После долгой зимы

Егор

По ощущениям, плавал я в спасительной неге недолго, предпочёл бы понежиться там еще, только вот слух стал раздражать противный писк, который я вскоре уже не смог игнорировать. Вместе со слухом стали постепенно возвращаться и другие ощущения… Довольно сильно болит и жжет в области носа, плюс что-то мешает им дышать. Зато в рот насильно врывается поток кислорода. Чувствую легкую тошноту. Распахиваю глаза. К "приятным" ощущениям добавляется еще головокружение и головная боль. Надо мной белеет стопроцентно узнаваемый больничный потолок. Значит, я еще не отправился к праотцам. Это радует, у меня еще целая гора дел и планов. Тянусь правой рукой и срываю кислородную маску, попутно морщась от легкой боли. Осматриваю руку — костяшки сбиты и пара царапин. Только порываюсь приподняться, как в моем поле видимости возникает медсестра, останавливая меня рукой.

— Лежите спокойно, молодой человек, у вас тут капельница, — говорит мне строго.

Скашиваю глаза и правда вижу иголку в своей вене. Как удачно, что ее поставили в мою левую руку, не основную, а то уже случайно выдрал бы к херам собачьим.

Ощупываю свой нос и не узнаю его — какая-то отекшая чужеродность, плюс турунды в ноздрях. Губы пересохли, медсестра подносит мне стакан с водой, пока пью, узнаю, что без сознания я не так уж и долго, меня успели свозить только на МРТ и рентген. Шарю рукой по тумбочке рядом, и, к счастью, нахожу там свой телефон. Нахожу там сообщение от Виктора: "Напиши, как состояние позволит, герой. И заранее извини, что известил твоих родителей, но никого, кроме близких родственников, в реанимацию не пускают". Обреченно вздыхаю. Уже представляю, что сейчас начнется. А меня сейчас больше заботит, что обещание, данное Аде, я сдержать не могу и снова пропаду по независящим от меня обстоятельствам. Пишу ей пару слов в мессенджере, так, глупости какие-то, реальное положение дел выдавать я не намерен. Будем хоть так на связи.

Когда капельница заканчивается, приходит доктор и сообщает, что у меня выявили сотрясение мозга и перелом носа, так что какое-то время я проведу здесь. Медсестра кладет на нос мешочек со льдом. Криво усмехаюсь. Как можно было умудриться сломать нос и заработать сотрясение об подушку безопасности — история умалчивает. Зато в остальном весь целый, после такого-то столкновения. Моя ласточка, наверное, разбита в хлам. Суки. Им не то что не удалось меня запугать, они еще и подстегнули копать под них еще усерднее. В мои планы не входило торчать тут. Напрягаюсь, пытаясь вспомнить хоть малейшие зацепки о той машине, отбиваю ответное сообщение Виктору с данными и прошу забрать мой видеорегистратор, если он уцелел.

А дальше в палату врывается ураган по имени моя мама. Голова от нее начинает болеть еще сильнее. Конечно же, для мамы я просто не справился с управлением по такой дороге и попал в аварию, не к чему ей знать все остальное. Была б моя воля, она бы даже не узнала, что я в больнице. К счастью, медсестра осаждает возмутительницу спокойствия и вскоре просит ее удалиться.

— Мам, — зову я ее на выходе из палаты. Мой голос звучит гнусаво из-за проблем с носом. — Не забудь про мою просьбу.

Она недовольно поджимает губы, но все же кивает. Ну в самом деле, не думает же она, что Ада виновата в этой аварии?

В реанимации я провожу два дня, а потом меня переводят в обычную палату. Там уже меня посещает Паша, которого пришлось вызвать из столицы, чтобы порулил, пока я не в состоянии, Макс, Саня и другие ребята из сервиса. Мои царапины на лице от разбившегося лобового стекла понемногу заживают, синяки под глазами и вокруг носа желтеют, а от количества цитрусовых, по ходу, скоро разовьется аллергия. В общей сложности я провожу в больнице семь дней. Головокружения и головные боли еще иногда беспокоят, но со зрением порядок, меня проверили, больше бездельничать я не могу себе позволить.

Но, к сожалению, как бы мне не хотелось, после выписки сначала я еду не к Аде, а на собрание в кабинет Валерия Николаевича. Паша одалживает мне свой Вольво до вечера. Здесь уже все собрались, хозяин кабинета, Виктор и их общий друг из следственного комитета. Из хороших новостей: они считают, что вышли на правильный след в распутывании этого клубка, чем и спровоцировали действия, направленные на меня. И этим наши оппоненты еще больше спалились. Только вот мне порадовать их нечем. Из-за практически нулевой видимости номер машины я не увидел, стекла у нее были затонированы наглухо, мой видеорегистратор тоже бесполезен, т. к. внедорожник все время находился сзади. О чем и сообщаю разношерстной компании. Но, в отличие от меня, среди них настроение не такое упадническое.

— Мы запросили данные со спутников, — с легкой улыбкой отвечает Валерий Николаевич. — Вот ждем разрешения. И я почти уверен, что мы его получим. Многих заинтересовала возможность разоблачения шайки бандитов, которая терроризирует несколько городов уже больше двадцати лет.

— Мы провели экспертизу твоей машины, — обращается ко мне Леонид Игнатьевич. — Кто-то аккуратно поработал над твоими тормозами, причем уже довольно давно. Пока ты ехал по городу, вся тормозная жидкость вытекла.

— Как она? — севшим голосом спрашиваю я.

Все в комнате понимают, что я спрашиваю о состоянии своей машины. И в их молчаливых взглядах я ясно читаю ответ. Надежды нет.

— Нафига я им вообще сдался? — бушую я.

— Свидетеля возможного убрать, который может опознать их ребят, вероятно, — разводит руками Валерий Николаевич. — Будем разбираться.

— На связи, как всегда, — кивает мне Виктор. — Отдыхай пока.

Но покой нам только снится, так что я выхожу, прыгаю в машину и держу курс к даче. Наконец-то.