Над крошечным Брейви-Бэй вторую неделю клубились угрюмые, пепельно-серые тучи. Набухшие от непролитых дождей, они тяжело перекатывались, заслоняя собой весь небосвод, и настойчиво напоминали о своем присутствии глухими раскатами грома.
Было душно. В тщетной надежде люди поднимали головы к небу, мечтая о глотке свежего воздуха и прохладных каплях, но вместо этого чувствовали лишь липкую соль на губах.
— Неправильный год! — сердито буркнула обычно приветливая молочница, — А так хорошо все начиналось…
Весна была сочной и радостной, начало лета ласковым, щедрым на солнце и теплые дожди, а вот с середины все пошло наперекосяк. Посевы начали засыхать, листва теряла яркие краски, а люди и скотина маялись от жары.
— Старались плохо, — в тон ей ответила старая Элла из соседней лавки. Разогнувшись, она вытерла пот с раскрасневшегося лица и нагло спросила, — не так ли, Тэмми?
Главная наставница приюта прошла мимо них, сделав вид, что не слышит грубого кудахтанья. Ее спина была пряма как палка, плечи гордо разведены и в каждом жесте сквозило превосходство. И только удалившись на десяток шагов, она притормозила и, слегка склонив голову на бок, холодно произнесла:
— Мина! Быстрее!
Матушка Тэмми этим летом была особенно угрюма и недовольна всем, что происходило в приюте. Наказания сыпались как из рога изобилия, и поэтому злить ее совершенно не хотелось.
Я поудобнее перехватила громоздкую тяжелую корзину и поспешила за ней, а молочница и ее ворчливая подруга проводили меня угрюмыми, осуждающими взглядами. Будто именно по моей вине Брейви-Бэй уже которую неделю изнывал без дождей.
Чтобы срезать путь, мы свернули в узкий неказистый переулок, с обоих сторон зажатый двухэтажными жилыми домами. От одного взгляда на обшарпанные стены с облупившейся бежевой краской становилось еще жарче. Они напоминали высохший песок.
— Матушка Тэмми, — тихо позвала я, — как вы думаете, почему этим летом такая жара? Столько лет все прекрасно было, а теперь что-то испортилось?
— Глупости не говори! Погода на то и погода, чтобы преподносить неприятные сюрпризы, — она раздраженно отмахнулась от меня и, глухо цокая толстыми каблуками, пошла дальше.
Я же набралась смелости и задала еще один вопрос:
— Почему тогда в городе все говорят и смотрят так, будто это наша вина? — Матушка резко остановилась, и я, не успев притормозить, врезалась груженой корзиной ей в спину, — простите.
— Растяпа! Без ужина останешься! — резкими, нервными движениями она стряхнула соринки с платья, после чего взглянув на меня так, что я мигом растеряла все слова, — а говорят они так из-за глупости. А еще, потому что свинье неблагодарные!
Сказала и дальше пошла. Я же собрала с земли свалившиеся свертки, вернула их обратно в корзину и отправилась следом. И хотя я так и не поняла, почему жители Брейви-Бэй были неблагодарными свиньями, желание задавать вопросы исчезло. Ужина меня уже лишили, и я не хотела остаться еще и без завтрака.
Над городом снова раздался тяжелый раскат грома, от которого зазвенели стекла в домах. Тэмми лишь на миг замедлилась, но потом сжала кулаки и продолжила путь. При этом ее спина стала еще прямее. Я же шла, сгибаясь под тяжестью ноши, и молилась о том, что бы зловещие тучи, наконец, разродились дождем. Между лопаток противно стекали капли пота. Чуть ниже, на пояснице, легкое платье прилипло к коже, вызывая непреодолимое желание почесать.
Как же хотелось сходить на пруд! Окунуться с головой и проплыть без остановки несколько кругов. И хотя вода давно стала как парное молоко и не приносила желанной прохлады, все равно одна мысль о купании вызывала улыбку.
Мы добрались до последней лавки, в которой продавались пуговицы, скрепки, а еще бракованные отрезы — тут Матушка покупала ткань для пошива одежды для сирот.
— Подожди здесь, — глухо обронила она и зашла внутрь, а я осталась на крыльце и, тяжело опустив корзину на верхнюю ступень, села рядом.
Ненавижу ходить с Тэмми в город! Каждый раз, когда мне выпадает эта сомнительная честь, я возвращаюсь в приют с содранными ладонями и болью в спине. И непременно без ужина, потому что провести с Матушкой несколько часов и не получить наказания — попросту невозможно.
Мне уже хотелось есть, и, как назло, из корзины доносился сладкий аромат малиновых пирогов. Это лакомство Матушка покупала исключительно для себя. Воспитанников таким не баловали, и от этого запах становился еще пленительнее.
Что если немножко отщипнуть? Самый уголок? Может, не заметит или решит, что в пекарне такой положили?
Я облизнулась и склонилась к корзине чуть ближе.
Маленький кусочек… Крошечку…
— Эй ты! — раздался хриплый, скрипучий голос.
Из соседнего дома на меня смотрела седая как лунь старуха.
— Да-да, белобрысая. Ты. Хватит сидеть, иди-ка, помоги мне.
— Матушка Тэмми велела ждать здесь, — я попробовала возразить, но бабка была неумолима.
— Старшим помогать надо! Или у вас в приюте только тунеядцев бесполезных растят?
— Но…
— Али ты сама безрукая и больная? — она нахмурилась и царапнула по мне старческим мутным взглядом.
Чувствуя себя неуютно, я поднялась на ноги.
— Тощая какая. И мелкая! Тебе лет-то сколько, немощь?
— Восемнадцать весной стукнуло.
— Восемнадцать — это хорошо, — она криво ухмыльнулась беззубым ртом, — давай живее!
Я с сомнением оглянулась на дверь, за которой скрылась Матушка.
— Да не бойся ты! Она и не заметит твоего отсутствия. Там дел на три минуты. Поможешь сундук передвинуть, а то мужики мои разбежались кто куда, а самой мне сил уже не хватает.
Отказать старой немощной женщине я не смогла. Оставила корзину возле входа, а сама проворно соскочила по ступеням и подошла к бабке.
— Только быстренько, а то меня ругать будут.
— Не переживай, и глазом моргнуть не успеешь, как все закончится, — с этими словами она посторонилась, пропуская меня внутрь.
И стоило только сделать несколько шагов по сумрачному коридору, как сзади на кто-то набросился и жесткая широкая ладонь зажала мне рот.