После долгой зимы

Ада

Мальчики из нашего поселения ездят в город учиться в школе вместе со всеми детьми, чтобы в будущем обучиться на те профессии, которые будут полезны общине. Считается, что мужчина более стоек и менее подвержен греху. Просто потому, что родился мужчиной. Девочки же школу не посещают, они лишь проходят базовое "домашнее" обучении при церкви, включающее в себя правописание, литературу (религиозную, конечно), счёт, историю и немногое другое. Устраиваться на работу женщина не может, а, значит, и аттестат с дипломом ей не нужны. Из документов после свидетельства о рождении в 14 лет у нас появлялся только паспорт, и тот запирался родителями на ключ в шкафу в маминой комнате. Женщина обязана заниматься детьми, хозяйством, огородом, а также добровольно помогать уборкой и мелкими посильными делами в церкви и школе при ней. И самое важное — молиться. Семейные молитвы за столом при каждом приеме пищи, утренний двухчасовой всеобщий молебен в храме, а также вечером час дома, стоя на коленях в своей комнате перед иконостасом. Потому что женщины слабы по своей сущности, ведомы и устоять перед грехом не могут, так внушалось с самого детства.

И вот я с раннего утра шла на всеобщий молебен, потом посещала церковную школу до обеда, возвращалась домой, помогала матери по дому, с огородом и хозяйством. На нашем дворе всегда были куры, гуси, кролики и свиньи. Всех их нужно было накормить, убрать и проследить, чтобы не залезали туда, куда не нужно. А в двенадцать лет к моим обязанностям по дому добавились еще родившиеся близнецы. С ними нужно было сидеть, когда мать занята, помогать купать, вставать посреди ночи, когда они плачут, и кормить заготовленным в бутылочки молоком. Вечером возвращался отец, мы все вместе собирались за столом на семейный ужин, хотя под его давящим тяжелым взглядом мне лично кусок в горло не лез. Далее мне выделялось время для подготовки к урокам, вечерней молитвы, и вот уже время ложиться спать, чтобы с утра все по новой. И так изо дня в день, из года в год.

И самое страшное для меня — темная комната, использующаяся для наказаний. Крошечная каморка, пол которой был полностью усыпан сухим, как камень, горохом. Родители затаскивали меня туда за провинности в одной тонкой ночной рубашке и запирали дверь. Комнату окутывала темнота, лишь в верхнем углу распятие подсвечивалось агрессивно красным светом. Не знаю, что это за свет такой, который концентрировался в одной точке и никак не рассеивал тьму вокруг. Стоять в этой комнате требовалось на коленях и молиться о прощении своих грехов. Кромешная темнота и тишина душили меня, сдавливали горло и грудную клетку, я кричала и захлебывалась слезами. За спиной чудились шорохи и кровожадные монстры, вылезающие из темноты углов. Колени нещадно болели от гороха, и, даже если я пыталась поменять позу, любая поверхность начинала ныть от соприкосновения. Но находиться в одном положении было еще невыносимее, поэтому я то ложилась на бок, подтянув колени к груди, то вставала на ноги, то садилась. Быть замеченной родителями не на коленях во время отбывания наказания означало получить прибавку ко времени нахождения в темной комнате. Поэтому со временем я научилась быстро принимать прежнюю позу. В темной комнате я оказывалась за любую провинность, которых было, на мой взгляд, не так много, и не такие уж они были серьёзные, ведь я правда старалась не расстраивать своих родителей. Но случайно полученное в школе замечание за невнимательность, крепко спала и не услышала, что проснулись младшие, нечаянно разбитая посуда во время уборки, и вот, я там. Петр был слишком правильным, Прасковья умело проворачивала и скрывала свои косяки, близнецы были слишком малы, так что темная комната была персонально для меня одной. Мой личный Ад.