Последняя из рода. Скованные судьбой.

Глава 13

Ее дядя знал о печати, с помощью которой Император мог причинять Мамору боль.

Талила почти не удивилась, когда осознала это: не после того, что она увидела и услышала за минувший день. Мало что могло теперь ее удивить.

Она думала, наличие печати должно быть тайной. Мамору этого хотел бы. Но чужих ушей и глаз во дворце Императора было гораздо больше, чем казалось на первый взгляд.

Она ничего не сказала, когда Хироку оскалился, говоря о скорой смерти для Мамору, хотя его слова всколыхнули в ее душе целую бурю эмоций.

— Чего вы хотите от меня? — вместо пустых разговоров Талила посмотрела дяде прямо в глаза.

И увидела в его взгляде сомнение. Кажется, правды она от него не услышит.

Ничего не ответив, мужчина прошел еще чуть вглубь леса, пока над ними не сомкнулись высокие, зеленые кроны. Сквозь густую листву изредка виднелось лазоревое, безоблачное небо. Талила мягко ступала в нескольких шагах позади дяди, чувствуя на себе пристальные взгляды охраны, что следовала за ними.

— Ты совсем не такая, как я представлял, племянница, — внезапно заговорил он, не оборачиваясь, и в его голосе сквозила странная, холодная насмешка.

— И как же вы меня представляли? — спокойно спросила она, всматриваясь в его затылок.

Он остановился и обернулся, сложив руки за спиной.

— Сломленной. Испуганной. Готовой уничтожить все и всех, чтобы отомстить. Готовой сжечь дотла Императорский дворец и дорогу, что ведет к нему. Но ты спокойна. Даже слишком.

Талила чуть приподняла бровь, и тонкая улыбка тронула её губы.

«Ты хотел себе марионетку, дядя», — подумала она, чувствуя, как в груди поднимается волна холодного, сдержанного презрения.

Она сузила глаза, не сводя взгляда с его лица. Хироку стоял от нее в нескольких шагах и всматривался в ее лицо со странной жадностью.

— Боги бывают воистину несправедливы, — ожесточенно хмыкнул он. — Будь у меня хотя бы крупица нашего родового дара... — пробормотал мужчина вполголоса. — Ты спросила, чего я хочу от тебя? Признаюсь, я удивлен. Я думал, ты будешь умолять меня помочь тебе отомстить за убитого и преданного отца. Именно этого должна желать достойная, верная дочь. Как жаль, что ты выросла не такой.

Талила резко втянула воздух, и крылья ее носа затрепетали. Хироку смотрел на нее с презрением и жалостью, словно она чем-то провинилась перед ним. Гнев сжал ее горло железными тисками, а грудь обожгла разлившаяся по телу едкая кислота.

— Когда ты предала свою семью, Талила? — вкрадчивым шепотом прошелестел Хироку, сделав к ней шаг.

— Я никого не предавала, — отрезала она жестко. — В отличие от вас. Дядя, — чеканя каждое слово, выплюнула Талила и скривилась.

От горечи и отвращения, которые почувствовала на губах. Воздух словно пропитался ими.

Кажется, ее очень недолгое путешествие подошло к концу. Она последовала за Кандзо, чтобы узнать, почему те, кому он служит, хотели воспользоваться ею, чтобы добраться до Мамору.

Не до Императора.

А до человека, который ставил интересы страны превыше всего. Который был готов защищать ее своей кровью и своей жизнью. Он уже защищал ее так.

Страну, которую ее дядя и его союзники хотели разорвать, словно бешеные псы.

И ее отец.

Эта мысль доставляла ей столько боли, сколько доставляло не всякое наказание. Отец, который заключил тайный союз с врагами Империи.

Она не имела права его судить. Наверное, Хироку был прав, и она выросла недостойной, негодной дочерью. За все свои грехи она рассчитается после смерти. Но понять своего отца Талила не могла. Она пыталась не думать о нем плохо. Она пыталась его не осуждать, но получалось скверно.

Как он мог?..

— Знаешь, — доверительный голос дяди вторгся в ее сознание. — Я говорил им, что ты не нужна нам живой. Что твоей смерти будет достаточно, чтобы его уничтожить...

Хироку сделал шаг назад, его улыбка не сулила ничего хорошего.

— Твоей смерти... — он протянул слова с притворным сожалением. — Какой трагичный конец для последней из рода.

Талила незаметно выдохнула и пошевелила пальцами у себя за спиной. Огонь не сбережет ее от случайной стрелы или удара меча. Но если она атакует первой, если ослепит пламенем или подожжет землю у них под ногами...

«Ты хотел, чтобы я сожгла дорогу, которая ведет в Императорский дворец, дядя? — мысленно спросила Талила, не сводя напряженного взгляда с лица мужчины. — Ты хотел пламени? Ты его получишь сполна!».

— Но проклятое пророчество затуманило им всем разум, — сварливо прибавил Хироку, выведя ее из равновесия.

Пророчество?..

Она вскинула голову, пытаясь понять, не пытается ли дядя заболтать ее, чтобы выиграть время. Искушение задать вопрос было велико, очень велико. Талила сцепила зубы и промолчала.

Она почувствовала, как мышцы напряглись, готовясь к прыжку. Она не стала ждать нападения, не стала ждать, пока Хироку подаст стражникам сигнал.

Она ударила первой сама.

Пламя пробежало по ее рукам, хищно лизнуло землю и, подчиняясь ее воле, разошлось от нее во все стороны, заставив Хироку отскочить назад, а стражников, что ринулись на нее, замедлиться, когда перед ними выросла стена из пламени.

Талила не отрывала от дядя взгляда. Ее глаза горели так же, как огонь, что бушевал вокруг. Она чувствовала, как магия пульсирует в ее венах, отдаваясь эхом в каждой клетке тела.

— Ты хотел меня мертвой, дядя? — произнесла она низким, угрожающим голосом.

Ее руки снова взметнулись вверх, и пламя обрушилось на деревья, устремившись к небу. В один миг оно заполнило дымом и жаром небольшую кусок земли, на котором они стояли, и стражники закашлялись, прикрывая руками глаза и рты.

Воспользовавшись сотворенным ею же хаосом, Талила сделала рывок в сторону леса. Магический огонь, если его не поддерживать, затухал достаточно быстро, и потому она должна была спешить.

Талила не оглядывалась. Она знала, что промедление может стоить ей жизни.

За ее спиной слышались крики, гулкий топот ног, и свист стрел, рассекших воздух. Одна из них пролетела так близко, что она почувствовала, как перо задело плечо.

Она почти споткнулась, но не замедлила шаг. Огонь, пылавший еще мгновение назад, уже угасал, оставляя после себя лишь едва тлеющие следы на земле. Она ощущала, как силы покидают ее, как тело требует отдыха после резкого выброса магии. Последние ночи она толком не спала и не ела, а долгое ношение оков ослабило ее, и теперь вещи, которые раньше давались ей легко, казались невероятно трудными.

Она знала, что вернет себе силу. Со временем.

Только вот никто не позволит ей спокойно дождаться этого времени. Свое ей придется выгрызать с боем.

До того, как на нее надели кандалы, ей хватило бы сил разобраться и со стражниками, и с дядей. Теперь же она могла лишь удерживать их на расстоянии и бежать.

Талила резко дернулась в сторону и нырнула в тень широких деревьев, а за ее спиной раздался оглушительный крик.

— Хватайте ее!

Талила едва удержалась, чтобы не оглянуться. Сердце бешено стучало в груди, дыхание было прерывистым и тяжелым. Но она не остановилась. Ноги сами находили путь между корнями и камнями, даже когда ветви цеплялись за волосы и одежду, царапали лицо.

Она не могла позволить себе остановиться, пока не оторвется от людей Хироку.

Талила бежала, сдерживая дыхание, чтобы не выдать себя. Лес, казалось, сжимался вокруг, превращаясь в непроходимую чащу. Она слышала, как за спиной хрустят ветки, как с трудом пробиваются сквозь заросли преследователи.

Остановившись на миг, она прижалась к стволу дерева, и прислушалась. Крики стихли, но топот был слышен где-то справа. Они разбились на группы, охватывая ее с боков.

Талила прикрыла глаза, заставив себя сосредоточиться. Магия тлела внутри нее, как угольки в пепле. Она могла попробовать еще раз, но знала, что это будет последняя вспышка.

Она сделала шаг вперед, и огонь взметнулся в воздух, вихрем распространяясь в стороны. Талила взмахнула руками, и мощный огненный шторм устремился к преследователям, заполняя просветы меж деревьями обжигающим жаром. Стражники, которые пытались прорваться, остановились в ужасе, пытаясь уклониться от яростных языков пламени, которые разлетались вокруг.

Слева раздался громкий, отчаянный крик — кто-то шагнул прямо в огонь.

Талила бросилась вперед, зная, что магия задержит стражников ненадолго.

Впереди мелькнул просвет между деревьями. Она выскочила на небольшую поляну и огляделась. Вдали, за полосой густого леса, виднелась извилистая лента реки.

Собрав остатки сил, Талила побежала туда. Добравшись до реки, она не стала медлить. Холодная вода, пронзив ее до костей, заставила сердце сжаться. Она поплыла, игнорируя сводящую мышцы судорогу.

За ее спиной вновь послышались голоса, но Талила уже не слушала.

Едва ли они решатся броситься следом за ней в воду. И пересечь границу Империи.

Слабый огонь разрезал сгустившиеся вечерние сумерки. Талила сидела у небольшого костра, который решилась разжечь, и, подтянув колени к груди и положив на них подбородок, смотрела на пламя.

Она могла бы сбежать.

Она была свободна сейчас. Впервые в жизни свободна.

Ни оков кандалов, ни железной руки отца, ни силуэта Клятвопреступника за спиной...

Она могла бы убежать далеко-далеко. Туда, где никто ее не узнает. И никто не найдет. Она обрежет волосы, скажет, что из-за войны потеряла дом и память. Она спрячет свою магию и не будет ее использовать.

Да.

Она могла бы убежать.

Отблески пламени плясали на ее лице, отбрасывая глубокие, мрачные тени. Меж сведенных бровей залегла еще одна складка. Она кусала губы, пока размышляла, и хмурилась.

Она никому ничего не должна, и меньше всего — Империи.

— Мой отец предатель... — вторя тяжелым мыслям, ее губы шевельнулись сами собой. — Он предал свою страну дважды.

Талила поежилась и прикрыла глаза. Думать об этом ей было непросто.

«Я тоже стану предательницей, если сбегу».

Уходи, Талила.

Могла ли она раньше помыслить, сколько чувств вызовет в ней одна простая фраза?..

Сколько она себя помнила, их род держался особняком. Быть может, потому судьба Империи и не трогала ее сердце. Как послушная дочь, она была не вправе осуждать отца, но где-то глубоко внутри ее грыз червячок сомнения. То, как он поступил, противоречило всему, чему ее учили.

Что говорил ей он.

Выходит, его слова были подобно ветру. Отец забыл их, едва в воздухе отзвучало последнее эхо.

Она не сможет убежать. У нее был перед Мамору долг. Он спас ей жизнь, и она должна вернуться хотя бы ради того, чтобы расплатиться с ним.

Чтобы посмотреть ему в глаза и задать единственный вопрос, который никак не шел из головы.

Почему?..

Талила резко сжала кулак, и пламя костра потухло. Она откинулась спиной на нехитрую подстилку из веток и листвы, которую собрала для ночлега, и невидящим взглядом уставилась в ночное небо.

Наверное, предки рода проклянут ее за предательство и помощь врагу. За помощь убийце. За помощь тому, кто пролил их кровь.

Талила тяжело выдохнула, чувствуя, как прохладный ночной воздух обволакивает ее. Густой, почти осязаемый мрак окутывал лес, и только мерцающие звезды напоминали о том, что где-то там, высоко над ее головой, все еще продолжается жизнь.

Она прижала ладонь к сердцу, пытаясь унять болезненный стук в груди. Тот, кого она должна считать заклятым врагом… тот, чьи руки были в крови ее рода…

Она собиралась помочь Клятвопреступнику.

Сколько крови было пролито этим человеком?.. Воспоминания накатывали: одно за другим крики, плач, яростный звон оружия... Мамору пришел на их родовые земли с огнем и мечом.

Но теперь, после того, что Талила узнала, все ее представления о чести, долге и мести рассыпались, как пепел на ветру. А хуже всего то, что она начала ему сопереживать.

Раньше это казалось невозможным. Раньше она думала, что выцарапает ему в глаза при первой же возможности. Подожжет землю у него под ногами, как только руки освободятся от кандалов.

— Неужели я сошла с ума? — негромко пробормотала Талила в сгустившуюся над ней темноту. — Раз задумала такое... Это слабость и это предательство. Это бесчестие.

Она с силой выдохнула, чувствуя, как едкий привкус вины и сомнения стекает по горлу горечью. Она идет против собственной ненависти, которая уже не ощущалась такой неистовой, и против кровной мести. Возможно, предки рода действительно никогда не простят ее.

Но она все равно это сделает.

Утром, проснувшись с первыми лучами солнца, Талила отправилась в дорогу. Ночные переживания улеглись, и она ощущала странную легкость. Однажды приняв решение, она не собиралась от него отступать, и теперь путь, который ей предстояло проделать, виделся простым и понятным. Она вернется в лагерь. Она расплатится с Клятвопреступником.

И уже после этого она уйдет.

Дорога до гарнизона заняла у Талилы больше времени, чем она рассчитывала. Она не знала местности, в которой оказалась, и потому заблудилась. Ей пришлось вернуться к берегу реки, на который она выплыла после того, как сбежала от дяди и его стражников, и начать все сначала. Она потеряла почти два полных дня, пока кружилась из стороны в сторону, и жутко разозлилась на себя из-за глупой задержки.

Но, наконец, вдали показались шесты со знакомыми знаменами, которые трепал ветер, и Талила невольно замедлила шаг. Как она покажется всем на глаза после того, как сбежала? Она для них — лакомая, желанная цель. И очень опасная.

Никакой огонь не убережет ее от стрелы.

Многое могло измениться за то время, пока ее не было. Неизвестно, что стало с самим Клятвопреступником...

Эта мысль кольнула в сердце застарелой болью. Она не должна за него переживать. Она не должна об этом тревожиться.

Талила сжала челюсть и, запрокинув голову, посмотрела на небо. До захода солнца оставалось немного времени. Она дождется ночи и проникнет в гарнизон в темноте, и прокрадется в шатер, который занимал Мамору.

Она вскарабкалась на дерево и устроилась на широкой ветке, блаженно вытянув ноги. За последние дни своих странствий она изрядно устала, и сильнее всего — носить, не снимая, одну и ту же одежду. И питаться поджаренной на костре рыбой, которую она ловила в реке, и твердыми кореньями, которые находила в земле. Хотелось простой малости: выкупаться, вымыть волосы и переодеться. Впиться зубами в хрустящую, теплую, поджаренную на костре лепешку. Заснуть в палатке, положив под голову сумку и укрывшись плащом.

Талила печально усмехнулась. Наверное, она уже родилась с изъяном. Родилась слабой. Воину не положено жаловаться на такие мелочи, как отсутствие плаща и на однообразную пищу. Воину положено стойко сносить все тяготы и трудности походной жизни.

А еще воину не положено помогать тем, кто убил его отца...

Талила с трудом сглотнула и прикрыла глаза. Что же. Отец был прав, когда говорил ей, что она — порченная. Он видел ее насквозь.

Но, наверное, Боги все же не оставили ее окончательно, ведь ночь выдалась безлунной. Низкие, тяжелые облака закрыли звезды, и гарнизон и берег реки погрузились в темноту, которую рассекал лишь свет факелов и редких костров.

Талила бесшумно кралась вдоль берега, сопровождаемая тихим плеском воды. Где-то кричала ночная птица, и хлесткий ветер шумел высокими зарослями камыша. Она всматривалась в темноту перед собой и внимательно прислушивалась ко всем посторонним звукам.

Она не позволит застать себя врасплох.

Времени, которое она провела в гарнизоне, ей хватило, чтобы выучить расположение всех дозорных. Тихое ликование согрело ее изнутри, когда Талила поняла, что оно не изменилось за дни, пока ее не было. Она с легкостью обошла их всех, даже не пришлось прибегать к магии. Но очень быстро ликование сменилось тревогой, когда она не увидела стражников возле шатра Мамору. Они должны были стоять там. Но их не было, и беспокойство кольнуло грудь.

У полога снаружи привычно спал Такахиро. Он дернулся и попытался взвиться на ноги, когда Талила, подкравшись к нему, жестко закрыла ладонью рот. Вторую руку она поднесла к своим губам, велев ему молчать. Она ожидала гораздо более сильного сопротивления, но Такахиро, когда с него слетели остатки сна, удивительно быстро затих и перестал сопротивляться.

Талила прислушалась: из шатра не доносилось ни звука. И это вдруг испугало ее, и она требовательно взглянула на самурая, чей рот все еще закрывала своей ладонью.

— Не смей кричать, — одними губами велела она ему и для надежности присовокупила свой приказ пламенем, которое на несколько мгновений зажгла на ладони.

Глаза Такахиро расширились, и он поспешно замотал головой, не отводя взгляда от огня на ее руке. И тогда Талила решилась его отпустить. Хватанув ртом воздух, самурай посмотрел на нее со странной смесью ненависти и сочувствия.

— Господина здесь нет, — выплюнул он тихим, свистящим шепотом.

— Где он? — отрешенно спросила Талила, пытаясь осознать услышанное.

Она прокляла саму себя за слабость, разлившуюся по телу, когда она услышала то, что сказал Такахиро. На одно короткое мгновение она подумала, что Мамору был мертв.

— Я не скажу, — огрызнулся он с ненавистью, которой сочился и его голос, и его взгляд. — Зачем вы вернулись? Чтобы убить его?

— Ты глупец, — выплюнула Талила. — Я могу обратить все вокруг в пепел, — протянула с угрозой.

На самом деле, она лукавила.

До восстановления прежних сил было еще далеко, и недельные странствия по лесу, приправленные скудной пищей и тревожным, прерывистым сном, скорейшему восстановлению никак не способствовали.

Но Такахиро не нужно было это знать.

— Твой господин сам меня отпустил, — надавила она, заметив тень сомнения на лице самурая.

Тот завозился на земле и попытался вскинуть голову.

— Вы зачаровали господина, — упрямо пробурчал Такахиро. — Вы затмили его разум. Он стал сам не свой, не похож на себя прежнего.

Талила почувствовала почти непреодолимое желание задушить его.

— Ты не смеешь судить его поступки, — прорычала она ему в лицо. — Ты должен повиноваться его решениям. Он отпустил меня, дал убежать. Говори, где он?

Такахиро резко дернул подбородком, словно ее слова причинили ему физическую боль. Наверное, так оно и было. В какой-то степени Талила могла понять упрямца. Могла, но не хотела.

— Вы клянетесь, что не желаете господину зла?

Она с трудом не разразилась громкой руганью.

— Кто ты такой, чтобы я клялась тебе? — прошептала, нахмурившись. — Довольно того, что мне доверяет твой господин.

Это тоже было ложью. Едва ли Клятвопреступник ей доверял.

— С перевала пришли горестные вести. Господин с небольшим отрядом последовал за войском, которое отправилось туда накануне, — нехотя пробормотал Такахиро.

Выглядел он как человек, предавший самое дорогое на свете. Но Талиле не было дела до его душевных метаний. Ее интересовал еще один вопрос, но она вовремя прикусила язык.

Она не станет спрашивать ни про наказание Императора, ни про печать.

По крайне мере, несколько дней назад Клятвопреступник был еще жив.

— Мне нужна лошадь, — поразмыслив, она посмотрела на Такахиро. — Одежда. Оружие. И запасы.

Он вскинулся и мотнул головой.

— Я не стану вам помогать! — дерзко повысил голос, и ей пришлось сосредоточиться и усилить пламя на своей ладони — так, что оно опалило его брови.

— Станешь, иначе я все здесь сожгу. А тебе сохраню жизнь, чтобы до конца дней ты нес на своих плечах груз этой вины, — пообещала она ему очень спокойно и предельно холодно, и, кажется, прозвеневший в ее голосе метал повлиял на Такахиро сильнее ее магии.

Смирив себя, он согласно прикрыл глаза.

— Хорошо, — выдохнул едва слышно.

— Хорошо, госпожа, — с нажимом поправила она.

— Хорошо, госпожа, — бесцветным голосом повторил Такахиро.

Он сделал все, как она велела. Только надел сбрую на двух лошадей вместо одной.

— Я отправлюсь с вами, — хмуро сказал Такахиро, когда они встретились в условленном месте. — Вы можете убить меня сейчас. Или пусть убьет господин, если я поступил против его воли и привел вас к нему.

Талила, не желая тратить время на споры, махнула рукой. Кто она такая, чтобы вставать на пути самурая, которые следует за своим господином?

Из гарнизона они уехали вдвоем.