С самого приезда Глеба в доме разгорается нешуточный скандал, и я, не желая нервничать, убегаю в огород, прихватив с собой щенка, которому тоже не по душе громкие крики.
— Вот ты где, Варь, — раздается сзади голос Глеба, и я стискиваю челюсти, чувствуя досаду, что он прервал мое уединение.
— Что тебе нужно? Я хочу побыть одна.
Несмотря на то, что все эти дни я уговаривала себя успокоиться и не реагировать так резко на мужа, когда он приедет, все мои уговоры идут прахом, когда передо мной возникает его наглая самодовольная харя.
Он ни капли не раскаивается, и именно этот факт выбивает меня из колеи, раздражая сильнее всего.
— Я думал, этих дней достаточно, чтобы ты остыла.
— Ты ошибся, Глеб. Я же думала, что сутки спецприемника достаточно, чтобы ты осознал, как был неправ.
Неправ. Неподходящее слово для измены, но лучше я просто не нахожу. Слез на удивление нет, и я так радуюсь этому, что даже немного воспряла духом, готовая противостоять любому вмешательству Глеба.
— Ты ведь специально рассыпала муку в моем багажнике?
Вопрос не требует ответа, но я всё равно не подтверждаю его предположения.
— Мне пришлось поднять все свои связи, чтобы ускорить полицейскую лабораторию, чтобы меня наконец отпустили. И я в курсе, что им поступил анонимный звонок по поводу моей машины, так что тебе нет смысла отпираться, что это ты.
— А ты считаешь, что я твой единственный враг? Что, у других людей нет причин тебя ненавидеть?
Глеб, увидев мой яростный взгляд, мрачнеет, но мне нет никакого дела до его настроения.
Некоторое время мы сидим в тишине, но я напряжена, чувствуя близость Глеба. И если до этого думала, что мне будет больно вот так видеть его перед собой и знать, что больше мы парой не будем, то сейчас я убеждаюсь, что ничего не ощущаю. Даже боли. Как отрезало.
— Я, кстати, вспомнил. У матери ведь аллергия на собак.
Я усмехаюсь, что он думает об этом постфактум. До того невнимателен к своим родным, что такие важные вещи вспоминает спустя время, когда оно могло быть упущено.
— Нет у нее никакой аллергии. Была бы, сейчас бы уже на скорой ее увезли бы в больницу. Пес всю ночь в доме проспал, а ей хоть бы хны. Ни кашля, ни чиха.
— Я, конечно, понимаю, что ты злишься на меня из-за своей сестры, Варя, но палку не перегибай. Ты должна уважать мою мать, и не наговаривай на нее.
Разозлившись, я встаю со скамейки и упираю руки в бока.
— Ну во-первых, я никому ничего не должна, особенно твоей деспотичной матери, которая использует труд глубоко беременной женщины и не видит в этом ничего зазорного…
Глеб не дает мне договорить и перебивает, сжимая скулы до хруста в челюсти.
— Рот прикрой, Варя! Ты беременная, но не больная, к тому же, невестка в нашем доме. Да если бы я на тебе не женился!
— То что? Договаривай, Глеб! Считаешь, что вытащил меня из нищеты? Повторяешь слова своей матери? Так знай, что вы еще более ущербные, какой считаете меня. Вон, полюбуйся, что сейчас происходит в твоем хваленом доме, полном интеллигентов!
Я киваю на приоткрытые окна, из которых доносятся крики домочадцев, и это немного отрезвляет Глеба, так что он отступает, делая шаг назад.
— А во-вторых, Глеб, не лезь ко мне своими нравоучениями, ты потерял это право несколько дней назад. Когда совал свои причиндалы во всякие дыры.
Он стискивает ладони в кулаки и смотрит на меня с таким гневом в глазах, что я еле удерживаюсь от того, чтобы не увеличить между нами расстояние. Никогда еще не видела его таким злым.
— За языком следи, Варя. Ты все-таки о своей сестре говоришь. Не заставляй меня думать о тебе хуже, чем ты есть на самом деле.
Его слова возмущают до глубины души, ведь это моя прерогатива вот так злиться, но я быстро беру себя в руки.
— Лучше бы ты за своим хозяйством следил, как за моим языком, — шиплю я, выходя из себя. Ярость распирает грудную клетку, как бы я ни пыталась держать себя в руках и вести себя хладнокровно.
— Ну всё, мое терпение лопнуло, Варя. Я хотел дать тебе время остыть и осознать ситуацию, но вижу, что зря дал тебе поблажки и позволил распоясаться. Ты, видимо, почувствовала свободу и совсем распустилась, раз позволяешь себе издеваться над моей семьей. Забыла, кто ты и из какой грязи я тебя поднял?
Весь лоск слетает с Глеба, оставляя лишь его истинное лицо. Черты лица заостряются, сам он оскаливается, словно дикий зверь, жаждущий крови, а вот рука хватает меня за воротник кофты.
— Ты должна быть мне благодарна, что я приютил тебя и сделал своей женой. Пошел на мезальянс, взяв в жены дочь каких-то бедняков из деревни, которые только и видят во мне кошелек.
Я поднимаю на носочки, когда он тянет мой воротник на себя, и хриплю, хватаясь за горло, кожу которого режет этим самым воротником. Ни слова от шока произнести не могу, ведь раньше Глеб никогда не распускал руки, и я была уверена, что он выше этого. Вот только сейчас боюсь, что его забрало упало, и он может сделать всё, что захочет, не посмотрит на то, что я жду от него ребенка.
— Глеб! — наконец, сиплю я, хватаясь руками за кисти его рук. — Я беременна, Глеб!
В этот момент около наших ног крутится щенок и яростно лает, пытается зубами ухватиться за штанину брюк Глеба, но тот просто безжалостно отпинывает малыша в сторону. У меня сердце кровью обливается от жалобного воя, но я ничем не могу ему помочь, зажатая в тисках жестокого мужа.
— Закрой рот, Варя, от твоего писка у меня болит голова, — морщится он и толкает меня, отчего я чуть не падаю оземь, но в последний момент удерживаюсь на ногах. — Собирай манатки, мы уезжаем в город.
Я откашливаюсь и делаю шаг назад, качаю отрицательно головой.
— Я с тобой никуда не пойду! — кричу, едва не плача. Чувствую себя полной дурой и неудачницей, что поверила в то, что смогу не только отомстить этой семье, но и выйти из этого брака без потерь.
— Я подаю на развод! — кричу надрывно, но в ответ вместо обычно доброго и всепонимающего Глеба вижу его циничную ухмылку.
Передо мной будто стоит совсем другой человек. Беспринципный. Жестокий. Бездушный.
— Ты? Подашь на развод? Не смеши меня, Валюш. Ты никто и звать тебя никак. Тебе даже идти некуда. Думаешь, я не знаю, что тебя родители прогнали, когда ты к ним заявилась? Не поэтому ли ты, поджав трусливо хвост, вернулась? Что, думала, будешь тут от меня нос воротить, проучишь меня, а я буду перед тобой, как собачонка эта плешивая, на лапах прыгать?
— Откуда ты… — выдыхаю я, не веря, что он знает о моей поездке к родителям.
В голову закрадываются мысли, что это мама ему позвонила, но позади него звучит знакомый голос, о котором я хотела бы забыть.
— Глеб, долго еще? Я устала сидеть в машине. Уже час так-то прошел, мне нельзя так переутомляться.
Он оборачивается и чуть отодвигается, отчего мне открывается обзор на Зину, мою младшую сестру, которая стоит с невинным видом, сложив на животе руки.
— Что происходит? — настороженно спрашиваю я, чувствуя, как мой мир снова пошатывается, грозя похоронить меня под своими обломками.
— Я хотел скрыть это от тебя, Варя, забрать тебя с собой в город, а Зину оставить с родителями, — ухмыляется вдруг Глеб и смотрит на меня свысока. — Но раз ты показываешь характер и совсем меня не уважаешь, не вижу смысла беречь твои чувства. Зина беременна и теперь будет жить с нами.
— Ч-что? — выдыхаю я, едва не посмеиваясь нервно.
— Ты прости меня, Варь, я не думала, что так выйдет. Я и правда домой поехала, но меня укачало, а когда я сделала тест, всё встало на свои места. Я беременна, жду ребеночка от Глеба.
Зина стыдливо опускает глаза, едва не плачет, судя по дрожащему голосу, но я больше ей не верю. Всё это игра, в которой мне отведена роль идиотки.
— Не оправдывайся, Зин. Это уже не нужно, — грубовато говорит Глеб. — Собирай вещи, Варя, пока я добрый, и поедем в город. Завтра мне на работу, кто-то же должен погладить мне рубашку с брюками.
Его слова выводят меня из оцепенения, и я едва не хохочу, осознавая ущербность ситуации и самого Глеба. Он прищуривается и прожигает меня гневным взглядом, но мне всё равно. Весь мой страх куда-то улетучивается, оставляя после себя выжженную пустыню.
— Ты серьезно, Глеб? Не вышло обмануть меня, решил вывалить все карты на стол? Ты себя кем возомнил? Арабским шейхом? Две жены — не жирно ли тебе? Ты с чего решил, что можешь меня так унижать?
Я едва не кричу, чувствуя, что нахожусь на грани истерики, но когда он делает резкий шаг ко мне, отступаю. К горлу подкатывает ком страха. Не могу избавиться от ощущения его ладони на своей шее, и хватаюсь руками за воротник.
Глеб оказывается быстрее и проворнее, ведь это не ему приходится вынашивать ребенка в своем животе. Он вдруг берет меня за волосы и тянет в сторону калитки.
— Отпусти, мне больно!
Пока он грубо тащит меня, не обращая внимания на мои крики, рядом лает щенок, плачет Зина, а затем я слышу как-то шелест и шум, после чего пальцы, которые некогда дарили мне ласку, а сейчас причиняют боль, вдруг исчезают с моей головы.
Я не сразу вижу, что Глеба насилу оттаскивают к забору, а затем, когда поднимаю взгляд, наблюдаю за тем, как наш сосед, с которым мне довелось познакомиться, методично наносит Глебу удары. Тот не отстает и отвечает тем же, но когда ему прилетает удар под дых, хрипит и сгибается пополам.
Что происходит дальше, я не знаю, так как в этот момент живот режет болью, и я зажмуриваюсь, чувствуя панику. Неужели Глебу удалось причинить мне вред, и мой малыш пострадал?!