Константин
Возвращается Маша вместе с водителем быстро, их не было минут пятнадцать, не больше. Женя несет в руке пакет с логотипом торговой сети, набитый какими-то продуктами. Что она там накупила?
Дверь открывается, Маша садится рядом.
— А вот и мы, — сообщает мне с нескрываемой радостью. Я бы на её месте так не радовался, неизвестно, чем обернется для неё конец этого вечера. Варианты всё ещё крутятся у меня в голове.
— И что ты там купила? — зачем-то интересуюсь. Разве мне не все равно?
— Да всего понемногу. Йогурты, яблоки, бананы, пару шоколадок… — начинает перечислять, будто отчитывается перед мужем, куда пристроила его получку, — просто ее родители живут в другом городе и больше некому к ней ходить с передачками. Надеюсь, что её через пару дней отпустят в общагу, а то я не набегаюсь.
Из меня ещё тот собеседник. В данном конкретном случае мне пофиг на всё, что происходит с её подружкой… если вообще вся эта история правдива… Я не могу ответить себе на вопрос, почему я вообще всё это делаю? Эта помощь… попытка вывести на чистую воду… Раньше бы свернул в бараний рог, запихнул в багажник и вывез бы в лесок до выяснения обстоятельств. Нет, бля, я даю Маше шанс наглядно доказать мне свою честность, будто мне это важно! Теряю былую сноровку.
Большой город и новые обстоятельства, словно лепят из меня другого, улучшенного человека. Делают мягче, терпимее, внимательнее к окружающим… и это чертовски злит, бесит и выводит из равновесия. Но взорваться и снести всё к ебеням не могу, потому что малейшая осечка — и всё, я вылечу и из большого города, и просру новые возможности, и никто не даст мне более никаких гарантий на светлое будущее. Я слишком много поставил на кон и не могу позволить, чтобы неконтролируемый гнев все обнулил.
Маша без умолку тарахтит, рассказывает страшную историю падения её подружки на скользком полу институтского коридора. На третьей минуте её болтовни внутри меня подает голос псих, у которого голова лопается от потока информации, а вместе с головой — и терпение.
— Маша, помолчи, — просьба получается уж больной спокойной, для этого мне приходится приложить массу усилий.
Едем до больницы молча. Не вижу смысла что-то выяснять при водителе, информация может быть слишком взрывоопасной, неизвестно, что просто Мария могла прихватить, уходя из моего дома.
Машина останавливается.
— Спасибо, что подвезли, — оживает Маша, собираясь выскочить из авто, — я пакетики заберу быстренько.
— Женя тебя проводит, — перевожу на нее взгляд. Водитель выскакивает из машины и идёт к багажнику за пакетами.
— Ой, да не надо! Я и так задерживаю вас. У вас, наверное, дел «непочатый край». Студенты, пенсионеры, бюджетники… электорат сложный, энергозатратный… без особых гарантий на результат. Поэтому, только упорная работа способна воплотить ваши мечты о депутатстве в реальность, а я уж как-нибудь сама справлюсь.
— Я сказал, водитель тебе поможет, — давлю и взглядом, и голосом. Ее попытка заболтать, уже порядком поднадоела, — и вернет тебя в машину. У нас есть неоконченный разговор, Маша…
— Вы обижаетесь, да? На те мои слова, что не проголосую… Не обижайтесь, — кадет свою руку на мою. Успокаивает, будто ребенка малого, — я сказала это с горяча. Скажу вам по секрету, — чуть наклоняется, будто собирается сказать что-то тайное, предназначенное только для моих ушей, — я вообще на выборы не собиралась идти. Теперь, клянусь, — говорит громко, положа руку на сердце, — обязательно пойду и проголосую исключительно за вас.
— Прямо камень с души, — стебусь с ее детской непосредственности. Маша улыбается в ответ, но стоит мне продолжить фразу, как улыбка медленно съезжает, — но разговор будет совсем не об этом…
Тут открывается дверь, Женя ждет, пока Маша выйдет. Она медлит. А потом не спеша, будто в замедленной съемке, выходит из машины. Бросает на меня взгляд, в нем столько непонимания, попытки предугадать ход дальнейшего разговора… а потом появляется тревога и страх. Этот страх, как бальзам для меня. Он тонким шлейфом простилается от Маши и тянется прямо в мою чёрную душу, которая засасывает его, подпитываясь этими эмоциями.
Сейчас они отсутствуют дольше… уже двадцать одну минуту, не критично, но я начинаю нервничать. Рисую в фантазиях, как Маша убегает от водителя, прячется, пытается скрыться, чтобы не вернуться снова в машину ко мне. Внутри меня рычит и скалится зверь, он рвет и мечет, по его оскаленным клыкам течет бешеная слюна. «Разорвать!», — требует он.
Но стоит мне увидеть, как Маша в сопровождении Жени выходит из больницы, зверь тут же сдувается. Он разочарован. Ему требовался экшен, погоня за убегающей жертвой… а покорно исполняющая все мои требования Маша его не устраивает. Так ему скучно, нет того бурного выплеска энергии, необходимой для его подпитки.
Она чувствует мой взгляд через закрытое тонированное стекло. Запахивает пальто и обнимает себя руками, будто пытается отгородиться.
Они садятся в машину. Маша тут же придвигается к захлопнувшейся двери, стараясь максимально увеличить между нами расстояние. Это не спасет её но пусть обманывается, пока есть у нее на это время.
Смотрю в зеркало заднего вида, стараюсь словить взгляд водителя, который должен подтвердить или опровергнуть правдивость Машиной легенды. Мы пересекаемся с ним взглядами. Женя еле заметно кивает, подтверждая, что подружка не плод Машиного воображения и не ранее состряпанная легенда.
— Куда? — спрашивает он.
— Гостиница «Атланта», — Маша вздрагивает и ещё плотнее придвигается к двери, пытаясь слиться с ней воедино.
Пятнадцать минут тишины. Маша застыла восковой статуей и даже не двигалась. Я специально считал минуты… это успокаивает меня.
Останавливаемся у гостиницы.
— Жди, — говорю водителю и выхожу. Маша сама открывает дверь и выходит. Я не поворачиваюсь, чтобы проверить идёт она за мной или нет. Я и так чувствую её, вижу… будто у меня на спине глаза есть. Я явно представляю её, кутающуюся в пальто, быстро перебирающую ногами, стараясь подстроиться под мой широкий шаг.
— Добрый вечер, — приветствует нас администратор за стойкой рецепции, — рады приветствовать вас в нашем отеле «Атланта».
— Номер «Люкс» на сутки, — облокачиваюсь на стойку.
— Ваши документы, пожалуйста, — достаю паспорт и протягиваю ей. Может это и глупо регистрироваться в отеле под своим именем, но думаю, что до сокрытия улик и трупа дело не дойдет, поэтому никакой опасности в этом не вижу. Поворачиваюсь и смотрю на возможную жертву. Рассматривает интерьер с открытым ртом… Я не могу её понять! Ее поведение вводит меня в замешательство. Я не могу её раскусить! Кто она?!
Маша замечает мой интерес к своей персоне.
— Здесь красиво, — говорит абсолютно ровно, хотя взгляд, выдает ее внутренний восторг.
Администратор подает ключ и паспорт.
— Приятного отдыха. Номер 418, - забираю из её рук вещи и иду в сторону лифтов. Маша семенит за мной.
Поднимаемся на нужный этаж. Мы молчим, будто бережем слова. Их будет ещё сказано немало. Маша смотрит себе под ноги, а я без стеснения рассматриваю её. Красивая… даже без косметики. Есть в ней что-то детско-наивное, трогательное… хочется прижать к груди, провести рукой по волосам.
Двери лифта разъезжаются, делаю шаг… второй… Внутри чувства натягиваются, закручиваются в пружину… Прикладываю ключ-карту к замку, загорается зелёный огонек и дверь открывается. Толкаю её и прохожу внутрь, свет в номере загорается автоматически. Скидываю пальто и бросаю на стул, сам же сажусь в кресло. Принимаю расслабленную позу и слежу за действиями Маши. Она проходит в номер и аккуратно прикрывает дверь. Делает несколько неуверенных шагов и замирает по середине комнаты.
— Раздевайся, — я имел в виду верхнюю одежду. Маша же, наверное, подумала, что речь идёт о всей одежде.
— Прямо так сразу? — щеки вспыхивают, покрываются алыми пятнами.
— Какие твои предложения? — сейчас я расслаблен. Птичка в клетке, улетит только тогда, когда я позволю.
— А можно в душ? — передергивает плечом. — А то от меня пахнет больницей.
— Иди, — указываю подбородком на дверь, — только не долго. Терпение моё небезграничное. — Сбрасывает с себя верхнюю одежду и спешит скрыться в ванной комнате. Как только дверь закрывается, я отбрасываю голову на спинку кресла и прикрываю глаза.