Последняя из рода. Скованные судьбой.

Глава 2

Талила вышла в сад, пройдя через деревянную веранду, и двое стражников последовали за ней. Гораздо меньше, чем накануне.

Идти, не слыша опостылевшего звона цепей, было настоящим счастьем. Без кандалов на ногах ей больше не приходилось семенить и резать шаг, и она впервые за неделю смогла пройтись свободно. Вдохнуть полной грудью свежий воздух...

Пока воспоминания не ударили ее больно и хлестко, не заставили вернуться в настоящее. Какое удовольствие от прогулки, когда ее отец был убит?! Когда Клятвопреступник вырезал всю ее родню?.. Как она, недостойная дочь, осмелилась улыбнуться, почувствовав аромат сакуры?! Где она вздумала любоваться цветением весеннего дерева?

В саду человека, который стоял за смертью ее близких? Во дворце Императора?

Вина и стыд сложили Талилу пополам. Она резко остановилась и обхватила себя за бока ладонями, прижала предплечья к животу, не в силах вдохнуть. Внутри поднималась волна отвращения к самой себе.

Недостойная дочь.

Не напрасно отец именно так ее и называл.

Слабая и недостойная.

Нужно было попытаться убить Клятвопреступника накануне, когда у нее появилась пусть и призрачная, но возможность. Нужно было вгрызться в него зубами, впиться когтями, а она...

Глухой стон сорвался с плотно сомкнутых губ Талилы, и она покачнулась от тяжести вины, которую ощущала. Ей пришлось опереться ладонью о деревянный поручень декоративного мостка, на котором она остановилась, прогуливаясь в саду.

— Госпожа Талила? — в нескольких шагах от нее послышался знакомый голос. — Что с вами?

Она подняла голову и увидела перед собой пожилого советника Императора.

— Благодарю, господин Горо, со мной все хорошо, — буквально вытолкнула из себя Талила, потому что помнила, как был дружен ее отец с этим седым мужчиной.

Множество раз господин Горо приезжал к ним в родовое поместье.

— У тебя еще остались здесь друзья, девочка, — едва слышно шепнул ей советник, с невозмутимым видом пройдя мимо.

Талила потрясенно обернулась ему вслед и бросила быстрый взгляд на стражников, что ее сопровождали. Когда ей стало дурно и она остановилась, они также замерли недалеко от нее. Но недостаточно близко, чтобы уловить шепот советника Горо.

На ее губах появилась бледная улыбка. Талила крепко зажмурилась, подавив нахлынувшие вдруг слезы.

«Благодарю, отец. Благодарю, что подали этот знак недостойной дочери», — подумала она и, запрокинув голову, посмотрела на безоблачное, голубое небо.

Она не одна в этом дворце. У нее еще остались союзники.

Случайная, мимолетная встреча приободрила Талилу чрезвычайно. Отпустив поручень, который сжимала до побелевших костяшек, она прошла дальше по мостку, перекинутому через пруд с зеркальными карпами, и оказалась в саду на другой стороне. Все вокруг утопало в светло-розовых, прозрачных лепестках сакуры. Ветер срывал их с длинных, тонких веток и разносил далеко-далеко, окутывая дворец бесконечным шлейфом. Лепестки кружились в воздухе и оседали на траве, на вытоптанных дорожках, на воде и на кувшинках, и на волосах Талилы.

Она подняла руку, ловя ладонью розовые цветки. Губы тронула слабая улыбка. В их поместье тоже был сад с сакурами, и она ходила в него каждый год любоваться цветением прекрасного дерева. Вместе с отцом. Вместе с семьей.

Талила сжала кулак, безжалостно сминая в ладони лепестки, и выбросила их прочь. Ей не нужно это цветение. Только не в этом месте.

— Госпожа Талила?

Во рту сделалось сухо, и она обернулась, уже зная, что увидит перед собой младшую жену Императора.

Прогуливаясь, она ведь забрела гораздо дальше, чем дозволил Клятвопреступник. Она давно покинула внутренний сад, который примыкал к крылу дворца, где жил брат-бастард Императора, и вышла за его пределы, когда прошла по мостку, перекинутому через пруд.

— Ваше Императорское Высочество, — медленно произнесла Талила и чуть склонила голову, оставив спину идеально выпрямленной.

Она чувствовала на себе любопытные, изучающие, жалостливые и презрительные взгляды женщин, который входили в свиту младшей жены Императора и сопровождали ее на прогулке.

Она и Талила были двоюродными сестрами. Их матери — родными, но узы крови и семейные связи ничего не значили во дворце. И потому госпожа Лисса сморщила носик и нахмурилась, когда поняла, что на Талиле не было цепей, к которым все уже успели привыкнуть. Защитным жестом она накрыла ладонями уже заметный живот и отпрянула назад, словно Талила, которая неподвижно замерла у самого края гравийной дорожки, пыталась на нее напасть.

— Где твои цепи? — спросила она сдавленным голосом, отбросив правила приличия.

— Не бойся, Лисса, мои оковы все еще на мне, — тихо прошептала Талила и приподняла широкий рукав кимоно, показав обручья на запястьях.

— Ты должна быть закована в цепи! — разнервничавшись, она заговорила громче.

Талила же, зная, что за ней наблюдают множество глаз, завела за спину руки и нарочно отступила еще на шаг, словно показывая, что не несет никакой угрозы.

Обе — и она, и Лисса — знали, что это был обман.

Даже на расстоянии двадцати шагов Талила была опасна.

Даже с запечатанной магией.

— Ты не посмеешь мне ничего сделать! — звонко воскликнула Лисса, и фрейлины за ее спиной зашептались, а стражники взялись за рукояти мечей.

— Почему же я должна хотеть тебе что-то сделать? — наигранно удивилась Талила. — Не потому ли, что твой отец продался Императору? Рассказал ему о бреши в обороне нашего поместья, которой воспользовался Клятвопреступник, когда пришел уничтожить весь мой род? Но зато, — очень мягко добавила она, окинув застывшую на месте Лиссу ледяным взглядом, — ты теперь гордо называешь себя младшей женой Императора, а не наложницей...

— Замолчи! Замолчи немедля! Я расскажу обо всем, что ты наговорила, своему супругу. Давно ли у тебя зажили следы предыдущих наказаний, что ты осмелилась открыть свой грязный рот?!

Разозленная и уязвленная, младшая жена Императора давно уже кричала, словно торговка. Ее красивое, круглое лицо исказилось в уродливой гримасе, сделавшей ее похожей на морщинистую старуху.

Талила же, договорив, испытала горькое облегчение. На губах почему-то чувствовался пепел. Она знала, что ее накажут. Лисса непременно побежит плакаться Императору, тот обрушит свой гнев на Клятвопреступника, а он — уже на нее.

Пускай. Никакое наказание не сотрет из памяти Талилы расширенные от ужаса глаза Лиссы. Ее сморщенное личико, заломы на лбу и меж бровей. Ее испуганный, визгливый, громкий голос...

Когда Лисса, окруженная квохчущими фрейлинами, скрылась из вида, Талила подняла голову и посмотрела ей вслед. Сердце тягостно заныло, предчувствуя беду, но она лишь отмахнулась от этого ощущения.

Почему-то ее сердце тягостно не ныло в день, когда Клятвопреступник напал на их поместье. А следовало.

Она развернулась и медленно пошла обратно, в сторону дворца. Никто, кроме стражников, не видел ее, и Талила позволила себе чуть ссутулить плечи. Огромная тяжесть давила на нее, и порой ей казалось, что она задыхалась под гнетом всего, что на нее обрушилось. Под гнетом всего, что ей предстояло сделать, чтобы отомстить.

Она последняя из рода, владеющего магией огня. Смертоносное пламя танцевало на ее мече, когда Талила бросалась в битву. Искры рассекали воздух яркими всполохами, и земля горела у врагов под ногами.

А ее отец...о, ее отец создавал огненного дракона. Умение, подвластное лишь мужчинам. Истинным воинам и наследникам своих отцов.

В отличие от нее. Недостойной дочери.

Но она была единственным ребенком, и со временем отцу пришлось смириться. Прошли годы, прежде чем он всерьез занялся ее обучением. Годы тщетных надежд на рождение сына. Годы сменявших друг друга жен...

Талила сама не знала своего счастья тогда. Она жадно, ненасытно мечтала о внимании отца, который хотел сына. Но сильно пожалела, когда отец впервые посмотрел на нее. Впервые по-настоящему увидел...

Она потрясла головой, отгоняя болезненные воспоминания. Все это в прошлом. Жалкие детские обиды, слезы, ревность.

Да, она недостойная дочь, но она должна, она обязана отомстить за свой род. И за отца.

Талила знала, что ее, последнюю из рода, никогда не оставят в покое. Но теперь, стремясь завладеть ею, не оставят в покое и Императора. Правители соседних земель кружат над Империей, словно коршуны, дожидаясь своего часа.

Чтобы отомстить, она могла бы примкнуть к кому-нибудь из них. Во дворце найдется немало предателей, шпионов и наемников. Нужно лишь вспомнить, что говорил отец. С кем был дружен. Кого привечал в гостях.

Жаль, что он нечасто посвящал ее в свои планы. Обучив ее, как мог, родовым умениям, он никогда по-настоящему не принял девчонку в роли наследницы. И потому держал на расстоянии от дел семьи.

Теперь Талила осталась совсем одна, но она даже не знала, кого отец считал союзниками. Что планировал долгими зимними вечерами последние несколько месяцев. Гонцы на быстрых лошадях покидали поместье по несколько раз в день, развозя секретные свитки. Гости, скрывавшие лица, входили в дом через потайные коридоры и двери. И так же покидали его, никем не замеченные и не узнанные.

Отец ничего ей не рассказывал. Не считал нужным.

Она была его верным мечом, молчаливой исполнительницей приказов.

Если подумать, это роднит ее с Клятвопреступником...

Нет!

Талила ущипнула себя за запястье, пытаясь привести себя в чувства и упорядочить спутанное сознание. Одна мысль о подобном — уже святотатство!

К тому моменту она уже вернулась к месту, откуда начинала свою прогулку: покои ее мужа.

Какая невыносимая ирония. Мать дала ему сильное, крепкое имя — Мамору.

Защитник.

Наверное, бедная женщина надеялась, что он будет оберегать слабых. Помогать тем, кто в этом нуждался. Защищать свою страну. Ее законы. Ее народ. Применять силу лишь там, где должно. Быть благородным. Справедливым. Мудрым. Честным.

А он стал убийцей.

Клинком своего брата.

Его молчаливой правой рукой.

Талила никогда этого не поймет. Клятвопреступник ведь был старшим братом Императора. Первенцем. Пусть и от наложницы, а не законной жены, но он имел право претендовать на престол. Он мог его занять. В искусстве владения мечом ему не было равных по всей стране. И генералы, с которыми он провел не одну военную кампанию, поддержали бы его. Последовали бы за ним.

Но он ушел в тень и теперь исполнял приказы своего младшего брата, законного сына, ставшего Императором — на беду им всем.

— Дальше вам запрещено ступать, — Талила, погрузившись в свои мысли, безотчетно шла по коридору, когда стражник преградил ей путь обнаженным мечом.

Солнечный луч, отразившийся от гладкой стали, ослепил Талилу, когда она вскинула острый взгляд. Ее губы растянулись в кислой усмешке. Она заметила, как дернулся стражник, стоило ей на него посмотреть, и шагнул назад.

— Кто так решил?

— Господин Мамору, — произнеся имя Клятвопреступника, стражник почтительно склонил голову.

Талила мрачно огляделась по сторонам. Выходило, что единственной возможность ускользнуть из очерченного Клятвопреступником пространства оставался сад. И тот мостик, перекинутый через пруд.

Она не удивится, если муж прикажет его разрушить. После того, как узнает, что она надерзила Лиссе.

Но Талила не думала, что расплата за слова настигнет ее так скоро.

Солнце едва миновало полдень, когда распахнулись раздвижные двери, и в покои вошел Клятвопреступник. Талила не подняла взгляда от своего занятия: она выводила иероглиф за иероглифом, но все больше портила драгоценную бумагу.

— Разве тебя не учили вставать в присутствии мужчины? — раздался его холодный, требовательный голос.

Подавив внутреннюю дрожь, она молча поднялась. Правила, которые вбивали в нее с детства, искоренить было невозможно.

Талила бросила на мужа быстрый взгляд и удивилась про себя, заметив испарину у него на лбу. И волосы у висков казались влажными от пота, а ведь на улице было довольно прохладно. Она даже замерзла, когда прогуливалась в саду. Любопытство взяло вверх, и Талила присмотрелась к нему повнимательнее. На нижней губе появился свежий след, похожий на укус.

Забавлялся с любовницей?..

Мамору прошел на середину комнаты, и от ее внимательного взгляда не укрылось, что его всегда идеально выпрямленная спина больше такой не была. Он чуть косил на правое плечо, держа его ниже левого.

Она моргнула несколько раз и заставила себя перевести взгляд на татами. Ей нет дела ни до чего, что связано с Клятвопреступником.

— Я велел тебе прогуливаться во внутреннем саду, — сказал он, и она смолчала. — Ты меня ослушалась. Надерзила младшей жене Императора.

Талила мазнула по нему непримиримым взглядом и вновь проглотила все слова, что вертелись на языке.

— Она сказала, что ты намеревалась на нее напасть.

— Это ложь! — Талила впервые заговорила. — Она мне не нужна.

«Мне нужен ты».

— Ее слова подтвердили стражники и фрейлины. Стоило мне снять с тебя цепь... — он оборвал себя на полуслове, решив, что и так сказал уже больше нужного.

Талила с тихим, затаенным ужасом смотрела, как муж махнул рукой, и один из стражников, почтительно кланяясь, подал ему цепь и кандалы.

Она узнала их. Она сразу же их узнала.

Она клялась себе быть стойкой и сильной, но стоило Талиле увидеть хорошо знакомые оковы, как ее губы задрожали.

Перед глазами замелькали вспышки воспоминаний: палачи Императора держат ее, пока кузнец заковывает ее в кандалы. Он орудует молотом, даже когда оковы уже на ней, и она боится, что неловким ударом он раздробит ей кости на ногах... Она извивается в руках мужчин, чувствуя себя жалкой и беспомощной, и кричит, кричит, кричит, пока не слышит, как защелкивается последнее крепление, и наступает тишина и пустота, ведь она потеряла связь с собственной магией...

Талила очнулась на татами. В углу, в который она забилась, пока не властвовала над собственными чувствами. Муж стоял в нескольких шагах от нее, по-прежнему держа в руках цепи, и смотрел на нее таким взглядом...

Сцепив зубы, Талила поспешно взвилась на ноги. Щеки были мокрыми от слез, из носа даже пошла кровь. Она представила, как жалобно лепетала какие-то глупости, моля не возвращать цепи, и болезненно скривилась.

Жалкая, никчемная, недостойная наследница.

Смахнув слезы с лица и утерев тыльной стороной ладони кровь, она выпрямилась и вытянула руки, показав, что готова. Поднять взгляд на мужа у нее не было сил и потому она уперла его в татами. Щеки пылали от стыда. Как она могла так потерять контроль?.. Верно, Клятвопреступник от души позабавился, наблюдая за забившейся в угол, испуганной и сломленной женой...

Талила вздрогнула и съежилась, и прокляла себя за это, когда муж подошел к ней и продел цепь, соединив кандалы на руках. К горлу подступила тошнота, и она принялась старательно дышать через нос, пытаясь пережить приступ. Ей показалось, что муж чуть подался вперед, словно хотел что-то сказать.

Слава Богам, он промолчал.

Очередного издевательства она могла бы не вынести.

Она вздрагивала каждый раз, когда щелкали кандалы: на левой ноге, на правой. Затем забренчала соединившая их цепь...

— Это только твоя вина, — сказал Клятвопреступник, закончив.

Он отряхнул руки и завел их за спину, и, вопреки ожиданию Талилы, не выглядел довольным.

— Ты уничтожил мой род по приказу Императора, — она посмотрела на него, словно на душевнобольного.

Истерика, которую она даже не запомнила, выпила все ее силы, и потому сейчас она говорила тихо и совершенно спокойно. Сухим, безжизненным голосом.

— Ты отрубил голову моему отцу.

Клятвопреступник молчал. Смотрел на нее, и она ничего не могла разобрать в его темном, тяжелом взгляде.

— Вы заточили мою магию и заковали в цепи, словно рабыню... — ее голос опустился до свистящего, полного черной ненависти шепота. — И ты смеешь... смеешь говорить что-то... о моей вине? — прошипела Талила, выплюнув ему в лицо последние слова.

Она едва успела заметить, когда муж подошел к ней: столь стремительно и резко он двигался. Он схватил ее за плечо левой рукой и рывком притянул к себе, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза.

— Уже сдалась, Талила? — спросил он уничижительно, стегая ее каждым словом, каждой усмешкой. — Хнычешь, словно дитя, у которого отобрали игрушку! Ты воин! Или ты забыла? Увидела кандалы и затряслась? Где твой внутренний огонь? Как ты посмела позволить пламени так быстро погаснуть?

Она слушала его с широко раскрытыми глазами, завороженная тем пламенем, которое полыхало в его взгляде. И не могла поверить тому, что слышала.

— Ты... — просипела на выдохе и вскинула руки, пытаясь добраться до ненавистного лица. — Ты... — она задохнулась собственной злостью. — Я убью тебя.

И муж отпустил ее, резко разжав жесткую хватку.

— Так-то лучше, Талила.

Она дождалась, пока он покинет покои через еще одну скрытую в стене дверь, и лишь тогда обессиленно рухнула на татами и спрятала лицо в ладонях. Ее плечи дрожали, словно она плакала, но слез больше не было.

Той ночью Клятвопреступник не вернулся в спальню, и Талила заснула в одиночестве. Впрочем, ужинала она так же одна, как и завтракала. Никто к ней не заходил и не тревожил, кроме служанки Юми, которая бросала на нее неприязненные взгляды.

Талиле не было дела до того, что девчонка на нее косилась. Но она была воином и привыкла подмечать малейшие детали. Впрочем, служанка не особо пыталась скрыть свое неодобрение и недовольство, и в какой-то мере Талилу это даже позабавило. Сопливая девка ее осуждала. Любопытно, из-за чего? Накануне Юми не проявляла свою неприязнь столь открыто.

Неужели слухи об ее перепалке с Лиссой распространялись по дворцу подобно пожару? Но не слишком ли много чести?

Поздним вечером Юми пришла в спальню, чтобы забрать что-то из встроенного в стену шкафа. Талила лишь проводила ее равнодушным взглядом, не выказав никакого интереса. В дверях служанку поджидал молодой воин в одежде, на которой был нашит личный знак Клятвопреступника, и это привлекло внимание Талилы куда сильнее, чем глупые гримасы Юми. Он и служанка перекинулись парой слов, и она передала ему стопку, которую бережно прижимала к груди.

Любопытство и скука взяли вверх, и Талила, осудив себя, все же медленно подошла к тому самому шкафу, позвякивая цепью. Сдвинув в сторону створку, она увидела полки для хранения одежды Клятвопреступника, которую тот носил гораздо чаще официальных роскошных кимоно: удобные короткие куртки, не сковывающие движения, и широкие штаны, позволяющие тренироваться с мечом и вступать в поединок.

Подавив желание изорвать одежду голыми зубами, Талила с неприязнью задвинула дверцу и прислонилась к ней спиной.

Она должна быть умнее. Она должна просчитывать ходы наперед, иначе она никогда не избавится от ненавистного мужа. И от своих кандалов.

Время в четырех стенах тянулось бесконечно медленно и тоскливо. В цепях ходить было неудобно, и потому утром Талила даже не смогла отправиться на прогулку по саду. Не хотелось столкнуться с кем-нибудь и вновь почувствовать это горькое, едкое унижение...

Она извелась от скуки, а день только приблизился к полудню. Она почти обрадовалась, когда ее тишину и одиночество прервали. Пусть даже это был и ее муж. Который выглядел еще более болезненно, чем накануне. И еще сильнее ссутулился на одно плечо.

Талила удержалась от злорадной усмешки, но по груди у нее разлилась теплая, приятная волна. Что бы ни было причиной его нездоровой бледности, она была только рада.

— Сегодня вечером состоится ужин, на который приглашены гости, чтобы отпраздновать нашу брачную церемонию, — ровным голосом сказал Клятвопреступник, ни разу на нее не взглянув. — Я сниму с тебя цепи. Но ты должна пообещать, что больше меня не ослушаешься.

— А иначе? — прищурившись, выпалила она.

Крылья ее носа трепетали от гнева, который Талила больше не могла сдерживать. Она смотрела в равнодушное, спокойное лицо Клятвопреступника и лишь бессильно сжимала кулаки. Он издевался над ней. Ему было мало того, что он уже с ней сотворил. Что сотворил его брат. Что они вдвоем сотворили с ее родом.

Ему было мало, и он продолжал унижать ее и причинять боль.

— А иначе ты останешься в этой комнате. И пробудешь здесь так долго, пока не убедишь меня в том, что владеешь собой.

— Твой брат будет недоволен, если ты явишься на праздничную трапезу без жены, — огрызнулась Талила.

Тень будто бы пробежала по лицу Клятвопреступника, но он остался спокоен.

— Это не твоя забота, Талила. Ты останешься в этой комнате, если не сделаешь, как я сказал.

Ей казалось, что он ломал ее изнутри. Все ее тело противилось тому, что она должна была сказать. Она почти ощущала физическую боль. Так противно и стыдно ей было от самой себя.

— Я обещаю, что буду делать так, как ты говоришь, — с огромным трудом она заставила себя вытолкнуть эти слова, ощущая их горечь на языке.

Они обожгли ее губы.

Клятвопреступник сощурился. Он смотрел на нее, и Талила знала, о чем размышлял ее ненавистный муж. Она ведь не повторила дословно то, что сказал он. Но пообещать, что она не ослушается его... Это было выше ее сил. Лучше пусть исполнит свою угрозу и оставит ее в этой комнате.

— Хорошо, — только и сказал он, поджав губы.

В два шага подошел к ней и снял цепь, пропущенную сквозь обручья на ее запястьях. Потом заставил опуститься ее на татами и расстегнул кандалы на ногах, также вытащив цепь.

И вышел из спальни, ничего больше не прибавив, даже на нее не взглянув. Талила едва заметно выдохнула и позволила себя чуть расслабиться. Все время, пока Клятвопреступник находился с ней в одной комнате, она была напряжена до предела, словно перед самым главным боем в своей жизни.

Она посмотрела на свои руки и с наслаждением потянулась всем телом. Такая мелочь, но такая невиданная роскошь для нее.

За мужем не успели закрыться дверь, когда в комнату вошли служанки, возглавляемые Юми.

— Мы подготовим вас к празднику, госпожа, — процедила девчонка сквозь зубы.

Талила прикрыла глаза и заставила себя кивнуть. Она слаба сейчас. Очень слаба, и чем быстрее она это поймет, тем будет лучше. Но однажды на вернет себе свою силу. Свой меч. Свою гордость и честь. И вот тогда она отомстит.

А пока сделает вид, что не замечает жалких потуг служанки ее задеть.

Девушки помогли ей выкупаться. Она заметила, как некоторые стыдливо отводили взгляды от ее обнаженного тела, не желая смотреть на следы от кандалов на ее лодыжках, на отметины, оставленные ударами, на пожелтевшие синяки и покрывшиеся корочкой ссадины.

Другие же, наоборот, бесстыже глазели на нее во все глаза.

Талила сжимала зубы и медленно выдыхала на счет, и бесконечно напоминала себе, что однажды она отомстит за все свои унижения.

После ванной служанки помогли ей облачиться в белоснежное нижнее кимоно и уложили волосы в высокую прическу, которую украсили золотыми шпильками. Верхнее кимоно цветом напоминало рассветный, когда розовое небо плавно переливалось в оттенки янтаря, а пояс оби был расшит золотым узором.

Ей даже не позволили носить траур по отцу...

Когда Клятвопреступник вошел, служанки склонились, коснувшись раскрытыми ладонями татами, а Талила медленно встала с циновки и выпрямилась, и складки нежного шелка легли по ее фигуре, словно волны. Узел пояса на спине напоминал распустившийся цветок хризантемы.

Взгляд мужа оставался таким же равнодушным, как если бы он смотрел в пустоту.

— Идем, — сказал он, и лишь чуть изменившийся голос показал, что все же Мамору не был каменным.