После долгой зимы

Ада

Меня укачало, а, может, просто мутило от волнения. Путь до общины казался мне вечностью. Не знаю, зачем, но я то и дело кидала взгляд на часы, как будто знала какое-то конкретное время, после которого ничего изменить уже нельзя. Не знала. Может, уже поздно.

Мы останавливаемся далеко, у главной дороги, и проделываем весь тот путь, что я когда-то, сбегая отсюда. Когда я окидываю взглядом место, где я выросла, мое сердце сжимается. Не от тоски. От боли. Наверно, это можно назвать болью. С горьким привкусом разочарования и поломанного детства. Я чувствую, что я начала жить только сейчас. Теперь я дышу полной грудью. И я хочу забыть, выжечь из памяти все, что было со мной раньше. И у меня получается. Но здесь, когда я снова вижу перед собой все эти улицы, дома, заборы, церковь… меня охватывает отчаяние. Здесь правит безнадёжность.

На секунду прикрываю глаза, мотаю головой, скидывая с себя морок, и продолжаю дальше вести Егора неприметными тропками. Нельзя в это все погружаться, сегодня я здесь по другой причине, и я должна быть сильной, потому что нужна своей сестре.

В какой-то момент оступаюсь, скольжу ногой по сырой от росы траве по небольшому склону, наугад хватая рукой воздух, пытаясь зацепиться за забор. И чувствую крепкую хватку руки Егора на своем предплечье, удерживающую меня от падения. Я не одна. Я больше не одна в этом месте. Выскальзываю своей рукой, пока мои пальцы не оказываются на уровне его кулака. Дальше мы идем, держась за руки.

Перелезаем через забор и оказываемся возле дома моих родителей. Назвать его своим домом у меня не повернется язык. Осмотревшись, я сдавленно всхлипываю, закрыв рот рукой: на месте дерева, по которому я выбиралась из окна нашей с Прасковьей комнаты остался лишь одинокий низкий пенек. Егор следит за направлением моего взгляда, и, кажется, понимает меня без слов. Подхожу ближе и останавливаюсь в нерешительности. Вокруг тишина, нарушаемая лишь пением сверчков, в окнах дома темно.

Егор подбирает с земли мелкий камушек и кидает его в окно нашей комнаты не втором этаже. Стекло жалобно звенит. Я вжимаю голову в плечи. Хоть бы сработало. Сердце колотится навылет, готовое к тому, что в любой момент на шум отреагируют родители.

Некоторое время ничего не происходит, а потом в комнате загорается тусклый свет, и я вижу светловолосую макушку сестры, которая высовывается к нам через приоткрытую раму.

— Ада! — громко шепчет Прасковья, не скрывая радости. — А ты Егор, правильно?

— Познакомимся потом, ладно, принцесса? — посмеивается Егор. — Сейчас ты должна спуститься к нам, чтобы спастись от дракона.

— Как видите, у меня с этим некоторые проблемы, — сестра с грустью смотрит на то, что осталось от дерева.

— Просто прыгай, и я тебя поймаю, — тянет к ней руки Егор.

— Что? Ты с ума сошел!

Я понимаю, что ей страшно, и мне тоже, но другого выхода не вижу, и тоже включаюсь в разговор, пытаясь подбодрить:

— Сестренка, этот парень — сама надежность. Обещаю, он доставит тебя на землю в лучшем виде.

— Ну, я бы не был так уверен…

— Егор! — шикаю я на него.

И в этот момент вижу, как из-за спины у Прасковьи появляется рука, хватает ее поперек тела и оттаскивает от окна.

— Нет! — я еле сдерживаю крик, вглядываясь в полутемный проем.

И вижу лицо нашего брата.

— Петя…, - шепчу я и продолжаю смотреть, хотя мне очень хочется закрыть лицо руками.

Он всегда и во всем слушался и поддерживал родителей. Но к Прасковье, вроде, относился хорошо. Неужели он сейчас намерен ее остановить? Выдать? Что он хочет сделать? Совершенно беспомощная, продолжаю наблюдать, как брат что-то шепчет на ухо Прасковье. Кровь гулко шумит в ушах.

— Брат, позволь ей уйти, — кажется, шепчу я, но Петр меня слышит.

Опускает на мгновение ко мне глаза и говорит:

— Давно не виделись, сестра.

А дальше я вижу, как он убирает руку и выходит из поля моего зрения.

Прасковья, не теряя больше времени, перекидывает ногу через подоконник, упирается руками с зажатой в них папкой и командует Егору:

— Лови!

Кажется, в этот момент я зажмуриваюсь, не в силах сдержать

себя, а когда открываю глаза, Егор уже держит мою сестру на руках, испуганную, но улыбающуюся. В этот момент на одну крошечную секунду во мне поднимает голову ревность. Умом я понимаю, что это совершенно неправильное и абсолютно несправедливое в этой ситуации чувство, но что-то дикое внутри меня вопит "Мой!". Но в одно мгновение Егор с таким незаинтересованным видом ставит мою сестру на землю, что мне хочется дать себе пощечину за такие мысли.

Мы коротко обнимаемся с сестрой и проделываем весь путь обратно, но уже втроем.

Чуть отдышавшись, пока Егор заводит машину, я оборачиваюсь к сестре, расположившейся на заднем сидении, и спрашиваю

— Что тебе говорил Петя?

— Он отдал мне мои документы, — все еще не до конца осознав, удивленно отвечает мне Прасковья.

Мы подъезжаем к большому перекрестку на выезде из города, и Егор, коротко притормозив, обводит нас с сестрой взглядом и неожиданно спрашивает:

— Готовы ехать на море, девочки?

И уверенно поворачивает направо.