Утро не добавило ей миловидности. Облачённая в обвисшие тунику и юбки, с волосами, подобранными в тугой пучок, обвитыми обрывками паутины, новая ученица Шилхары ни капли не изменилась с их первой встречи. Когда Шилхара приплёлся на кухню, ослеплённый утренним светом, то был поражён увидеть там незваного гостя. Лишь потом он вспомнил. Ответ конклава на его просьбу о помощи. Он не знал, смеяться ли ему во весь голос или сыпать проклятьями под нос.
«Что, во имя Берсена, мне делать с помощницей, которая не может ни сотворить простейшего заклинания, ни поднять корзину апельсинов?»
Он пригубил чай и стал рассматривать её поверх края чашки.
«Проклятые священники. С них убыло бы обременить меня обществом прелестной мордашки? Женщины с щедрыми бёдрами и грудью, в которой можно утонуть? Красавицы, с которой можно предаться страсти в тёмном коридоре, пока она суёт нос в мои секреты и плетёт интриги, как меня предать? Вместо этого они прислали обычную, робкую, бесталанную девицу. В лучшем случае, её присутствие станет докучливой помехой, в худшем — опасным препятствием».
Тем не менее, она не показалось такой убогой, как в первый раз. Она застала его врасплох своей репликой о пыли, явив блеск остроумия, а вслед за ним впечатляющий румянец. Она заставила его задуматься и улыбнуться. Одно это привело его в замешательство.
Шилхара не мог припомнить, когда в последний раз одаривал кого-то улыбкой, в которой не сквозила издёвка, но за каких-то десять минут шпионка Камбрии чуть не заставила его разразиться хохотом своим замечанием и взглядом, который бросила на него, когда он предложил ей апельсин. Он не верил, что она смогла бы выразить больше подозрения или страха, если бы он протянул живую гадюку.
— Ты собираешься его есть? — Он указал на нетронутый фрукт.
Девчонка напряглась, как будто готовясь к чему-то неприятному. Он обратил внимание на её руки, когда она неохотно потянулась за плодом. Костяшки красные, натёртые, как и у него. Или у Гарна. Она трудилась в доме Камбрии. Не избалованная воспитанница, а служанка, выполняющая грязную работу.
Она почистила апельсин с кропотливой ловкостью и попробовала с неописуемым изяществом. Медленно вонзила зубы в кусочек, либо из осторожности, либо от удовольствия, и её движения приковали его внимание.
Шилхара покачал головой.
«Боги, прошло слишком много времени с тех пор, как у меня была женщина».
Он ухмыльнулся, когда её глаза расширились после первого кусочка.
— Какой сладкий!
— Я не хвастал попусту, говоря, что мы собираем лучшие фрукты. Апельсины из Нейта всегда пользуются спросом на рынке.
Он не разделял её восторгов. Апельсины были основным продуктом его питания и окончательно ему приелись. Каждый раз, отправляя в рот кусочек, он подавлял в себе рвотные порывы. Он ел и давился ими, но верил, что когда-нибудь сможет к ним привыкнуть и избавиться от воспоминаний, связанных с этим фруктом.
Мартиса прикончила апельсин с большим аппетитом, но отказалась от добавки. Она похвалила Гарна за кашу, и те двое обменялись тёплыми улыбками. Их простое товарищество ставило Шилхару в тупик. Это был не брачный танец мужчины и девицы, а скорее признание давно разлучённых, но в конце концов воссоединившихся друзей. Он отметил мгновенную привязанность Гарна к девушке. Мартиса появилась, чтобы пробудить чувства раба. Шилхара сощурился. Они ничего не знали о ней, кроме как со слов Камбрии. Но Мартиса Ашеровская не просто девица со смущённым румянцем и мелодичным голосом. Она шпион на задании, иначе её бы здесь не оказалось. И он сотрёт её в порошок, прежде чем позволит использовать Гарна против него самого.
Шилхару мучил соблазн поведать ей о происхождении Гарна: как он гнил в тюрьме Прайма за то, чтов прямом смысле слова переломал пополам обидчика о колено, как какую-то деревяшку, — но он передумал. Его не прельстила мысль, что разъярённый Гарн сорвёт ему голову с плеч и перебросит её через весь двор за то, что он раскрыл незнакомке его прошлое.
Ехидное замечание об их привязанности зависло на губах, но Шилхару остановил неприятный запах, поднимающийся из-под стола.
— Крылатый Берсен! Что это за вонь?
Он выгнул бровь и уставился на Мартису. У неё округлись глаза.
— Это не я. Я обмылась сегодня утром.
Гарн толкнул своего хозяина и указал в сторону ног. Шилхара наклонился взглянуть под стол и чуть не поперхнулся. Под столом развалился Каель, и от него несло хуже, чем от наполовину сгнившей собаки, которая напала на Нейт по приказу Скверны. Шилхара толкнул Каеля мыском сапога, и ищейка недовольно зарычала.
— Пошёл вон, Каель. Марш отсюда.
На второй раз толчок был сильнее. Каель сладко потянулся, прежде чем покинул облюбованное местечко, и выскользнул через открытую дверь во внутренний двор.
Шилхара проследил взглядом за своим псом, прежде чем перевёл внимание на Мартису.
— Гарн сказал мне, что моя ищейка подтвердила историю Камбрии. Ты одарённая.
Она побледнела и опустила глаза, чтобы скрыть эмоции.
— Да. Гарн нас познакомил.
Её необыкновенный голос звучал уныло, скрывая богатство чувств, как и её потупленный взгляд. Его это не одурачило. Она разозлилась, что он использовал Каеля.
— Каель — ценный член моей семьи, Мартиса. Я доверяю его мнению больше, чем кому-либо другому. Независимо от желаний конклава и щедрости Камбрии, который отправил мне в ученицы собственную воспитанницу, если бы Каель не признал тебя, ты бы здесь не осталась.
Она встретила его взгляд, глаза цвета меди были непоколебимы и решительны.
— Епископ заплатил за четыре месяца моего содержания.
Гнев испепелил последние остатки сна.
«Она посмела бросить мне вызов!»
Он оскалил на неё зубы и едва успокоился, когда она съёжилась. Тем не менее, не желая опустить взгляд.
— Да, заплатил, — признал Шилхара. — И когда я отошлю обратно его наглую воспитанницу, то приложу записку, в которой будет сказано, что непомерная стоимость каши и местных апельсинов заставила меня возместить расходы, придержав при себе всё его серебро.
Напряжение на кухне стало настолько густым, что его можно было резать ножом. Гнев Шилхары рос, пока Мартиса не выдохнула, принимая поражение. Её голос звучал монотонно, а взгляд был пустым и спокойным, когда она сосредоточилась на точке над его левым плечом.
— Я повела себя дерзко. Прошу прощения, господин.
— Что-то я сомневаюсь в искренности твоих извинений. — Она удивлённо уставилась на него. — Но кажется, мы начинаем понимать друг друга.
Он понаблюдал, как она стала играть с ложкой, прочерчивая узоры в застывшей каше.
— У тебя паутина в волосах застряла.
Она похлопала себя по волосам и скривилась, когда пальцы тронули остатки паутины, свисающей с заколок.
— Забудь об этом, Мартиса. Прихорашиваться не обязательно. Твоя внешность здесь никому не интересна.
Тень боли или смущения исказила её черты, прежде чем она потупила взгляд. Он ранил её, хоть и непреднамеренно. Просто в Нейте никто не соблюдал формальностей. Он и Гарн одевались не лучше, чем слуга самого низкого ранга в богатом доме. Он даже не удосужился побриться или обуться, прежде чем спустился на завтрак этим утром. Его замечание о паутине в её волосах было пустой болтовнёй. Она восприняла его слова как оскорбление. Шилхара решил не объясняться.
— Гарн. Тебе придётся какое-то время обходиться без неё. Я задолжал моей новой ученице занятия. Любопытно, чему Конклав её научил.
Великан сердито взглянул на своего господина и резко вскочил со скамьи. Шилхара оказался не достаточно проворен и остался без чайника на столе и чашки в руках. Слуга подошёл к раковине и с грохотом уронил в неё отнятую посуду.
Возможно, Шилхара дал бы ему нагоняй, если бы напротив не сидела Мартиса. Она выпрямилась до негнущейся спины. И без того бледные черты лица стали пепельно-белыми, с таким вниманием она ждала его дальнейших указаний.
— Пусть Гарн отведёт тебя в большой зал. Я буду ждать тебя там. Ты обучена Конклавом, но бессильна. Посмотрим, что пробудит твою магию.
Чувство вины червём проело ему сердце. Он не врал. Если она не убежит с криками обратно в Ашер, как он надеялся, то он всерьёз намеревался пробудить её дар и заставить его проявиться. Ей просто могут не понравиться его методы.
Он оставил её с Гарном на освещённой солнцем кухне и вернулся в свою комнату, чтобы одеться. Часть его желала задержаться на кухне, погреться в утреннем тепле и насладиться запахом поднимающегося теста, которое Гарн замешивал для ежедневной выпечки. Кухня была своего рода святилищем, так же, как когда-то — его спальня. С пробуждением Скверны его покои всё меньше оставались убежищем, и всё больше становились полем брани между ним и падшим богом. Ему нужен сон, настоящий сон; а не короткие передышки, в которых он наполовину бодрствовал, приготовившись к неизбежному вторжению бога.
Прикосновение Скверны было пленительным и опьяняющим, он заманивал его обещаниями неизмеримой власти, уважения, мести, даже когда заставлял истекать кровью и биться в конвульсиях. Он больше не ублюдок портовой шлюхи, а правитель империй, бессмертный маг. С обещаниями шли требования. Полное подчинение чужой воле, абсолютное преклонение перед гнусным блудодеем. Насколько сильно его оскорбляло второе, чтобы противостоять искушению первого?
Шилхара закрыл дверь и подошёл к открытому окну. Вдалеке пульсировала звезда.
— Всё ещё здесь? — тихо поинтересовался он — Разве тебе больше нечем заняться? Казнить кого-нибудь? Разрушить города?
Резкая вспышка боли в висках заставила его поморщиться. Смех Скверны всколыхнул его до костей.
Мне не хватает только тебя, аватар.
Он захлопнул ставни, погрузив комнату в темноту. Хрупкое дерево ни разу не остановило кошмаров, но иллюзия скрывала существование бога, притаившегося на горизонте.
— Вынужден отказать, — пробормотал он и произнёс заклинание, которое залило комнату колдовским светом.
Пальцы нервно погладили шрам, опоясывающий шею.
«Ах, вернуться бы в более простые времена!»
По крайней мере, тогда его палач был служителем в доках, не ведавший милосердия к голодающим ворам. Теперь у него Конклав на кухне и Скверна на пороге, и каждый хочет уничтожить его с особой изощрённостью.
У него нет времени на раздражение. Нужно собирать урожай апельсинов и ехать на рынок, заключить сделки с курманами и ремонтировать дом. Работа честного человека сама себя не сделает — не то, чтобы он был особенно честным человеком.
Мартиса ждала его возле холодного очага, окружённого мерцающим блеском пылинок. Она выглядела почти неземной, стоя так царственно и сдержанно — бледная королева, увенчанная паутиной и коричневой шерстью.
Она поклонилась.
— Господин.
Шилхара ожидал жалоб за задержку, но она промолчала, её лицо осталось спокойным, когда он обошёл её по кругу, вдыхая аромат — сон и весеннюю мяту.
— Заклинание левитации?
— Какое именно? Мизантханэзе или Хоурлис?
Он резко остановился перед ней, заинтригованный.
— Оба.
Её чары были безупречны, акценты идеальны, а интонация голоса безукоризненна. Левитация Мизантханэзе должна была поднять её над его головой; а Хоурлис — к потолочным балкам, и всё же, даже после нужных слов, она осталась твёрдо стоять на земле. Если бы не реакция Каеля, Шилхара счёл бы, что она просто начитана, но обделена даром.
Должно быть, она догадалась об его сомнениях.
— Возможно, ваша ищейка ошиблась.
— Собаки никогда не ошибаются, особенно моя, — огрызнулся он.
Он продолжил кружить вокруг неё. Она была маленькой, лёгонькой. С ясной речью и умом, руками посудомойки и знанием Конклава.
«Какой дар скрыт в этом противоречивом создании?»
Его версия Хоурлис, молчаливый жест поднял её в воздух без предупреждения. Ноги Мартисы качнулись вверх, поток воздуха перекрутил её на спину, когда Шилхара поднял руку и отправил её в полёт к потолку.
По залу разнёсся испуганный визг. Мартиса молотила руками и ногами, подвешенная высоко под потолком. Он мельком увидел стройные белые ноги и спутанное бельё, когда она задрала ногу и потянулась к одной из балок крыши. Её волосы вывалились из булавок, длинная коса закачалась в воздухе.
— Заклинание, чтобы спуститься, Мартиса?
Она перестала барахтаться, но дышала громко и тяжело.
— Что? — переспросила она, задыхаясь, её голос истончился до писка, когда она проплыла над ним.
— Заклинание, чтобы спуститься?
— Я ничего такого не помню! Пожалуйста, опустите меня.
Он ощутил её ужас, но не был намерен так быстро сдаваться.
— Думаю, нет. Ты разочаровываешь меня. Опытный маг помнит заклинания постоянно, даже во время опасности.
— Я не маг!
Шилхара постучал пальцем по нижней губе.
— Но ты же обучена Конклавом. Если ты знаешь левитацию на двух языках, то и заклинание спуска знаешь, как минимум на одном? Тебя не учили сохранять самообладание?
Он прочертил полукруг в воздухе. Мартиса ахнула, медленно поворачиваясь так, что теперь она смотрела на него сверху вниз. Её лицо стало ярко-красным, глаза огромными. Она потянулась к нему, хотя он стоял слишком далеко.
— Господин, — взмолилась она. — Умоляю. Спустите меня на землю, и я процитирую все заклинания, когда-либо написанные в «Аркане Хоурлис».
Она зажмурилась, с губ сорвался слабый дрожащий вздох. Чувство вины проснулось в Шилхаре, но он подавил его с безжалостной решимостью. Если бы она выяснила правду о том, что он во власти Скверны, Конклав привязал бы его к ближайшему столбу и поджёг бы с плясками да прибаутками — всего лишь после нескольких часов или дней пыток.
— Подумай, Мартиса. Что такое спуск?
Он завершил заклинание левитации, и она упала на пол. Свист юбок сопровождала кричащая попытка прочесть спасительное контрзаклинание. Он возобновил левитацию за мгновение до того, как она разбилась бы об пол.
Лишь её прерывистое дыхание нарушало тишину большого зала. Шилхара наклонился посмотреть ей в глаза. Они были черны от ужаса, зрачки затопили медь.
— Это должно было сработать. У тебя упрямый дар.
Его ладонь зависла над её животом. Он осторожно опустил её на землю, пока она не легла в море юбок и спутанной косы.
Мартиса перекатилась на бок, подальше от него, и спрятала лицо в ладони. Её мучили сильные судороги. Она притянула колени к груди и стала жадно глотать воздух. Шилхара отвернулся от того, что сотворил.
«Берсен, смилуйся над нами обоими; пусть этого хватит, чтобы отпугнуть её».
Он подождал, пока она успокоится, и осторожно отступил, когда она поднялась и встала перед ним. Её голова была склонена, как в молитве.
«Она молится?»
Он решил, что могла бы — за его безвременную и мучительную кончину, без сомнения. Он моргнул, когда она подняла голову.
В этот момент она напомнила ему о статуях Астрис, которые он видел дюжину лет назад. Его наставник отвёз его на восток в провинцию Кюау, где правили женщины. Они преодолели узкие проливы до главного порта, минуя Пять королев, что охраняли водные врата. Шилхара не сводил глаз с древних правительниц, с их гордых, решительных лиц, которые не тронули ни время, ни погода. Это была тихая сила, рождённая сильной душой, которую никогда не сломить. Мартиса с мрачным, властным взглядом напомнила ему королеву.
— Я вспомнила заклинание.
Отвращение к нему исказило застывшие до этого черты.
«Неплохо, неплохо».
Ему не удалось запугать её, чтобы она убралась восвояси, но он сможет подтолкнуть её к нужному решению через ненависть — если только она первым делом не погрузит нож ему в спину. Она оказалась сильнее, чем он ожидал, и гораздо упрямее, чем предполагал. Должно быть, Камбрия предложил ей целое состояние за месяцы страданий в Нейте. Шилхара намеревался заставить её отработать каждую монету.
— Да, ученица. И это было напрасно, скажи же? Завтра мы попробуем снова. — Он ухмыльнулся от её непроизвольной дрожи. — Я так понимаю, ты помогала Гарну. Какое утешение, что даже не умея сотворить простейшее заклинание, ты хотя бы можешь доить козу.
Её руки дёрнулись, прежде чем расслабиться. Ему стало любопытно, сможет ли она побороть искушение врезать ему по челюсти. Судя по переплетённым и сжатым до белых костяшек пальцам, она справилась с задачей.
— Да, учитель. Я работала со скотом всю свою жизнь: с коровами, свиньями, козами... и в частности — ослами.