Повелитель воронов

Глава 24

— Я продал тебя.

Эти слова отдались в ушах Мартисы словно раскат грома. Она уставилась на Камбрию, восседающего за письменным столом напротив неё. Короткие два месяца после поражения Скверны не были славными. Высокий, надменный епископ, которому она служила почти всю свою жизнь, сгорбился, ослаб телом и духом. Только глаза остались такими же колючими и бесчувственными.

Сердце Мартисы глухо застучало в груди. В кабинет епископа её позвал слуга со скучающим видом, поэтому она не придала происходящему значения. Камбрия часто звал её, давая поручения выполнить перевод или шпионить за священниками, которые останавливались у него в гостях. Епископ застал её врасплох своим известием.

Она сцепила руки за спиной, чтобы скрыть дрожь.

— Простите, ваша светлость, — тихо произнесла Мартиса. — Я не понимаю.

Скрип пера прорезал тишину, так как Камбрия вернулся к работе над стопкой лежащих перед ним документов.

— Что тут непонятного? — ответил он, даже не поднимая головы. — Мне предложили за тебя цену, от которой я не смог отказаться. — Последнее он произнёс кислым тоном. — Ты сегодня же соберёшь свои пожитки и покинешь поместье. Один из моих слуг отвезёт тебя в Ивеньи. Остаток пути проделаешь с караваном. Камень души уже у твоего нового хозяина.

Мартиса упала на колени. Её камень души в руках неизвестного. Она хотела освободиться от рабства Камбрии, но не при таких обстоятельствах.

Её голос дрогнул:

— Пожалуйста, господин. Умоляю вас, позвольте мне остаться. Ашер — мой дом. Безусловно, я все ещё могу быть вам полезна.

Камбрия обмакнул перо в маленькую чернильницу, ничуть не тронутый мольбой.

— Теперь у тебя другой дом, и я всегда могу найти слугу с такими же навыками, как у тебя. Может, не такого сообразительного, но достаточно умелого, чтобы справиться с поставленными задачами. — Он наконец поднял взгляд, и на его морщинистом лице отразилось раздражение. — Я занят, Мартиса. Собери пожитки и убирайся отсюда.

Еле поднявшись с колен, Мартиса неуклюже поклонилась и пятясь вышла из комнаты. Охваченная страхом перед неизвестным будущим, она направилась в коморку, которую делила с одной из служанок Делафэ. В комнате было душно. Даже лёгкий ветерок, проникающий через открытое окно, не спасал от жара полуденного солнца. Сегодня боги даровали ей маленькую милость. Никто не стал свидетелем её беззвучных рыданий.

Она сидела на краю узкой кровати и невидящим взглядом смотрела на кусок голубого неба в клетке окна. Не считая бесполезных лет в редуте Конклава, Мартиса большую часть жизни провела в Ашере. Она знала ритм здешней жизни, даже главного дома. Как старый петух кукарекает перед восходом солнца и год за годом избегает топора Бендевин. Как скрипят и трещат балки в летний полдень, когда садится солнце и остывает воздух. Как во внутреннем дворе распевают женщины под ритмичные шлепки по мокрой шерсти.

Многие слуги знали Мартису с детства, и хотя некоторые считали рабыню недостойной их внимания, всё равно эти люди были знакомыми, привычными. Она будет скучать по ним так же сильно, как и по тем, с кем успела сдружиться. Даже если бы Мартиса обрела свободу, то всё равно попросила бы остаться. Она любила Ашер и просто мечтала о праве уйти, если захочется. Она все ещё рабыня, но теперь у неё даже нет права остаться. Она встала и начала вытряхивать содержимое маленького сундучка, стоявшего у изножья кровати.

Дверь в комнату распахнулась, и вошла Бендевин. Усыпанное мукой заострённое лицо осунулось. Мартиса бросила на кухарку быстрый взгляд, шмыгнула носом и продолжила запихивать скудные пожитки в потёртый мешок.

— Я только что узнала. Почему ты мне ничего не сказала, девочка?

Мартиса пожала плечами:

— Мне самой только сообщили. Кто тебе сказал?

Бендевин пристально посмотрела на Мартису, уперев руки в бока. Тёмные глаза подозрительно заблестели.

— Джарад. Он отвезёт тебя в Ивеньи и передаст караванам.

Стараясь не разрыдаться, Мартиса прочистила горло и сунула тунику в котомку.

— А он знает конечную цель моего путешествия?

— Нет. В это время года караваны обычно передвигаются по северным дорогам, но это всё, что я знаю. — Лицо Бендевин помрачнело. — Ты можешь сбежать. Я помогу. За моими родственниками всё ещё остался должок. Они предоставят тебе безопасное убежище.

— А что хорошее из этого выйдет, Бендевин? Епископ уже передал мой камень души новому хозяину. Я связана телом и духом с другим владельцем. — Она осеклась от горечи на лице Бендевин и похлопала ту по руке. — Но всё равно, спасибо. — Ком боли в груди нарастал. — Ты была моей самой близкой подругой, даже матерью, в которой я нуждалась. Мне будет тебя не хватать больше всех.

Бендевин неловко похлопала Мартису по руке в ответ.

— Заканчивай и иди на кухню. Я приготовила тебе еду в дорогу. Не нравятся мне караванные привалы. Путешественникам подают чёрствый хлеб и прогорклое мясо. У меня хоть пища приличная.

Когда Мартиса вошла на кухню, её уже поджидала небольшая толпа провожающих. Все плакали и обнимали её, благословляя защитными оберегами и маленьким, дурно пахнущим амулетом от зла. Бендевин протянула тяжёлое полотенце, завязанное в мешок, который выпирал со всех сторон.

— Там энджита, немного курицы, сыр и несколько яиц. А ещё сливы и фляжка абрикосового вина. — На последних словах у Мартиса поползли брови на лоб. Бендевин фыркнула. — У епископа его три бочонка. Он не обсчитается стакана или двух. Старый скряга должен тебе.

Мартиса в последний раз обняла Бендевин. Эта женщина отвела её, окровавленную, в полузабытье в свою комнату, выходила и сохранила тайну поездки в Феррин Тор. Ей даже удалось дать взятку старшему конюху, чтобы тот помалкивал о происшествии в деннике, хотя Гарн оставил ему в подарок шишку размером с куриное яйцо.

Бендевин хмыкнула и нежно вытолкнула Мартису за дверь. Джарад ждал во дворе с двумя лошадьми. Одной из них была пегая кобылка. Мартиса слабо улыбнулась и похлопала кобылу по шее.

— Рада снова видеть тебя, девочка.

Поездка до Ивеньи прошла коротко и тихо. Джарад хранил молчание, спросив лишь раз, не нужна ли вода или отдых. Когда они добрались до деревни, он помог слезть с кобылы, снял с седла котомки и попрощался.

Не более чем пыльная стоянка для отдыха торговых караванов, Ивеньи кипел в полуденном зное. Мартиса стояла возле обветшалого постоялого двора среди ярко раскрашенных повозок и телег, гружённых всевозможными товарами. Купцы, кочевая группа из людей разных кланов, племён и городов, смешались вместе. Некоторые сбились в группы заключить выгодную сделку, другие играли в кости, ожидая, пока их соотечественники закончат трапезу в доме или навестят друзей.

На постоялом дворе собралось три разных каравана. Мартиса понятия не имела, который из них отвезёт её в новый дом. Она решила отыскать караванных вожатых и расспросить, как вдруг к ней подошёл небывалый красавец. Облачённый в сверкающие одеяния всех цветов радуги, он блестел в лучах солнца, переливающихся в многочисленных нитях бусин на его наряде. Закалённый временем и солнцем, он посмотрел в широко раскрытые глаза Мартисы тяжёлым проницательным взглядом.

— Мартиса Ашеровская? — Она кивнула. — Вы поедете с моим отрядом. Я отведу вас к вашему фургону.

Он не стал дожидаться, когда она последует за ним. Мартиса взвалила на плечи котомку, схватила еду и поспешила догонять.

— А куда вы меня отвезёте?

Слабая тень жалости в явно суровых глазах заставила её сжаться.

— Это место мало кто посещает, и гостей там не жалуют.

Они пробирались между фургонами и телегами, проходя мимо толпившихся у костров групп женщин, которые, мгновенно прервав разговор, провожали Мартису с купцом заинтересованным взглядом. Вокруг с криками и смехом носились дети. Мартиса увернулась от неприветливого пса, норовящего цапнуть её за пятку.

Караван-вожатый остановился перед фургоном, в который была запряжена серая в яблоках лошадь. Выкрашенный в бледно-синий и бордовый цвет фургон был на удивление роскошным. Широкие окна свободно пропускали прохладный ветерок, раздвинутые парчовые шторы открывали вид на толстые ковры и многочисленные подушки. В таких условиях путешествовали богачи.

Мартиса полюбовалась фургоном и взглянула на купца.

— А почему мы остановились?

Он посмотрел на неё, словно на сумасшедшую.

— Это ваш фургон.

Мартиса изумлённо уставилась на вожатого и снова посмотрела на фургон. Рабы не ездят в таких роскошных повозках. Чаще всего они вообще идут пешком. Её поездка в Нейт и обратно верхом на лошади была вопросом скорости и удобства для Камбрии, а не жестом доброты. Что за рабовладелец тратит огромные деньги на жалкую собственность?

Мартиса попятилась.

— Должно быть, произошла ошибка.

Звякнули бусы, предводитель каравана пожал плечами.

— Можете ехать внутри или идти рядом. Меня это не волнует. Мне уже заплатили.

Он снова пожал плечами и ушёл.

Не желая выставить себя большей идиоткой, Мартиса открыла дверь и осторожно поднялась на две ступеньки. В полутёмном помещении её окружила выцветшая роскошь. В воздухе витал аромат каких-то экзотических духов. Она бросила котомку и узелок с едой в угол и устроилась на подушках, пока караван собирался вместе и готовился к отъезду.

Лёгкий ветерок ворвался в широкие окна, принеся с собой аромат позднего анемона и первые запахи осени. Трава становилась всё выше и гуще по мере того, как они удалялись от побережья вглубь дальних земель. Вдалеке горизонт затеняли зубчатые силуэты Драморинов. Родичи Шилхары уже начали спускаться к равнинам на зимовку.

Последние дни всё напоминало Мартисе о её возлюбленном. Она скучала по нему. Тосковала до тех пор, пока истома не загорелась жарким огнём в сердце. Она не получила ни единой весточки ни от него, ни от Гарна с тех пор, как покинула Феррин Тор, да и не ожидала услышать. Шилхара осторожный человек, и если Камбрия когда-нибудь заподозрит, что его враг испытывает какие-то чувства к его скромной рабыне, епископ убьёт её. Он пойдёт на любой шаг лишь бы причинить боль Повелителю воронов.

И всё же, молчание Нейта тяжело давило на разум. Недели тянулись так медленно. Мартиса гадала, думает ли Шилхара о ней так же, как она о нём. Она не сомневалась, что он любит её. Он был готов пожертвовать собой, чтобы защитить её. Такая преданность не свойственна внезапным порывам и капризам души, так что Мартиса понимала: Шилхара также постоянен в своей преданности и привязанности, как и в своей ненависти.

Внезапное осознание этого факта облегчило грусть. Она больше не принадлежит Камбрии из Ашера. Если только Шилхара каким-то образом не сумеет оскорбить и сделать врагом её нового хозяина — а зная Шилхару, такой исход вполне вероятен, — она сможет послать ему весточку. Пару коротких, сухих строк. С подсказкой о её местонахождении, если он захочет её найти.

Воодушевлённая своим будущим планом, Мартиса принялась за еду, собранную для неё Бендевин. Съела яйца с хлебом и выпила немного вина. Монотонный пейзаж, ритмичный скрип колёс, крепкая выпивка, и сон сморил её. Зевая, Мартиса задвинула занавески на окне, погрузив фургон в полумрак. Она свернулась калачиком и заснула на мягких подушках, вспоминая, как Шилхара собирал урожай в роще, а яркое солнце освещало его длинные тёмные, как вороново крыло, волосы.

Её мучили сны. Образы мертвецов, распростёртых на морозной земле. Шилхара на чёрном берегу, склонившийся перед заклинаниями священников и гневом бога. Дар, утекающий из Мартисы потоком янтарной крови, оставляя глубоко в душе пустоту.

Её разбудил резкий стук костяшек пальцев по дверце фургона и столь же резкое:

— Женщина из Ашера.

Сбитая с толку внезапным пробуждением Мартиса всмотрелась в темноту. Пока она спала, опустилась ночь.

— Да? — ответила она хриплым голосом.

— Твоё путешествие подошло к концу. Собери вещи и быстро.

Мартиса разгладила складки на юбке, переплела косу, как смогла, и собрала вещи. Когда она открыла дверь, караван-вожатый её уже поджидал. Его суровое лицо приобрело жуткий вид в свете факела, который он держал в руке. Позади него тянулась вереница фургонов. Возницы рассматривали её со своих высоких сидений, а женщины и дети выглядывали из-за занавесок и дверей фургонов.

— Остаток пути придётся пройти пешком. На эту дорогу никто не ступает. Даже лошади.

От последних слов сердце Мартисы забилось всё чаще, пока кровь не загремела в ушах. Мартиса отошла от двери фургона. Справа от неё под серебряным светом луны в шепчущем танце колыхалось море высокой травы. Слева на равнине, впитывая лунный свет в тени, простирался чёрный лес искорёженных деревьев. Линию между ними прорезала длинная угрюмая тропа, окутанная ещё более густой тьмой.

Мартиса прижала котомку к груди и постаралась не закричать от радости. Вместо этого она улыбнулась предводителю каравана и рассмеялась, когда его брови изогнулись дугой. Он осторожно попятился и протянул факел.

— Вот. Пригодится. — Он всмотрелся в извивающиеся тени древнего тракта и начертил пальцами защитный знак. — Да будут добры к тебе боги. Тебе понадобится их помощь в этом проклятом месте.

Мартиса взяла факел с благодарным кивком и сияющей улыбкой.

— Они уже меня одарили.

Лес, который когда-то пугал своими цепкими деревьями и крадущимися тенями, теперь приветствовал её как родную. Мартиса чувствовала его шипящее ободрение, признание её присутствия в момент, как она поставила ногу на дорогу, ведущую в Нейт. Свист и крики, скрип колёс и грохот гружёных повозок постепенно стихли, пока она шла по тёмной аллее к поместью. В редком подлеске мелькали извилистые тени, текучие ленты тьмы не отставали даже при её темпе. Она больше не боялась. Теперь тени обратились в стражей, сопровождавших одного из своих домой.

Факел отбрасывал ореол бледного света, проглоченного клубящимся туманом, ласкающим лодыжки. В лесу пахло сыростью, мхом и еле уловимым запахом пепла.

Вдалеке показались знакомые колдовские огни. Похожие на необычных светлячков зелёные огоньки двинулись ей навстречу.

Свет стал ярче, открывая взору две знакомые фигуры.

— Гарн! Каель! — Мартиса бросилась к ним, едва не выронив факел.

Гарн крепко обнял её. Он ни капли не изменился за эти два месяца — великан с лысой головой, сияющей под бледной луной, и голубыми глазами, потемневшими в призрачном сиянии колдовского света. Каель заскулил в знак приветствия. Когда Мартиса наклонилась обнять пса и почесать за мохнатыми ушами, его длинный точно плеть хвост энергично завилял.

Мартиса поднялась и сморщила нос.

— Боги, от тебя несёт ещё хуже, чем с нашей последней встречи. Неужели никто и никогда тебя не искупает?

Гарн забрал у неё пожитки, с одобрением принюхиваясь к содержимому с едой. Он схватил Мартису за руку и почти потащил по дороге к особняку, взволнованный её появлением. К тому времени, как они добрались до ржавых ворот внутреннего двора, Мартиса задыхалась.

Сияющий в лунном свете Нейт был таким, каким она его помнила: древняя развалина, прекрасная и царственная в своём упадке. Здесь в воздухе витал запах золы и горелого дерева, и счастье Мартисы померкло.

— Роща. Я чую то, что от неё осталось?

Глаза Гарна заблестели от слез. Пальцы быстро сплели узоры слов.

— Так много было потеряно. — Она кивнула на молчаливый ответ Гарна. — Ты абсолютно прав. Мы не только потеряли, но и многое обрели.

Мартиса последовала за ним через ворота в поместье, остановившись только раз, чтобы бросить быстрый взгляд на главный зал, место жестоких уроков и страшных откровений. Гарн повёл её к лестнице, жестом показывая, что господин ждёт её в своих покоях.

Внезапная нервозность смешалась с восторгом, и Мартиса вытерла ладони об юбку, прежде чем поднялась по шатким ступеням на второй этаж. Колдовские огни освещали ей дорогу, ведя по чёрному коридору, пока она не достигла двери Шилхары. Она была открыта, и Мартиса бесшумно вошла в спальню.

Здесь она познала и разделила любовь. Как и остальная часть Нейта, это было святилище дряхлеющего величия, и правил им суровый нищий король с огромной силой.

Шилхара стоял на привычном месте, лицом к окну, ведущему на балкон. На нём была новая мантия из роскошного бордового бархата. Тонкий пояс из серебра и драгоценных камней обвивал узкую талию. Очерченный тёплым мерцанием зажжённых свечей, он возвышался стройный и высокий. Руки Мартисы покалывало от желания прикоснуться к его широким гордо поднятым плечам.

То ли она оказалась не такой бесшумной, как думала, то ли он почувствовал её присутствие, но Повелитель воронов протянул руку, и у Мартисы перехватило дыхание при виде камня души, свисающего на цепочке, которую он держал в своих длинных пальцах.

— Полагаю, это твоё.

Его загрубевший голос резонировал по комнате, вызывая мурашки на руках. Он занимался с ней любовью этим голосом так же искусно, как и своими руками. Она следовала его зову, как зачарованная, притягиваемая к нему так же сильно, как к серебристому сапфиру, содержащему часть её души.

Она остановилась перед ним, протягивая руку. Цепочка упала на ладонь сверкающим водопадом, голубой драгоценный камень оказался тёплым и тяжёлым. Мартиса крепко сжала кулон пальцами.

Профиль Шилхары, позолоченный в лунном свете, льющемся через окно, был невыразителен. Он повернулся к ней, и она ошеломлённо уставилась на него, забыв о своём сокровище. Как и в случае с Камбрией, его лицо несло на себе печать ритуала. Морщины в уголках глаз стали глубже, а скулы резче, придавая строгим чертам измождённый вид. Но удержало взгляд Мартисы совсем другое — волосы. Белая прядь тянулась по всей длине от макушки до самых кончиков.

Мартиса протянула руку и погладила шёлковые волосы. Пальцы коснулись щеки.

— Когда она появилась?

Его губы изогнулись в слабой улыбке.

— Несколько недель назад. Однажды утром я проснулся с этим доказательством моих преклонных лет. Я ещё не решил, то ли это последствие ритуала или поданного накануне ужина.

— Тебе идёт. Выглядишь почти цивилизованно, — поддразнила она.

— А я ведь дикарь-курман, — поддразнил он в ответ, и его улыбка стала ещё шире.

Она подняла кулон.

— Камбрия сказал, ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться.

Улыбка перетекла в самодовольную усмешку.

— Тебя выкупил корифей. Одна из моих наград за спасение мира и прочее. Епископ не посмеет отказать своему настоятелю.

— Он не знал, что это ты.

— Нет. Если бы он узнал, то повесил бы тебя на стропилах конюшни раньше, чем я успел бы тебя вытащить из петли.

Она вздрогнула. Умереть, спасая любимого человека, — это одно. Умереть ради мелкой мести — совсем другое.

Мартиса осторожно протянула ему кулон.

— А ты не хочешь оставить его себе?

Он небрежно отмахнулся от её предложения.

— Я сражался с богом, чтобы сохранить свободу, Мартиса. С чего бы мне желать обзавестись рабом?

Её пальцы снова сомкнулись на драгоценном камне, и она прижала его к груди.

— Я никогда не смогу отплатить тебе за это. Я проживу десять жизней, служа тебе, и даже так не покрою свой долг.

Шилхара прищурился.

— Нет никакого долга. Я отнял твой дар, чтобы спасти себя.

— Ты не взял ничего, что я не отдала бы тебе добровольно. А взамен ты подарил мне свободу. В моих глазах одно всегда гораздо ценнее другого.

В животе у Мартисы бешено порхали бабочки. Шилхара был так красив. Стоя так близко, освещённый светом свечей и сиянием луны, он казался упавшей звездой — потускневшей, но не погасшей. По сравнению с ним она чувствовала себя грязной и невзрачной.

— Пожалуйста, скажи, что Конклав дал тебе что-то ещё, помимо меня. В противном случае это плохая плата за столь большой риск и столь огромный успех.

Он пожал плечами.

— Мне предложили другое поместье на юге, где выращивают оливы, и титул барона в придачу — в обмен на верность Конклаву, естественно. — Верхняя губа презрительно приподнялась. — Я отказался. Нейт — мой дом. Апельсины — мой урожай. Я сторговался на саженцы и рабочую силу, чтобы мне помогли их высадить в течение следующих двух лет. А ещё — на достаточно толстый кошель, который прокормит нас, пока я не начну собирать урожай.

Мысли Мартисы путались. Он попросил так мало. Конклав достаточно богат и благодарен, чтобы вознаградить Повелителя воронов всем, что он пожелает. Огромное поместье, владение флотом кораблей, титул епископа, если захочет. Вместо этого он попросил себе чересчур образованную рабыню, полевых рабочих, апельсиновые деревья и кошель с деньгами.

— Я всегда думала, что ты захочешь стать королём.

Низкий смешок Шилхары стал лаской для её ушей. Он протянул руку ей за спину и перекинул косу через плечо. Веки Мартисы наполовину опустились от нежного прикосновения его пальцев, когда он погладил волосы.

— Да, но королевство по моему выбору. И я выбираю Нейт.

— А разве не понадобятся годы, чтобы вернуть рощу в прежнее состояние?

— Всего несколько лет. Я не одобряю использование магии при сборе урожая, но без колебаний использую её, дабы оживить деревья.

Его пальцы соскользнули с косы и заплясали по ключице с таким лёгким касанием, что Мартиса вздохнула. Они тянулись вниз по центру её груди, ненадолго задерживаясь на ложбинке, прежде чем остановиться на руке, сжимающей камень. Темнота его глаз стала ещё глубже.

— Ты свободна. Я прочитаю заклинание, которое сломает камень и вернёт тебе часть души. Ты сможешь объехать мир, увидеть вещи, которые когда-то были тебе запрещены. — Он поднял свободную руку, большой палец скользнул по её подбородку, а пальцы изогнулись вдоль шеи. — Ты больше никому не принадлежишь.

Глаза Мартисы закрылись, и она качнулась к нему. Пусть она больше не рабыня, но она не свободна, и ему не нужны ни цепи, ни камень души, чтобы привязать её к себе. Она открыла глаза и встретилась с его чёрным взглядом.

— А если я захочу остаться здесь? С тобой?

Рука на шее напряглась, пальцы впились в кожу. Голос прозвучал почти утробно из-за силы чувств:

— Тебе всегда найдётся здесь место, если ты этого желаешь.

Шилхара глубоко вздохнул, когда она обняла его за талию и притянула к себе. Он — сочетание жилистых мышц и длинных костей, мягкой ласки бархата и пряного запаха матала. И он принадлежал ей — так же, как и она ему.

Мартиса откинула голову назад и улыбнулась, вглядываясь в угрюмые, но такие любимые черты.

— Место в качестве кого? Слуги?

Шилхара опустил голову, и прядь седых волос, заработанных суровой жертвой и непоколебимой преданностью, защекотала щеку.

— Соратницы, — прошептал он ей в губы. — Любовницы. — Он прикусил её нижнюю губу, и его рука соскользнула с макушки, чтобы обхватить затылок. — Возлюбленной жены.

Он дразнил уголок её рта мягкими прикосновениями и лёгкими покусываниями. Она пощекотала его верхнюю губу кончиком языка, прежде чем отодвинулась, чтобы увидеть глаза.

— А ты будешь любить меня хотя бы день? Год? Всю жизнь?

Она знала, что он скажет, но хотела услышать, как он озвучит ответ своим прекрасным, надломленным голосом.

— Намного дольше, — прошептал он, и его глаза засияли от бури эмоций, которые он сдерживал до сих пор. — Дольше царствования лжебогов и назойливых жрецов. Дольше аль Зафиры, когда померкнет её яркая звезда.

Он поцеловал Мартису и вдохнул свою жизнь ей в рот, сердце, душу — так же, как она вдохнула свой дар в него, когда они стояли в пустой душе умирающего бога.

Мартиса яростно ответила на поцелуй, обнимая так крепко, что у неё заныли руки, а кулон, который она сжимала в руке, впился Шилхаре в спину. Когда они прервали поцелуй, она прижалась лбом к его лбу.

— Так долго не любят.

Проворные пальцы принялись теребить завязки платья.

— И даже этого времени было бы мало.

— Я была бы счастлива и сегодняшнему дню.

Шилхара раздвинул вырез, обнажая нижнее платье и бледную кожу грудей под тонкой тканью. Румянец желания окрасил его острые скулы, в глазах зажёгся огонь. Грубая подушечка пальца погрузилась в ложбинку у горла, дразня и соблазняя.

— Тогда мне лучше начать. — Тембр его голоса стал более глубоким. — День умирает, пока мы тратим время на разговоры.

Мартиса выгнулась в его объятиях.

— А кровать слишком далеко.

Короткий смешок, прерываемый лёгким покусыванием мочки уха, заставил её рассмеяться.

— Как всегда, дорогая. Как всегда.