Под слезами Бостона. Часть 2

Глава 29. Светлой памяти Джейд Мур

Эзра

За этот месяц завершился ремонт в баре, дата свадьбы Стенли и Юджина сместилась предельно близко – на завтрашний день – тридцать первое марта, и со счета Серены по-прежнему не снято ни цента. Не то, чтобы я следил, просто вижу, как она мучится, будто ее прибили тяжестью камня, а не двадцати двух миллионов долларов.

Не прекращаю мучиться и я, ведь Бостон до сих пор не хочет говорить со мной. Впрочем, как и Шейн. Я не видел его с того самого дня в больнице.

Этот груз на душе давит. Молчание изматывает. Неопределенность мешает ощущать ту свободу, которую я совсем недавно обрел. Я не могу полноценно радоваться жизни рядом с Сереной. Не так я все себе представлял.

Поэтому пора брать все в свои руки.

Поэтому вместо того, чтобы согласовывать со Стенли финальную рассадку гостей, еду к особняку Кёртисов и печатаю подруге сообщение:

«Мне правда плевать, кто будет сидеть за моим столом, Стен.

Только не сажай меня с Юджи. Он ко мне неровно дышит. Не ревнуй.

P. S. Я о твоем женихе, а не о дилдо.

А ты, кстати, им все еще пользуешься?

P. P. S. Теперь о дилдо».

Не успеваю свернуть за угол, как получаю ответ:

«Иди к черту. Будешь сидеть у сортира вместе с моими нелюбимыми тетками, от которых воняет кошками».

Усмехаюсь и кладу телефон во внутренний карман кожаной куртки. Стенли снова обидится, ведь я отлынивал от всех свадебных дел, которые она хотела разделить со мной. Ну что поделать, я хреновый друг, который подарит ей и Юджину охренительный свадебный подарок. Так что я надеюсь, что Стен все-таки простит меня за то, что я многое упустил, включая последнюю примерку ее платья. Пусть этим лучше займется Серена.

***

– Эзра? – удивляется Чарльз, когда я возникаю на пороге его дома.

– Привет. Шейн дома? Я не предупреждал, что приеду. Так что… Я типа без приглашения явился.

– Дома. Проходи.

– Спасибо, – прохожу внутрь вслед за Чарльзом. – Последний мой визит сюда не был благополучным… – вспоминаю Рождество и побоище, которое я здесь устроил. – Извини, Чарльз.

Чарльз удивленно поглядывает на меня. Я бы и сам так на себя смотрел пару месяцев назад. Чтобы Эзра Нот извинялся перед членом семьи Кёртисов? Чтобы Эзра Нот вообще перед кем-либо извинялся? Такого не было зафиксировано за последние десять лет моей жизни.

Ну что сказать… Недавно Вселенная дала мне крутой пинок под зад и перекрутила все вверх дном. Поэтому… Зафиксировано. Извинение номер один в сторону главы семейства Кёртисов. И скоро последует второе.

– Извини, Чарльз, – повторяю я. – Моя мать гребаная сука, которая обвела вокруг пальца каждого из нас. Ты ни в чем не был виноват. Кстати, как она? Надеюсь, повесилась на своей оранжевой форме в общей камере. Или все еще дышит?

– Еще дышит, – голос за моей спиной заставляет меня обернуться.

– Привет, Шейн, – улыбаюсь я.

– Оставлю вас, – Чарльз хлопает меня по плечу. – Я всегда знал, что ты хороший парень.

Шаги Чарльза затихают, холл их особняка не пронизывает больше ни один звук, потому что мы с Шейном молчим, смотря друг на друга.

– Ну так… – неловко начинаю я, засовывая руки в карманы. – Как дела?

– Нормально, – Шейн не приближается. – Как Серена?

– Нормально…

Мы снова молчим. Смотрим друг на друга и тут же отводим взгляд. Детский сад. Как будто мы не взрослые мужчины, а пацаны, которые не могут выдавить из себя ни слова.

– Ты за рулем? – Шейн не выдерживает напряжения. Я киваю. – Поехали.

– Куда?

– Туда, куда бы я не решился поехать без тебя.

***

– Ни хрена, – собираюсь вывернуть руль и повернуть обратно, когда замечаю очертания тюрьмы, в которой отбывает свой срок Лиз. – Только через мой труп.

– Я сам не был там ни разу, – отвечает Шейн и перехватывает мою руку, заставляя ехать прямо. – Ни разу с того дня в порту, Эзра. Ни секунды я больше не видел ее после того, как ее взяли агенты.

– Мне плевать.

– Неправда. Ты ненавидишь ее, но тебе не плевать. Как и мне.

– Тебе не плевать после всего, что она сделала?

Шейн отводит взгляд. Нет, ему не плевать. Он все-таки прожил с этой женщиной всю жизнь. Он любил ее. А она любила его. В отличие от старшего сына, которого можно было бросить в тюрьму ради приобретения твердого стержня. Интересно посмотреть, приобретет ли теперь этот стержень она сама.

– Странно, что Чарльз не внес за нее залог, и этой ведьме приходится ожидать суда здесь, – перестраиваюсь в нужную линию и все-таки следую маршруту Шейна.

– Я настоял на том, чтобы не вносить залог. И я настоял – не выделять ей средства на адвоката. Пусть довольствуется тем, которого выделил штат.

Охреневаю настолько, что едва не теряю управление, но Шейн толкает меня в плечо и приводит в чувства.

– Ты лишил Лиз шанса на залог и адвоката, который бы наверняка вытащил ее задницу? – в голове не укладывается. Передо мной точно Шейн?

– Она убила Джейд, – он поджимает губы. И этого достаточно, чтобы я заткнулся.

Она убила Джейд.

Ради своей приходи. Ради ненормальной мании власти вместе с ее ненормальным папашей, возомнившим себя Богом. Лиз, не раздумывая, забрала жизнь прекрасной молодой девушки, которая сейчас могла иметь прекрасного мужа и воспитывать с ним прекрасного сына. Которому уже десять.

Лиз отняла счастье у многих людей. Она олицетворение дьявола. И сегодня мы с братом должны взглянуть ей в лицо.

И я смогу. Ради Шейна и вместе с ним.

***

Нас осматривают и проводят в пустую комнату, где посередине стоит жестяной стол. Один стул с одной стороны стола, два – с другой. Мы с Шейном присаживаемся. За нами у стены остается стоять полицейский.

Мы ждем.

Тишина угнетает. Я слышу, как шмыгает носом коп. Пора бы ему высморкаться.

Мое терпение на исходе. Ненавижу ждать. Коп все шмыгает и шмыгает. Тягает эту соплю туда-обратно и бесит меня. Мои нервы на пределе. Я тарабаню пальцами по жестяной столешнице и содрогаюсь изнутри. Вот сейчас я встану и уйду. Это Шейн, а не я, хочет ее видеть. Я же хочу, чтоб она сдохла.

Но вопреки моим желаниям дверь комнаты распахивается. Ее придерживает еще один коп, и Лиз входит внутрь с высоко поднятой головой.

Иначе это была бы не она.

Даже в этой оранжевой форме ей удается выглядеть статно и смотреть так, будто все вокруг – черви. Даже эти гребаные копы.

– Мои мальчики, – улыбается она лишь уголками губ – больше нельзя, ведь, не дай Бог, появятся морщины, а для нее это враги пострашнее ди Виэйра.

Лиз усаживается напротив нас, поправляет свои белокурые локоны, увязанные в тугой пучок. Такое чувство, что для нее ничего не изменилось. Она здесь прежняя. Такая же гадкая высокомерная мразь, а не убитая горем женщина. И это бесит меня больше всего.

– Я так рада вас видеть, – заявляет она. – Вас обоих, – переводит взгляд с Шейна на меня. – Мои прекрасные мальчики… Как же вы стали хороши. Вы даже не представляете.

– Да она больная на всю голову! – не выдерживаю я и порываюсь встать со стула, но Шейн удерживает меня за руку. – Нет, ты, блин, разве не видишь? У нее поехала крыша.

Лиз усмехается, но Шейн заставляет меня сесть обратно. Он не сводит с нее глаз. Смотрит в упор. И она ловит его взгляд.

– Как там Чарльз? – все так же сдержано улыбается Лиз, обращаясь к Шейну. – Мне так жаль… – пытается изобразить сожаление, но ни хрена у нее не выходит. – Жаль, но я никогда его не любила. Жаль… Ведь он действительно очень хороший человек.

– Ты никого никогда не любила, – вмешиваюсь я, и Лиз обращает свое внимание на меня.

– Любила, – усмехается она, смотря на меня. – В молодости и всего лишь раз. Вашего отца. Ника. Помню, как тогда влюбилась. Как ненормальная. Без памяти. В его красивые карие глаза. Которые темнели при виде меня… – она откидывается на спинку стула и смотрит куда-то вверх, потирая ворот тюремной рубашки. – Он был готов ради меня на все. А я была такой глупой… Такой наивной. Но такой счастливой тогда. Наверное, только от большой любви и появляются такие красивые дети, – Лиз осматривает нас с Шейном. – Но, слава богам, отец вовремя объявился и вправил мне мозг, – она хихикает. – И тогда я поняла, что создана для большего. И мои дети тоже.

– Нет, все, я звоню в психушку. Ее проверяли вообще? – обращаюсь к копу за ее спиной.

– Она вменяема, мистер Нот, – поясняет он.

– Советую проверить еще раз.

– Ты же знала, как я любил ее, – Шейн прерывает свое долгое молчание. Со входа сюда он не произнес ни слова до этого момента. – Ты знала, что я хотел жениться на Джейд. Знала и о ее беременности, о которой не знал я. Знала правду о ее гибели. Знала о том, что Эзра все это время растил моего родного сына!

Вижу, как пальцы Шейна впиваются в стол. Костяшки белеют. И он не отрывает взгляда от матери.

– Ты все знала. Была ко всему причастна. И лгала. Каждый день! – он кричит и порывается вперед, но я сдерживаю брата, вцепившись ему в локоть. – Ты убила мою Джейд! – из глаз Шейна катятся слезы, и я едва подавляю свои. – Заставила меня поверить, что она ушла к Эзре! Заставила забыть о ней! День ото дня ты повторяла мне, что Джейд лжет! А на самом деле единственной, кто лгал, была ты!

– Она делала тебя слабым! – наконец-то на лице Лиз возникают эмоции.

– Она была беременна моим ребенком, а ты убила ее!

– У нас не было другого выбора! – Лиз вскакивает со стула, но ее тут же подхватывает под руку полицейский.

– Чистосердечное, миссис Кёртис.

– Что? – вспыхивает Лиз. – Нет! Нет! Где мой адвокат?!

– Мы вызовем его с минуту на минуту, миссис Кёртис. Он будет неприятно удивлен.

Она теряется. Весь ее напыщенный образ меркнет в одну секунду. Он лопнул, как и вся ее защита в суде. Стоило всего раз поддаться эмоциям.

«Ты тонешь, Лиз. Твой спасательный круг пробит. Делай последний вдох. Лови последний глоток свободы. Тебе уже все равно не выбраться».

– Шейн, как ты мог?! Ты сделал это специально!

Лиз вырывается из рук копа и кидается на Шейна, но я перехватываю ее. Впиваюсь ей в плечи и встряхиваю, притягивая к себе всего на секунду, но этого достаточно, чтобы прошептать:

– Ты сгниешь за решеткой, Лиз. И поверь, твой твердый стержень здесь лопнет. Я приложу к этому максимум усилий, мама.

В ее глазах застывает ужас, а в моих – презрение и чувство блаженства, вызванное ее неподдельным страхом.

– Вы не можете со мной так поступить! Нет! Шейн! – Лиз снова подхватывают под руки уже двое копов и тащат на выход. – Вы же мои сыновья!

На нее цепляют наручники и силой выталкивают за дверь. Должен признать, это зрелище завораживает. Наверное, должно быть дико – видеть свою разъяренную мать в железных браслетах, но я в восторге. Теперь, вместо золотых побрякушек, на запястьях она будет носить только их.

– А я больше не могу назвать тебя матерью, – твердо произносит Шейн. – Ты убийца.

Его слова ударяются о закрытую дверь, но это уже не имеет никакого значения. Он говорил это не ей. Он говорил это себе.

Наша мать убийца. Чудовище с непомерной манией величия.

Она дьявол.

Она никогда не спит.

Так написано у меня слева под грудью.

Но, кажется, мы с братом все-таки нашли снотворное.

Засыпай, Элизабет Кёртис. Твою дряхлую душу растерзают кошмары. Обещаю.

***

– Я чертовски устал и хочу выпить.

Оглядываюсь на брата на пассажирском сидении моей Шевроле и удивляюсь. Это точно сказал не я?

– Завтра надеремся на свадьбе Стен. Один я это не вывезу.

Шейн улыбается.

– Завтра свадьба… Охренеть. Среди всего этого дерьма кто-то все-таки счастлив.

– Эй! Хватит разговаривать, как я! Вставь обратно себе в задницу палку и стань примерным мальчиком.

– Хрен с два, – смеется Шейн у ударяет меня кулаком в плечо. – Я до хрена был примерным мальчиком. Я устал…

В салоне Шевроле повисает пауза. Я нервно сглатываю.

– Я все рассказал Бостону… – смотрю на лобовое и «дворники», которые сгоняют капли дождя.

– Я знаю. Отец рассказал.

Ну конечно, папа всегда хочет всем помочь.

– Ты говорил с ним? – все еще не смотрю на брата.

– С Бостоном? Нет. Он так и не приехал тогда ко мне. И я не знаю, имею ли я право…

– Имеешь, – перебиваю я. – Я знаю, как тебе хочется узнать его.

– Хочется… Но я не знаю, как подступить. Я для него чужой человек.

– Который ему понравился. А это, поверь, большая редкость. За все годы Бостону понравился всего лишь один человек, с которым он сам захотел заговорить. И это Серена. Так что… Дерзай.

– А ты? – Шейн, наконец, смотрит на меня.

– Ты ведь не отберешь его, верно? Иначе я просто тебя убью.

Шейн усмехается.

– Ни за что. Ты десять лет был его отцом. Ты им и останешься.

– Черт, брат, я чертовски хочу обнять тебя, но я за рулем. Но у меня есть одна идея. Тебе понравится.

Шейн прищуривается, недоверчиво оглядывает мое лицо, но кивает.

– Только придется заехать за Сереной.

***

Сворачиваю на знакомую улицу, проезжаю пешеходный переход, где однажды чуть не сбил любовь всей своей жизни. Теперь торможу, пропускаю людей и аккуратно трогаюсь дальше.

– Здравствуй, Сатана, – Серена льнет к моему уху с заднего сидения и касается щетины кончиками ногтей. Она тоже помнит.

– У меня встал… Иди сюда, моя чертовка, – целую тыльную сторону ее ладони и тяну Серену к себе.

– Вы оба ненормальные извращенцы, вы в курсе? – с пассажирского сидения заявляет Шейн, который все это время наблюдает за нами.

– Поэтому она бы никогда и не выбрала тебя, задрот.

Серена смеется и откидывается обратно на заднее сидение, а я еду дальше к парковке. Сегодня вместо Ника Бостона будет ждать другой сюрприз. Надеюсь, приятный.

***

Серена стоит у капота и машет рукой Бостону, который неуверенно подступает к машине. Мы с Шейном сидим в салоне и, кажется, не дышим.

Бостон может отказаться. Может закатить истерику и не поехать с нами. Но вместо этого он берет Серену за руку и идет к машине. Мы с Шейном, как по команде, выходим и пропускаем их внутрь салона. Без единого слова. Без зрительного контакта. Мне почему-то так страшно смотреть Бостону в глаза, как будто, если взгляну, прочитаю там о ненависти.

Все дорогу едем молча. Я изредка бросаю взгляд в зеркало заднего вида и замечаю, как Серена сжимает ладонь Бостона. Он же смотрит в окно.

– Куда мы едем? – тихо произносит Бостон, когда мы подъезжаем к окраине города.

– К твоей маме, – отвечаю я и слышу, как тяжело выдыхает Шейн. Ему тоже это впервой. И я должен был показать ему это место раньше. Я гребаный идиот.

Серена обнимает Бостона. Сжимает его так же крепко, как сейчас в груди сжимается мое сердце. Я тоже хочу обнять своего сына. Но знаю, что не захочет он.

***

Городское кладбище встречает нас скрипом старой калитки и завыванием весеннего ветра между старых могил. Он треплет мокрую траву и путается у нас в волосах. Развивает подолы пальто Шейна и длинные черные локоны Серены. Подталкивает нас дальше. Вглубь скорби, слез и болезненных воспоминаний. Прямиком к надписи на надгробной плите «Покойся с миром, Джейд Мур».

Мы останавливаемся.

Я не был здесь больше года. Впервые пропустил годовщину ее смерти. Впервые не укрыл могилу букетом белых лилий. Впервые не проронил слез. Видимо, чтобы разделить сейчас свою скорбь с Шейном и Бостоном.

Передаю букет цветов Шейну. Его руки дрожат. Он вглядывается в вырезанные буквы ее имени и не может оторвать от них глаз. Молчит и Бостон. Он не выпускает ладонь Серены из своих рук и смотрит на могилу своей матери.

– Привет, Джейд… – шепчет Шейн, и ветер сдувает с его щеки слезу.

Брат склоняется на одно колено, расчищает плиту рукой и кладет туда белые лилии.

Шейн замирает и накрывает ладонью лицо. Опускает веки и придавливает их пальцами. Вижу, как подрагивают его плечи. Он плачет. Серена прикусывает губу и смахивает накатившие слезы. Бостон выпускает ее руку и нерешительно ступает ближе к могиле.

– Привет, мама…

Я сдаюсь.

Те, кто говорят, что мужчины не плачут, – лгут.

Нас здесь трое. И плачет каждый. Горячие слезы катятся по щекам, и я больше не могу их сдерживать. Больше не хочу.

Серена обвивает мою руку и прижимается к плечу.

– Я с тобой, – шепчет она, и сплетает наши пальцы в замо́к.

Мы стоим позади Шейна и Бостона. Молчим и позволяем своим эмоциям выходить наружу. Позволяем слезам падать на землю вместе с каплями дождя. Позволяем нашим сердцам ныть.

Бостон вытаскивает из внутреннего кармана куртки свой дневник и кладет его на могилу Джейд рядом с букетом белых лилий.

– Почитай, мам. Я там много писал о тебе. И о папе… Об Эзре. Прости, но Шейна я еще совсем чуть-чуть знаю. Но потом тебе все расскажу.

Мое сердце стынет. Серена едва сдерживает всхлип. Шейн отрывает взгляд от надгробья и переводит его на своего сына. Бостон безмолвно смотрит Шейну в глаза, смахивая слезы. И так же безмолвно принимает объятия Шейна.

Я смотрю на них и даже не пытаюсь унять ноющую боль в груди. Теперь это приятно. Теперь все правильно.

– Пойдем, – шепчу Серене на ухо. – Им нужно побыть наедине с Джейд.

Она кивает и тихо следует за мной, не выпуская моей руки из своей.

***

– Я думала, мы возвращаемся в машину, – Серена сдвигает брови и непонимающе смотрит на меня, когда я веду ее за старую часовню, расположенную на территории кладбища.

– Не совсем. Нужно еще кое-к-кому заглянуть.

– Мне это не нравится, Эзра.

– Ты скоро поменяешь свое мнение.

Волоку ее за руку дальше, вглядываясь в надгробья. Все не то. Не могу найти нужное, но я ведь следую маршруту.

– Эзра, – психует Серена, когда мы в очередной раз обходим часовню.

– Подожди. Это где-то здесь.

– Да что, мать твою, мы ищем?! – она резко выдергивает руку и останавливается.

– Как четко ты попала в цель. Твою мать.

– Что?! – Серена застывает, разинув рот.

– И, кажется, я вижу ту самую могилу. Идем, – снова хватаю ее за руку и веду к одинокому ангелу в женском обличии, вымощенному из камня.

Силуэт затерялся вдали среди стволов деревьев, но я наконец-то заметил эти резные серые крылья.

– Эзра! – Серена едва успевает за мной. – Да что ты, блин, дела… ешь…

Она замирает. Ее пальцы, которые только что впивались в мою ладонь, расслабляются, и рука обмякает, падая вдоль туловища.

Под ногами ангела вымощено имя – Летисия да Коста ди Виэйра.

И Серена начинает рыдать.

Она касается пальцами имени своей матери и падает на землю. Я присаживаюсь на корточки за ее спиной и обнимаю Серену за плечи.

– Моя мама… – всхлипывает она. – Как ты узнал?

– Ви́тор поделился.

Серена сдавливает рот ладонями и сгибается над землей у памятника скорбящего ангела. Она плачет. Давится слезами, а я обнимаю ее. Накрываю ее плечи словно крыльями. Как этот самый ангел накрывает своими резными могилу Летисии.

– Я с тобой, – шепчу на ухо ее же слова. – Я рядом. И пройду с тобой каждый твой шаг.

Серена продолжает тихо всхлипывать. Я сжимаю ее мокрые от слез ладони и подношу их к своим губам.

– Ви́тор говорил, что она была такой же красивой, как и ты сейчас, – обдаю горячим дыханием ее холодные пальцы и целую их. – Говорил, что она была очень доброй, но при этом невероятно сильной. Как и ты. Говорил, что она была особенной. И только она делала его счастливым. Как и ты меня.

– Что еще он говорил? – Серена шмыгает носом и внимательно рассматривает надгробную плиту своей матери.

– Думаю, будет лучше, если он сам тебе все расскажет о ней.

Серена оборачивается, и я вижу, как она хмурится. Она недовольна таким ответом, поэтому я продолжаю:

– Сегодня десятилетний мальчик нашел в себе силы простить такого старого обманщика, как я. Разве еще один старик с темным прошлым не заслуживает хотя бы шанса быть услышанным своей единственной дочерью?

Серена упирается в мое плечо и встает на ноги, я отряхиваю ее джинсы от земли и притягиваю ее к себе за талию.

– Я не знаю, Эзра, – в синих глазах застыли слезы, щеки раскраснелись, и я накрываю их ладонями.

– Дай ему шанс. Всего один, Серена, и Ви́тор не упустит его. Хотя бы просто выслушай. Он слишком долго молчал и, поверь, он сожалеет. Он знает о своей ошибке. И презирает себя за это каждый день. Ведь каждый день он проживал с мыслью о том, что его дочь растет не с ним. Ее воспитывает другой мужчина, другая семья. Ее звонкий смех отражается от стен другого дома. Ее красивые синие глаза с любовью смотрят на весь мир, но только не на него. И он терзает себя до сих пор.

– Откуда ты знаешь?

– Я видел все это в его глазах.

– Он должен был дать о себе знать, – Серена снова плачет, и я нежно целую ее щеку, по которой скатывается слеза.

– Думаешь, он не хотел?

– Очень хотел, – за моей спиной раздается низкий хриплый голос, и Серена отшатывается назад. Я беру ее за руку и оборачиваюсь.

– Спасибо, что написал, Эзра, – Ви́тор открывает черный зонт и шагает к нам.

Не знаю, как давно он здесь и слышал ли мои слова, но это неважно. Я сказал правду. Сказал то, что думаю. И судя по тому, как Ви́тор смотрит на меня сейчас, – я попал в самое сердце. Я оказался прав.

Серена метает в меня суровый взгляд, как будто я какой-то предатель. Ладно, пусть считает меня предателем, но потом она скажет мне спасибо.

Ви́тор подходит ближе, вытягивает руку с зонтом вперед, чтобы укрыть от моросящего дождя голову и плечи Серены, и на удивление она не отстраняется.

– Вам есть о чем даже помолчать, – шепчу ей на ухо. – Бостон смог, и у тебя тоже получится, – оставляю на ее виске легкий поцелуй.

Серена нехотя выпускает мою руку, и я тепло улыбаюсь ей.

– Я буду рядом, – смотрю ей в глаза и знаю, что моя сильная девочка справится. Она всегда справляется. – И эй, Ви́тор, если что-то пойдет не так, меня не остановят даже твои люди. Имей в виду.

Ви́тор мягко усмехается и аккуратно подступает ближе к Серене. Его действия неуверенные, но правильные. Он на тернистом, но верном пути.

Я удаляюсь, наблюдая за силуэтами отца и дочери, и снова улыбаюсь, покидая пределы кладбища. Выражение моего лица совершенно не соответствует тому, которое привыкли здесь видеть. Но мне плевать. Я, черт побери, счастлив. Сейчас. В настоящую минуту. И даже это место не омрачит той радости, которая так и рвется наружу.

– Я все сделал правильно, Джейд. Ты бы гордилась своим другом.

Запрокидываю голову и замечаю слабые попытки весеннего солнца пробраться сквозь серые облака. Лучи нерешительно пробивают тучи, но я их вижу. И даже чувствую их тепло на своем лице.

Я все сделал правильно.

Кладбище остается за моей спиной, как и тяжелый груз, который я тащил за плечами все эти годы. Теперь там освободилось место, чтобы вырастить между лопаток крылья. Укрыть ими Серену, согреть и увезти к нам домой.