Под слезами Бостона. Часть 2

Глава 25. Отцы

Эзра

Я знаю, что хотел бы быть тем, к кому она всегда могла бы прийти. И если мы преодолеем этот путь, ждут ли нас демоны в самом конце?

Пой, Серена. Пожалуйста, пой еще. Не замолкай. Пой нашу песню. Я только ее и хочу слышать. Она вся о тебе.

Но ее голос обрывается. Она еще ни разу не допела до конца. Но каждый раз мысленно допеваю я сам: «Я никогда не устану от мыслей о тебе».

***

Чувствую прикосновение чьей-то руки. Теплое. Осторожное и очень слабое.

– У меня есть девушка, – предупреждаю я и открываю глаза.

Веки дрожат. Свет режет. Я тут же щурюсь и хочу прикрыть лицо ладонью, но у меня не выходит из-за каких-то шнуров, воткнутых мне в руку.

«Где я? Что произошло?».

Предпринимаю еще одну попытку открыть глаза и вижу размытый силуэт.

Бостон.

Это мой сын. С ним все в порядке. Спасибо, Господи. Надеюсь, я не сплю и это не очередной прекрасный сон.

– Папа! – он бросается ко мне и обнимает изо всех сил. – Ты жив. Ты жив…

Его лицо утыкается мне в плечо, а мое становится мокрым.

Папа.

По щекам текут слезы. Я не верю. Я слышу это впервые и не верю. Просто не могу.

Разве я заслужил?

Это точно сон.

– Бостон… – хочу накрыть его рукой, но мне слишком больно пошевелиться.

– Не двигайся, – командует он, приподнимается и утирает слезы. – Врачи говорят, что тебе нельзя еще двигаться.

– Ну раз врачи говорят… – усмехаюсь я, а сам еще чувствую, как слезы катятся из глаз.

Папа.

Боже мой. Я теперь самый настоящий отец. Для моего мальчика. Моего Бостона. Моего и… Шейна.

– Как ты тут оказался? – поворачиваю голову на бок, чтоб смотреть сыну в глаза.

– Дедушка привез.

– Дедушка? Охренеть… Я умер и попал в рай?

Нет, это не может быть правдой. Я сплю. Или все-таки умер.

– Нет, надеюсь, что не умер, – Бостон касается моей ладони и заставляет меня поверить в реальность происходящего. Я все-таки жив. И, черт, я охренительно счастлив, ведь я отец. Настоящий отец. – И вы с Пандой задаете одни и те же вопросы.

Серена.

Так она была здесь? Мне это не приснилось? Клянусь, я чувствовал ее присутствие.

– Она в порядке? – обхватываю руку Бостона.

– Да, – Бостон слабо сжимает мои пальцы. – Немного в синяках, но говорит, что хорошо себя чувствует. Но Стенли говорит, что Панда врет.

– Только не говори, что они все здесь.

– Все здесь. Дедушка, Панда, Стенли, ее друг великан и дядя Шейн. Только Стенли и великан поехали поспать, но скоро вернутся. Дядя Шейн не захотел домой. Он, кстати, классный.

– Понравился тебе? – у меня сжимается сердце. Я должен все рассказать. Когда-нибудь. Я не хочу лгать двум своим близким людям. Больше не хочу.

– Да. Почему ты скрывал его от меня раньше?

– Потому что это связано с одной очень давней тайной, боец.

– Но я уже взрослый. Я не хочу больше тайн, – хмурится Бостон.

– И я не хочу. Поэтому прочитал твой дневник.

Бостон неуверенно поглядывает на меня и невольно отсаживается чуть дальше, но я останавливаю его.

– Ты теперь думаешь, что я слабак… – отворачивается он и шмыгает носом.

– Теперь я думаю, что ты такой же сильный, как наша Панда.

– И как ты? – он неуверенно косится в мою сторону.

– В разы сильнее, поверь. Никогда не стесняйся того, что у тебя в душе. Это не делает тебя слабым. Это означает то, что у тебя есть сердце.

Вижу, как уголки губ Бостона тянутся вверх. Он улыбается. И на душе становится легче.

– Прости меня… Я слишком долго молчал. Но теперь я готов ответить на все твои вопросы, – кладу руку ему на колено. – Я должен был сделать это очень давно.

Знаю, что у него много вопросов. Я их прочитал. Но теперь хочу услышать от своего сына. Хочу не оставлять их без ответа. Хочу заслужить его прощение.

– Девушка на фотографии – моя мама? – шепчет Бостон и снова боится взглянуть на меня.

– Да. Ее звали Джейд Мур. И она была замечательной.

– И ее больше… Нет?

Сильнее сжимаю колено сына. Вижу, что в его глазах снова проступили слезы.

– Она погибла в тот день, когда родился ты.

Бостон опускает голову. По моей щеке катится слеза. И по его тоже.

– Но я покажу тебе, где осталась твоя мама. Обещаю. Как только выберусь отсюда.

Бостон наконец смотрит на меня. Глаза красные, но я вижу в них толику радости. Ту искру, которой подпитывается надежда на то, что я прощен за годы молчания.

– А мне покажешь?

Перевожу взгляд на дверь палаты и вижу в проеме Шейна.

Не знаю, как давно он здесь и что слышал, но ему пора узнать правду. Я больше не хочу лжи.

– Пап, дядя Шейн тоже хочет. Ему можно? Ему тоже покажешь? Он тоже хочет знать, где осталась моя мама Джейд.

Шейн накрывает рот ладонью. Давит слезы. Он все понял. Я вижу это в его глазах.

– Боец, проверь, как там дедушка и Панда, хорошо? Нам с Шейном нужно поговорить.

Бостон кивает. Спрыгивает с больничной койки, затем останавливается. Замирает. Разворачивается и обнимает меня еще раз.

– Я люблю тебя, папа, – шепчет мне на ухо. А внутри меня все стынет и снова заводится с новой силой. – Я рад, что ты жив. Ты настоящий боец.

– Следую твоему примеру, – целую его в макушку. – Я тебя очень люблю. Беги.

***

В палате повисает пауза. Шейн не двигается. Я, к сожалению, тоже не могу. Только смотрю на него и жду, когда он посмотрит на меня. Жду, когда ударит. Я пойму, если ударит. Я заслужил. Но брат тяжело вздыхает и обтирает ладонью лицо.

– Ты скрывал его от меня десять лет…

– Я думал, что он был тебе не нужен. Мы оба ошибались. Прости.

Шейн падает на стул и опускает в руки лицо.

– Десять лет, Эзра… Десять лет… У меня все эти годы был сын. От Джейд. От любимой девушки. Он рос рядом… Без меня… Как я мог быть таким глупым? Как мог так глубоко заблуждаться?

– Ты не был глуп. Нас обоих запутала наша мать.

– Которая убила Джейд… – снова вздыхает Шейн. – До сих пор в голове не укладывается.

– Они убили.

О́дин и Лиз.

Отец и дочь.

Наш дед и наша мать.

Два сумасшедших изверга, возомнивших себя божествами.

– Это я пристрелил его, Эзра, – Шейн смотрит мне в глаза. – Я пустил пулю за твоей спиной в этого старика. Я даже не целился. Я не знаю как. Я просто не выдержал, когда он сказал о смерти Серены. Палец сам надавил на курок, когда я представил, что ты можешь лишиться ее, как я лишился Джейд. И я выстрелил.

– И теперь он мертв?

– Он мертв… И его люди тоже.

– Значит, мы свободны.

Шейн слабо хмыкает.

– Получается, я убил человека…

– Ты убил монстра. Ты защищался. Защищал меня. Защищал Серену.

– Я убил. И этим человеком оказался мой родной дед… – он встает на ноги и подходит к окну.

– Наш дед.

– Которого я никогда не знал… Какой он был, Эзра? Ты хотя бы общался с ним.

– Фрэнк всегда был сильным. Властным. Пугающим. Опасным. И редкостным дерьмом, как оказалось.

Шейн снова усмехается.

– Настоящий монстр, – он вглядывается в темный пейзаж за окном. – Наверное, я не должен сожалеть.

– Не должен. Сожалею я, что когда-то доверился ему, даже не предполагая, что все вокруг – лживая игра.

– Так, получается, нас растили, чтобы мы правили… Я одним «миром», а ты – другим, – Шейн закрывает жалюзи и поворачивается ко мне лицом.

– Видимо, да.

– С самого детства на нас был план…

– Да.

– И мы сами ничего не решали.

– Но решили. Мы внесли свои «правки» в финал.

– Верно… Вот только Джейд… – Шейн невольно отводит взгляд. Ему все еще больно. Всегда будет больно. Как и мне. – Она не успела внести свои «правки». Она просто мешала воплощению безумного плана. Как и Серена сейчас.

– Мне очень жаль…

Шейн подходит ко мне и останавливается у самой койки.

– Я рад, что мы спасли ее, – говорит брат. – Серена замечательная. Настоящее сокровище.

– Спасибо. Без тебя я бы не справился.

Шейн слабо улыбается, нагибается и аккуратно обнимает меня.

– Когда починишь свои ребра, голову и грудь и сможешь встать… Тогда и обнимешь меня в ответ.

– Не провоцируй, – тянусь к его плечу рукой, но тут же корчусь от боли.

– Три пулевых как никак, – выпрямляется брат. – Лежи и не строй из себя героя.

Я усмехаюсь.

– Сколько я здесь?

– Пять дней. Первые два был в реанимации. За твою жизнь сутки сражались лучшие врачи.

– Ты поработал?

– Без меня тебя бы не вытащили из преисподней, – улыбается Шейн. – Будешь должен.

Он слабо треплет меня по голове и разворачивается, чтобы уйти, но в палату влетает Серена.

Она вбегает внутрь и застывает посередине, смотря на меня.

Ее глаза полны слез. Синие, бездонные и такие мокрые.

– Пожалуй, оставлю вас, – Шейн трогает Серену за плечо, но она даже не реагирует. Смотрит только на меня.

– Шейн, – окликаю его. – Присмотри, пожалуйста, за Бостоном. Он говорит, что ты классный.

Шейн прикусывает губы. Ему тяжело. Слишком тяжело, чтобы сказать об этом. Но он кивает и покидает палату, которая наполняется только Сереной. Моей русалкой. Моей чертовкой. Моей Пандой. Моей. Моей. Моей.

Она везде.

Сразу.

Она еще не подошла, но уже под кожей.

Я так хочу ее обнять.

Так хочу ее губы на своих губах.

Хочу убедиться, что она не плод моих галлюцинаций.

Она стоит на месте всего секунду, потом срывается на бег и падает на колени перед моей кроватью. Она плачет.

– Серена, пожалуйста… Не надо, – нахожу ее руку и накрываю своей. – Детка… Прошу. Не плачь.

Она вскарабкивается наверх, садится на койку и накрывает ладонями мое лицо.

– Я так боялась, что ты умрешь… – глотает слезы. – Там… Твоя кровь была на моих руках. Я пыталась зажать раны. Я так боялась. Я молила Господа не забирать тебя у меня. Я не прекращала молиться и здесь. Каждый день. Каждую минуту. Я не уставала просить, – слезы льются по ее щекам и капают мне на лицо. – Я не хочу жить без тебя, Эзра. Я уже не смогу…

– Не говори глупостей!

– Заткнись! – всхлипывает она. – Я не хочу! Ты – все. Понимаешь? Ты везде! Господи, как же я боялась! Как же ты напугал меня, заносчивая ты задница!

Серена плачет, а я даже не могу обнять ее. Я пытаюсь приподняться, но она не позволяет, опуская меня обратно на подушку.

– Идиот, не смей двигаться! – сквозь слезы приказывает она. – Тебя едва откачали!

– Слушаюсь, – могу только улыбаться.

Боже, какая она красивая. Даже с этими синяками на теле, с фингалом под глазом и порезом на щеке. Она прекрасна. Она самое чудесное создание на планете. И не передать словами, как сильно я ее люблю.

– Ты в порядке? – тянусь к ее руке и накрываю пальцы.

– Нет, – шмыгает носом и смотрит на меня. – Но я буду, когда ты вернешься домой.

– Забери меня домой. Прямо сейчас. В нашу постель.

Она плачет.

– Еще нельзя…

Серена склоняется над моим лицом и мягко касается моих губ.

Своими снова солеными.

Я закрываю глаза.

Снова, как на берегу океана.

Вкус нашего поцелуя – океанский бриз. Это вкусно. И невозможно остановиться.

Проталкиваю язык в рот и тянусь к ней, но Серена отстраняется.

– Эзра… – она выпрямляется и упирается ладонью мне в грудь чуть ниже ключицы, там, где не перебинтовано.

– Хочу тебя всю. Во всех позах. Сейчас. Черт возьми, ты только посмотри на мой стояк. Им можно разбивать бетонные плиты.

– Ты мерзкий извращенец, – смеется она и подтирает слезы.

– Твою ж мать, иди сюда, немедленно, – дергаюсь в ее сторону, но ощущаю адскую боль и корчусь.

– Мистеру извращенцу придется попридержать коней, – улыбается Серена и снова касается моих губ.

– Не провоцируй меня. Я ехал за тобой со сломанными ребрами и разбитым лицом. Поверь, я перетерплю боль, но трахну тебя.

Моя действующая рука скользит между ее ног.

– Эзра… – Серена льнет к моему плечу. – Перестань… Я хочу тебя больше всего на свете.

– Правда? – прижимаю пальцы к ее промежности сквозь джинсы. Надавливаю сильнее.

– Боже… – выдыхает она.

– С каких пор ты начала взывать к Господу? – издеваюсь, как когда-то она надо мной. – Я думал, ты во власти Дьявола. Своего искусителя, которому ты однажды сдалась, – мои пальцы напрягаются и впиваются в нее грубее. – Сними джинсы…

– Нет. Тебе нельзя… – ее тело противоречит словам, и Серена неосознанно подается бедрами навстречу.

– Нельзя двигать пальцами?

– Эзра…

– Быстро. Снимай свои гребаные джинсы. Ненавижу их, – расстегиваю пуговицу и ширинку на ее джинсах.

– Может войти медсестра…

– Или мои пальцы могут войти в тебя, – моя ладонь резко ныряет в трусики Серены и нащупывает клитор.

– Эзра… – она хватается руками за поручни по обе стороны от больничной койки.

– Люблю тебя, – шепчу ей в губы, надавливая на клитор большим пальцем, и средним проникаю в нее.

Серена протяжно стонет, запрокидывая голову. Я сразу же начинаю двигаться грубее. Жестче. Глубже. Наблюдая, как она извивается от моих настырных ласк.

– Эзра… – одной рукой хватает меня за бедро и стаскивает с меня одеяло.

– Да, детка… Кончи для меня.

– А ты – для меня.

Она пробирается под больничную длинную рубашку, задирает ее и властно обхватывает рукой мой твердый член.

– Ч-черт… – стискиваю зубы. – А кончать мне можно? – дышу чаще вслед ускорившимся движениям ее руки. – Врачи про это ничего не говорили? – мои пальцы проникают в нее все глубже. Большой массирует клитор, и Серена не прекращает стонать.

– Как и не говорили про то, что у тебя такая функционирующая правая рука, – Серена крепче сжимает поручень кровати и сама наседает на мои пальцы. Хватка ее руки вокруг моего члена усиливается.

Она закусывает губу. Выгибается. Покачивает бедрами и трет мою головку. Сжимает. Скользит к основанию и резко вверх. Повторяет. Я ловлю воздух ртом.

– Я сейчас кончу… – погружаюсь в нее двумя пальцами, Серена громко стонет. – Потише, детка, иначе врачи подумают, что я похотливый извращенец.

– Ты и есть похотливый извращенец.

– Но им необязательно об этом знать.

Надавливаю внутри нее, и Серена содрогается.

– Эзра… – она закатывает глаза, и я кончаю ей в ладонь.

– Боже… Да…

Она наклоняется, чтобы поцеловать меня.

– Ты кончила? – касаюсь языком ее губ.

– Да, – улыбается она.

– Точно? Я могу продолжить языком. Только тебе придется самой забраться мне на лицо.

– Эзра!

– Тебе точно было достаточно, моя сладкая? – цепляю зубами ее нижнюю губу.

– Да, – язык Серены щекочет мне губы. – Но в следующий раз хочу внутри не только твои пальцы.

– В следующий раз в тебе всю ночь будет мой член, – стискиваю ее задницу и шлепаю по ней.

Серена застегивает джинсы, вытирает руки и поправляет на мне одеяло. Затем осторожно ложится рядом, подогнув колени.

– Я не уйду, даже если меня прогонят, – нежно целует меня в шею и старается не касаться моего тела, чтобы не причинять боль.

– Тебя никто не посмеет прогнать. Тебя никто у меня больше не отнимет.

***

Мы лежим рядом уже больше часа. Молчим. Серена аккуратно поглаживает мою грудь, обводит пальцем контур вытатуированного сердца и бинтовую повязку под ним. Одна из пуль прошла в паре дюймов от сердца. И моего татуированного, и живого. Я едва не погиб.

Серена касается так робко… Она пообещала доктору, что не доставит мне дискомфорт, и он разрешил ей переночевать в моей палате.

Я бы ее и не отпустил.

– Эзра… – ее губы мягко касаются моего плеча. – Ты спишь?

– Нет.

– Там были другие люди… – шепчет она.

– В каком смысле?

– В порту. Та перестрелка. Были не только агенты ФБР. Там были какие-то другие люди. И мужчина вдалеке…

– Какой мужчина? – мои мышцы напрягаются.

– Не знаю. Он смотрел на меня. Я заметила его, только когда все закончилось. Совсем случайно. И его взгляд… Он как будто испепелял меня и одновременно готов был заплакать.

Ди Виэйра. Уверен, что это был он. Он следил за мной с того самого дня, как я сел в его машину. Я знаю. И знаю то, что ему не все равно. И никогда не было. Как бы он ни притворялся. Я был прав. Серена имеет значение. Только пока я не могу понять, почему он так рьяно отталкивает ее и отрицает существование.

– Этот мужчина мой отец? – едва проговаривает Серена. – Биологический? Он помог?

– Не знаю, но думаю, что да.

– Почему? Я никогда о нем ничего не слышала. Я его не знаю. Его не было в моей жизни. Почему?

– Может, таким образом он хотел тебя уберечь…

Серена замолкает и перестает двигаться. Чувствую только ее дыхание на своем плече.

– Уберечь… – повторяет она. – Но уберег ли?

– Серена, он вертится не в тех кругах, пойми. Его жену – твою мать – убили. Я не оправдываю его действия, но, возможно, он просто не хотел больше терять близких людей.

– И отдал меня первым встречным.

– Он отдал тебя Армандо. Разве он не был хорошим человеком? Разве не стал для тебя любимым отцом?

– Стал…

– Все эти годы ди Виэйра не переставал платить Линде.

– Линде? – хмыкает Серена. – За тайну?

– Я тоже так сразу подумал, но… Возможно… Он делал это из других соображений.

– Нет, – Серена вскакивает с больничной койки и начинает наворачивать круги по палате. – Он даже ни разу не появился. Разве ему не было хотя бы интересно, как я? Какая? На кого похожа? Чьи у меня глаза?

– Его глаза. У тебя его синие глаза, – Серена всхлипывает. – И, если бы он проявил себя, его интерес мог стоять слишком дорого. Он мог отразиться на твоей жизни.

Она останавливается и смотрит на меня своими взмокшими синими глазами в полумраке палаты. Силуэт освещает только лунный свет, пробирающийся сквозь жалюзи.

– Ты же не оставил Бостона, когда знал, что ему грозила опасность. А этот ди Виэйра бросил меня. Родного ребенка. Свою плоть и кровь.

– Серена… Иди ко мне.

Она всхлипывает еще раз. Она снова плачет.

– Почему ты не отказался от чужого ребенка, а меня бросил родной отец? – она прикрывает рот руками, чтобы сдержать истерику, но у нее не получается, – слезы сочатся сквозь пальцы. – Ты оставил Бостона. Помог ему. Вырастил, как своего сына. А меня бросили, как щенка. Как будто я какое-то отребье.

– Ты не отребье. Пожалуйста, вернись ко мне в постель, – тяну к ней руку и проклинаю себя за то, что не могу сейчас встать и обнять ее. – Серена, прошу.

– Почему он не такой, как ты? – вздыхает она и подтирает слезы. – Все могло бы быть по-другому.

– Могло бы. И могло быть еще много других «бы». Если бы не… Если бы он. Если бы они. Много «если». Много условностей из прошлого, которые уже никак не повлияют на настоящее. Да, это больно. Да, это трудно принять. Но это было. Уже прошло. Ты ничего не изменишь. И я переживу эту боль с тобой. Только вернись ко мне в постель и не покидай меня, ладно? Обещаю, что никогда не оставлю тебя.

Она снова плачет. Но теперь улыбается.

– Ты моя семья, Серена. Ближе тебя никого нет. Я идиот и не купил кольцо, но… Черт возьми, умоляю, не откажи этому обездвиженному израненному человеку и согласись выйти за него замуж. Прости, что не могу встать на колено.

– Эзра… – она застывает у окна. – Это очередная шутка? Мне не смешно…

– Серена Аленкастри да Коста ди Виэйра, мать твою, можно сдохнуть, пока это выговоришь, будь моей женой. Я сменю твою фамилию на Нот, и никто из нас не сломает язык. Я куплю это гребаное кольцо, как только встану на ноги. Я упаду перед тобой на оба колена. Я у твоих ног, Панда. Ты же помнишь? Я покрою их поцелуями. От бедер до самых пят. Только будь со мной. Даже в аду.

– Эзра… – слезы льются по ее щекам. Мое сердце стучит, как сумасшедшее.

Пожалуйста, скажи «да».

– И прекрати плакать. Мы не обязаны жениться прямо сейчас. Хоть я и хотел бы.

– Я не могу перестать плакать, – она бежит к кушетке и обнимает меня. – Я так тебя люблю. Господи. Люблю.

– Это значит «да»?

– Да, черт возьми, невозможный ты идиот. Я твоя. Я с тобой. На земле, в аду, и каждый день здесь, в раю. Я люблю тебя. Больше, чем ад, Эзра, помнишь? Больше, чем весь гребаный мир.

– А теперь целуй меня. Немедленно.

Она целует. И этот привкус океанского бриза навсегда останется на нас.