Пособие обольщения от умной дуры (СИ)

Эпилог

Маша

Сколько важного было сказано, а то, о чём я умолчала, останется со мной и только со мной. Это не для посторонних ушей, это только моё…

В очередном разговоре по телефону с мамой я уверила её, что всё хорошо, что время лечит, что учеба помогает забыться, переключиться… Но я вру! Мне не становится легче.

Я не могу уловить тот момент, когда переступила грань от получения визуального восторга от внешнего вида желаемого объекта и простого чувства влечения к нему, до реальных чувств. Ведь ты не испытываешь привязанность, желание общения, прикосновения к человеку, который вызывает у тебя симпатию? Даже будь он трижды красавцем… Но, когда зародилось оно, то неуловимое и неизведанное чувство, ты отключаешь все предохранители, начинаешь думать не головой, а сердцем… А оно часто обманывает, доводя своего хозяина до критических ситуаций.

И самое обидное, что всё это ты ярко и четко понимаешь на расстоянии, когда расставлены все точки в отношениях, а тебя так и подмывает позвонить или написать, сказав своё «последнее слово». То ли в оправдание, то ли обвиняя… Только звонить мне больше некуда… некому…

Как я жалею о многом несказанном…

Я думала, что жизнь простая штука, а, как оказалось, она умеет удивлять…

К внутренней пустоте и боли добавилось новое — стресс. Я потеряла интерес к жизни. Ничего не радует меня.

Сегодня ровно девять дней, как я узнала о… Все эти дни моим верным другом была звенящая тишина. С ней спокойно, ровно, без надрыва… В очередной, наверное, пятнадцатый звонок за сегодняшний день, мама решила поговорить со мной, как она выразилась, «по-взрослому».

— Маша, возвращайся домой. Я постоянно на нервах! Думаешь я не переживаю! В голове только и крутится мысль, что ты можешь что-то отчудить и совершить непоправимое. Если честно, то я не думала, что твои чувства к этому человеку так сильны. Я понимаю, что он первый твой мужчина, надеюсь, по крайней мере… но так бывает, у всех своя судьба. И раз уж его линия судьбы прервалась так неожиданно и трагично, то это не значит, что твой путь будет таким же. Ты обязательно ещё встретишь того самого…

— Я поняла твою мысль, мама. Я не приеду. По одной простой причине, что я захочу увидеть своими глазами дом, где… Так будет хуже, поверь. Да и потом, я же не знаю, как он жил после нашего расставания… Столкнуться на его могиле с другой девушкой, тоже не самый лучший опыт… И да, ничего из непоправимого я не планирую, поэтому не переживай.

— Ты, конечно, меня немного успокоила, но то, что ты ходишь исключительно на занятия и никуда более, меня огорчает. Выйди на улицу. Тебе нужно общение, не замыкайся.

— Я как раз планировала прогуляться. Общение не обещаю, но глоток свежего воздуха мне не повредит.

— Вот и отлично. Давай, Маша, возвращайся к жизни.

Заканчиваем разговор. Я, как лежала на кровати, так и продолжаю лежать. Мне трудно заставить себя пошевелиться. Учеба — это обязаловка, там подключается «синдром отличницы» и перфекционист, а на большее мой организм не соглашается. Но надо, надо совершить над собой усилие, сделать рывок, чтобы не деградировать… Глоток воздуха — это не плохая идея. Я же не собираюсь в ресторан или на дискотеку. Просто улица, она не нарушит мой внутренний траур.

Начало восьмого. Дневное тепло, сменилось вечерней прохладой. Солнце, исчезая за горизонтом, пытается ухватиться лучами за небо, продлевая день. Толпа студентов вывалила из общежития на улицу и громко разговаривает, сидя на лавочках чуть в стороне от входа. На втором этаже открыто окно, выставлена колонка и играет музыка.

Весна — пора легкости, хорошего настроения, молодости и общения.

В толпе есть пару знакомых человек, они окликают меня, предлагают присоединиться, но я, махнув отрицательно головой, направляюсь в сторону маленького парка, с тем самым мягким зелёным газоном и укромным уголком под деревом, расположенным у стен университета.

Достаю из заднего кармана телефон, чтобы не раздавить, и сажусь на землю. Опираясь спиной о дерево и закрывая глаза, пытаюсь настроиться на его волну, подпитаться его энергией и мощью. Оно, будто и правда делится со мной своей силой, многолетней мудростью… Уверена, что дерево повидало на своем веку и горе, и радость… Сколько людей сидели под его кроной и разделяли с ним свои эмоции?

Я чувствую порыв ветра, будто кто-то прошёл… А теперь он опускается рядом, садясь по правую сторону. Не открывая глаз, набираю полные легкие воздуха. Я уже внутренне взбунтовалась, приготовилась отстаивать границы своего уединения, но запах… Такой знакомый запах, отнимает голос, заставляя жадно глотать воздух. Моментально накатывает волна эмоций, которые я долго пыталась скрывать за семью засовами, прятала под масками, подменяла другими чувствами. Неконтролируемые слезы потекли из глаз.

— Почему ты плачешь? Рада, что я жив или воешь от горя, что я жив? — а я ничего не могу ответить. Слезы быстро перерастают в истерические всхлипы. Тушь потекла, больно щиплет глаза, перед глазами пелена, не могу толком рассмотреть его. Становлюсь на четвереньки и ползу. Забираюсь между Костиных ног, утыкаюсь носом в шею, и щедро поливая ее солеными слезами. А он ещё, так нежно и невесомо проводит руками по моим волосам, что на долю секунды мне кажется, что я тю-тю, крыша потекла, и обнимаю я не реального человека, а приведение. Даже окатывает волной холодного ужаса. Резко отстраняюсь, размазываю остатки туши, пытаясь улучшить картинку.

Нет, передо мной точно сидит Костя, прямо нос к носу. Даже при резком ухудшении зрения до минус пяти, я бы его точно узнала. Но общий вид у него другой…

— А где недельная щетина? Длинные волосы, — провожу руками по коротко стриженным волосам на голове. Так он выглядит намного моложе.

— Ссссс, — шипит, когда я задеваю свежий рубец на голове.

— Это что? — приподнимаюсь, чтобы рассмотреть. Чуть выше правого уха и почти до конца роста волос длинный узкий рубец, сантиметров пятнадцать в длину.

— Неудачно упал, ударился о стол головой, — он говорит, а я до сих пор не верю, что это он. Вроде Костя… но не Константин Игоревич, это точно, что-то в нем надломилось, взгляд другой, даже энергетика более… спокойная, что ли, миролюбивая. Будто его тряхнули хорошенько, и отпал весь этот темный вязкий налет из злобы, грубости, брутальности…

— Как? Что? — я даже сразу и не соображу с какого вопроса начать. Только беспомощно верчу руками в воздухе, пытаясь выдавить из себя нечто адекватное. Да я вообще в шоке! О чем в такие моменты надо спрашивать? О чем говорить?

— Всё это неважно… — здрасьте, ему не важно, а мне очень даже, но не пытать же его. И так вон, вавка в голове… Если он не умер, то кто умер вместо него? — Я приехал к тебе рассказать историю о том, как ты спасла мне жизнь.

— Я? — вот удивил, так удивил, у меня глаза, уже на лоб полезли.

— Да, ты… Помнишь? — достает из рядом стоящей небольшой мужской сумки пачку евро, только со странной дырой.

— Деньги? — если он не объяснит, то мои глаза окажутся на затылке.

— Да, это те самые, которые ты выиграла в Монако. Ты удивительная, Маша… Только ты могла забыть о десяти тысячах евро, лежащих в твоей сумочке… Я чисто случайно задел ее, она упала на пол и из неё выпала пачка денег. В тот день, я собирался на благотворительный вечер, решил, что раз тебе они не понадобились, отдам их от твоего имени на благое дело… Положил во внутренний карман пиджака. И вот, — он поворачивает пачку другой стороной, а там… застрявшая пуля.

Внутри всё немеет, а потом разливается дрожь. Меня колотит, то ли от ужаса, то ли от страха за его жизнь. Я так запуталась в эмоциях, что просто ловлю приход за приходом, волну за волной.

— Кто в тебя стрелял? Почему?

— Главное, что его уже нет. Я не знаю, что нас ждет впереди… Депутат из меня не получился, — грустно ухмыляется, — большого дома больше нет, машин, охраны… все превратилось в пепел… в прах…

— Не беда, у меня есть небольшие сбережения. Я продолжаю работать 3-D визуализатором, накопила пару тысяч, хватит на первое время, — перебиваю его. Мне хочется его поддержать, протянуть руку помощи. Мне хочется быть для него опорой.

Он так преданно и влюбленно смотрит на меня, проводит рукой по щеке, что я таю и сама начинаю ластиться. Как мне этого не хватало. Вот именно такого Костю мой мозг и помнил: романтичного, доброго… новогоднего. Того, с кем я была счастлива, вылепливая из снега бабу, делая снежного ангела, обнималась, лежа на пушистом ковре… Того, кто нежно меня целовал, доводил до вершины блаженства, заставляя требовать ещё и ещё… В тот момент мне всегда хотелось владеть им всецело, запереть в чулан и никому не показывать, как прячут истинное счастье.

— У меня тоже есть небольшие сбережения, пару миллионов, только за ними надо слетать на Кайманы, — открываю рот, и закрываю.

— Снова большие деньги? — хмурюсь. — Я не хочу возврата к старому…

— Возврата не будет. Воронов Константин Игоревич умер, царство ему… правда, не уверен, что небесное. — Поворачиваю голову на сторону и смотрю пытливо.

— А как тебя зовут?

— По паспорту я Коста Коракия — грек, родившийся 15 апреля 1992 года в небольшом городке Стилис на берегу залива Малиакос.

— Почему грек? Почему Коракия? — на самом деле, вопросов у меня к Косте намного больше.

— Почему грек — не знаю, захотелось, говорят, что похож… — пожимает плечами, — а Коракия, потому что ворон по-гречески — кораки.

Громко вздыхаю. Даже не знаю, что и сказать. Вечер потрясений, ей-богу.

— И что, ты так и не расскажешь, что случилось? — качает отрицательно головой. — Ладно… А что будет дальше?

*Маше он не расскажет, а нам-то интересно! Правда? Тогда читаем.

Константин. (Вернемся в день Х).

Выборы позади, я достиг своей цели. Не без помощи Байронова, но он заинтересован в результате не меньше, а может даже и больше, чем я. У меня была немного иная жизнь до судьбоносного решения влезть во власть, теперь же, приходится фильтровать каждый свой грёбанный шаг, чтобы полноценно вписаться в новую «гостеприимную» среду.

Я думал, что это в криминальном мире все друг для друга конкуренты и враги, но сделав всего пару шагов по коридорам структур власти, я понял, вот он, настоящий мир хоррора и трэша. За рукопожатиями, фальшивыми приветствиями, заинтересованными взглядами, скрывается жажда наживы. Все «коллеги» рассматривают тебя только с точки зрения выгоды. Они наперед просчитывают варианты возможных схем обогащения и как именно ты можешь поспособствовать в том или ином вопросе. Во всем только финансовый интерес, никаких личных симпатий, никакой дружбы.

Сегодня важный день, инициатива благотворительного вечера исходила от нашей партии, поэтому пропустить такое мероприятия я просто не имею права. И Байронов настоятельно рекомендовал быть…

К семи часам возвращаюсь домой, чтобы переодеться. Цель у мероприятия благая, а вид должен быть сугубо официальный, пришлось даже раскошелиться на фрак. Вот такие мы… народные избранники, собираем средства онкобольным во фраках, если бы просто скинулись кто сколько может, был бы не тот эффект…

Подъезжаем к дому. Ворота открывает какой-то тип. На улице моросит дождь, поэтому дождевик полностью скрывает его лицо. Я перестал запоминать лица охранников. Они постоянно меняются. Так как я теперь не хрен с бугра, а свой… то мою охрану обеспечивает партия. Там все схвачено, роли распределены, слишком инициативных никто не любит, поэтому воспринимаю всё ровно. Все равно я хотел сменить охрану, так какая мне разница, кто эти люди. Тем более депутатская корочка иногда решает больше, чем толпа качков.

Выхожу из машины и направляюсь в дом. Водитель остается в машине, он знает, что максимум через двадцать минут мы должны выехать, иначе опоздаем. В доме горит свет, но прислуги уже нет. Последнее время у меня появился бзик, не люблю темноту, пустоту… после того, как Маша исчезла из моей жизни, свет в доме стал постоянным атрибутом.

Поднимаюсь в свою комнату, принимаю душ, переодеваюсь. Надевая пиджак, задеваю вещи, лежащие на полке. Это Машины вещи. Её здесь нет почти три месяца, а вещи так и лежат в моей гардеробной. Ждут хозяйку? Надеются на её скорое возвращение? Нет. Я знаю, что она не вернется. И то, что она уехала, скорее всего к лучшему. Она слишком «другая», чтобы мой мир мог с легкостью принять её. Здесь не нужны личности, здесь нужны тени… фарфоровые куклы... поигрался, поставь на полку и любуйся. С ней так не получится. А другое я не могу предложить. Для больших авантюр она слишком молодая, неопытная, а ещё с правильными жизненными установками, точно не Альбина, которая в свои тридцать, способна принять решение убить или помиловать… Она другого кроя, иной закваски.

Поднимаю какую-то футболку, джинсы… под ними лежит сумочка. Поднимаю и её. Она оказалась расстегнута. Оттуда выпадает пачка евро. Смотрю на нее, как баран. Где вы видели бабу, у которой в сумочке лежат такие не оприходованные деньжищи? Я таких не встречал… точнее уже встретил, но проворонил. Уверен, что она даже о них забыла, потому что они для неё ничего не значат. И не потому, что она привыкла тратить такие суммы утром, в обед и вечером, а потому, что она не рассчитывала на эти деньги, так как попросту их не заработала. Уверен, что это установка из детства: «Чужое не бери» или «Возьмешь чужое, отдашь свое».

Раз Маше они не понадобились, значит внесу их от ее имени на благотворительный взнос. Поднимаю пачку и кладу во внутренний карман.

Спускаюсь на первый этаж и направляюсь в кабинет. От Маши деньги — это хорошо, но надо взять чековую книжку и выписать чек от себя.

Уже дойдя до кабинета, слышу хлопок входной двери. Что это, охранник решил меня поторопить? Вскидываю руку и смотрю на наручные часы, у меня ещё есть пару минут.

— Подожди, — кричу ему, — минута, и я выхожу, — принимаюсь набирать код на сейфе, но не успеваю закончить, так как мое внимание привлекает человек на пороге кабинета. Это тот охранник, который открывал ворота. Какого черта? — Ты ничего не перепутал? — задаю вопрос резко.

Он откидывает капюшон. И… Сема… Вот это точно сюрприз.

— Семен? Удивил. Ты теперь работаешь во вневедомственной охране? — говорю с подъёбом.

— И я рад тебя видеть, Ворон… Как быстро ты забываешь друзей…

— Так ты же в гости не приходишь, а я не привык напрашивать и набиваться в друзья. Как Альбина? Удалось создать крепкий семейный союз или так трахались, в грехе, — стебусь над ним по полной. Только такой долбоящер мог влипнуть в Альбину. В свое оправдание скажу, лично я связывался с ней исключительно ради продвижения по «карьерной лестнице».

— Ты всегда считал меня идиотом, недалеким, тупым, — злобно прищуривает глаза и выплевывает обвинение, сжимая губы в тонкую недовольную полоску.

— Какие поступки, такая и характеристика. Ты думаешь я забыл ваш косяк с тем чуваком, которого вы выкинули с недостроя? Как мне пришлось крутиться, перед сколькими людьми приклоняться, чтобы это дело выкрутить, а потом и вовсе замутить целую схему с боем Самаэля и Донована? Ты забыл, что в конце пулю выхватил я, а не вы с парнями, которые так накосячили.

— Не пизди. Пулю ты получил из-за девки той… Евы… Если бы не трогал ее, ничего бы и не было, — может это и так, но не Киту тыкать меня в это носом.

— Если бы не вы… ничего бы вообще не было, ясно? — снова вскидываю руку, чтобы посмотреть который час. Время поджимает. — Все, Сема, мне некогда, сейчас не подходящее время для воспоминаний.

— Хм… — скалится, как шакал. — Ты ещё не понял, что ты уже не жилец? Привет от Альбины и братвы, — вот тебе и вечер добрых дел… Поднимает руку, а там пистолет с глушителем.

Делаю шаг к нему, открываю рот, чтобы призвать к уму-разуму, которого нет, но ничего не успеваю… так как слышу глухой звук выстрела и чувствую, как кожа распарывается на груди. Больно…

«Почему все хотят меня пристрелить?» — мысль-молния. Шаг назад, начинаю заваливаться, оступаюсь и падаю. Моя голова неудачно «знакомится» с краем стола, кроме боли в груди, простреливает резкая боль в затылке, подаю на пол. Глаза медленно закрываются. Теряю сознание.

Не вижу белый свет, никакого длинного коридора, манящего голоса… Только пустота и белый шум. Я будто в космосе. Только почему здесь так воняет? Причем бензином. Стараюсь не стонать, чтобы не привлекать внимание. Медленно разлепляю глаза. Я лежу между креслом и столом. Через дыру в задней стенке стола, вижу ноги Семы, он задом движется к двери, щедро поливая мой кабинет бензином. Вот откуда запах? А я уж думал, что черти в преисподней будут зажаривать меня в чане с бензином, как наггетс во фритюре.

Хороший у меня бывший друг… Пристрелил, а теперь заметает следы, какая прелесть. Поднимаю глаза и пялюсь на пистолет, который прикреплен к крышке стола. Пытаюсь вспомнить, зачем я его сюда присобачил? А важно ли сейчас вспоминать об этом? Видно, хорошо я приложился башкой, раз туго стал соображать.

Тянусь к нему. Сема так увлечен, что не обращает на меня внимание, видно он решил, что я уже тю-тю, спешу записаться в очередь к Дьяволу. Снимаю с предохранителя и… стреляю ему по ногам.

— Аааа… — орет, как баба и падает мешком на пол. Теперь наши глаза на одном уровне. — Сука живучая, — рычит с ненавистью. Тянется к своему пистолету, но… я не оставляю ему шанса, стреляю прямо в лоб. В застывшем взгляде — удивление. Он успел понять, что это и есть момент его смерти…

Впервые в жизни мне не по себе, страшно. Страшно, что так бездарно прожил большую часть своей жизни и докатился до такого. А ведь в моем детстве не было ничего, чтобы могло предрешить такой исход. Совершенно обычное детство, полная семья, любовь родителей… пока они не погибли в автокатастрофе… В восемнадцать, пришлось резко повзрослеть, научиться огрызаться, отстаивать свое… иначе бы многочисленные родственники разнесли по кусочкам все то, что наживали мои родители.

Кое-как переворачиваюсь и пытаюсь подняться. В груди печет, голова раскалывается. Поднимаюсь, меня штормит…

Провожу по груди, пытаясь понять, почему я всё ещё жив. Засунул руку во внутренний карман, достаю пачку евро, а в них, застрявшая пуля. Она прошла практически насквозь, рассекла своим острием рубашку и вошла в кожу. Рана не глубокая, тем более не смертельная. Провожу рукой по голове и смотрю на неё, вся в крови…

Надо быстро соображать, что делать дальше. Можно вызвать Байронова, он всё решит… труп испарится… Кстати, а где охрана?

Пошатываясь, выхожу из кабинета, переступив через Сему.

— Прости, друг, — бурчу извиняясь, чуть задевая его носком туфли.

Распахиваю уличную дверь. Возле порога так и стоит машина со включенными фарами, только дверь с водительской стороны открыта. Водитель сидит в неестественной позе за рулем, откинувшись на спинку кресла… лобовое стекло заляпано кровью. Иду к домику охраны, распахиваю дверь… Один за мониторами, второй на диванчике рядом… Камеры отключены, во всех окошках — белый шум.

Возвращаюсь в дом. Иду в свою комнату, снова принимаю душ, так как от меня несет бензином, переодеваюсь, беру сумку, скидываю кое-какие вещи первой необходимости. В голове только одна мысль: «Разве это не шанс начать все сначала?» И главное, что в этом начале будет Маша… если я ей, конечно, ещё нужен.

Снова кабинет. Выгребаю из сейфа все ценное. Оставляю свой настоящий паспорт и из потайного отсека сейфа достаю паспорт с моим фото, но на другое имя. Забирают ноутбук, в нем слишком много нужной информации. Карты придётся оставить, странно получится, если мой «труп» спишет деньги со счета после смерти. Останавливаюсь над телом Семы… Наклоняюсь и обыскиваю карманы, достаю ключи от авто, снимаю с руки его часы и кладу рядом свои. Забираю пистолет… Делаю несколько шагов в коридор, отрываю зажигалку и бросаю возле Семы. Рядом с ним опрокинутая канистра с бензином, вся его одежда уже пропиталась. Вспыхивает быстро. Жду пару минут, комнату полностью охватывает огонь. Кабинет так расположен, что соседи смогут заметить пожар только после того, как огонь доберется до центральной части дома. Тут успеет все выгореть дотла и превратиться в пепел. Все… Воронов Константин мертв.

Я догадываюсь, как Сема прошёл в дом. Уверен, что охрана его даже не заметила. А все почему? Потому, что попал он на территорию через дверь, расположенную в заборе, давно оплетенную диким виноградом. Сделана она была ещё при строительстве, ведет она в лес, так как дом крайний на улице. Самое забавное, что на ней стоит кодовый замок… и, естественно, что Сема код знал, впрочем, как и я. Даже гадать не буду, просто уверен, что машина его аккуратно припаркована в лесочке.

Прихватив вещи, ухожу из дома. Пользуюсь потайным выходом, предусмотрительно вытираю свои отпечатки пальцев с ручки и кнопок, и по тропинке, иду в сторону леса.

Делаю шаг в чащу… оборачиваюсь, чтобы напоследок глянуть на дом. Языки пламени охватили уже всю заднюю часть дома. Надеюсь, что соседи ещё не скоро заметят зарево, а пожарные среагируют как обычно… и самое важное успеет выгореть.

Разворачиваюсь и жму на брелок сигнализации машины. Через заросли вижу, как мигают фары.

Уже подъезжая к городу, решаю, как поступить дальше. Далеко на машине Семы я не уеду, да и рана на голове продолжает кровоточить, видно сильно рубанул, так что кожа разошлась. Надо бы обратиться к врачу…

Если меня будут искать, то обязательно проверять все частные клиники, врачей, которые оказывают «анонимные» услуги на дому, поэтому надо действовать нелогично. На перекресте, ведущему в город, сворачиваю в противоположную сторону и направляюсь к небольшому городку-спутнику, расположенному в 15 километрах от мегаполиса. У них же должна быть неотложка?

Как и положено, располагается она в убогом здании. О камерах наблюдения тут и не слышали. Захожу в здание. Где-то вдалеке слышны голоса, как я понимаю — это дежурная смена. Мои шаги эхом разлетаются по коридору, на шум выходит мужик лет сорока, в несвежем медкостюме.

— Вы к кому? — настрой у него недружелюбный.

— Мне нужна помощь, — поворачиваю голову чуть в сторону. Он подошёл ко мне, поэтому рану видит четко.

— Где это тебя так жизнь приложила? — ехидно.

— Оступился и об угол стола…

— Прикольно. Ну пошли… — заводит меня, скорее всего в перевязочный кабинет. Долго рассматривает рану, потом ставит диагноз, — тут подшить надо…

— Ну так шей, — мое терпение на грани.

— Так волосы длинные, брить надо.

— Брей.

— Это тебе что, парикмахерская? — видно у него были иные планы на вечер, и я их наглым образом рушу. Достаю сто долларов и кидаю на стол.

— Брей и побыстрее, — кривит ебало, но делает. Самое интересное, машинка появилась мгновенно.

Двадцать минут и дело сделано. Встаю у зеркала, беру туже машинку и сбриваю бороду. Бля… на меня в отражении смотрит зэк, который только откинулся… Ну и рожа.

— Мне нужно заполнить на тебя документы. Мало ли, может тебя по башке кто стукнул… криминал…

Кидаю на стол ещё сто баксов.

— Разве ты кого-то видел? — разворачиваюсь, чтобы выйти. У входа стоит маленький холодильник, а на нем лежит прозрачный пакет, а в нем вязаная шапка. Достаю ее и натягиваю на лысую башку.

— Ээээ, я ее только купил, — отрываю этикетку и вкладываю ему в руку.

— За те бабки, что я тебе дал, купишь себе две новых пидарки. Бывай.

— Накинуть надо, за шапку-то, — кидает мне в спину, идущему к выходу.

— Бог подаст, — бросаю не оборачиваясь.

При въезде в город я видел автовокзал. Там и останавливаюсь. Сажусь на ночной автобус, даже не смотрю, куда он едет. Билет не покупаю, а договариваюсь с водилой. Так, перекладными, добираюсь до границы, а потом с пересадками в различных странах, добираюсь до Чехии.

Я знал, где учится Маша. Приходил два дня подряд, садился на лавочку напротив универа и просто сидел, надеясь ее увидёть. Пару раз она попадала мне на глаза, но всегда была в компании. Не хотелось, чтобы она впадала в истерику при посторонних. А сегодня звезды сошлись и вот…

Костя+Маша+Дерево = Реальность.

Долго думаю, что ответить на ее вопрос: «А что будет дальше?». Не сразу могу подобрать слова.

— Наверное, если ты не против, конечно, начнем все сначала… Попробуем жить, как обычные люди, — смотрю в её глаза с надеждой.

— Ну… раз ты уже интересуешься моим мнением, то… это прогресс… и мне будет интересно узнать, насколько расширились мои границы в наших отношениях.

— Знаешь, Маш… я уверен, что люблю тебя… — неожиданно для самого себя выдаю признание.

— Эмм… я боюсь, Кость, правда… только не торопи, — я благодарен ей за откровенность. И рад, что дает шанс. Но безумно хочется понаглеть…

— Все у нас будет хорошо, обещаю… Как тогда, в новогодние праздники. Снимем квартиру, наладим какой-нибудь бизнес… а потом, ты родишь мне сына, — глаза округляются и сразу выдает…

— Лет через пять…

— Договорились… через три, — и пока она не начала торговаться, целую.

Конец