и всячески изолировал от плохих новостей.

– А мой бывший муж? Почему ты не сказал, что не причастен к его гибели?

– Я говорил, что завязал с криминалом.

Повисает пауза. Мне снова хочется плакать.

– Доверие, Агния. Это очень важно. Может, в глубине души ты и доверяешь мне, но на деле совершаешь глупости и, рыдая по подлецу, обвиняешь в том, чего я не совершал.

– Я плакала и переживала, потому что не знала, как продолжать отношения с мужчиной, который убивает других людей! Твое молчание все только усугубило! И эти ужасные шрамы… – Поднимаю свои руки. – В них виновна твоя бывшая жена?

– Полина и Михаил объединились с человеком по фамилии Патрушев, который давно не желает мне ничего хорошего. Вместе они пытались потопить мой бизнес. Полина клянется, что не имеет отношения к нападению на тебя, твой бывший муж говорил то же самое. Однако с подачи Патрушева на тебя совершили покушение, а чуть позднее наши компании понесли серьезные убытки. Враг попытался найти мои слабые места. И как итог – нашел их.

Сильно зажмуриваюсь. Потому что вот-вот расплачусь. Весь день держалась. Одной слезинке все-таки удается пробиться, потом еще одной. И больше я не могу остановиться.

– Ну все, Агния, – слышу шепот Григория, а следом чувствую его руки на своей талии. – Все позади, девочка. Тебя больше никто не обидит, обещаю.

– Обещаешь? – всхлипываю я. – А сам? Я из-за тебя плакала в тот вечер! Сочинила в голове красивую сказку, а реальность оказалась совсем иной! Мне больно, Гриша! Я ничего о тебе не знаю! Ни-че-го! Ни о твоих делах, ни чем ты живешь, что чувствуешь, что происходит в твоей жизни. А вдруг из тебя получится такой же бесчувственный отец, как из Езерского?

– Платон здесь при чем?

– При всем! Он запрещает Артему заниматься тем, что нравится, говорит, что сын должен быть продолжателем его дела. Ты тоже считаешь, что это правильно? Подавлять волю ребенка и навязывать ему свои решения?

Григорий щурится. Карие глаза пристально смотрят в мои.

– Я так не считаю. Но и вмешиваться в жизнь Платона и его сына, о котором он еще недавно ничего не знал, не собираюсь.

Разум подсказывает, что надо вскочить на ноги и бежать из этой квартиры и от Шахова как можно дальше, вряд ли это последние мои переживания и слезы. Только сердце тянется к этому мужчине, едва удерживаюсь от порыва вцепиться в плечи Григория и больше никуда от себя его не отпускать.

– Как ты думаешь, что главное в жизни, Ася?

Шахов достает из кармана кольцо – то самое, что я оставила в фужере в ресторане.

– Не знаю… То есть знаю, но… – Осекаюсь, потому что на глаза опять наворачиваются слезы, а в горле образуется ком.

Все-таки решаю сбежать, но Гриша, словно считав мое намерение, берет меня за руку и, поглаживая, поднимает ее, прикасается губами к шрамам.

– Главное в жизни – это найти своего человека и успокоиться. Я такого встретил. Все будет хорошо.

Натяжение в груди становится нестерпимым. Пытаюсь вырваться, но Шахов не дает.

– Если сейчас останусь, то не уйду уже никогда. Отпусти… – шепчу я.

– Нет, – произносит он уверенно.

От строгости, которая была на лице Григория последние пару часов, не остается и следа.

Он обнимает так крепко, что желание расстаться с Шаховым навсегда окончательно сходит на нет.

– От судьбы ведь не убежать, Агния. – Его голос теплый, слегка насмешливый.

Гриша переплетает наши руки и смотрит мне в глаза.

Как все-таки жизнь разумно ставит подножки. Раз споткнулся, второй, а на третий уже не захочешь падать. Остановишься, осмотришься и обязательно сделаешь верный шаг. В сторону того, кто встанет за тебя горой.

– Ты опять все сводишь к тому, что я не могу отказать…

– А хочется?

Отрицательно качаю головой, на что Шахов улыбается:

– Какая досада…

– Что? – Непонимающе смотрю на него.

– Недолго ты ходила с девичьей фамилией. Вскоре опять менять, да?

– Я еще не дала согласия…

– Намекаешь, что мне придется уговаривать? – Он опрокидывает меня на диван и ведет ладонью вверх по ноге.

Последняя наша близость была на острове, три недели назад. Сначала моя болезнь, потом все эти кошмарные события. Сейчас кажется, будто и не было ничего плохого, не было этого бесконечно длинного дня! Точнее, первой его половины.

Удивительная вещь – психика! Еще утром я думала, что никогда не буду счастлива, а сейчас задыхаюсь от эмоций в руках Григория.

– Моральная компенсация за потраченные нервы будет?

– Компенсация, да? – усмехается он, зарываясь носом в мои волосы. – В таком случае ты мне тоже кое-что задолжала. – Впивается в рот жадным поцелуем. А потом обхватывает мое лицо руками и смотрит в глаза. – Ася… – шепчет в губы.

Может, Григорий и не говорит о любви, и с виду он жесткий человек, сложный. Но смотрит – и я плавлюсь! Сколько в глазах напротив страсти, в движениях – нежности… Такого мужчину невозможно забыть.

Шахов опять меня целует, отчего по спине прокатывается приятная волна дрожи. Между нами самая настоящая химия. А может, все дело в шрамах, как предсказала та женщина? Вдруг Гриша действительно моя судьба и все события, которые предшествовали нашей встрече, – это необходимый опыт? Чтобы я четко видела разницу и понимала, какие чувства настоящие, а о каких не стоит даже вспоминать.

– Я по тебе соскучился. – Горячее дыхание опаляет щеки.

Улыбающаяся, с зареванным лицом и дико колотящимся сердцем, я, наверное, выгляжу как сумасшедшая. Но счастливее меня в этот момент нет никого не свете.