Повелитель воронов

Глава 10

Если она сумеет пережить это путешествие, то Мартиса намеревалась убить своего бывшего господина в момент, когда станет свободной.

Она прошествовала мимо Гарна, поджидавшего её во внутреннем дворе. До недавнего времени, всю свою неприязнь она хранила для Шилхары и его неортодоксальных методов обучения, но Повелитель воронов ещё ни разу её не обманул. Она знала с самого начала, что он беспощадный учитель, и ожидала худшего.

А вот Камбрия изначально слукавил. Он предупредил о переменчивом характере и остром языке Шилхары, его силе и репутации, но преуменьшил её роль в качестве шпиона. Приключения не входили в план.

Делай то, в чём тебе нет равных. Наблюдай, слушай и запоминай каждую деталь. Он выдаст себя. Ни один человек, даже Шилхара, не сможет скрывать свои секреты вечно.

— Ха! — хмыкнула она со злостью, игнорируя недоумённый взгляд Гарна. Пока Повелитель воронов прекрасно скрывал всё, что может обрушить молот правосудия Конклава на его голову. Никаких доказательств влияния на него Скверны, и ни малейшего интереса к небесному присутствию бога. Если только Конклав не запрещает сбор апельсинов и кражу книг, то тогда да, Шилхара — покойник. В противном случае, у неё ничего нет.

Ничего, кроме сосущего ощущения под ложечкой и жёлчного страха, поднимающегося в горле при мысли о прятках в цитадели лича. Риск приехать и жить в Нейте стоил возвращения души. Но встреча с личем? Камбрия и словом не обмолвился о бесстрашной целеустремлённости Шилхары и наличии у него в соседях пожирателя душ.

Его тягловая лошадь встала рядом с ней и стала трепать шаль Мартисы лёгким дыханием. Та похлопала коня по шее и почесала шерсть за ремнём уздечки. Спокойный гнедой мустанг совсем не походил на норовистых скакунов Камбрии. Осёдланный и увешанный мешками с припасами, включая арбалет и пару длинных ножей, он также ждал Шилхару.

Мартиса взглянула на Гарна.

— Как думаешь, он ещё спит?

— Я не ложился спать, ученица. Имей немного терпения.

Стоя спиной к кухонной двери, она не заметила его появления. Как обычно, он двигался беззвучно. Мартиса поклонилась, чтобы скрыть смущение.

— Доброе утро, господин.

Шилхара окинул взглядом её шаль, длинную тунику и самодельные бриджи. Он не единственный, кто сегодня не сомкнул глаз. Мартиса провела оставшиеся часы до рассвета, кроя юбку и перешивая её в нечто, напоминающее клетчатые штаны, пригодные для верховой езды.

Шилхара был одет в свою обычную поношенную рубашку, потёртые чёрные штаны и сапоги. Его волосы, без привычной косы, спадали шелковистым водопадом за широкие плечи, обрамляя измождённое лицо. Несмотря на потрёпанный вид и усталость в глазах, в нём чувствовалась аура аристократа — мощный, наглый, уверенный в своём месте в мире. Мартисе иногда было трудно поверить, что он сын низкорожденной гурии.

Она отвела взгляд, испытывая неловкость от приятного покалывания, танцующего от ступней до поясницы. Она находила его привлекательным с момента первой встречи и даже после, когда он делал всё возможное, чтобы она в ужасе убежала из Нейта. Теперь, привыкнув к его поведению и убедившись в его честности по отношению к обитателям поместья, её ещё больше тянуло к нему. Она скрестила руки и молча укорила себя за подобные чувства. Надо играть свою роль, достичь цели. Цена её свободы росла с каждым днём.

— Что за мрачные мысли гнетут тебя в столь ранний час, Мартиса? — Его хриплый голос вырвал её из задумчивости, и она выпрямилась. — Ты что, уснула на ходу? Я дважды спросил, готова ли ты выезжать.

Извинения вертелись на кончике её языка.

— Я готова, господин. Лишь гадала, сколько продлится наше путешествие

— Большую часть дня. Мы разобьём лагерь в трёх милях от Ивехвенна, а к крепости доберёмся за час или два до захода солнца. В Нейт вернёмся утром.

День и ночь наедине. Даже больше, если она рассчитывает вернуться из крепости живой. Беспокойство воевало с тревожным возбуждением.

— Тогда не стоит медлить.

Его губы изогнулись, но он не ответил. Мустанг замер, когда Шилхара взял поводья, проворно перекинул их на широкую спину лошади и погладил коня по холке.

— Ты разжирел от равнинной травы, Комарик. Это путешествие пойдёт тебе на пользу.

У Мартисы округлились глаза.

— Комарик? Вы назвали своего коня Комариком?

Она уставилась на эту мускулистую и ширококостную гору, с таким обхватом груди, что ни каждый на него сядет, и высотой как минимум семнадцать ладоней в холке.

Комарик махнул своей огромной головой в её сторону, словно ставя заданный вопрос под сомнение. Из-за того, что он смотрел на неё сверху вниз восседая на жеребце, его облик стал более надменным.

— Стрекоза показалась мне неуместной.

В горле Мартисы забулькал предательский смех.

— Нет, — сказала она, отрывая взгляд и с усилием сдерживая смех. — Я полагаю, нет.

В глазах Шилхары промелькнула искра — так быстро, что Мартиса едва её заметила. Она усмехнулась и нежно провела рукой по мягкому носу Комарика.

— Большой мальчик… никто в жизни не догадается, как тебя зовут.

Гарн коротко усмехнулся и дал знак, что посадит её на спину Комарика. Но стоило слуге обхватить талию Мартисы, как Шилхара остановил его.

— Отпусти её, Гарн. Ты не поедешь с нами. Она должна сделать это без посторонней помощи. — Он наклонился и протянул руку. — Обхвати мою ладонь, Мартиса. Используй её в качестве опоры.

Она уставилась на изящную ладонь. Её пальцы задрожали в предвкушении магического покалывания, которое передастся от его прикосновения — его дар был настолько силён, что струился сквозь пальцы. Мартиса сжала его ладонь и тихо ахнула, тело будто пронзила молния, в следующее мгновение она оказалась за спиной Шилхары. Мартиса уверенно приземлилась на круп Комарика и сразу же поехала в бок, скользя в другую сторону. Дабы не упасть, ей пришлось вцепиться в рубашку и руку Шилхары.

— Глупая женщина, — огрызнулся он. — Усядься, пока ты не стащила нас обоих с этой клячи.

— Я пытаюсь.

Наконец, ей удалось сесть прямо. Шилхара хмыкнул, когда Мартиса обняла его за талию и крепко сжала. Ведомая единственным желанием — удержаться на месте, а не свалиться на землю, маячившую далеко внизу, — она действовала инстинктивно, не задумываясь о последствиях.

— Для такой малышки, у тебя хватка покрепче, чем у Гарна. Ты переломаешь мне все рёбра.

Он повёл плечами, чтобы она ослабила хватку.

Мартиса отпустила своего учителя и чуть не рухнула с Комарика во второй раз.

Разочарованный рык Шилхары разнёсся по всему двору.

— Держись за меня. Просто не души как змея.

— Мне очень жаль.

— Естественно. — Он хмуро посмотрел на неё через плечо. — Теперь ты готова?

— Да.

Мартиса смахнула влажные пряди волос, прилипшие ко лбу. Даже холодным утром она умудрилась вспотеть от усилий самостоятельно взобраться и удержаться на коне. На этот раз она легонько обхватила бока своего учителя, чувствуя, как напрягаются его мышцы, когда он повёл Комарика через двор. Гарн шёл подле них, кивая после каждого поручения Шилхары.

— Проверь юго-западный угол рощи. Мне показалось, одно из деревьев заболело. Если его нельзя спасти, то спили и сожги. — Они подождали, пока Гарн отопрёт ворота внутреннего двора. — Завтра мы вернёмся. Если этого не произойдёт, пусти Каеля по нашему следу.

Гарн нахмурился на последних словах. Как и Мартиса. Если удача на их стороне, они вернутся в безопасный Нейт и найдут Каеля на обычном месте под кухонным столом.

Она улыбнулась, несмотря на страх.

«С каких пор я начала думать, что Нейт безопасен?»

Мартиса попрощалась с Гарном, сжав его протянутую ладонь, когда они проехали через ворота. Перед ними, окутанные призрачным плащом тумана, простирались владения Нейта. Лишь кончики высокой равниной травы поднимались над мглой, трепеща, точно светлячки, словив яркий краешек восходящего солнца. Шилхара направил Комарика по пологой тропе, обвивавшей усадьбу полукругом, и привёл их к закрытому двору, усыпанному кладбищем битого камня. У ворот Шилхара произнёс несколько кратких слов. Замок щёлкнул и проскользнул по удерживающей его цепи, пока не лязгнул о металл. Петли мучительно запели, и ворота отворились. Ещё одно заклинание, и Мартиса увидела, как ворота закрылись за ними. Цепь ожила точно змея, скручивая и перекручивая себя вокруг прутьев, пока замок не захлопнулся с громким щелчком.

Более волнистый туман застилал главный тракт, перекатываясь тонкими приливами, которые разбивались об окаймляющие дорогу солнечные дубы. Капли росы свисали с корявых ветвей, как драгоценные камни, иногда падая на шерсть Комарика или плечи Шилхары. В отличие от капризных скакунов епископа, обозный конь поплёлся по дороге, отбивая чёткий ритм копытами.

— Господин, — прошептала Мартиса. — Могу я спросить вас кое о чём.

— Почему ты шепчешься? — Голос Шилхары, который никогда не был пронзительным, казалось, звучал громом в беззвучной мгле.

Вопрос застал её врасплох. Почему она шепчет? Они не выскользнули из Нейта, точно воры. В этих полуразрушенных руинах просто нечего красть. И всё же, нависшая над лесом своеобразная тишина чуть ли не требовала говорить более приглушённым тоном. А ещё Мартиса не могла избавиться от ощущения, что за ними наблюдают.

Она попробовала говорить громче:

— Почему Комарик не боится этой дороги? Епископу и мне пришлось идти в усадьбу пешком, потому что его кони встали на дыбы у начала тракта.

Его презрительное фырканье чуть не потонуло в тягостной тишине.

— Я мог бы бросить ремарку по поводу искусственной селекции лошадей и хозяев, но это старческое нытье и не ответ на твой вопрос. — Он наклонился вперёд и похлопал Комарика по шее. — Он привык. Первый раз я привёл его сюда, когда ему был всего год, и мне пришлось использовать успокаивающее заклинание, чтобы въехать на территорию Нейта. Проклятая магия — сильный сдерживающий фактор.

Он не преувеличивал. Даже сейчас, в сопровождении мага, который наложил подобную магию на лес, Мартиса не могла избавиться от тревоги. В воздухе повис аромат тёмной магии, порождающей демонов и затрагивающей узы силы.

Шилхара усмехнулся от её облегчённого выдоха, когда они выехали из тени аллеи на открытую равнину. Купаясь в бледном утреннем свете, среди редеющего тумана возник океан травы. Равнина раскинулась перед ними, уступая пологим холмам и плато, усеянным оливковыми и апельсиновыми рощами. Шилхара остановил Комарика и сделал глубокий вдох. Его талия поднялась под её руками, тёплая на ощупь.

— Когда Конклав изгнал меня в Нейт, я думал, что буду скучать по морю. Но оно есть и здесь, просто здесь волны из травы.

— Море — единственное, чего мне не хватало, когда я покидала оплот Конклава, — призналась Мартиса. Ритм прилива служил утешением в бесконечные годы тренировок.

Он взглянул на неё через плечо.

— Близость к морю была единственным спасительным преимуществом оплота.

Он пустил Комарика рысью, направляя его на восток, к восходящему солнцу и обители пожирателя душ. Больше они не говорили. Страдавшую от нехватки сна Мартису укачало в седле. Убаюканная покачивающейся походкой Комарика, она вскоре задремала, прижавшись щекой к спине Шилхары. Солнце согревало её плечи, а другой жар разливал тепло по груди. Она прижалась к нему, вдыхая пряный аромат табака матал и наслаждаясь почти забытым ощущением мужского тела.

Ей показалось, что она закрыла глаза всего на мгновение, когда резкое движение плечами и окрик: «Мартиса!» — заставили её проснуться. Она прищурилась затуманенным взором на простор белой рубашки и сдула длинную прядь чёрных волос Шилхары, прилипшую к её нижней губе. Над ней ярко и жарко светило солнце. От утренней прохлады не осталось и следа. Она потёрла горячую щеку, влажную от того места, где она прижалась лицом к его спине.

— Как долго я спала? — Её голос был почти таким же хриплым, как и его.

— Три часа. Может быть, чуть больше. — Он открыл один из тюков, привязанных к спине Комарика, и протянул ей бурдюк с водой. — Вот. Пей вволю. Тут недалеко есть ручей. Мы остановимся, напоим Комарика и наполним бурдюки.

Вода была прохладной и безвкусной, но на пересохшем языке казалась сладостней вина. Шилхара отмахнулся от бурдюка, когда она протянула ему.

— Спасибо, что дали мне поспать. Я устала сильнее, чем ожидала.

— Естественно, если перешивать гардероб в последнюю минуту.

Она рассмеялась и посмотрела на свои импровизированные бриджи. Его юмор никогда не переставал её удивлять. Хорошо, что она пожертвовала ночью сна. Попытки оседлать Комарика в юбке ни к чему бы ни привели.

— Твоё пение можно использовать как отдельную разновидность пытки, но у тебя прекрасный смех. — Его голос смягчился до шелковистого рокота. — Тебе надо почаще смеяться.

Мартиса покраснела от неожиданного комплимента.

— Спасибо. Вы иногда заставляете меня смеяться. — Она поспешила поправить себя, чтобы он не понял её замечания превратно: — Не над вами, конечно.

— Нет, конечно, нет. — В его голосе звучало веселье.

Она замолчала, довольная тем, что покачивается в такт лёгкой походке Комарика и осматривает окрестности. Спина Шилхары закрывала большую часть обзора спереди, но Мартиса всё равно восхищалась окружающими их равнинами и слушала шёпот травы, когда лошадь пробиралась через море голубых стеблей и семян. Вскоре равнина сменилась более холмистым ландшафтом, трава поредела, а оливковые деревья встали рядами на низких холмах. Стада овец и коз заполнили склоны, их отдалённое блеяние доносил горячий ветер, плывущий по земле.

Шилхара указала на место, затенённое рощей.

— Там протекает ручей. Если засуха не иссушила его, мы устроим привал.

Удача не покинула их. Ручей, бурлящий поток ледяной воды, вытекавший из растаявших снегов Драморинских гор, петлял по извилистой тропинке мимо сливовых деревьев, прежде чем повернуть на юг. Комарик ускорил рысь без всяких уговоров, страстно желая напиться и попастись на сочной траве, растущей у кромки воды.

— Тпру! — крикнул Шилхара. Конь остановился, нетерпеливо перебирая копытами, ожидая, когда хозяева спешатся и освободят его от припасов. Шилхара накинул поводья на шею животного и шлёпнул его по крупу.

— Давай, парень! — сказал он. — Наслаждайся, пока можешь. Мы не задержимся здесь надолго.

Мартиса нашла удобное местечко в густой тени молодой сливы и принялась опустошать мешки. Сосредоточившись на том, чтобы развернуть и разложить еду, которую Гарн упаковал им в дорогу, она не замечала действий Шилхары, пока до её ушей не донёсся всплеск, сопровождаемый цветистой цепочкой ругательств. При виде этого зрелища у неё перехватило дыхание.

Шилхара последовал за Комариком к ручью. Присев на корточки у берега, снял рубашку и облил водой плечи и руки. Ручейки прочертили блестящие дорожки на коже, потемневшей до гладкого орехово-коричневого оттенка за дни, проведённые под южным солнцем. Волосы прилипли к широкой спине и изогнулись вдоль рёбер. Несколько влажных прядей упали вперёд и обвились вокруг предплечий. Он был худощавым мужчиной с тонкой талией и длинными мускулистыми руками, но в высоком жилистом теле сокрыта дюжая сила. Она видела, как он с лёгкостью перетаскивал тяжёлые ящики в телегу Гарна. Он произносил заклинания, которые могли бы поставить на колени менее могущественного мага, и за один день мог собрать апельсинов намного больше, чем она и его слуга вместе взятые.

Она сглотнула, во рту пересохло, словно от пыли, когда он набрал в ладони воды и вылил себе на голову. Дрожь сотрясла его тело, но он повторил этот жест ещё дважды, прежде чем вытереть лицо сброшенной рубашкой. Шилхара был прекрасен — этюд гибкой грации и едва сдерживаемой силы.

Когда он поднялся, она сделала вид, что роется в пустых мешках.

— Что упаковал нам Гарн? И самое главное, есть ли вино?

Повернувшись к нему, она приняла безмятежный облик. Мартиса понадеялась, что её учитель не заметит, какое впечатление произвёл на неё, окутанный блеском воды и солнца. Её усилия были почти напрасны. Он уселся рядом с ней, так и не надев рубашку, открыв взору Мартисы каждый мускул на плечах и груди. Пятна света плясали на его лице и руках, смягчая строгие черты лица. Его волосы свисали по спине, мокрые и гладкие, как тюленья шкура.

— Мартиса? Ты не сводишь с меня глаз.

Он посмотрел сначала на неё, а потом на смятый винный бурдюк в её руке. Омертвев от страха, что он заметил, какое гипнотическое произвёл на её впечатление, она протянула ему вино и стала лихорадочно соображать, что бы сказать.

«Шрам!»

Она залюбовалась Шилхарой, почти не обратив внимания на белый воротник сморщенной кожи, обвивавший шею. Но теперь, когда его пытливый взгляд пригвоздил её к месту, то нашла готовое оправдание, каким бы грубым оно ни казалось.

Она коснулась собственного горла.

— От чего он?

Шилхара глотнул вина, а потом положил руки на расставленные колени. Винный бурдюк повис между пальцами.

— Я впечатлён. Ты продержалась несколько недель, прежде чем тебя одолело любопытство.

«Не совсем».

Ей было любопытно, но лучше уж он сочтёт её снующейнос не в своё дело, чем она признает, что не могла оторвать глаз от того, как он купался в ручье. И учитель ничуть не облегчал задачу, сидя тут перед ней с голой грудью. Мартиса отодвинулась, чтобы разобрать завёрнутые в ткань припасы. Еда была простая. Хлеб, варёные яйца, оливки и неизменные апельсины. У Шилхары скривилась верхняя губа, когда цитрус подкатился к нему.

— Мне было одиннадцать, когда я его получил. — Он провёл пальцем по морщинистому шраму. — Наказание за воровство.

Мартиса ахнула.

— Вы были совсем ребёнком!

— Я был вором, и хорошим. Большинство дней. Но голод ослабляет, замедляет. Я был недостаточно быстр, и меня поймали.

Он протянул ей вино и потянулся за яйцом. Мартиса с болью в груди наблюдала, как явственнее проступают морщинки вокруг его губ.

— Что вы украли?

Наверняка что-нибудь ценное. Кошелёк богача, зеркало тщеславной женщины, украшенное драгоценными камнями, кусок бесценного шелка из лавки неповоротливого торговца.

— Апельсин.

Бурдюк выпал из её дрожащих пальцев. Винная лента подобно струйке крови потекла по траве. Шилхара схватил бурдюк и заткнул его пробкой, прежде чем пролилось бы ещё больше жидкости.

— Смотри, что творишь, девчонка! Мне это вино не задаром досталось.

В его окрике больше не слышалось привычной резкости. Ошеломлённая его словами, Мартиса вытаращила глаза.

— Кто-то душил вас из-за апельсина?

Ей стало дурно. Столь безжалостное возмездие по отношению к ребёнку, который просто хотел есть. Обстоятельства её собственного детства бледнели в сравнении с этим. Её продали, но хозяин обошёлся с ней достаточно честно. Будучи рабыней, она испытывала острое, как бритва, презрение, но никогда — голод. У неё скрутило живот.

Шилхара оторвал кусок хлеба от буханки, которую развернула Мартиса, и откусил. Он прожевал кусок, не отрывая взгляда от её лица. Прежде чем заговорить, запил еду ещё одним глотком вина:

— Прибереги свою жалость для более достойной жертвы. Я выжил, потому что мой дар гораздо более сговорчивый, чем твой. Он проявился, когда меня душил палач, и я обмочился перед толпой матросов, шлюх и одного или двух священников Конклава, — последнее он произнёс с испепеляющим презрением.

— Что именно произошло?

Он пожал плечами.

— Я почти ничего не помню, кроме того, как отчаянно боролся за каждым вздох. Внезапно мне показалось, что кто-то поднёс факел к моей крови. Только этим факелом был я сам. После уже ничего не помнил, пока не очнулся в доме священника Конклава. Похоже, мой дар создал столб священного огня. Я ушёл живым и невредимым, если не считать этого красивого ожерелья и голоса, который всё же поёт лучше твоего. Но палач сгорел, вместе с частью причала.

У Мартисы отвисла челюсть.

— Крылатый Берсен, неудивительно, что Конклав вас боится. Такой дар, взращённый годами обучения и практики, непостижим.

— Так вот почему ты здесь?

Она моргнула.

— Что?

Губы Шилхары снова скривились, но на этот раз усмешка была связана не с ненавистным апельсином.

— Так вот почему ты здесь? — повторил он вопрос. — В Нейте? Конклав боится меня?

Ветер подхватил пряди его высыхающих волос, хлестнул ими по лицу. Несколько прядей взметнулись к ней, лаская щеку.

Мартиса напряглась, а потом взяла яйцо, разбила и очистила скорлупу. Она заглянула в пристально взирающие на неё полуночные глаза, сдерживая дрожь пред проницательным взглядом, взывающим открыть все свои секреты.

— Я здесь, потому что вы попросили об ученике, господин.

Он фыркнул.

— О, да. И вечно услужливый Конклав прислал мне нерадивого послушника.

Мартиса ощетинилась от его насмешки. Если бы не она, он бы до сих пор куковал в своей библиотеке, разбирая стопки непонятных томов в бесполезной попытке разыскать свой драгоценный ритуал. Она впилась в яйцо с такой силой, что у неё щёлкнули зубы.

Кривая усмешка смягчила насмешливый взгляд. Губы дрогнули.

— Выскажись, Мартиса. Я не хочу постоянно оглядываться до самого конца путешествия, потому что ты достаточно зла, чтобы всадить мне нож между лопаток.

Больше не заботясь о том, что он сочтёт её нахалкой, Мартиса выхватила у Шилхары из рук бурдюк, откупорила и выпила. Сладкое и крепкое вино придало ей ещё больше уверенности, чтобы выплеснуть своё разочарование.

— Вы просили послушника, который мог бы творить мелкие чары и переводить с древних языков. — Она ткнула в него недоеденным яйцом. — Чары выше моих способностей, но не ваших. На самом деле, я не нужна вам как маг. А что касается древних текстов? Я лучше, чем большинство первосвященников, умею расшифровывать. И это не пустое бахвальство.

Она сердито взирала на него. Пусть только посмеет снова насмехаться над ней.

— Не пустое бахвальство, — повторил он. Его чёрные глаза оценивающе заблестели. — Тогда докажи. Помоги мне найти те страницы. Переведи и дай средство уничтожить Скверну.

— А зачем, по-вашему, я здесь, господин?

Она задумалась, как он отреагирует, если она швырнёт в него яйцом.

Шилхара изогнул бровь.

— Не оскорбляй меня. Что бы ни заставило тебя добровольно отправиться в логово пожирателя душ, оно не имеет ничего общего с необходимостью доказывать свой талант — особенно мне.

Он жестом попросил её вернуть ему бурдюк с вином.

— Доедай поскорей. Мы что-то засиделись.

Она не стала спорить, разрываясь между облегчением от того, что он не стал копаться глубже в причинах её пребывания в Нейте, и разочарованием от потери чувства товарищества, которое ненадолго расцвело между ними. А ещё Мартиса никак не могла решить, испытала ли она облегчение или разочарование, когда Шилхара натянул на себя рубашку.

Они быстро расправились с обедом и упаковали оставшиеся припасы. Мартиса вымыла руки в ручье и ополоснула лицо. Ледяная вода прогнала сонливость, так манившую растянуться на прохладной траве и подремать до самых сумерек. Когда она вернулась к месту, где они разбили временной лагерь, Шилхара уже привязал к седлу сумки и оружие.

Он вскочил на спину Комарика и снова протянул ей руку.

— На этот раз без особого энтузиазма, Мартиса. Я не хочу приземлиться задницей в грязь.

Её вторая попытка вскарабкаться на Комарика оказалась куда более успешной, чем первая, и они отправились в Ивехвенн размеренным шагом. По пути Шилхара занимал её тем, что указывал на разные фермы и рассказывал об их владельцах. Он был хорошо знаком с окрестностями: кто что выращивал и какая обычно царила в этих краях погода, ведал, где лучшие охотничьи угодья и самые коварные речные стремнины, где росли самые сладкие апельсины — естественно, не такие хорошие, как у него, — и самые сочные оливки. Особенно хорошо Шилхара разбирался в делах и характере местных землевладельцев. Для человека, который активно избегал гостей и практически вёл жизнь отшельника, он знал очень много о своих соседях.

Мартиса внимательно слушала, наслаждаясь рассказом и грубым тембром его голоса. Она практически забыла о цели их путешествия, пока они не поднялись на небольшой пригорок и не оглядели долину внизу.

Шилхара указал на изящное строение посреди долины.

— Ивехвенн.

Охваченный красными лучами послеполуденного солнца Ивехвенн сиял, как драгоценный камень на ложе из зелёного бархата. Замок — скромное строение с высокими изящными шпилями и изогнутыми арками из перламутрового камня — переливался всеми цветами радуги. Вдоль садовых дорожек выстроились деревья, чьи ветви клонились до самой земли от тяжести всевозможных плодов. Каскады воды из фонтанов орошали цветы, распустившиеся пышными гроздьями всевозможных оттенков. Трава в долине зеленела и густела, не тронутая засухой, опалявшей землю позади неё.

Мартиса лишилась дара речь от открывшейся перед ними картины, до боли впившись пальцами в бока Шилхары.

— Как красиво! Кажется, что оно нереально.

— Так и есть. Но все неодарённые видят Ивехвенн именно таким. Такова сила ловушки. Приглядись.

Пока он вёл Комарика вниз по склону, Мартиса щурилась и моргала. Усыпанные драгоценностями замок и сады колыхались пред её взором, словно мираж в полуденном зное. Живописная и соблазнительная на первый взгляд, иллюзия рассеялась, обнажив чёрный, искривленный пейзаж. Как и Нейт, Ивехвенн представлял собой руины. Только в отличие от дома Шилхары, здесь пахло смертью. Фруктовые деревья и цветы, пышно разросшиеся под властью иллюзии, были не более чем уродливые, сгнившие ветви и спутанные сорняки. Неровные следы давнего пожара оставили шрамы на северном фасаде замка, словно в него несколько раз ударила молния, и он сгорел. В одном крыле обрушилась крыша. Оставшееся цеплялось, как древняя кожа за скелет искорёженных стропил. Полосы травы исчезли, превратившись в потрескавшуюся землю и расколотый камень.

Более того, от гнетущей тишины долины Мартису пробил озноб. Даже в поражённом засухой и выбеленном солнцем Нейте пел хор жизни. Жужжание насекомых, непрерывное карканье везде снующих ворон, блеяние и фырканье скота на ферме — всё это делало Нейт живым. Даже лес, покрытый проклятой магией, обладал своей жизнью. Здесь всё было по-другому. Ивехвенн выглядел нарывающим гнойником, который опустошал землю вокруг него, пока не осталось ничего, кроме плоского неба и зла, которое никогда не дремлет.

— Спокойствие, ученица. Я бывал здесь раньше и вышел целым и невредимым. Этот раз не станет исключением.

Шилхара крепко сжал вожжи внезапно занервничавшего Комарика. Мартиса оторвала пальцы от рёбер Шилхары и сделала глубокий вдох. Она не хотела терпеть ужасную смерть от рук пожирателя душ. Страницы, ради которых они рисковали своими душами, должны быть достойны опасности.

Они всё медленнее и медленнее спускались по склону холма, пока Комарик не прижал уши к голове и отказался сделать дальнейший шаг.

— Отсюда пойдём пешком. — Шилхара подождал, пока Мартиса спустится со спины мустанга, и последовал за ней. — Я не стану силой загонять животное в Ивехвенн. Комарик никуда не уйдёт.

Он отвязал и зарядил арбалет, привязал колчан с болтами за спину и засунул два длинных ножа в ножны за пояс. Мартиса вытерла влажные ладони о брюки. Никогда ещё охота за сокровищами не была такой смертоносной. Она посмотрела на стоящего перед ней Шилхару, вооружённого до зубов. Несмотря на уверенный тон, он не хотел рисковать. Сильная магия — его величайшая защита, но лишний острый нож или даже два никогда не помешают.

Шилхара поднял арбалет.

— Он бесполезен против лича, но бандиты, которых он заманил в свою паутину, тоже опасны, если ещё живы. В Ивехвенне нас может поджидать не только пожиратель душ.

— Как будто его одного мало. — К собственному удивлению, Мартиса сорвалась до пронзительного визга.

Бесстрашная улыбка Повелителя воронов придала ей смелости.

— Считай это испытанием. — Он дотронулся до ножа. — Знаешь, как обращаться с этой штукой?

Она покачала головой, отчаянно желая дать другой ответ.

— Скот я закалывала, а вот людей — нет.

Шилхара пожал плечами.

— Разницы особо никакой. И всё же ты представляешь большую опасность для меня и для себя, если я доверю тебе оружие.

Он наклонился и вытащил маленький кинжал, спрятанный в сапоге.

— Вот. Найди место, куда его засунуть. Тебе лучше вооружиться чем-нибудь. — Он наклонил голову, и его ухмылка стала шире. — Если ничего не поможет, ты всегда можешь запеть.

В любое другое время Мартиса рассмеялась бы над его шуткой, но в этот раз лишь слабо улыбнулась. Она взяла нож и пустой мешок для сбора урожая, который ей протянул Шилхара.

— Я думала, мы просто пришли за бумагами.

Он накинул поводья на шею Комарика и направил коня обратно к холму.

— Именно. И молись всем богам, чтоб эти бумаги всё ещё были в библиотеке, а не использованы ныне почившим вором, чтобы подтереть себе задницу. — Он сделал ей знак следовать за ним в долину. — Там могут быть и другие книги, тома, ценность которых ты можешь быстро определить. Тебе будет легче нести их в мешке.

Как только они достигли развалин сада, Шилхара остановил её.

— Дай руку. — Он нетерпеливо вздохнул, заметив её нерешительность. — Мне нужно прикоснуться к тебе, чтобы сработало заклинание плаща.

Она вложила свою руку в его ладонь и ахнула. Вибрация силы в его пальцах поднялась вверх по её руке и сосредоточилась в груди. Мартиса чуть не отдёрнула руку. От напряжения в рёбрах пришлось схватиться за бок. Что-то проснулось, некое осознание, но независимое от её контроля. Ощущение пронзило тело, ища и хватаясь за заклинание, которое связывало её с Шилхарой. Прежде чем она успела усомниться в его присутствии, ощущение исчезло, как будто кто-то захлопнул и запер дверь.

Тёмные глаза мага задумчиво заблестели.

— Ну-ну. Какую тайну ты только чуть не раскрыла? — Тёплые и пленительные, его пальцы сжали её ладонь.

— Даже не знаю. — Она потёрла место над грудью. — Я никогда не испытывала ничего подобного. — Почти умершая надежда робко зажглась в сердце. — Может, это мой дар?

Она сжала пальцы Шилхары, и трепет при входе в крепость лича сменился нарастающим возбуждением.

Он пожал плечами.

— Возможно. И он не мог выбрать худшего времени, чтобы проявить себя. — Он отпустил её ладони, оставив после себя покалывание в руке и ореол золотого света на кончиках пальцев. — Сосредоточься на бумагах. Когда мы доберёмся до Нейта, у нас будет достаточно времени, чтобы узнать, что именно вызвало моё заклинание.

Они шли по извилистой тропинке через сады, избегая колючих чёрных лоз, усеивающих дорожки. Ноздри Мартисы дрогнули. Здесь витал запах старой смерти. Не вонь разлагающегося трупа, а сухой, удушливый запах осквернённой могилы и только прах мёртвых приветствовала незваного гостя. Она вздрогнула, когда они прошли мимо мужчины, лежащего у разбитого фонтана. Превратившись в пугало из хрупких костей, обмотанных шерстяными лохмотьями, скелет уставился на них пустыми глазницами. Челюсть отвисла, руки вцепились в череп, как будто он всё ещё кричал.

Шилхара схватил её руку. Тёплый шёпот коснулся уха:

— Приготовься, Мартиса. Таких, как он, в Ивехвенне множество.

После этого она следовала за ним по пятам, несколько раз наступая на пятки, пока Шилхара не бросил на неё угрожающий взгляд. Мартиса до боли сжала зубы, лишь бы те не стучали от страха. Закутанная в защитное заклинание, сопровождаемая могущественным и хорошо вооружённым магом, Мартиса никак не могла избавиться от желания сбежать. У спокойно пасущегося на склоне холма Комарика было больше здравого смысла, чем у них.

Темнота хлынула как кровь из входа в крепость. Большие двери, всё ещё сохранившие остатки былой красоты под расщеплённой древесиной, косо свисали со сломанных петель. Шилхара подул на пальцы. Три точки зелёного колдовского огня поднялись из его рук и поплыли в воздухе перед ним. Они расширялись и сливались, образуя полыхающий факел.

Он остановился в дверях.

— Смею предположить, мне не нужно напоминать, чтобы ты держалась рядом. — Он не смотрел на неё, говоря это, но веселье в его голосе напомнило ей, что она практически его обнимает. Мартиса залилась краской и попятилась. — Если разделимся, я, возможно, никогда тебя не найду, а ты, возможно, никогда не выберешься отсюда. Залы и комнаты этого замка ведут не только в комнаты.

Несмотря на летнюю жару, по рукам Мартисы побежали мурашки. Они вошли в замок, ведомые парящим факелом Шилхары и его воспоминаниями о первом набеге на Ивехвенн. Мартисе захотелось заткнуть рот, когда по коже заструилось прикосновение и прогорклый запах чёрной магии. Колдовской свет не столько прогонял тьму, сколько удерживал на расстоянии. В этой части замка крыша всё ещё сохранилась, и Мартиса почти ничего не видела, кроме зелёного свечения. Когда они двинулись вперёд, она мельком заметила покрытый толстым слоем пыли кафельный пол, усеянный непонятным набором предметов: бурдюками, свёрнутыми одеялами, потухшим факелом, оружием всех видов. Вещи, брошенные давно сгинувшими со свету путешественниками.

Они миновали троицу путников у лестницы. Как и их несчастный двойник в саду, все трое растянулись на полу клубком костей и истлевшей одежды. Сломанные игрушки, выброшенные злобным ребёнком. Защищённые от стихий, на их телах сохранились следы мумифицированной плоти, которая тянулась тонким пергаментом над черепами, окружёнными спутанными волосами. Тень предсмертного крика отпечаталась на иссохших лицах.

Снаружи замок казался скромных размеров, но, как сады и сама долина, всё это было иллюзией. Внутри он превратился в бесконечный лабиринт. Мартиса потеряла счёт коридорам, по которым они прошли, и лестницам, по которым поднялись. Они проходили через залы, то утопающие в тени, то купающиеся в красном свете заходящего солнца. Шилхара ни разу не замедлил шаг, не остановился, чтобы проверить своё местоположение. Казалось, он так же хорошо знаком с лабиринтом Ивехвенна, как и с лабиринтом Нейта. Мартиса уже собралась спросить его, сколько им ещё идти, когда он замер у приоткрытой двери.

Она чуть не врезалась ему в спину. В какой-то момент их блужданий она схватила его сзади за рубашку, чтобы не потерять. Он потянул за одежду, пока она не ослабила мёртвую хватку.

— Библиотека, — прошептал он. — Если нам повезёт, бумаги там, и мы сможем убраться отсюда до наступления темноты.

Тогда она чуть не оттолкнула его в сторону. Блуждать по этому проклятому склепу при свете дня и так малоприятно. Она собиралась убраться от этого замка как можно дальше, пока солнце не село.

Шилхара выгнул бровь.

— Мои извинения, ученица. Я стою у тебя на пути.

Он поклонился в шутливом извинении и жестом пригласил её пройти в библиотеку.

Хотя ей очень хотелось найти бумаги и сбежать из Ивехвенна, Мартиса осторожно переступила порог. Висевший рядом с ней колдовской факел отбрасывал изумрудную дымку на покрытую пылью роскошную комнату. Она глубоко вздохнула, поражённая видом огромных книжных шкафов, набитых, несомненно, тысячелетним знанием.

— Не стой и не пялься, женщина. Или ты собралась здесь заночевать?

Мягкое предостережение Шилхары положило конец оцепенению, и Мартиса принялась обыскивать комнату. Библиотека превратилась в руины, мебель была перевёрнута, а свитки — рассыпаны по полу. Пергамент разбросали беспорядочными узорами, заткнули в углы, зажали между стульями и столами. Наверняка здесь порыскал кто-то ещё, помимо Шилхары. Она не думала, что он был бы так небрежен с подобными трудами. Она озадаченно посмотрела на него. Он пожал плечами.

— Я не похож на воров, которые обыскивали это место. Во-первых, я пережил этот опыт, а во-вторых, я знаю, что богатство не всегда измеряется монетой. Те, кто обычно отваживается на Ивехвенн, интересуются книгами только как источником топлива для костра. Это святотатство не моих рук дело.

Он положил арбалет на стол так, чтобы до него можно было легко дотянуться, и присел рядом с ней, перебирая бумаги.

— Просто собери их в кучу. Уверен, я оставил их здесь, и судя по тому, как выглядит эта комната, тот, кто заявился сюда после, не был заинтересован в хорошем чтении.

Мартиса сложила пергамент, голые руки горели от запаха магии лича. Как только они доберутся до ручья у сливовых деревьев, она искупается и сожжёт одежду, которая сейчас на ней. Распоряжение Шилхары захватить дополнительный комплект теперь обрело смысл.

Сумка почти заполнилась и отяжелела на плече. Шилхара встал и помог ей подняться.

— Солнце почти село. Нам нужно уходить.

Она уже собиралась сказать ему, что у неё нет ни малейших возражений, как ледяной страх внезапно сковал кожу, сделав неподвижной. Библиотека поплыла перед глазами, её стены искривились и покрылись трещинами. Что-то поджидало их снаружи. Что-то зловещее. Прожорливое. Мартиса схватила Шилхару за руку. Его строгие черты, омытые зелёным колдовским светом, были напряжены.

— Что-то приближается, — прошептала она.

Его ноздри раздулись, чувственные губы вытянулись в оскал.

— На нас открыли охоту.

Он поднял арбалет, схватил Мартису за запястье и бросился к двери.

Ужас словно подарил её ногам крылья, и она легко подстроилась под его длинный шаг. Они остановились на лестничном пролёте. Из дальнего конца чёрного коридора, клубясь бело-кровавым пятном и поднимаясь к ним по лестнице, мчался призрачный туман.

Шилхара выругался и повернул в обратную сторону, вывернув руку Мартисы, когда он помчался через площадку к другой лестнице. Он резко затормозил, так как ступени полетели вниз, и на первый этаж обрушился каскад из гниющих досок. Бежавшая за ним Мартиса в последний момент повернулась боком, безуспешно пытаясь не врезаться в своего учителя. Она потеряла равновесие. Мартиса ударилась об пол, и по её бедру прокатилась волна боли.

— Нет! — взревел Шилхара, рухнув на пол вместе с ней. Инерция вынесла её через зазубренный край балкона, и её крик эхом разлетелся в пещерообразной темноте. Нож и арбалет Шилхары полетели вниз, последний проскользнул по плечу Мартисы и с грохотом ударился об пол первого этажа.

Боль в бедре была просто слабым покалыванием по сравнению с агонией, разрывающей плечо и спину. Мартиса повисла в воздухе, удерживаемая одной лишь железной хваткой Шилхары. Он сидел на полу, упёршись одной ногой в сломанный пилястр, чтобы она не утащила его за собой с площадки.

— А я и не подозревал, что ты так много весишь, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Мартиса почти не слышала его. Темнота внизу зияла, как открытая пасть, готовая поглотить её. Призрачное облако остановилось на площадке, перекатываясь и поворачиваясь обратно. Словно почувствовав беспомощность своей жертвы, оно набрало скорость. Мартиса чувствовала его голод, жажду самой сути жизни. Её и Шилхары.

Её запястье и предплечье горели, натёртые грубой ладонью Шилхары, так как она медленно выскальзывала из его хватки.

— Отпусти, — прошептала она. — Ты обещал мне быструю смерть.

Раздроблённые кости на камнях предпочтительнее того, что планировал с ней сотворить пожиратель душ.

Шилхара сжал её так крепко, что у неё онемели пальцы.

— Не утомляй меня, — прорычал он. — У тебя бумаги и знания, чтобы перевести их.

Если бы она не висела в воздухе и не столкнулась лицом к лицу с неминуемой гибелью от долгого падения или жадного аппетита лича, то рассмеялась бы. Её спаситель поспешил заявить о мотивах спасения, и они не имели ничего общего с благородством.

Лич подплыл ближе, неся с собой зловонный запах зла. За его туманной формой искривились и расплавились стены и площадка. Шилхара выругался и произнёс знакомое заклинание, которое, как надеялась Мартиса, он никогда больше на ней не использует. Магия подбросила её вверх, достаточно сильно, чтобы сердце ушло в пятки. Она замахала руками в воздухе. Шилхара немедленно вызвал заклинание спуска, и она упала к нему с развевающейся туникой, сумкой и волосами. Он ловко поймал её и так же быстро вырвал из своих объятий.

Его руки ощупали её бока.

— Сумка. Не потерялась. – Его и без того хриплый голос осип от облегчения.

«Да кому нужны эти бумажки?», — хотелось ей закричать. Они не выберутся из Ивехвенна. Пожиратель душ почти рядом, окутывает их туманом холодного, гнилостного воздуха. Она вскрикнула, когда Шилхара притянул её к себе и крепко обхватил за талию.

— Держись и не сопротивляйся.

Он не дал ей времени на расспросы. Агония пронзила тело Мартисы, в глазах потемнело. Она выгнулась навстречу ему, её пальцы вцепились в его руки, когда он чуть не переломал ей ребра в сокрушительных тисках. Замок поблек, став серым и туманным. Яростный вопль ударил ей по ушам. Когда она пришла в себя, то обнаружила, что всё ещё находится в удушающих объятиях Шилхары, но уже в другой комнате.

— Что?.. – сорвалось с её губ, прежде чем он прервал её:

— Ещё не безопасно. Лич следует прямо за нами.

Встревоженная странным тоном его голоса, Мартиса подняла голову. Пепельно-серый под бронзовой кожей, губы вышелушены почти до белизны. Кровь тонкой струйкой потекла из левой ноздри и рассекла верхнюю губу.

— Ещё раз, — приказал он.

На этот раз она была более подготовлена, хотя боль и сокрушительный вес заклинания почувствовались одинаково мучительными. Они переместились в переднюю, окружённую останками мертвецов. Ещё больше крови хлынуло из носа Шилхары, капая с подбородка. Он споткнулся, вцепившись в Мартису как для равновесия, так и для того, чтобы протащить её за собой через узы заклинания.

— Прекрати. — Она вытерла рукавом его нос, пытаясь остановить алый поток крови. Её усилия оставили пятно на его щеке и красное пятно на её рубашке. — Ты убиваешь себя.

Она читала о заклинании, которое он использовал. Его называли полусмертью, оно из чёрной магии и запрещено Конклавом. Чрезвычайно сложное, но очень удобное в таких трудных ситуациях, как эта, и оно, как известно, убивало магов, которые его использовали.

Его глаза глубоко запали на бледном лице.

— Лучше смерть, чем рабство.

Это замечание поразило её сильнее, чем если бы он сжал кулак и ударил её. Мартиса знала, что он имеет в виду лича, но его короткая декларация заключала в себе все мотивы, все причины и оправдания того, почему, прежде всего, она оказалась здесь с ним.

Шилхара сделал глубокий вдох, в котором булькнула кровь.

— Ещё раз. Я смогу повторить его ещё раз.

Мартиса сомневалась в этом, но даже ослабленный собственными заклинаниями, он намного сильнее её. Самое большее, чем она могла помочь, это устоять на ногах и поддержать его, когда он упадёт после третьего раза. А это неизбежно будет. Немногие маги когда-либо накладывали полусмерть несколько раз, и ни один из них не устоял на ногах после этого.

Третий раз заставил её закричать. С таким же успехом она могла упасть со второго этажа замка. Они переместились во внешний двор под сумеречное небо. Шилхара рухнул на неё. Пошатнувшись от удара заклинания, Мартиса не устояла под его весом, но сумела опустить их обоих на колени. Маг безжизненно выскользнул из её объятий, залитый кровью и более холодный, чем закоченевший труп.

Позабыв о собственной боли, Мартиса осторожно положила его на пыльную землю. Её пальцы трепетно пробежали по его запачканному рту и стали влажными, когда она прижала их к его груди и алым остаткам рубашки.

— Не смей пока умирать, ублюдок. — Её голос дрожал так же сильно, как и рука.

Внемлила ей лишь околдованная тишина.

Тени заколыхались и заскользили по двору, когда солнце опустилось за холмы, окружающие долину. Инстинкт боролся с состраданием. Внутренний голос кричал убираться отсюда. Бежать, немедленно. Комарик ждал её на склоне холма, и жертва Шилхары помогла ей выиграть время. Мартиса снова коснулась его лица, измождённого и безжизненного в странном лунном свете. Может, он и мёртв, но она не могла его оставить. Не здесь, в этой мрачной яме, где время и ветер превратят его тело в высохшую скорлупу, отвергнутую самой землёй, на которой оно лежало.

Мышцы, уже поражённые заклинанием полусмерти, протестующе горели, когда она поднялась и просунула руки ему под мышки, чтобы поднять. Она протащила его мимо увядших садов, настороженно поглядывая на разрушенное логово лича. Шилхара сказал, что существо преследовало их по пятам после того, как они в первый раз сбежали от него через астральные двери заклинания. Мартиса содрогнулась от воспоминания о его яростном вопле, когда пожиратель душ сообразил, что его жертва сбежала. Она молилась, чтобы он всё ещё скрывался в крепости, выискивая ускользнувшую добычу.

Её молитвы были напрасны. Намереваясь вытащить Шилхару со двора на относительно безопасный склон холма, она слишком поздно заметила призрачную дымку пожирателя. Существо ударило, перекинув Мартису через дорожку невидимыми руками. Она врезалась в мёртвое дерево с такой силой, что перед глазами заплясали чёрные точки. Грубая кора разорвала тунику и оцарапала спину зазубренной лаской.

Она покачала головой и попыталась встать, пошатываясь, когда двор накренился и закружился перед глазами. Окруживший её туман преобразился, приняв гротескные очертания человека и паука. Щупальца ледяного облака выползли из тени раздутого живота и обвились вокруг лодыжек и запястий Мартисы. Она дёрнулась, цепляясь за тонкие отростки, которые накрепко обвили руки.

Образы последних жертв, павших перед голодом лича, маячили в сознании. Мартиса понимала, почему на их истлевших лицах застыло такое мучительное выражение. Ей тоже хотелось кричать, снова и снова, пока это усилие не согреет её леденящую кровь и не напомнит, что она всё ещё жива, дышит и держит свою жизненную суть. Клочья тумана тянулись вдоль её рук — тонкие волоски на лапах паука, когда он приближался к своей пойманной добыче. Её крики застряли в закрытом рту, и она отвернула голову от змеящейся линии, вьющейся к её ноздрям. Все усилия были тщетны. Лич проник в неё, вливаясь в её тело и дух со злой целью.

Мартиса закричала, тонкий стон потонул в миазмах, пропитавших каждую пору её тела. Ощущение опустошения ослабило конечности. Если бы она не была связана в паутине лича, то рухнула бы оземь. Холод тёк по венам, заменяя тёплую кровь, пока лич питался ею. Сердцебиение затихало, заглушённое пронзительным визгом, который, казалось, исходил от сотен голосов. Серые, колеблющиеся тени трепетали перед её взором, колотя кулаками по невидимым стенам — воспоминания и останки людей, высосанные досуха, пребывающие в вечном отчаянии.

«Только не так, — подумала она. — Только не так».

Всё, чем она рисковала, придя сюда — шанс на свободу, жизнь без ошейника раба, даже, возможная смерть, но быстрая, — рассеялось как дым в лапах бессмертного паразита.

Туман сгущался, питаясь силой её духа и нарастающим отчаянием. Мартиса вспомнила Камбрию, его самодовольное лицо, когда он провёл перед её глазами камнем с душой, последней приманкой, заставлявшей её выполнить его приказ. Лич не получит её целиком. Верховный епископ Конклава обладал частицей её духа. Невидимая и сковывающая цепь, разорванная только её смертью или жертвой Повелителя воронов.

Сквозь непрозрачный, окутавший её саван она увидела распростёртого на выжженной земле Шилхару, истекшего кровью от собственного заклинания. Лич не тронул его, и необъяснимое горе перемешалось с безнадёжностью. Он мёртв, пал при попытке спасти их от алчной пасти чудовища, которое теперь пожирало Мартису. Гнев и желание остаться свободным спасли его.

Лучше смерть, чем рабство.

Эти слова эхом отозвались в её застывших мыслях, действуя как катализатор, чтобы освободиться от удушающей хватки лича. Она не хотела умирать, но этот ужас был намного хуже. Белый огонь сжёг леденящий холод, который втащил её в бездонную утробу лича. Она не умрёт. Только не так.

— ТОЛЬКО НЕ ТАК!

Вырвавшийся из забитого вонючим дымом горла протест принадлежал не ей. Более глубокий, объемлющий, он поднялся из какого-то тайника силы, неся с собой странную разумную силу, которая пробудилась от прикосновения маскирующего заклинания Шилхары. Мартиса снова закричала, на этот раз с триумфом, когда её дар вырвался из каждой поры. Он струился волнами янтарного света, окружая бледный туман. Она почувствовала потрясение лича, его удивление от столкновения с неизвестной мощью. Он перестал осушать её, выскользнув изо рта и носа ледяными клубами дыхания.

Мартиса съёжилась перед безумной силой, хлынувшей из её тела. Её ярость подпитывала неистовство, и она плыла по течению, инстинктивно чувствуя, что то, что она вызвала в последнем крике отчаяния, действовало по собственной воле. Она атаковала пожирателя душ, крепко схватив извилистый туман. Пленённые души порхали, как мотыльки в рассыпающейся темнице, а её дар снова и снова ударял по личу, разрывая его, как волчья стая злобно дерёт овцу. Клетка, наконец, сломалась, раскололась под бесконтрольной местью её магии. Заключённые в ловушку на бесчисленные столетия призраки пролетали мимо и сквозь Мартису. Она ахнула, ведь прикосновение каждого оставляло на ней след впечатлений и воспоминаний. Воры и заблудившиеся путешественники, бродячие кочевники, даже пленники, привезённые в Ивехвенн понести безжалостное наказание за свои преступления, — краткие проблески их сущности, окна жизней, оборванных ужасающе рано.

Тонкий визг возвестил об окончательном уничтожении лича, прежде чем туман заклубился сам по себе и взорвался дождём пыли, которая каскадом обрушилась на её волосы и плечи. Больше не ослеплённая путами лича Мартиса могла ясно различить внутренний двор. Она стряхнула пыль, содрогаясь от отвращения. Внутри неё пульсировал только что пробудившийся дар. Ошеломлённая агрессивной силой, которой обладала, она упала на колени и осторожно подняла руку, глядя на неё, как на новую конечность. Янтарный свет померк. Наполовину она испугалась того, что её дар снова исчезнет, а наполовину — что тот может обернуться против неё. Многие необученные умерли из-за неконтролируемой силы их таланта.

До её ушей долетали слабые звуки, скорее стоны, чем слова. Мартиса с трудом поднялась на ноги и, прихрамывая, подошла к распростёртому телу Шилхары. Она опустилась на колени рядом с ним, застонав от боли в костях. Едва уловимое дыхание коснулось её лица, когда она наклонилась. Восторг пронзил её, сменившись ужасом, когда он снова перестал дышать.

Когда она подняла его на руки, его голова поникла. Из носа к ушам потекли струйки крови. Мартиса убрала со щеки прядь пропитанных кровью волос.

— Господин, — тихо позвала она. — Останься со мной.

Она наклонилась ближе, прижавшись носом к его носу. Её сознание сжалось и обострилось, сосредоточившись на его полуоткрытом рте, хрупком вздымании его груди в её объятиях. Её дар зашевелился, пульсируя в такт сердцебиению. Его губы были мягкими, с привкусом соли и железа.

— Останься, — прошептала она у его уст и закрыла глаза.

В отличие от бурной реки, которая хлынула и поглотила лича в своём гневе, её дар теперь тёк ленивым потоком, соединяя её с Шилхарой в поцелуе и прикосновении рук к его прохладной коже. Слабый стук сердца отдавался в ушах, становясь всё громче и сильнее, пока она удерживала его. Её чувства были переполнены — кровь и жар, ненависть и одиночество, и, прежде всего, дар более могущественный, чем у неё, сдерживаемый неумолимой волей. Она упала в него, дышала вместе с ним, схватила его твердокаменный дух, стоящий на краю пропасти, и обняла.

Стремительный калейдоскоп серого света закружился вокруг Мартисы, отбрасывая её обратно в реальность грязи, измученных мышц и запаха крови. Она открыла глаза и сразу же нашла взглядом Шилхару. Его лицо уже не было таким бледным или усохшим, а грудь поднималась в медленном, устойчивом ритме. Мартиса поморщилась, в её голове словно пронёсся табун скачущих лошадей. Щекотка под носом заставила опустить глаза. Кровь капала, стекала на Шилхару. На этот раз её кровь. Она вытерла нос пыльным рукавом и вытерла его, насколько это было возможно.

Шилхара открыл глаза — обсидиановые озёра, поймавшие и поглотившие звёздный свет в своей пучине.

— Что ты такое? — прохрипел он.

Не заботясь о том, что они находятся в проклятой долине, или о том, что он, скорее всего, живьём содрал бы с неё кожу за этот поступок, Мартиса обняла своего учителя и звонко рассмеялась от облегчения.