Последняя из рода. Скованные судьбой.

Глава 28

Талила отыскала мужа на берегу реки. В лучах закатного солнца Мамору стоял на холме, за которым начинался крутой обрыв и берег. Еще до того, как отправится в стан советника Горо, он решил не уводить войско далеко от места, где полководец Хиаши совершил свое предательство, и накануне, когда их отряд воссоединился с основными силами, лагерь был разбит здесь же.

Она уже слышала рассказы самураев, которые уцелели и во время опасной переправы, и в битве. Представляла, что происходило здесь...

Услышав ее шаги, Мамору чуть повернул голову, показывая, что заметил ее. Он стоял, скрестив за спиной руки, и наблюдал, как быстрая, мощная река уходила все дальше и дальше за горизонт.

— Ты поверил ему?

Он усмехнулся.

— Нет.

Внизу вдоль обоих берегов реки клубился туман. Подойдя ближе к обрыву, Талила наклонилась, чтобы посмотреть. Отсюда нельзя было понять, в какой точке войско переходило вброд — со стороны вода казалась глубокой на протяжении всего русла.

— Знаешь, в чем ошибся многомудрый советник Горо? — вопрос Мамору отвлек ее, и она быстро качнула головой.

И покосилась на него тайком, но увидела лишь суровый, сосредоточенный профиль. Он не показывал этого, но она знала, что предательство полководца Хиаши оставило внутри него огромный рубец. И то, что Мамору избрал лагерем именно это место, было неспроста. Он не хотел забывать. Он хотел ежеминутно помнить.

— Он привык видеть во мне бессловесную марионетку Императора, — он скривился, и Талила с трудом подавила порыв коснуться ладонью плеча мужа. — Не только он, впрочем. Я же не имел права на собственные решения. Печать заставляла меня подчиняться, а мой младший брат любил слепо полагаться на своих советников и министров, думая, что обеспечил себе их верность звонкой монетой и многочисленными дарами. Или страхом. Передо мной.

Она сама не понимала, почему от слов Мамору так щемило сердце. Он не жаловался и даже не злился, говорил совершенно будничным, ровным голосом, но у Талилы внутри раз за разом все обрывалось, пока она слушала, и по плечам щедрыми горстями расползались мурашки. Ее муж был бессловесной тенью, игрушкой в руках Императора. Вынужденный молча и слепо исполнять волю полубезумного правителя...

Талила прикусила губу и тряхнула волосами, словно это помогло прогнать ненужную жалость.

— Советники лгали брату, он заставлял меня исполнять навязанную ими волю. С каждым разом ложь становилась все бесхитростнее, но Императора это мало заботило, пока в уши ему лилась похвала, а под него подкладывались внебрачные дочери, сестры...

Мамору разочарованно щелкнул языком.

— Советник Горо еще не осознал даже, что перед ним стоял не бессловесный бастард, который сделает все, как ему скажут, потому что не в его силах выбирать. Перед ним стоял я.

Он, наконец, повернулся и посмотрел на Талилу, и она едва не отшатнулась. Что-то незнакомое было в глубине его взгляда. Что-то темное и потому пугающее тлело в глазах. Походная жизнь иссушила его лицо, на лбу и меж бровями залегли новые глубокие морщины, и линия подбородка и скул словно стала жестче, хотя, казалось, куда больше?..

Талила вдруг впервые подумала, что предательство ближайшего союзника оставило на его сердце нечто большее, чем рубец. Мамору неуловимо изменился за время, что они провели порознь, и если прежде она этого не замечала, то сейчас ощутила особенно ярко. На ум поневоле пришло воспоминание о днях, когда в мыслях она называла его Клятвопреступником. Когда мрачная, давящая атмосфера, казалось, сопровождала каждый шаг Мамору... Когда дышать рядом с ним было тяжело.

Талила моргнула, и наваждение исчезло.

Но ощущение — осталось.

— Что ты думаешь делать? — спросила она, прочистив осипшее горло.

— Я думаю, мы должны прислушаться к словам советника Горо, — усмехнулся Мамору без капли веселья.

Вновь прищурился и перевел взгляд на реку, и от глаз к вискам потянулись тонкие нити морщин.

Талила повела плечами. Накануне советник заливался певчей птахой. Рассказал, что Императору почти не удалось никого призвать. Что войско его не очень многочисленно. Что некоторые провинции отказались направлять в армию своих самураев. Что во дворце разгорается недовольство... Впрочем, о последнем он, наверное, не солгал.

Но поверить в то, что на приказ Императора откликнулись немногие, было невероятно трудно. Не после того, как Талила побывала в том городе, который случайно подожгла, спасаясь бегством. Он показался ей вымершим, пустым — и не просто так. За неподчинение приказу предусматривалось жестокое наказание, и мало нашлось бы тех, кто решился открыто выступать против.

Конечно же, советник Горо лгал.

— Он заманивает тебе в ловушку, — обронила Талила тихо.

— Он заманивает в ловушку себя, — отрезал Мамору.

— Советник Горо служил еще предыдущему Императору. Он слишком хитер и умен, и опасно недооценивать его.

— Я знаю, — сказал он с ощутимым раздражением. — Я вырос во дворце и наблюдал за тем, как плетутся интриги.

Талила осеклась. Человек, что стоял перед ней сейчас, был не похож на человека, с которым она проводила ночи и беседовала в палатке наедине. От него веяло холодом, и она растерялась на мгновение.

— Мамору, — позвала решительно, задавив обиду, — у тебя нет причин сомневаться в моей верности.

Он дернулся и шумно, рвано выдохнул. Но залегшая меж бровями морщина разгладилась.

— Я знаю, — даже голос изменился. Стал мягче, спокойнее. — Я знаю, Талила.

Помедлив, она кивнула, продолжая всматриваться мужу в глаза. То, что тлело на дне его взгляда, не исчезло.

— Я хочу вести войско вперед так долго, как это будет возможно. Император тоже ослаблен: глава Восточной провинции мертв, и думаю, ты напугала остальных достаточно, чтобы они не желали никуда соваться. Гораздо лучше затаиться и посмотреть издалека, чем все закончится.

Талила скривилась.

— Звучит так, словно я чудовище, — прошептала она себе под нос.

— Я давно чудовище в чужих глазах, — он равнодушно пожал плечами. — Не нужно печалиться из-за этого.

Она недоверчиво фыркнула. Если бы все было так просто...

— А потом? Если Император выставит войско, которое мы не сможем победить?

— Не выставит. Он никогда не оставит столицу без защиты. Он будет вынужден делить людей.

— Их все равно будет больше, — Талила упрямо стояла на своем.

— Зачем, по-твоему, советник Горо солгал мне? — Мамору резко перевел тему. — Он хочет, чтобы я бросился вперед, прошелся маршем до самой столицы. Но зачем?

— Чтобы заманить тебя в пасть Императора. Чтобы ты вступил в битву, где силы будут неравны.

— Да.

— И?..

— И если я сделаю, как он предполагает, если разыграю все верно, советник Горо утратит бдительность. Он передаст в столицу, что я у него на короткой веревке, что он управляет мной. Будь уверена, силу своего влияния он преумножит многократно — нужно же как-то добиться от Императора особой благосклонности.

— Ты думаешь, они ошибутся? Если будут уверены, что опасность не так велика?

— Конечно, — он сверкнул хищным взглядом, а губы сложились в улыбку, напоминавшую оскал. — Я был правой рукой Императора долгие, долгие годы. Я был его лучшим полководцем. И я примерно догадываюсь, кто возглавляет войско сейчас. Я знаю, что они ошибутся. Просто знаю.

Завороженная его словами и той властной уверенностью, которая расходилась от его мощной фигуры, Талила невольно ступила вперед. Очнулась она уже, когда ледяными пальцами крепко стискивала его локоть.

— Это огромный риск, — выдохнула прерывистым шепотом.

— На него придется пойти, — он спокойно кивнул, соглашаясь. — Иного пути нет. Я пытался по-другому. И вот, к чему это привело, — и с невеселой усмешкой он повел свободной рукой, указывая на реку и на берег.

Талила проглотила возражения, которые были готовы сорваться с языка. Смягчившись, Мамору накрыл теплой ладонью ее ледяные пальцы.

— У нас нет ресурсов для затяжной войны. Мы ее проиграем. У нас почти нет союзников: только те, кто наблюдает со стороны. Но у нас есть преимущества: мои знания о структуре войска, о том, как будет устроена оборона столицы, кто принимает решения и какие... И твоя сила, Талила.

В горле вновь пересохло, и она смогла лишь кивнуть.

Сила, которую она, кажется, разучилась контролировать.

— Я... я тренируюсь, — сказала она, надеясь, что голос прозвучал достаточно уверенно.

— Я знаю, — Мамору согласно прикрыл глаза, и больше они об этом не говорили.

Он безоговорочно ей поверил. И вновь горькая, горячая волна разлилась у Талилы по груди. Она оскорбилась, когда ей показалось, что муж усомнился в ее верности, но ведь на самом деле она его обманывала. Она не рассказала о ребенке, которого носила под сердце. И о том, что не могла контролировать свою магию.

Резкая догадка осенила ее, заставив пошатнуться.

Что, если это связано? Всплески магии и зарождение новой жизни?..

Она опомнилась в последнюю секунду и остановила собственные руки, которые инстинктивно потянулись к животу.

— Что с тобой?.. — Мамору, заметив ее нервное движение, посмотрел на нее с легким беспокойством.

— Ничего, — соврала Талила, почувствовав, как на шее пониже затылка выступила мерзкая испарина.

Он не стал больше ничего спрашивать. Но настороженность из его взгляда не исчезла.

— Когда мы выдвинемся? — она поспешила отвлечь его вопросом.

— Как можно скорее. Но сперва дадим советнику Горо немного времени, чтобы отправил весточку в Императорский дворец.

— Ты так в этом уверен, — осторожно произнесла Талила, — что после всего случившегося в войске найдутся еще предатели?

Хмурая усмешка появилась на губах Мамору, и он сказал.

— Мы окружены теми, кто нам лжет.

***

Талила провела тыльной стороной ладони по губам и воровато огляделась. Кажется, никто не заметил. Вечерами, после целого дня тряски верхом ее тошнило особенно сильно. Сегодня ей пришлось даже покинуть совет, который проводил Мамору, потому что не удалось удержать в себе скудный ужин. Она ведь ела только пресный рис и сухие лепешки, к мясу не притронулась, но...

Она поспешно направилась прочь от места, где стояла, и постыдно вздрогнула, когда ей наперерез из тени вышла темная фигура. Талила едва не выхватила из ножен катану, но раньше успела понять, что к ней направлялся полководец Осака!

Облегчения ей это не принесло.

— Вы носите дитя, госпожа, — сказал он хмуро, скрестив руки на груди.

— Как давно ты следишь за мной? — спросила она хриплым голосом.

— Достаточно давно, чтобы догадаться.

Талила попыталась заглянуть ему в глаза, чтобы понять его намерения, но бесстрастный взгляд полководца не дал ответов ни на один ее вопрос.

— Мамору не должен знать, — наплевав на все, заговорила она первой.

Брови мужчины чуть дрогнули в слабом намеке на изумление, и она надавила.

— Если ты ему скажешь, мы проиграем это войну. Можно будет сдаться прямо сейчас и больше не отправлять людей на смерть.

Их войско медленно продвигалось по стране. Возможно, советник Горо переоценил свою мудрость, но и Мамору совершил ту же ошибку. Весь их путь сопровождала опасность. Их враг знал, какие они изберут дороги, по каким пойдут переправам, в какую сторону свернут на развилке. Это было очевидно, ведь в столицу можно было попасть одним-единственным способом.

И потому за две недели, что войско провело в пути, они не продвинулись и на половину от того, что наметил Мамору.

Пока императорское войско не собиралось сидеть в столице и ждать дня, когда вражеская армия осадит дворец. Напротив, они деятельно атаковали и всячески мешали их продвижению.

Иногда Талила с ужасом думала, как будет восстанавливаться стране после этого разрушительного года... Потому что Император, желая побороть старшего брата, не щадил никого и ничего. Он уже уничтожил две переправы через реку, вынудив собственных подданных рисковать жизнями, чтобы оказаться на другом берегу, а также остановив фактически торговлю, продвижение купцов, да и отрезав целые семьи друг от друга.

И на достигнутом он не остановился. Уничтоженные мосты или переправы встречались им все чаще — по мере приближения к столице. В нескольких местах была разворошена, разрыта дорога, в других – поджидала засада, а порой вдоль их пути стояли столбы с казненными преступниками. К каждому был приколочен свиток с прегрешениями: измена, измена, измена.

В какой-то момент Талила перестала их замечать.

Их войско было многочисленно и потому медлительно. Отряды, которые направлял Император, состояли из нескольких человек и передвигались быстро. Даже дозорным не каждый раз удавалось их замечать и предупреждать о них основную колонну, которая растягивалась по дороге длинной лентой.

— Я не могу лгать своему господину, — холодный голос полководца Осаки вернул Талилу в действительность.

Она устало посмотрела на него и вновь провела ладонью по губам.

— Я не прошу тебя лгать. Я прошу тебя промолчать. Иначе он попытается меня отослать. И отправится к Императору в одиночку. И не сможет полагаться на мою силу.

Что она намеренно скрыла, так то, какой неустойчивой стала ее магия. И с каждым днем, что в ней рос ребенок, огонь все больше выходил из-под контроля. Она тренировалась украдкой, что в огромном войске было сложно. Почти невозможно не попасться кому-нибудь на глаза, невозможно ускользнуть от бдительного взора Мамору... Этот секрет она также держала внутри и никому не доверяла.

Полководец Осака колебался. Она видела это по его дрогнувшему взгляду, по тому, как вздулись на висках вены, как сошлись на переносице темные брови. И наконец...

— Вы должны сказать господину, — проговорил он, едва шевеля губами.

— Я скажу, — пообещала Талила и не соврала.

«Позже».

Осака тяжело вздохнул, словно на груди у него лежал неподъемный камень и мешал дышать свободно.

— Господин накажет и меня, и вас. И будет прав, — он медленно покачал головой.

— Мертвый он не сделает ничего, — обронила Талила и сама испугалась ужаса прозвучавших слов.

Но они, похоже, задели полководца сильнее всего.

— Хорошо, госпожа. Я ничего не скажу, — пообещал он, развернулся и поспешно зашагал прочь.

Почему-то вместе с облегчением Талила испытала недостойное сожаление. Проводив Осаку взглядом, она одернула от живота ладонь, которую неосознанно прижимала к нему все время, пока они говорили, и посмотрела на свои пальцы. Сосредоточившись, попыталась вызвать небольшой огонек и отпрянула, когда пламя едва не опалило брови и ресницы.

— Ох... — сокрушенно пробормотала она.

Затем закусила губу и поспешила следом за полководцем. Она слишком долго отсутствовало, это могло привлечь внимание.

— Где ты была?

Конечно же.

Мамору дожидался ее у полога в палатку. Скрестив на груди руки, он смотрел на нее, и его взгляд пробирал ее до костей, до волны мурашек на руках и плечах.

— И почему полководец Осака прошел той же тропой чуть ранее, белый, словно повстречал ожившего мертвеца? — совсем нехорошо прищурился он.

— Я спускалась к ручью, — она почти не соврала. — В палатке было душно, захотелось освежиться.

Она никогда, никогда не была хороша во лжи. Но кое-чему императорский дворец ее все же научил, и поэтому Талила смело подошла к Мамору и положила раскрытую ладонь ему на грудь. Конечно же, он опешил. А она светло улыбнулась и тихонько засмеялась.

— Не переживай за меня. Я могу поджечь реку, или ты забыл?

Внутри нее что-то болезненно сжалось, когда с лица Мамору медленно, капля за каплей исчезла обеспокоенность. Взгляд прояснился, а губы — дрогнули в слабом намеке на улыбку.

— Действительно, — он хмыкнул и быстро накрыл ее руку своей ладонью.

Укол совести, который ощутила Талила, был сравним по силе и боли с раной от копья.

— Я лишь хочу, чтобы ты была осторожна, — сказал Мамору почти извиняющимся, примирительным голосом. — С тобой ничего не должно случиться.

— С нами, — мгновенно поправила она, — со мной и тобой ничего не случится.

Он вновь скупо улыбнулся. И кивнул, потому что не хотел спорить.

На следующий день после полудня вернулись дозорные, которых отправили вперед войска еще накануне вечером. И проскакали мимо всей колонны прямо к Мамору.

— Господин! — выпалил один, не успев даже отдышаться. — Впереди поселение, господин! И там никого нет... — его глаза широко распахнулись, — только сожженные поля и разрушенные минка...

— А жители? — Мамору крепко стиснул поводья.

— Много казненных на столбах, господин. И огромное пепелище.

Талила, услышав, сцепила зубы, пытаясь побороть не то вздох, не то всхлип.

— Они уничтожили целое поселение?.. — по рядам самураев, что стояли неподалеку от них, пронесся шепот.

Она и сама не могла в это поверить. Просто не могла, потому что у всякой жестокости должен быть предел.

Но среди дозорных, что принесли вести, был Такахиро, а он его нельзя было заподозрить во лжи или предательстве. Мамору завел это правило не так давно: отправлять вместе с дозорными человека, в чьей верности он не сомневался. Чтобы не позволить заманить себя в ловушку ложным донесением.

— Так и есть, господин. Так и есть, — Такахиро, встретив его взгляд, медленно, через силу кивнул.

Талила с трудом сглотнула и невольно поднесла ко рту раскрытую ладонь, борясь с тошнотой.

— Этого не может быть... — вокруг по-прежнему раздавались одиночные недоверчивые шепотки.

— Может, — жестко отрезал Мамору и обвел взглядом тех, кто стоял поблизости. — Может, потому, что Император, наконец, показал свое истинное лицо. Он — проклятое богами чудовище. Не остановится ни перед чем в своем безумное желании уничтожить нас. Уничтожить вас! — воскликнул он и единым, слитным движением обнажил катану и вскинул ее, потряс в воздухе.

— Чудовище! Проклятое чудовище! — отозвалась слаженным ревом толпа.

С удивлением Талила поняла, что ее собственный голос слился с выкриками самураев.

— Я должен это увидеть, — чуть отдышавшись, сказал Мамору уже тише. — Я должен это увидеть своими глазами. Чтобы потом за все спросить с младшего брата.

Его слова услышали и разнесли по толпе, и вновь они были встречены одобрительным ревом.

— За каждую жизнь, за каждую жизнь!

Мурашки ползли по рукам Талилы, когда она смотрела на мужа. Ловила на себе его сверкающий яростью, пламенеющий взгляд. Его улыбку, больше похожую на оскал. Его изнеможённое лицо...

Мамору увидел, что она смотрит на него, и покачал головой. Она даже не успела попросить, когда получила ответ.

— Ты и полководец Осака останетесь с войском. Я возьму Такахиро и свежих лошадей. Это недалеко, и небольшим отрядом мы справимся гораздо быстрее, — сказал он, когда они оба спешились.

— Возьми меня с собой, — все же произнесла Талила. — Ты говоришь, что это недалеко и недолго. Значит, полководец Осака справится без меня.

— Нет, — просто отрезал он, и прозвучало так, что стало понятно: спорить и умолять бесполезно.

Она закусила губу. Что оставалось делать?.. Сказать, что она не может, не хочет отпускать его одного? Вновь оставаться без него, тревожиться из-за неизвестности и с замиранием сердца ждать его возвращения?

— Мамору... — только и выдохнула она, чувствуя острую боль разочарования.

Опустила голову, чтобы скрыть нахлынувшую тоску, и ощутила, как его пальцы бережно, нежно коснулись ее подбородка.

— Это два дня, Талила. Не больше. Я должен видеть. Должен, понимаешь? Все, что творит мой брат. За все это я призову его к ответу.

— Это я понимаю, — с нажимом она подчеркнула первое слово. — Почему ты не позволяешь поехать с тобой — нет.

Мамору усмехнулся и большим пальцем погладил ее по щеке.

— Мы вернемся быстро. Ты и заметить не успеешь.

Но она заметила.

Потому что ни на третий, ни на четвертый день дозорные, Такахиро и Мамору не вернулись.

И на пятый тоже.

***

А потом пришло письмо.