‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌80


На моем лбу уместно было бы нарисовать экран загрузки. С колесиком, которое не намерено останавливаться.

— В общем, — вздохнула Трэйси, решив не дожидаться отклика программы, — как я уже говорила, я не Дьявол во плоти. И, представь себе, тоже не хочу, чтобы ты страдала. Не сильно. Ты единственная, кто задумался, хорошо ли мне в отношениях с Марком и отцом, даже несмотря на все, что между нами случилось.

— Несмотря на то, что ты случилась.

Мой шаг к Трэйси в очередной раз был встречен поступательным движением. Похоже, она меня немного побаивается.

Правильно делает.

— Полагаешь, после всего, что ты сделала, у нас могут быть нормальные отношения?

— Начнем с того, что, хотя видео записала я, в сеть оно попало случайно. Думаю, его слила Венди, хотя это могла быть и Обри… — Трэйси на секунду задумалась, а потом махнула рукой, сообщая о бесполезности размышлений. — Ты многих раздражала, знаешь ли. Готова поспорить, эта особенность сохранилась у тебя до сих пор. А Марк мне нравился. У нас с ним много общего.

— Ага, например, отсутствие совести.

— У нас все по-другому. Со мной Марки другой.

— Да неужели? — склонила голову набок я. — Он ценит, оберегает тебя и уважает твои высокие моральные устои? Погоди… У тебя ведь нет моральных устоев.

— Между прочим, мы бы начали встречаться раньше, если бы не ты.

— О, так я вам, оказывается, еще и мешала! — картинно схватилась за сердце я.

— Мы с Марком созданы друг для друга. По сути, я просто забрала то, что было моим.

— Что ж ты тогда не засунула его голову в пасть псине? Разве не так ты поступаешь с тем, что, по-твоему, твое? С моей куклой, например.

— Я по Марку с ума сходила, — точно змеюка шипела Трэйси. — Ты это знала, но все равно переспала с ним.

— Да по этому козлу каждая вторая вздыхала, и что теперь?

— Повисла у него на шее, как самая настоящая шваль! — мои слова напрочь игнорировались. — О, посмотрите на меня, я выпила десять шотов текилы и не могу больше передвигать ногами!

— Все было не так! — настаивала я, хотя, как было на самом деле, знать не знала.

— Ты хоть представляешь, как больно было мне? Мы почти поцеловались на той вечеринке. Разговор шел как нельзя лучше, но я все же прервала его — провозилась с тобой целую вечность. Телефон ты утопила в пунше, поэтому позвонить твоей матери я не смогла. Дружков твоих найти в том столпотворении тоже не вышло, и я попросила Марка отнести тебя в безопасное место. Не хотела, чтобы тебя, пьянь безответственную, кто-нибудь изнасиловал…

— Поэтому отдала парню, который вообще в штанах дольше пяти минут не остается? Гениально!

— А когда он не вернулся! — прикрикнула на меня Трэйси, лицо ее перекосилось. — Я пошла наверх, в единственную свободную комнату, где тебя можно было закрыть на ключ до утра — и вот на тебе, благодарность от сестрички — ты уже извиваешься под ним абсолютно голая!

Очередной язвительный комментарий встал поперек горла. Пульсирующая вена на смуглой шее — явный признак подлинности описанных Трэйси эмоций. Видит бог, я не хотела так ее ранить.

— На кой он тебе сдался, Лоис, вот скажи? Мало было Бена?

Я мотнула головой:

— Бен тут вообще не при чем. И ты ведь понимаешь, что моей вины в случившемся столько же, сколько и Броуди?

А если учесть, что в сознании был только один из нас, то даже меньше.

— Вот только это ты еще по дороге начала раздеваться! Блузка и лифчик обнаружились на ступеньках лестницы. И не надо врать, что ты не при делах! Венди видела, как охотно ты стягивала с себя лишнее и как при этом заигрывала с Марком, — кривила губы брюнетка. — Я хотела быть с ним с восьмого класса, а ты увела его у меня из-под носа. Чем в таком случае мой поступок отличается от твоего?

— Тем, что Броуди был мои парнем, Трэйси, — воззвала к ее рассудку я. — Пусть у вас любовь хоть до гроба, факт остается фактом.

— Нет никакого регламента касательно того, через сколько можно начинать спать с другой, — упиралась она.

— Какой еще регламент? Есть пособие для неверных, о котором я не знаю?

— Очень смешно, — скорчила гримасу сестрица.

— Существует такая классная штука как расставание, Трэйси. Не чувствуешь того, что чувствовал раньше — скатертью дорожка. Иди и распускай руки с другой, но только после того, как с первой разошелся.

— Да вы же тогда уже час как расстались! — топнула ногой она.

— Да хрен там! — в ответ притопнула я. — Мы расстались после того, как ты его оседлала!

Трэйси плотнее сжала челюсть, карие глаза превратились в щелочки. Девушка тяжело дышала, но ничего не говорила.

— Броуди сказал тебе, что между нами все кончено, — догадалась я, и Трэйси свела брови. — И тебя не удивило, что он побежал за мной, когда я застукала вас?

— Что удивительного? — гримасничала она. — За тобой вечно все бегают. Но вот в тот раз Марку было тебя просто жаль.

— Жаль, а? Когда это ему было дело до моих чувств?

— Он только из-за них и медлил с расставанием. Не хотел причинить боль тебе, королеве драмы.

— И ты правда в это веришь?

— Марки не такой придурок, каким ты его считаешь.

— Да твой Марки патологический врун, Трэйси! Ты же читала письма, знаешь, как все было.

— Слышать этого не хочу, — она выставила ладонь, и во мне возродилось желание зарядить по смазливому лицу.

— За что ты тогда извинялась? — разводила руками я. — К чему была часть про Марка, если это я, распутница, его совратила, а позже ревновала, хотя все уже было кончено?

— Мне просто… Только хотела… Не любовница я, чтобы ты там не думала, ясно? У нас не было ничего серьезнее флирта, пока вы не расстались. И мне правда… жаль, что поссорила вас с Беном.

Молча глядя в карие глаза, я думала, как все изменила одна беседа. От вида того, насколько Трэйси погрязла в болоте самообмана, у меня больше не возникало желания стукнуть ее по голове бревном. Вернее так, мне захотелось воспользоваться им, чтобы помочь сестрице выбраться, а уже после стукнуть ее разок-другой. Но спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Я же могу исправить лишь то, что зависит конкретно от меня.

— Прости и ты меня, Трэйси, — я перевела взгляд на ковыряющийся в земле носок туфли. — Понятия не имела, что Марк для тебя так много значил.

Девушка недоверчиво фыркнула, и пришлось напомнить, как «близко» мы общались класса с шестого.

— Однако же стерва ты, Лоис.

— Это у нас семейное, — не стала спорить я, и, к моему глубочайшему удивлению, мы обе улыбнулись.

Губы Трэйси, правда, тотчас смяла и направилась к дому матери. Не знаю, надолго ли это перемирие. И можно ли вообще считать это перемирием. Возможно, уже завтра новоиспеченная миссис Броуди вернется к привычному, мерзопакостному, обличию, но пока я решила не занимать этим свои мысли и переключила внимание на отчима. Он как раз пришел домой и начал перебирать почту в ящике.

— Уолтер! — подбежала к нему я. — Ты случайно не видел разрисованный конверт? На нем были бабочки и сердечки. Одно сердечко было больше остальных, и в нем было написано: «Л+Б». Я оставила его где-то в доме и никак не могу найти.

Мужчина оторвал сосредоточенный взгляд от бумаг в руках и задумался на секунду.

— Письмо Бену?

Я обрывисто кивнула.

— Не переживай, Лоис, — улыбнулся Уолтер. — Я обо всем позаботился.

— Позаботился?

— Да, ты забыла марку, но я приклеил одну из своих и отправил его. Все как полагается. Письма от руки — это романтично. В наше время молодежь такого не делает. Не удивительно, что ты забыла о марках, но это пустяк. Уверен, Бен оценит подобный жест.

Я гулко взвизгнула, прикрыв рот рукой. Что ж мне так везет-то?

Загрузка...