Предатель. Моя сестра от тебя беременна

Глава 18

Тишина давит, но я не нарушаю ее. Продолжаю смотреть на Веру Трофимовну во все глаза, слышу, как колотится сердце, и чувствую, как потеют ладошки от стресса и неожиданности.

— Что-то ты побледнела, Варя, — обеспокоенно говорит Вера и кидается к столешнице, хватая оттуда бутылку воды.

Я делаю несколько глотков и постепенно успокаиваюсь, когда вижу, что женщине нет особого дела до меня, и она не довлеет надо мной, как коршун. Просто ждет, когда мне станет лучше, готова сразу же кинуться мне на помощь.

Постепенно стук сердца в ушах утихает, и я расслабляюсь, чувствуя себя в безопасности.

— Что-то я переутомилась, не стоило на озеро сегодня ходить, вот и бросает меня то в жар, то в холод.

Я снова смотрю на мать Андрей и бывшую возлюбленную свекра, и при близком рассмотрении оказывается, что выглядит она гораздо моложе свекрови. При этом ни пластических операций, ни каких-то еще хирургических вмешательств я не вижу. Это естественная красота, которая дана не каждой женщине, ведь генетика — штука непредсказуемая. В молодости она наверняка была и вовсе роковой красоткой. Ничего удивительного, что Родион Павлович когда-то потерял голову. Судя по морщинам вокруг глаз, Вера отличается добрым нравом и не склочным характером, что кардинально отличает ее от Агафьи Давидовны.

— Сейчас холодает, уже пора и пальто носить. А тебе в твоем положении, Варя, вообще нельзя простужаться. Ты не подумай, я не настаиваю, ты взрослая и тебе самой решать, просто я когда Андрюшей была беременна, вот так простудилась, пришлось получать уколы даже. Это уже потом узнала, что нельзя было. Я была тогда молодая и глупая, только из училища выпустилась, а когда спохватилась, уже поздно было. Всё переживала, родится ли ребеночек здоровый, корила себя, что не следила за собой и не одевалась теплее.

Она качает головой, а я прижимаю руки к животу. В отличие от нравоучений свекрови, она хоть и рассказывает о своем опыте, но с возмущением я ее слова не воспринимаю. Просто чувствую, что она желает мне добра и не пытается указать мне на мои ошибки, чтобы показать, какая она умная, а я бестолковая.

— Обычно я стараюсь не допускать таких ошибок, но в последнее время столько всего навалилось, что я сама не своя. Сами видите, я живу в автодоме практически незнакомого мужчины.

Последнее я говорю со стыдом, так как понимаю, как это странно выглядит со стороны. Вот только Вера ничего не говорит против этого, а наоборот поддерживает меня, пытается даже успокоить.

— Ну что ты, Варь, я вообще рада видеть, что мой сын такой отзывчивый. В такие моменты понимаешь, что правильно воспитала своего ребенка. О лучшем сыне и мечтать нельзя.

Ее взгляд становится немного грустным, свой первоначальный вопрос она вообще не повторяет, проявляя тактичность. Поняла, что отвечать мне не хотелось, и решила не настаивать. Видимо, это и сподвигает меня поделиться с ней наболевшим.

— Вы правы, Вера Трофимовна. Мой муж — это Глеб Бахметьев, сын Родиона Павловича. Точнее, будущий бывший муж. Я подала на развод онлайн.

— Технологии, — кивает задумчиво Вера и снова смотрит на меня. — Хорошо все-таки, что Глеб купил участок именно около этой семьи. Видимо, это было провидение свыше. Он оказался в нужном месте в нужное время, чтобы помочь беременной женщине. Но почему ты разводишься с Глебом? В детстве он был… То есть… Ты прости за мою бестактность, просто…

Она мнется, видно, что хочет понять, слышала ли я что-то из ее разговора с Родионом, и я решаю ничего не утаивать.

— Я знаю, что вы были женщиной Родиона Павловича когда-то. Таисия Семеновна несколько дней назад рассказала о том, как подставила вас когда-то. Вы не бойтесь, я Андрею ничего не скажу, это ведь не мое дело.

Конечно, с одной стороны, я проявляю женскую солидарность, а с другой, просто не хочу становиться причиной раздора в их семье, где явно царят хорошие отношения. А раз Вера много лет назад все-таки не сделала аборт и родила дочь от Родиона, он явно не отстанет, попытается увидеться с ней. Не знаю, какое решение примет Вера, но что-то мне подсказывает, что Андрею эта идея не понравится. Но она взрослая женщина и перед сыном отчитываться не обязана.

— Спасибо, — выдыхаю с облегчением Вера.

— А насчет Глеба… Не знаю, каким он был ребенком, но вот взрослым… Муж из него хороший не получился, — с горечью говорю я, не понимая, почему вот так спокойно делюсь с незнакомой женщиной своей бедой и болью. Может, сказывается то, что наши судьбы чем-то похожи. Пусть она и не была никогда официальной женой Родиона, но ее когда-то предали, как и меня сейчас.

— Может, исправить всё можно? Я к своим годам, Варя, поняла, что о многих поступках молодости жалеешь, а исправить ничего нельзя.

Она явно говорит о том, что скрыла дочь от ее отца, не сказав ему ни о чем, и эта боль чувствуется и осязается, словно она ее до сих пор так и не прожила. Просто усиленно задавила ее под весом житейских многолетних проблем и постаралась забыть. А сейчас эту рану сковырнули и не дают больше возможности спрятать боль глубоко в сердце.

— Глеб изменил мне с родной младшей сестрой. Она беременна, мои родители выгнали меня из дома, сказав мириться с мужем, а Глеб предложил мне жить втроем. Я, он и моя сестра Зина. Если тут и можно что-то исправить, Вера Трофимовна, так это статус нашего брака.

— Сын весь в отца, — качает она печально головой, а затем опускает ее. — Мне жаль, что разлучницей в твоей ситуации оказалась сестра. Она ведь знала, что он занятой мужчина. А я не знала этого в свое время, повелась на льстивые речи и добрый нрав, посчитала, что наконец нашла отца для своего ребенка. Андрей тогда маленький был, мой муж погиб, когда ему был годик, а Родион так поладил с ним, что я оттаяла и решила изменить свое решение, что больше не женюсь, а оказалось… Оказалось всё ложью. Если бы я знала, что он женат, никогда не посмотрела бы на него. Не стала бы причиной слез другой женщины.

— Не вините себя, вы ведь сами знаете, что были не в курсе его статуса. Если кому и чувствовать себя виноватым, так это Родиону Павловичу.

— Но как я всё это объясню своей дочери, Варя? — мрачно спрашивает у меня Вера. Кажется, она всю голову сломала, причем думала не то что не один день, а кажется, не один год над этой дилеммой. — Моя Люба не простит мне того, что я родила ее от женатого любовника. Даже слушать меня не станет.

Вера Трофимовна дрожит вся от переживаний, и я накидываю на ее плечи плед. Она с благодарностью обхватываю мою руку на ее плечи, и я отхожу, чувствуя, что я не одна. Пусть мы и не подруги, но мне впервые удалось выговориться и рассказать о том, что меня беспокоит.

Никому не говорила про поступок родителей, ведь мне стыдно, что они за это время, как выгнали меня, даже ни разу мне не позвонили, хотя мой номер у них есть, да и меня не держат в плену. Хоть бы удостоверились, что я жива-здорова и нахожусь в безопасности. Но нет.

Их волнует только статус и репутация. Не дай бог кто в деревне узнает, что их старшая дочь разводится, все ведь точно решат, что это муж меня бросил, а не я его. Таковы деревенские реалии и сплетни.

— Она ваша дочь и любит вас, так что примет, — говорю я уверенно, не сомневаясь, что так и есть.

Я сейчас говорю со своей колокольни, ведь так сильно хотела бы поддержки матери, которая есть у этой Любы, сестры Андрея, но мне этого точно не светит.

Я уже хочу предложить Вере чаю, чтобы нам обоим согреться, так как чайник вскипает, как вдруг раздается громкий стук в дверь. Затем еще один и еще, и никак не умолкает, словно посетитель не может и минуты подождать.

— Кто? — настороженно спрашиваю я, не догадавшись поднять шторку от испуга.

— Открывай, Варвара, не то позову Глеба, и он вынесет эту дверь.

Этот неприятный гундящий голос я бы узнала из тысячи.

Агафья Давидовна собственной персоной.

Я приподнимаю шторку, чтобы убедиться, что она одна, без тяжелой артиллерии, и перевожу взгляд на Веру, не обманываюсь, что свекровушка хочет видеть меня.

Она, видимо, вырвалась из дома, а теперь не собирается отступать, требует встречи с соперницей.

— Я с ней поговорю, Варь, — кивает Вера Трофимовна, и я все-таки открываю дверь.

Мать Андрея привстает, явно собираясь выйти на улицу, но Агафья Давидовна резво вскакивает, словно и не было у нее никогда радикулита, на который она часто жаловалась, чтобы перекинуть на меня все заботы по дому, включая ее личные прихоти, и закрывает дверь на щеколду, отталкивая меня в бок.

— Не хочу, чтобы нам помешали мужчины, — невозмутимо говорит она и сжимает кулаки, глядя на Веру.

Мне уже кажется, что она кинется на нее, чтобы устроить драку и выдрать сопернице добрый клок волос, но на удивление этого не происходит. Агафья садится напротив Веры за стол и кивает мне высокомерно, словно я до сих пор ее невестка.

— Сделай-ка нам чаю, дорогуша. Не стой столбом.