Повелитель воронов

Глава 20

— Откуда нам знать, что тебе можно доверять? — раздался вопрос Камбрии сквозь звон чайных чашек и шелест мантий.

Облачённый в красное Шилхара непринуждённо сидел в библиотеке среди собравшихся епископов Конклава.

Он откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся.

— Ниоткуда.

Пар от горячего чайника обжёг пальцы Мартисы, когда она снова наполнила чашки. Группа священников, включая всемогущего корифея, прибыла в Нейт менее двух часов назад, а епископ и маг уже заняли стойку и приготовились к словесной дуэли.

Камбрия повернулся к невысокому лысеющему священнику, сидящему рядом с ним. Он был моложе Камбрии и не так импозантен, с круглым жизнерадостным лицом и пронзительными глазами, которые прожигали человека насквозь своим пристальным взором. Мартиса лишь однажды была так близка к корифею, и её охватил благоговейный трепет.

Епископ почтительно коснулся лба.

— Ваше преосвященство, вы хотите возложить судьбу мира на этого изгоя, поверив сказкам его родственников-дикарей?

Брови Шилхары поползли вверх. Он лениво провёл кончиком пальца по краю чашки.

— Я и твой родственник, дядя. Ты тоже дикарь?

Сдавленные вздохи прервали вопрос Шилхары. Мартиса чуть не уронила полупустой чайник на колени младшего епископа. Гарн с улыбкой спокойно намазывал маслом ломтики хлеба у импровизированного буфета, наскоро приготовленного для этой встречи.

— Никогда не называй меня так!

Костлявые руки сжались в кулаки. Камбрия перегнулся через стол, словно собираясь прыгнуть на Шилхару и ударить.

— Камбрия! Сейчас не время для семейных ссор. — Приказ корифея заставил всех перевести внимание, а Шилхару — выпрямить спину.

Мартиса рассеянно кивнула и взяла у Гарна одну из тарелок с хлебом. Мысли путались.

«Епископ — дядя Шилхары?»

Вряд ли она испытала бы большее потрясение, если бы маг объявил, что Камбрия на самом деле женщина.

Они кровные родственник и ненавидят друг друга с яростью, свойственной только заклятым врагам. Мартиса немного понимала враждебность Шилхары. Конклав плохо с ним обращался, хуже, чем с большинством посвящённых, и Камбрия — виновник этой жестокости.

Шилхара лишь намекал на мотивы епископа, побудившие того запугивать послушника, и Мартиса нашла такое поведение странным. За двадцать два года рабства в доме Ашеров она никогда не лицезрела и не подвергалась такой жестокости со стороны своего хозяина. Камбрия был справедлив в определённой степени, резок, когда необходимо, и большую часть времени не интересовался жизнью своих слуг. Отчего же он так жестоко поступил с сыном сестры?

Обойдя стол вместе с Гарном, Мартиса поставила еду в центр, чтобы до неё было легко дотянуться. Налила ещё чаю. Напряжение в библиотеке понемногу спало. Ей было легко в знакомой роли. Едва видимая и никогда не слышимая, она могла наблюдать каждое действие, слышать каждое слово и запомнить всё до мельчайших деталей. Камбрия допросит её, как только они останутся наедине, заставит пересказывать каждую фразу, произнесённую любым человеком, участвующим в разговоре.

Корифей взял угощение и указал бутербродом в сторону Шилхары.

— Я знаю тебя с детства, Шилхара. Неконтролируемый, мятежный, волевой мальчик с отточенным инстинктом выживания. Взрослым ты ненамного изменился, за исключением контроля. Теперь ты неплохо держишь себя в руках. Ритуал северных королей мог сработать, особенно с центральной ролью добровольного мученика. Я хочу знать, почему ты решил стать мучеником?

Шилхара отодвинул чашку и встретил острый взгляд корифея.

— Я перерождённый аватар.

Подавив слабый стон отчаяния, Мартиса закрыла глаза. Он проклял себя этим признанием.

Камбрия хлопнул ладонями по столу.

— Я так и знал! — торжествующе воскликнул епископ. — Сколько раз, ваше преосвященство, я говорил вам об этом? Мы приютили гадюку на груди, и теперь он предал нас.

Шилхара закатил глаза.

— Скажи мне, дядя. — Он подчеркнул обращение и улыбнулся, когда глаза Камбрии вспыхнули яростью. — Как я предал Конклав? Я обратился к тебе за ученицей, дабы сыскать способ изничтожить бога. — В первый раз Мартиса увидела сходство между двумя мужчинами в неприкрытом презрении Шилхары. — Мартиса гораздо лучше переводит, чем шпионит. Ты попусту растрачиваешь её таланты. — Она отвернулась, когда он взглянул на неё. — Вместе мы нашли для тебя действующий ритуал и идиота, готового и желающего совершить жертвоприношение.

— Он лжёт, — отрезал Камбрия.

— Верь во что хочешь. Используй ритуал или нет, используй меня в нём или нет, но решай сам, чтобы я знал, готовиться мне к смерти или к жатве. У меня скоро зацветут апельсины.

Мартиса покачала головой. Неудивительно, что Конклав скрежетал зубами. Он не выказал ни малейшего почтения, ни малейшего подобострастия. Прагматичен до крайности, даже перед самыми могущественными людьми в дальних землях. Тот факт, что те же самые люди собрались в Нейте вместо того, чтобы вызвать его в оплот, во многом говорил об их согласии иметь дело с Повелителем воронов на его условиях.

— Ты уверен, что ты — аватар? — Пристальный взгляд корифея мог бы поджечь одежду.

Шилхара не съёжился.

— Если нет, то Скверна зря потратил время, обрабатывая не ту марионетку. Четыре дня назад бог полностью овладел мной, и я чуть не убил подопечную епископа. — Мартиса покраснела, когда дюжина глаз внезапно уставилось на неё. — Он хочет меня и сам назвал своим аватаром.

Камбрия потёр виски.

— Ваше преосвященство, он обратится против нас во время ритуала.

— Я могу напасть на тебя сейчас, и ты не сможешь остановить меня.

Епископ не обратил на него внимания.

— Используйте кого-нибудь другого.

Лидер Конклава посмотрел на своего епископа с разочарованным вздохом.

— Кого, Камбрия? Вызовешься добровольцем? — Он поднял бровь, когда Камбрия побледнел.

Шилхара рассмеялся.

— Ваша светлость, вы уже больше двадцати лет пытаетесь прибить или повесить мою тушу на ближайшем дереве. Теперь я предлагаю себя на блюдечке с голубой каёмочкой, а вы отказываетесь? Недостаёт кровавых забав?

Корифей переплёл пальцы и обвёл взглядом каждого из священников, сидевших перед ним.

— Нравится вам это или нет, но Шилхара — ключ к ритуалу. Совсем как Бердихан до него. Он силён, чтобы удержать бога внутри себя на достаточное количество времени, а мы смогли выполнить свою часть ритуала, и физически вынослив, чтобы выстоять против нашей атаки, пока бог не умрёт. Больше всего Скверне нужен Шилхара. Не нужно прилагать усилий, чтобы заманить бога.

Камбрия всё ещё сопротивлялся:

— Мы должны передать его Святому престолу.

— У нас нет времени, а половина престола уже здесь. Теперь, голосуем. Если да, то мы встречаемся в Восточном Прайме, а через два дня — на Феррин Тор. — Он пристально посмотрел на Шилхару. — Ты можешь так долго бороться со Скверной? Или мне нужно заколдовать тебя до беспамятства?

Маг усмехнулся.

— День или два — ерунда. Месяц, и мне, возможно, понадобится отдых.

Корифей поднял руку.

— Отдайте свой голос. Да — за ритуал. Нет — против. Я говорю — да.

Хор «да» последовал за его заявлением, даже Камбрия угрюмо проголосовал последним.

Мартиса уставилась на свои ноги. Её едва не стошнило. Шилхара сам огласил себе смертный приговор, и священники его подписали. Как иронично, что единственный человек, который больше всего хотел видеть его мёртвым, неохотно дал своё согласие.

Два дня. Если бы они только длились вечность.

Она подняла глаза и увидела, что Шилхара наблюдает за ней своими тёмными глазами, глубокими, полными тайн и теней.

— Пожалуйста, — прошептала она одними губами. Он покачал головой, прежде чем встать вместе с остальными священниками, когда поднялся корифей. Он в последний раз взглянул на неё, прежде чем уйти вместе с корифеем.

Камбрия не удалился вместе с остальными, а вместо этого загнал Мартису в угол возле окон. Гарн топтался поблизости, якобы для того, чтобы убрать со стола и забрать остатки закусок. Епископ не носил никаких украшений на своих серых шёлковых одеяниях, кроме камня души на серебряной цепочке. В сердце Мартисы проснулось жуткое неопределимое желание, за которым последовало отчаяние. Она отказалась от возможности жить как свободная женщина, вернуть ту часть себя, которую у неё отняли в детстве. Будь у неё такая возможность, она поступила бы также, дай ей это возможность защитить Шилхару от Конклава, но осознанность выбора не уменьшала боли.

— Ты потерпела неудачу.

Мартиса перевела взгляд с голубого камня на лицо Камбрии.

— Да, ваша светлость.

У неё не было оправданий или извинений.

Уголки губ епископа недовольно опустились.

— А ты хоть пыталась?

Она пыталась. В первое время.

— Да. Я пела вашему ворону. Он так и не прилетел. Я была свидетелем одержимости, но Шил... — она замолкла, заметив, как сощурились глаза Камбрии, — Маг послал сообщение корифею прежде, чем я успела бы связаться с вами.

Движение пальцев, ласкающих камень, гипнотизировало. Мартиса не скрывала своего желания. Они оба знали, как много значит для неё этот камень. Измождённое лицо Камбрии смягчилось, и он опустил руку.

— Все вышло не так, как я надеялся. И для тебя тоже, я полагаю.

— Нет, — просто ответила она. Её потеря не шла ни в какое сравнение с тем, с чем столкнулся Шилхара.

— Меня не удивляет, что Шилхара знал о твоей цели. Но я поражён, что он позволил тебе остаться здесь так долго. — Седая бровь приподнялась, когда он окинул её задумчивым взглядом. — И тебя не подвергли пыткам. Только чуть похудела, чуть загорела на солнце.

С её телом все в полном порядке, а вот сердце разбито вдребезги. Она теребила складки юбки.

— Я принесла небольшую пользу с хеленесийскими фолиантами. И помогла собирать урожай.

Камбрия плотнее закутался в мантию.

— Конклав вознаградит тебя за твоё открытие, но я не освобожу тебя. — Мартиса внутренне напряглась, но выражение лица осталось равнодушным. — Мне нужны твои навыки. И смерть Шилхары никогда не должна стать героической. Готовься. Мы выезжаем в Восточный Прайм через час.

Она посмотрела ему вслед и ахнула, когда тяжёлая ноша опустилась на её плечо. Рядом стоял Гарн, его голубые глаза светились сочувствием. Сосредоточившись на Камбрии и сокрушительном подтверждении продолжения рабства, она забыла, что он все ещё оставался в комнате вместе с ними. Великан успокаивающе похлопал её по плечу.

Его руки рисовали в воздухе узоры, губы шевелились в беззвучных словах. Несмотря на грусть, Мартиса улыбнулась.

— Его убийство нам не поможет, Гарн. Правосудие Конклава быстро и беспощадно. Ты умрёшь, а меня, скорее всего, продадут кому-нибудь похуже. — Она пожала плечами. — Он не так уж плох. Судьба раба никогда не бывает лёгкой, но моя намного лучше, чем у большинства.

Она похлопала его по руке.

— Мне нужно собрать вещи.

Она будет скучать по Гарну и Каелю. Они, как и Шилхара, стали её семьёй. Комок в горле мешал говорить.

Ей удалось выдавить из себя вопрос:

— Ты проводишь нас до ворот?

Он кивнул и снова похлопал её по руке. Мартиса оставила его приводить в порядок библиотеку и вернулась в свою комнату.

Едва она успела захлопнуть дверь, как из тёмного угла появился Шилхара. Из его пальцев потекла воздушная рябь. Она веером растеклась по комнате, охватывая всё пространство, пока не ударилась об стены. Уши Мартисы протестующе дёрнулись. Он вызвал заглушающее заклинание. Никто за дверью их не услышит, даже крика.

Его глаза сверкали на побелевшем от ярости лице.

— Я знал, что ты не воспитанница Камбрии. — От этих слов, ледяных и резких, по рукам Мартисы побежали мурашки. Она отступила, когда он подошёл к ней. — Служанка, да. Особенная и образованная. Но рабыня?

Он взорвался от ярости и пнул единственный табурет так, что тот проехал через всю комнату и врезался в противоположную стену. Две ножки раскололись с оглушительным треском.

— Почему ты мне ничего не сказала? — прорычал маг. Следы от удавки на его шее натянулись, кожа покраснела так, что кольцо рубцовой ткани выделялось бледной полосой.

Мартиса уставилась на Шилхару, ошеломлённая его гневом. Почему её статус сейчас имеет значение?

— Я не видела причин для этого…

— Не видела причин? — Она поморщилась от резкого презрения в его голосе. — Да их было не счесть.

Он прижал её спиной к ближайшей к окну стене. С болью в сердце осознавая, что ей осталось провести с ним всего несколько минут, Мартиса ничего не боялась. Она нежно коснулась его лица.

— Почему ты сердишься?

Её ласки творили своё волшебство. Шилхара закрыл глаза и прижался лбом к её лбу. Густой веер его ресниц упирался в щёки. Она погладила жёсткий подбородок, провела пальцами вниз по шее к белому удавочному шраму.

Он выпрямился и открыл глаза, но не отступил.

— Он предложил тебе свободу, не так ли? — Его глаза сузились до щёлочек. — Ты не алчная и не честолюбивая. И не хладнокровная. Но ты порабощена. Что ещё могло побудить тихую, мягкую женщину передать мужчину его врагам? —Шилхара не дал ей возможности ответить. — Ты не могла оторвать глаз от безделушки, которой он щеголял; Камбрия не мог удержаться, чтобы не продемонстрировать, как сильно ты оплошала. — И снова его голос стал резким и холодным. — Я знаю, что это за украшение. Оковы души.

— Да.

Она осталась стоять у стены, когда он отошёл и начал расхаживать по комнате.

— Мартиса, я же говорил, моё молчание относительно твоего дара дано добровольно. — Он остановился и в отчаянии широко развёл руками. — Почему ты ничего ему не написала? Хоть что-нибудь? Я бы отложил отправку письма корифею, дав тебе время отправить доклад Камбрии.

Мартиса потёрла глаза тыльной стороной ладони.

— Я не знала, что ты планируешь написать корифею и поделиться своими секретами. — Он нахмурился, когда она подняла руки, чтобы оправдаться. — Я хочу спать по ночам, Шилхара. Какова бы ни была цена, я не смогу с чистой совестью, продав чужую жизнь.

Он сократил расстояние между ними. Мартиса прижалась к тёплым рукам, обхватившим её за талию. Его дыхание щекотало ей горло.

— Любую жизнь? — прошептал он ей на ухо.

Её глаза закрылись, и она обвила его руками, прижав к себе так, что почувствовала каждый напряжённый мускул.

— Особенно твою. Ты значишь для меня больше, чем кто-либо другой. — Его волосы казались шёлком под её пальцами, и она вдохнула аромат апельсинов. — Ты меня не любишь, но я люблю тебя. Я никогда не предам.

Шилхара поцеловал её, дразня и уговаривая языком. От него пахло отчаянием и ежевичным чаем Гарна. Тёплые руки скользнули по её спине и ягодицам. Мартиса протестующе застонала, когда он прервал поцелуй. Одна рука поднялась к её лицу. Длинные пальцы стали ласкать щёки, переносицу.

— Будь я богачам, то выкупил бы тебя у него.

Его мрачная улыбка отразила её столь же мрачные мысли.

— Камбрия из Ашера не продаст тебе изодранное одеяло, даже если ты будешь самым богатым человеком в мире.

— У верховного епископа есть рваные одеяла?

— Я так не думаю. — Его сердце учащённо билось под её рукой — сердце нищего короля. — Почему ты не сказал мне, что епископ — твой дядя?

Он напрягся, и его соблазнительный рот сжался в тонкую линию.

— Потому что я никогда не думаю о нём, как о родственнике. Он всего лишь брат моей матери.

Мартиса не согласилась. Шилхара мог заявлять, что их ничего не связывает кроме крови, но между этими двумя произошло нечто гораздо большее — нечто тёмное и болезненное.

— Почему вы ненавидите друг друга?

Шилхара посмотрела поверх её головы.

— Мы оба виним друг друга в её смерти. Он ненавидит меня, потому что я — причина, по которой он не позволил ей вернуться в лоно семьи. Она вышла замуж за дикаря-курмана против воли старших и опозорила имя Ашеров. Я ненавижу его, потому что его гордыня обрекла её на короткую и жестокую жизнь. — Его губы скривились. — Конечно, это лишь первая причина в длинной череде.

Мартиса тихо застонала, прижимаясь губами к сморщенной коже его шрама.

— Камбрия был среди священников, которые наблюдали, как тебя душат?

— Да.

Она внутренне содрогнулась от такой бессердечности. То, что тот человек мог стоять и смотреть, как ребёнок некогда любимой сестры борется в руках палача, потрясало до глубины души. Жизнь иногда диктует суровые решения. Собственная мать продала её в рабство, но из-за отчаяния и необходимости прокормить шестерых детей. Камбрия, богатый сверх всякой меры, не испытывал подобных затруднений. Неудивительно, что Шилхара ненавидел дядю.

Его чёрные глаза торжествующе сверкнули, когда она сказала ему:

— Ты превзошёл его на каждом шагу. — Этот свет померк, когда она продолжила: — И всё же в конечном счёте ты дашь ему то, чего он больше всего жаждет.

Её пальцы впились в руки Шилхары. Острые черты лица расплылись перед глазами.

— Пожалуйста, умоляю, не жертвуй собой. — Она поцеловала его непреклонный рот, и её голос дрогнул: — Лучше, пусть в этот мир явится бог, чем ты умрёшь.

— Дорогая, я уже мёртв.

Шилхара поднял её и заключил в объятия, которые грозили переломать ей ребра. Он целовал глаза, нос, рот, не обращая внимания на слезы, от которых блестели его губы. Мартиса попыталась призвать свой дар, предложить последнюю связь и забрать хотя бы частичку его духа себе. Волна силы восстала в ней, веки защипало от теплоты необычного света, струящегося по телу.

Шилхара опустил её на пол, схватил за запястья и отвёл руки от лица, резко оборвав связь с даром.

— Нет.

Мартиса вздрогнула, удивлённая горячностью его отказа. Он одарил её грустной улыбкой.

— И не думай, что я не поддамся искушению принять то, что ты предлагаешь. Но ты не можешь призвать свой дар — если хочешь сохранить его в тайне от своего господина и его хозяев.

Он благоговейно поцеловал её ладонь.

— Я отошлю Гарна в Восточный Прайм. Он прибудет через день или около того после тебя. Если он тебе понадобится, отправляйся в храм Луны. — Её брови поползли вверх. Шилхара усмехнулся. — Прекрасная Анья оказалась достаточно милостива, чтобы предложить ему временное убежище.

— Он не покинет тебя добровольно.

Шилхара пожал плечами.

— Он уйдёт, даже если мне придётся переломать ему обе ноги и самому бросить на Комарика. Он может вернуться в Нейт через неделю, если захочет. — Тёмные глаза впились в неё. — Ты тоже могла бы вернуться, будь ты свободна.

Мартиса вытерла слёзы со щёк.

— Свободна я или нет, но через неделю здесь меня не будет ничего ждать. — Она вцепилась в его алую мантию, потёртые нити порвались под её пальцами. — Я буду умолять на коленях. Не делай этого.

Шилхара оторвал её пальцы от робы и коснулся губами её губ. Прощальный поцелуй.

— Твой хозяин ждёт тебя во дворе. Я не буду тебя провожать.

Он повернулся и зашагал к двери, остановившись, когда она протянула умоляющую руку и позвала его по имени.

— Шилхара…

Его широкие плечи остались напряжены, но он не обернулся.

— Да пребудет с тобой удача, ученица.

Дверь закрылась, возвещая об их расставании.