Предатель. Моя сестра от тебя беременна

Эпилог

Пять лет спустя

— Мама! Мама! Скажи Маше, пусть поиглает со мной!

Сын, которого мы назвали Семеном в честь отчима Андрея, резво спускается по лестнице, и размахивает руками. Всегда так экспрессивно реагирует, когда не может получить желаемого.

— А что она делает? — спрашиваю я сына и подхватываю его на лету, когда он чуть не падает с последней ступеньки.

В свои пять лет он уже тяжеленький для меня, но я еще могу держать его на руках, чем и пользуюсь, наслаждаясь последними деньками, когда хватает сил вот так ходить с ним на руках.

— Кивляется пелед зелкалом, — с умным видом заявляет Сема, а я чуть посмеиваюсь. Так он называет ее танцы, которыми она в последнее время увлекается.

— А давай мы лучше с тобой вместе испечем пирог к приходу папы? Порадуем его, м?

Я пытаюсь отвлечь сына и занять его другим занятием, чтобы он не отвлекал Машу. Она этого не любит, а я не хочу, чтобы между детьми провоцировались конфликты на пустом месте. Стараюсь заниматься обоими и радуюсь, что Андрей относится к детям одинаково. Любит их обоих и не делит на своих и чужих. Сдерживает свое обещание любить Машу, как родную дочь, и от этого теплеет на сердце.

— Яблочный? — интересуется сынок, и я киваю, утягивая его на кухню.

Сегодня Андрей обещал освободиться пораньше, и хочется порадовать и его, и деток сладким.

На шум вниз спускается и Маша, так что управляемся мы с готовкой втроем. Они хоть и маленькие оба, но с удовольствием помогают потом накрывать мне на стол.

— А когда мы к бабе Тасе поедем? — спрашивает вдруг дочка, и я прикусываю губу.

Таисия Семеновна умерла неделю назад, но я до сих пор не знаю, как сказать об этом детям. Несмотря на то, что к Семе она не имеет отношения, всё равно прикипела к нему и не обделяла его, не делая различий между ним и Машей. Дети любят ее так же, как и Веру Трофимовну, и я до сих пор не придумала, как помягче сказать им правду.

— Баба Тася уехала, Машунь. Но мы съездим завтра к бабе Вере, хорошо? Тетя Люба прилетает с Италии и везет вам подарки.

— Ула! — сразу радуется Сема и ликует, так как подарки очень любит, особенно те, которые дарит Люба.

Пару лет назад она вышла замуж за итальянца, но каждые полгода прилетает домой, чтобы проведать родных. С Родионом уже давно не общается. Устала от его вранья и проблем, которые он привнес в ее жизнь. Его смелости пойти против жены хватило ненадолго. Он постоянно скрывал от жены, что видится с дочкой, а та, когда ловила его на горячем, устраивала скандалы Любе, и ей это быстро надоело.

— Мой родной папа — это папа Сема, а Родион пусть остается в прошлом, — сказала она в тот день, когда приняла решение разрубить этот гордиев узел и окончательно разорвала отношения с Родионом Павловичем.

Когда с работы приходит Андрей, дети сразу же кидаются к нему в объятия и висят на нем, словно непоседливые проказливые мартышки.

Андрей, несмотря на усталость, всегда уделяет им время, и я не нарадуюсь тому, что правильно когда-то выбрала отца для своих детей. Не зря не стала зацикливаться на прошлом и стала смотреть открытыми глазами в будущее. А самое главное, оглянулась по сторонам и по достоинству оценила ухаживания Андрея. Закрыла глаза на свои комплексы и решила на них не зацикливаться.

Все эти годы вместе с Таисией Семеновной жила Зина. Вольно-невольно, но мы пересекались, когда я возила к женщине детей. Да и ее близняшки отлично ладили с моими детьми. Близки мы с Зиной не стали и не станем, но сквозь зубы друг с другом не разговариваем.

Агафья Давидовна, когда не сумела убедить мужа отправиться за сыном, вдруг воспылала любовью к дочерям Зины, а к моей Машеньке не лезла, чему я была весьма рада. Ни к чему ей такие волнения.

Единственное, что сейчас омрачает мои дни, так это попытки родителей помириться со мной. Они уже не раз извинялись, приезжали с гостинцами для детей, но я всё равно не хочу подпускать их слишком близко.

Видно, что на самом деле их интересует, а снова сажать их себе на шею я не планирую. Помогаю подросшему Кольке по мере сил, а вот о родителях стараюсь не вспоминать.

Несколько раз сбрасываю звонки матери, но когда после ужина Андрей показывает свои звонки, понимаю, что она переключилась на моего мужа.

— Не нужно было говорить с ней, Андрюш. Хотят прилипнуть к кормушке, вот и стараются. Каждый наш с мамой разговор заканчивается тем, что она что-то требует купить им.

— Что на этот раз?

Первое время, когда родители начали общаться со мной, и я правда верила, что они всё осознали и почувствовали тягу ко мне и внукам, даже купила им новый телевизор, чтобы все соседи в деревне обзавидовались, как сказала мама. Но их аппетиты растут, а мое терпение уже лопнуло.

— Хотят квартиру в городе. Обязательно трешку.

Я едва не закатываю глаза от подобной наглости, но прикусываю губу с силой, чтоб боль притупила слезы.

— Не переживай, Варюш. Я с ними поговорю, лезть к тебе они не будут.

Андрей хмурится, но я слишком хорошо его знаю, чтобы не понимать, что творится у него в голове.

— Что, хочешь предложить им сумму ежемесячно, чтобы они улыбались мне и не лезли с требованиями о “помощи”?

Ему и отвечать не нужно, я и так всё вижу по его взгляду.

— Нет. Не нужно. Не хотят со мной общаться просто так, значит, и не надо. У наших детей есть уже любящая бабушка, других им не надо. Особенно тех, кому нужны только деньги.

Он не спорит, принимает мое решение, и за это я его ценю еще больше.

Когда с нами связывается нотариус для оглашения завещания Таисии Семеновны, я иду туда нехотя. Я уже давно знаю, что там указан даже Глеб, и видеть ни его, ни бывшую свекровь мне не хочется, но меня сопровождает Андрей, так что чувствую я себя более-менее спокойно.

Агафья Давидовна недовольно поглядывает на меня, явно не понимая, что я здесь делаю, а вот Глеб на удивление особо не обращает на меня внимание, чему я рада. Он приехал не один, а с женой, судя по кольцам на их безымянных пальцах. Ловлю Зину на том, что она смотрит на Глеба с тоской, но сразу же отворачиваюсь, чтобы не видеть ничего личного. Она сама хозяйка своих эмоций, и я ей не указ.

— Свою трехкомнатную квартиру и накопления в банке завещаю Зине и моим правнучкам, — оглашает завещание нотариус.

— Не жирно ли? — шипит Агафья Давидовна, но себе под нос. Явно боится, что Зина запретит ей видеться с внучками. С новой-то женой отношения у нее не сложились, вон какая стерва сидит около Глеба.

— Свое фамильное кольцо с рубином и изумрудное колье завещаю Варваре и моей правнучке Маше.

Свекровь, услышав о главных украшениях свекрови, буравит меня недовольным взглядом, но сделать ничего не может.

— Свой дом завещаю единственному сыну Родиону, а раритетную машину своего покойного мужа — внуку Глебу.

На этом нотариус замолкает, и я боковым зрением вижу, как пыхтит Агафья Давидовна. Она единственная, кого не упомянули в завещании. Не проходит и минуты, как она начинает кричать и скандалить, оскорбляя и новую жену сына, и меня, и костеря на чем свет покойную Таисию Семеновну.

Я же не собираюсь выслушивать ее истерику и забираю письмо, которое Таисия Семеновна, как оказалось, оставила лично для меня. Его я открываю дома, после ужина, удобно устраиваясь в кресле около камина.

“Дорогая моя Варя!

Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Прожила я долгую жизнь, какая дается не каждому человеку. Было у меня и плохое, и хорошее. Дела я совершала разные. О некоторых жалею, о некоторых вспоминаю с теплом на душе.

Ты не сердись на меня, что я не завещала имущество Машеньке. У нее есть ты и Андрей.

Он так похож на моего покойного мужа, а таких мужчин сейчас днем с огнем не сыскать. Жаль, что ни из Родиона, ни из Глеба ничего путного не вышло, но в этом доля моей вины, и я ее не отрицаю. Поняла вину свою слишком поздно, но надеюсь, сумела отмолить свои грехи добрыми поступками.

Андрей никогда не бросит ни тебя, ни ваших детей, и что бы ни случилось, обеспечит им достойную жизнь. А вот у Зины никого и нет. Одна растит двух деток, и я хотела дать им подспорье в жизни, чтобы им не пришлось хотя бы скитаться по съемным углам.

Представляю лицо Глашки, когда она узнает, что все мои накопления прошли мимо ее наглого длинного носа.

Вот только завидовать там нечему. Не такая уж и внушительная сумма, но Зине покажется целым состоянием.

Не сердись на девочку. Она была молодая и глупая, находилась под влиянием твоих родителей.

Я тебе не указ и просить присматривать или прощать ее не буду, но надеюсь, что ты защитишь ее, когда Глашка потребует у нее отписать ей квартиру.

Что касается украшений, носи их с удовольствием, вспоминай обо мне. Они представляют не меньшую ценность, чем квартира, уж поверь старой женщине. Моя бабушка была дворянского сословия, и именно от нее мне достались эти украшения.

Глашка всю жизнь посматривала на них с завистью, надеялась, что я умру, и она на правах жены моего сына заграбастает их себе. Но украшения сами выбирают себе хозяев, так что теперь они твои.

Не отказывайся от них, прошу тебя. Знаю, твой муж может купить тебе с десяток таких, но исполни мою последнюю волю, Варя.

Всегда твоя, баба Таша”.

К концу прочтения по моим щекам текут слезы, и я не пытаюсь остановить этот поток. Позволяю себе прожить эти горькие эмоции сполна. Андрей не пытается заговорить со мной, присаживается рядом и прижимает меня к себе. Поглаживает по спине, целует в макушку и молчит.

Я же, вдоволь наревевшись, обнимаю его крепче и утыкаюсь носом в его шею. Вдыхаю родной запах и счастливо улыбаюсь.

Баба Таша во всем права. Мужчина мне достался самый лучший.

А ее последнюю волю… Ее я выполню.

Ни украшения, ни квартира бывшей свекрови не достанутся.

Хватит несправедливости в этом мире.

Мы сами творцы своих жизней. И пусть так будет всегда.

_______