Последняя из рода. Скованные судьбой.

Глава 7

Тень оказалась лишь иллюзией, о чем Мамору подозревал с самого начала. Оказавшись на свету, она исчезла, словно ее никогда и не было, но ей на смену пришли другие.

Оружие против них было бесполезно. С тем же успехом он мог разрезать мечом воздух: что проку уничтожать тень, которая собраться воедино после каждого твоего удара?

Но Мамору не стал опускать катану, потому что очень хорошо знал, как любили атаковать те, кто владел магией теней. Сперва они ошеломляли противника иллюзиями, заставляя того терять концентрацию и рассеивать внимание. А после теней нападали уже настоящие воины, из плоти и крови. И даже самый опытный самурай становился тогда легкой добычей, ведь он истратил немало сил, борясь с ветром и воздухом.

Он шагнул назад, чувствуя позади взволнованное дыхание Талилы. Мелькнула мысль: жена первой ударит его в спину, если поймет, что это поможет ей вырваться из плена императорского дворца. Опрометчиво поворачиваться к ней затылком.

И Мамору не мог ее винить.

— Дай мне оружие, — потребовала она.

— Тихо, — велел он, нахмурившись.

Тени стелились по татами, медленно проникая в спальню из сада сквозь приоткрытые сёдзи. Они подползали к ногам и несли с собой неразборчивый, тихий шепот, в котором переплетались тысячи голосов. Если долго в него вслушиваться, можно было сойти с ума.

Он почти пропустил, как три воина, одетых в черное с ног до головы, просочились в комнату следом за тенями. Двое метнулись к Мамору. Последний же попытался зайти сбоку, чтобы схватить Талилу.

— Идем с нами, госпожа! Наш повелитель передал тебе то послание... — он осмелился заговорить!

Словно Мамору уже был мертв и не мог ничего услышать. Или сделать. Он не видел, но почувствовал охватившее Талилу напряжение, и стиснул челюсть. Он догадывался, что его женушка обманула главу императорской охраны. Но убедиться в этом было отчего-то приятно.

Больше он не стал тратить драгоценное время на размышления и бросился вперед. Боль в спине и ребрах, отголосок наказания брата, пронзила его тело, но он заставил себя забыть о ней. У него не было права на слабость.

Нападающие двигались быстро и бесшумно, словно ожившие тени. Первый накинулся на него с коротким клинком, нацелившись в живот. Мамору шагнул в сторону, его катана молнией рассекла воздух, встретившись с оружием противника. Удар отозвался острой болью в боку, но он стоял, удерживая клинок.

Краем глаза он заметил сбоку движение: кажется, по неведомой ему причине жена не пошла добровольно к самураем, который ее позвал, и теперь он пытался к ней подобраться.

— Талила! — выкрикнул Мамору, не отрывая взгляда от нападавших. — За меня, быстро!

Она не сдвинулась с места. Не подошла к нему, но и от него в сторону не ступила.

Между тем третий воин, воспользовавшись моментом, обошел Мамору сбоку и двинулся к ней. Мамору перехватил катану обеими руками, нанося мощный удар по другому врагу, и едва не задохнулся, когда движение отозвалось жгучей болью в боку. Он пошатнулся и на мгновение опустил руки, пытаясь восстановить сбившееся дыхание.

Он думал, что давно привык к боли.

Младший брат заставил привыкнуть.

Но еще никогда прежде эта изощренная пытка-наказание печатью не длилась так долго. И ему не приходилось сразу после сражаться с тремя сильными противниками.

Самурай у стены был уже близко к Талиле. Мамору стиснул зубы и одним прыжком оказался между ним и женой. Катана мелькнула в последний миг, отбивая замах, нацеленный в нее. Нападающий застыл на мгновение, и этого было достаточно — Мамору нанес короткий, стремительный удар, сразив его.

Татами обагрились кровью, дыхание Мамору сбилось, но он повернулся к оставшимся врагам. Его глаза горели яростью, сквозь которую все же пробивалась усталость. Но даже в этом состоянии он не собирался отступать. Он будет стоять, пока может. А когда не сможет, то будет, скорее всего, уже мертв.

— Кто вы? — прохрипел он, сжимая катану.

Ответом ему послужило молчание.

Он усмехнулся и поудобнее перехватил рукоять меча. Больше он не намеревался с ними говорить. Они бросились на него уже вдвоем, на время позабыв о Талиле. Но слишком поздно осознали свою ошибку. Слишком недооценили его способность сопротивляться боли, ведь эта ночь для нападения была выбрана неспроста.

Кто-то во дворце знал, что происходило за закрытыми дверями в том зале. Кто-то знал, что брат его пытал. Кто-то знал, что Мамору будет слаб. И кто-то подумал, что он не сможет сражаться и потому отправил самураев к нему и Талиле.

Во дворце был шпион. Среди ближайшего круга Императора.

С этим Мамору разберется позже. А пока ему предстояло одолеть тех двоих.

От первого удара он шел, ступив вбок, и нанес ответный. Катана встретила клинок врага, с силой отведя его в сторону. Он резко повернул корпус, со свистом рассек лезвием воздух и уже на излете полоснул нападающего по животу. С коротким вскриком он рухнул, его тело тяжело ударилось об пол. Мамору стоял над ним, тяжело дыша. Клинок в его руке дрожал.

Последний самурай шагнул вперед, чтобы подкрасться к нему со спины. И Талила, застывшая у стены и молчаливо наблюдавшая за поединком, бросилась ему наперерез, сбив с ног. Он попытался откинуть ее в сторону, словно тряпичную куклу, но ее наставники не зря ели свой рис. Она ушла от захвата и вцепилась в него голыми руками, и, наверное, смогла бы одолеть, но подошедший Мамору снес ему голову одним точным ударом.

После этого катана выскользнула из его рук и с глухим стуком упала на татами. Он покачнулся, но устоял. И обернулся за спину: тени в саду рассеялись, словно их никогда не было.

— Зачем ты вмешалась? — с ожесточением спросил он, обращаясь к Талиле.

Та усмехнулась и перекатилась в бок, подальше от мертвого самурая. И подняла дерзкий, непокорный взгляд.

— Чтобы ты ответил на мои вопросы. Я спасла тебе жизнь, и ты передо мной в долгу. Ты не можешь отказаться. Я хочу, чтобы ты расплатился со мной, рассказав правду.

По губам Мамору скользнула усмешка, и Талила мгновенно подобралась, готовясь не то атаковать, не то защищаться. Но она по одному его взгляда могла с уверенностью сказать, что идти у нее на поводу он не намерен.

Он так ничего и не сказал. Подошел, прихрамывая, к одному из валявшихся на татами самураев и краем лезвия, брезгливо поддел пояс куртки. Мамору едва дотронулся до одежды, но этого хватило, чтобы остро наточенная катана разрезала ткань. Талила, поборов злость и раздражение, подошла к мужу, чтобы взглянуть на нападавшего. Она нахмурилась, когда увидела, что его грудь полностью покрыта темными узорами. За ними виднелись лишь несколько островком голой, нетронутой кожи.

Пока она пялилась на одного, Мамору осмотрел оставшихся двоих. Узоры на теле у них были различными, но в остальном все трое были схожи: черная одежда, черные рисунки. И ничего, что позволило бы узнать их имена. Или кто их нанял.

— Я знаю эти узоры, — сказала Талила. — Их набивают в стране Сёдзан. Вотчине теней.

— Они приходили за тобой. А еще раньше передали послание. Ты сговорилась с ними, чтобы сбежать?

— Когда бы я смогла с кем-то сговориться, если ты запер меня в этих покоях, как дикое животное и не пускал никуда? — она воинственно вскинула подбородок, но быстро остыла, когда Мамору посмотрел на нее, словно на неразумное, глупое дитя.

— Тебя здесь запер Император, — сказал он ровным голосом, от которого у нее внутри все сжалось. — Как и меня. Я бы увез тебя. Если бы мог.

— Печать?..

— Да, — коротко отрезал он и отвернулся.

Припадая на одну ногу и пытаясь это скрыть, Мамору подошел к кувшину и повязкам, которые чудом оказались нетронутыми во время короткой, яростной схватки. Он плеснул водой в лицо, позволив каплям стечь по шее и обнаженной груди, и позволил себе тяжелый, трудный выдох.

— Почему здесь никого нет? Слуг, стражников? Раньше они были...

— Это часть наказания, — он равнодушно пожал плечами. — Ты же слышала приказ Императора. Лечить меня позволено лишь тебе. Как и приближаться.

— Но... но это же…

Она хотела сказать: безумие. А потом поняла, что были вещи куда важнее этого.

— Они знали, что ты будешь один, — Талила бросила быстрый взгляд на трех мертвецов.

Она и не догадывалась раньше, насколько сильно все прогнило в императорском дворце. Шпионы и предатели наводнили ближайшее окружение Императора, а он срывал злость и пытал собственного брата. Человека, который не мог пойти против него. Даже если бы и хотел.

Но хотел ли?..

— Почему ты убил моего отца? На самом деле? — спрашивать о таком было больно.

Губы жгло огнем, и Талила чувствовала себя так, словно говорила о чем-то кощунственном. Как будто для нее имела значение причина!

Ведь это было неправильно и невозможно. Мамору убил, и этого должно быть для нее достаточно! Чтобы желать отомстить, чтобы желать смерти мужа.

Это было для нее достаточно.

Еще несколько дней назад.

— Принеси воды, — вместо ответа Мамору протянул ей опустевший кувшин. — Я расскажу.

— Я тебе не рабыня! — ненамеренно ощерилась Талила. — Сходи сам.

Она клацнула зубами, но было уже поздно. Муж смерил ее долгим, очень долгим взглядом. Она кожей почувствовала его презрение и едва заметно покраснела, и разозлилась на себя еще и за этого.

Так ничего не сказав, Мамору развернулся и зашагал прочь, а Талила словно приросла ногами к татами и могли лишь смотреть ему в спину. На безобразную печать-клеймо, которая заставляла горло сжиматься от тошноты и отвращения. Мужчина хромал. Шел медленно, перекосившись в плечах, потому что не мог держать спину ровно.

Так омерзительно она не чувствовала себя еще никогда прежде. Что с ней творилось — она не понимала. Казалось, во дворце Императора был отравлен даже воздух, иначе откуда в ней вылезло все это?.. Вся эта липкая дрянь, от которой на душе становилось тяжело и противно, словно она вляпалась в грязь?..

«Он убил твоего отца!» — мысль потонула в бесконечной веренице других, и вот уже Талила заспешила вслед Мамору. Она забрала из его рук кувшин, всеми силами избегая на него смотреть.

— Я принесу, — выдохнула она, и язык обожгло горечью.

Он промолчал, и она была ему благодарна.

Управлял ли ею лишь стыд, или желание узнать правду, или к ним добавилось сострадание к мужу, который выглядел так, словно одной ногой уже ступил в погребальный костер, она не знала. И не собиралась выяснять, потому что, единожды ступив на эту тропинку, уже не сможет с нее свернуть. И потому Талила молча вышла в соседнюю комнату, где в бочонке стояла свежая, чистая вода, зачерпнула ее кувшином и вернулась. Она стискивала зубы и приказывала себе не думать. И не рассуждать.

Мамору, ссутулившись, стоял снаружи, на деревянной веранде, нависая грудью над поручнями, в которые впивался ладонями. Талила сбилась с шага и вздрогнула. Увиденное сдавило ей грудь. Ни раны, ни пытки, ни следы ударов — ничего из этого ее так не тронуло прежде, как сгорбленная спина мужа теперь.

Наверное потому, что она сама слишком хорошо знала, каково это — когда не было мочи терпеть.

Талила решительно мотнула головой и быстро прошла вперед. Она не должна, не должна испытывать сострадание. Или жалость.

Это ее погубит.

— Спасибо, — просто сказал он и взял из ее рук кувшин.

Она отвела взгляд.

В тишине слышались только звуки ночи — шелест ветра в деревьях да отдаленный крик птицы.

— Твой отец участвовал в заговоре, о котором узнал Император. Потому я его убил, — напившись, произнес Мамору.

Талила едва не подпрыгнула на месте. Неужели все то, о чем шептались во дворце, оказалось правдой?.. И не существовало никакой тайны, которую от нее скрывали? Верить в это ей отчаянно не хотелось.

— Это невозможно! — ощетинилась она, чувствуя, как в груди закипает гнев. — Ты лжешь!

— Нет, — сказал Мамору так, словно не заметил ее злости. — Я ведь тоже в нем участвовал.

— Что?.. — рвано выдохнула Талила, отступив на шаг, будто слова мужа ударили ее. Сердце сбилось с ритма.

Вот теперь она по-настоящему не верила тому, что слышала.

— Ты меня испытываешь? — спросила она, прищурив глаза, в которых блеснуло подозрение. Ее голос звенел. — Думаешь, в ответ я проболтаюсь тебе о чем-то?..

Она смотрела на него, и каждая клеточка её тела кричала, что это неправда. Этого не могло быть.

Не должно было быть.

Мамору посмотрел на нее устало и растер обеими ладонями лицо, будто пытался что-то стереть.

— Ты хотела услышать правду, — напомнил он. — Ради нее даже решила спасти убийцу собственного отца.

Его слова хлестнули ее по лицу, и Талила вспыхнула. Ее дыхание сбилось, в груди поднялась волна ярости и боли, но она не сразу смогла найти ответ.

— Как Император узнал? Кто еще был вместе с вами?

— Среди нас был предатель, и это все, что я скажу, — железным голосом отрезал Мамору.

— Почему?! Я имею право знать, если все... если все на самом деле так, как ты говоришь...

Он поднял руку, жестом остановив ее.

— Хватит, — резко сказал Мамору, его голос обжег ее подобно удару хлыста. — Задавай свой следующий вопрос.

— Почему ты взял меня в жены? Почему не Император? Почему… почему не тронул ночью и не скрепил кровью нашу связь и печать?

Мамору посмотрел на нее долгим взглядом. Он тяжело сглотнул и вновь помассировал виски.

Проклятая ночь никак не хотела заканчиваться.

Он не успел ответить: в тот миг в покои без стука ворвался Такахиро. Избитый императорскими стражниками, он едва держался на ногах. Но рухнул на татами на колени вовсе не из-за боли или усталости.

— Господин! Пришли вести из горного перевала Кэйсин. Войско Сёдзан перешло границу!

— Что?.. Когда? — резко оттолкнувшись от поручней, Мамору вихрем вернулся в спальню.

Лишь день назад он отправил к перевалу двух своих опытнейших полководцев. Велел им взять часть гарнизона у другой границы, чтобы укрепить ту, где линия защиты Империи истончилась.

Выходит, они опоздали.

Он опоздал.

— Господин?! — Такахиро наткнулся взглядом на тела мертвых самураев в черных одеждах. — На вас напали?! Я прошу прощения, я должен был быть...

— Тихо, — осадил его Мамору, которого подосланные Сёдзан мертвецы тревожили сейчас меньше всего. — Когда пришли вести? — спросил он еще раз.

— Во дворце узнали несколько часов назад. Я подслушал разговор императорской стражи, среди них есть те, кто еще сохранил верность стране... — торопливо, захлебываясь словами затараторил Такахиро. — Они отпустили меня, велели сообщить вам.

— Что?.. — Мамору свел на переносице брови.

Внезапно все обрело смысл. Попытка похищения Талилы и прорыв границы — звенья одной цепи. Они готовились к этому удару заранее, потому и хотели совершить все в один день. Выкрасть девчонку из дворца, захватить горный перевал Кэйсин.

— Мой брат знает? — отрывисто спросил он у Такахиро.

Тот невольно побледнел.

— Говорят... говорят, Император не подпустил к себе никого из советников... — сказал и опустил голову, уткнувшись взглядом в татами.

Судорога пронзила челюсть: так сильно Мамору ее стискивал. Пока брат пытал его, пока по его приказу стража через весь дворец тащила в тот зал Талилу, пока он удовлетворял любопытство жены — все это время кто-то среди советников знал, что граница пала?.. И не делал ничего?..

— Встань, — нетерпеливо велел Мамору.

Горло обжигала злость, которую он не мог больше сдерживать. Он хотел лишь одного: взять катану и снести головы всем тем, кого его брат набрал в свой совет. К чьим словам прислушивался. Тем, кто решил столь долго утаивать такие вести...

Войско страны, с которой Империя враждовала испокон веков, прорвало границу! В горах, где Сёдзан чувствовали себя, словно дома. Ее было невероятно тяжело удерживать. Вернуть будет почти невозможно.

Рык рвался из груди, и Мамору сцепил зубы.

— Это война, — его слова прозвучали холодно и резко. — Мы должны действовать.

У него за спиной раздался тихий вздох, и он резко обернулся. Глаза Талилы светились огнем, природу которого он не хотел знать.

— Останься здесь, — велел он ей. — Моему брату ни к чему тебя видеть.

По тому, как дернулся ее подбородок, он подумал, что Талила воспротивится. И заранее почувствовал раздражение. У него не было времени на ее капризы.

— Хорошо.

И потому он удивился, не услышав возражений. Он впился в жену пристальным взглядом, но Талила, будто нарочно, склонила голову и смотрела себе под ноги.

С этим он разберется позднее.

— Подай мне куртку, — велел он Такахиро и с трудом распрямился, чтобы натянуть на плечи принесенную одежду. Стиснув зубы, завязал пояс и прицепил к нему ножны с катаной.

В теле, казалось, не осталось ни одного места, в которое не отдавалась бы сейчас тупая боль.

Остаток ночи слился в одно большое, темное пятно. Он ворвался в постройку, где собиралась императорская стража, жалея, что не может срубить головы всем этим бездельникам.

— Во дворец проникли убийцы, подосланные Сёдзан, — его голос громовым раскатом пронесся по помещению, заставив многих самураев поежиться и склонить головы. — Вы их пропустили. Вы!..

Чем больше они опускали глаза, тем сильнее в груди Мамору вспыхивал гнев.

— Где служанка моей жены? — спросил он, сузив глаза.

— Ее заперли в...

— Освободи Юми и возвращайся к госпоже Талиле, — велел он Такахиро, даже не дослушав ответ. — Будьте рядом с ней, когда придут за телами

Поклонившись, тот поспешно ушел.

— Молитесь на моего брата, — бросил он презрительно застывшим стражникам. — Лишь благодаря ему у вас еще есть руки и головы.

Чувствуя, как на висках выступает испарина, Мамору широким шагом направился прочь. Впереди его ждала встреча с советниками. Или же лучше сразу попытаться достучаться до Императора?..

Время, время утекало сквозь пальцы. Сколько они уже потеряли! Они должны были начать готовиться к жесткому ответу для Сёдзан еще несколько часов назад! Но заместо этого его брат забавлялся пытками, а жалкие, никчемные советники страшились его отвлечь...

Мамору черной тенью ходил по коридорам дворца, лишь одним своим видом внушая ужас. Все знали о том, как любил наказывать его Император. Но его все равно боялись. Про него ходили дурные слухи — один страшнее другого, и многое из того, что болтали люди, было правдой.

Брат пытал его, но именно Мамору был его правой рукой, и Император ему верил, полагаясь на печать. Которая никогда не позволила бы старшему брату причинить вред младшему.

В покои одного из советников он ворвался, усмирив стражу в дверях взглядом.

— Как вы посмели утаить сведения о прорыве горной границы?! — прогремел он, ничуть не удивившись двум служанкам, которые грели старику постель.

Тот вскочил на ноги — побледневший, голый, заикающийся. Комната наполнилась женским визгом и всхлипами, и Мамору скривился. Его тяжелый, мрачный взгляд заставил советника замереть на месте. Даже кимоно тот не решился взять, чтобы прикрыть свой позор.

— Вы будете наказаны, — посулил Мамору и стремительно вышел прочь.

Таким же образом он разбудил еще четверых. К той минуте пробудилась уже половина дворца, и слухи распространились по самым дальним его уголкам за считанные мгновения. Отовсюду доносились шепотки и разговоры. Люди провожали друг друга взбудораженными, полными ужаса или предвкушения взглядами.

Мамору же чувствовал только усталость.

Ему оставалось переговорить с братом.

Самое тяжкое из всего.

Император спал один. Стража, наслышанная о том, что творилось во дворце, пропустила Мамору в императорские покои без единого вопроса.

Втянув носом воздух, он опустился у дверей на одно колено и склонил голову.

— Сёдзан прорвались за горный хребет, — тяжело обронил он. — Ночью их самураи пытались убить меня и похитить мою жену. Это война, брат.