Помолвлены понарошку (СИ)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍74

Последнюю неделю мой телефон не принимал звонков. На этот раз дело не в самопроизвольной поломке и не в пролитой на него коле, а в том, что я та, кто не в силах отвечать на звонки.

Первый шок прошел. Прошла и злость, и попытки уговорить саму себя как-то вернуть свою жизнь на полтора месяца назад, когда мы с Беном были просто «Беном и Лоис» — лучшими друзьями, без тайного сговора, который обернулся против нас.

Прошло семь пробуждений с опухшими от слез глазами, не считая тех, когда листва за окном нарушали мой сон посреди ночи. Прошло семь дней с молчаливой готовкой, копанием в саду и редкими разговорами об отдаленном с мамой. Прошло семь ночей на мокрой подушке и в холодной кровати, от которой я успела отвыкнуть за время сна с живым обогревателем.

Многое прошло, а боль не прошла.

Я села за стол и достала листок крафтовой бумаги из маминых запасов, которыми она со мной охотно поделилась. Мне хотелось попробовать отпустить свою боль. Хотелось пережить ее и двигаться дальше. А не так давно адресат этого письма поведал мне о неплохом способе, как это сделать.

Бенджамин.

Ты знаешь, что я зову тебя так, когда чем-то недовольна в твоем поведении или хочу поддразнить? Так вот сейчас первый случай.

Ты сделал мне больно. Так больно, как не смог сделать никто до тебя. Наверное, этого стоило ожидать. Ты самый близкий мужчина в моей жизни, а самые близкие всегда ранят сильнее прочих.

Если это конец наших отношений, то я буду скучать.

Я не представляю, что будет, если это конец наших отношений. Я не могу представить свою жизнь без тебя, без моего лучшего друга.

Однажды мне уже приходилось застыть в повешенном состоянии «Быть или не быть будущему для нашей дружбы?». Тогда все зависело от тебя. От того, сможешь ли ты преодолеть свою тягу к тотальной полигамии. На этот раз последнее слово за мной.

Уже второй раз мы на развилке путей, но только сейчас я понимаю, что причина появления этой развилки одна и та же. Похоже, я ревнива. И, похоже, ты вечно даешь поводы для ревности.

Раньше мы даже не планировали становиться парой. Я и сама не осознавала, что двигало мною все эти годы осуждения вашей взаимной любви с прекрасной половиной человечества. Зато понимаю сейчас.

Когда мы впервые оказались на развилке, года четыре назад, у тебя было полное право крутить романы с кем пожелаешь. Ты мог просто вычеркнуть меня из своей жизни и продолжать тащить в койку все, что качает бедрами при ходьбе. Возможно, однажды ты стал бы на особый учет в венерический диспансер, потратил сотню-другую нервных клеток и приобрел столько же седых волос (которые, несомненно, тебя бы только украсили — таков уж ты). Тогда ты сам бросил бы это дело. И все же ты решил стать более постоянным ради нашей дружбы. Спасибо!

На этот раз я надеялась, что ты станешь окончательно постоянным в отношении меня. Не как подруги, но как девушки. Увы, в романтичном настрое я порой бываю весьма наивна.

Иногда мне кажется, что мы вместе вечность. Почти каждое светлое воспоминание в моей голове — с твоим участием. Разве такие отношения не должны лишь крепчать со временем? Разве нам не положено «долго и счастливо»?

Сейчас я не хочу видеть твое лицо, не хочу слышать твой голос и чувствовать запах твоей кожи. Но твои ликерные глаза оказываются передо мной, как только я смыкаю веки, твой смех звучит каждую ночь в моих снах, а подушка пахнет тобой, хотя я уже сотню раз промыла ее слезами.

Зачем ты поступил так со мной? Зачем ответил на мои чувства всего на мгновение? Зачем дал надежду и предал ее?

У меня закончились бумажные платки, и я достала новую пачку. Письмо Бена повсеместно усыпали капли, которые я не успела вовремя поймать, когда они стекли по щекам и носу.

С предателями не построить прочных дружеских отношений. Не таких, которые построили мы. Я понимаю, почему Келли так уперто доказывает твою невиновность. Она, как и я, не хочет верить, что ты можешь воткнуть нож в тщательно изученные больные места.

Может, зря я восприняла это как измену? Может, зря сочла это предательством?

Отчасти ты был прав, когда сказал, что между нами еще толком ничего не началось. Я ведь сама утверждала, что хочу проверить наши чувства. Вот и проверила. Быстрее, чем ожидалось. Может, так даже лучше?

Часть меня знала, что ты просто поверил в нашу притворную влюбленность. Я только жалею, что она не узнала об этом до того, как мы с тобой съели эклеров. Не случись этого, было бы проще закрыть глаза на собственные чувства.

Моя мама сказала бы, что отношения «парень-девушка» между нами обречены с самого начала, ведь ты не заинтересован во мне. Твоя мама сказала бы, что раз твое влечение было ложным, то нашим отношениям никогда не суждено было перейти в разряд романтических. А я скажу, что раз так, то смогу побороть тягу к тебе.

Переждав очередной наплыв чувств и поставив рядом еще одну пачку бумажных салфеток, я вновь взялась за ручку и начала выводить каракули по едва подсохшей бумаге:

Я не хочу тебя терять. Не хочу знать, каково это — жить без лучшего друга.

Сейчас мне слишком больно, чтобы сделать шаг на встречу, но, возможно, однажды мы сможем попытаться вернуть то светлое, что было у нас. Возможно, мы сможем повернуть назад и найти тот путь к дружбе, который ты перекрыл, накормив меня эклерами. Возможно, однажды мы сможем снова стать теми, кто бродит друг у друга в голове.

Очень надеюсь на это «возможно».

Я просушила письмо феном и положила его в один из тех конвертов, которые портила по малолетству. В те времена, когда еще верила словам Трэйси, мол, если есть много брокколи, вырастет грудь.

Идеальное вместилище для письма Бену попалось мне на глаза в маминой коробке с канцелярией, что скрывалась на чердаке в деревянном ящике с надписью: «Садовые принадлежности». Тот был заполнен разнообразным хламом вроде сломанной клавиатуры и порыжевших от времени подсвечников. Среди всего этого «богатства» томилась и покрытая увесистым слоем пыли механическая швейная машинка еще со времен моих школьных лет.

Много добра хранится у мамочки, особенно много — моего «творчества», к которому можно отнести найденный конверт. Чуть желтоватый по краям, повсеместно усыпанный бабочками и сердечками, в одном из которых аккуратно выведено: «Л+Б». Единственный, на котором я почему-то решила запечатлеть свою детскую влюбленность.

Вздохнула, всплакнула и написала адрес квартиры, проснувшись в которой почти два месяца назад, впервые осознала, что глаза Бена все-таки действуют на меня опьяняюще. Хотела было заклеить конверт, так как не собиралась добавлять новых писем мужчине, но блеск на безымянном пальце привлек мое внимание. Я сняла кольцо, что оставило светлый след на коже, и положила его к письму.

Сердце защемило, стоило запечатать свои мысли и свою Прелесть, но это было необходимо. Когда буду готова сжечь это письмо, вскрою конверт, вытащу свидетельство нашей с Беном фиктивной помолвки и верну ему. А пока я не собралась с духом и не воссоединилась с братством для похода в Мордор, пусть лежит там. Иначе мне никак не совладать с разочарованием от того, что этому кольцу никогда не стать настоящим.

С тяжелым вздохом я открыла клатч, намереваясь сжечь первых «грызунов моего сердца», но их там не оказалось. С губ сорвалось ругательство, когда до меня дошло, что в клатче не мои вещи. Как, впрочем, и сам клатч не мой.