– Жар! – взвизгнула Лина, проверяя градусник уже в третий раз.
Причем последние два, она позаимствовала у соседей, чтобы убедиться, что мой не врёт. Очевидно, результат ей совсем не понравился, потому как Лина осела на пол, прислонив лоб к моей пылающей ладони.
– Скорую!
– Не говори ерунды, Лина. У меня же не сорок градусов, какая скорая?
– Я сейчас маме твоей позвоню! – вскочила она и помчалась за телефоном, а я перевернулась на другой бок.
Тело ломило так, что головная боль казалась зудящей занозой. Закрыла глаза, потому что даже подсветка, просачивающаяся из-под двери гардеробной, вызывала дискомфорт.
Надеюсь, мама не возьмет трубку, иначе сейчас же помчится в аэропорт менять билеты. Болела я редко, но метко. Меня не брали мелкие простуды и вирусы, а если и заболевала, то вот так – высокая температура и слабость.
– Трубку не берет, – в дверном проеме снова появилась Лина, только уже с подносом в руках. – Куриный бульон готов. Садись.
– Я не хочу…
– А кого это волнует? – Лина включила ночник, помогла мне сесть, поправила подушку и стала насильно кормить меня бульоном с ложечки. – Давай еще пару ложек, и я отстану от тебя. Уже второй день ничего не ешь. Танечка, Птичка, ну пожалуйста!
Не стала спорить, потому что это намного энергозатратнее, чем съесть пиалу супа. Лина заговаривала мне зубы, постоянно сбиваясь со счета, а как только ложка стала шкрябать по дну, с облегчением выдохнула и легла рядом.
– Заразишься, – прошептала я, перебирая ее рыжую копну волос.
– Давно бы уже заразилась. Ну, ты даёшь! Кто же болеет в Новый год? – расстроилась Лина, потому что она распланировала наши с ней мини-каникулы до моего отъезда в горы.
– Не переживай, через три дня я буду огурцом. А ты поезжай к друзьям, не нужно сидеть у моей кровати.
– А я и так встречу Новый Год в кругу друзей, – вздохнула Лина. – Да, Шаньга? Завтра с утра нарежем оливье, запечем курочку, сделаем пиццу и будем валяться два дня. Мне посоветовали отличный сериал. Ну, девки, как насчёт того, чтобы провести новогодние праздники, не выходя из дома?
– Я никуда не тороплюсь. А теперь можно поспать?
– Ой, конечно! – Лина выключила свет и вышла из комнаты, оставив меня в тишине и спокойствии.
Хоть я и старалась ни о чем не думать, но Крылосов не выходил из головы. Его лицо с переполненным разочарованием взглядом преследовало меня два дня и в бреду, и в мыслях. Он не писал. А мне было страшно. В ушах до сих пор вибрирует его фраза про «съехать с катушек», а горло саднит от невыплаканный слез. Почему же было так больно? Он просто сказал правду, ни один нормальный мужчина не захочет иметь дело с «поехавшей».
Да и, если честно, я тоже не горю желанием впускать в свою размеренную жизнь мужчину.
– Танюша, – тихо поскреблась в дверь Лина. – Там это… опять.
– Не-е-ет…– прошептала и зарылась с головой под одеяло.
– Я за тебя расписалась, там карточка есть, – Лина потрясла в воздухе конвертом.
– Читай, – прошипела, отказываясь вытаскивать голову из-под одеяла.
– «Все равно» …
Лина захлопнула дверь изнутри, и комната утонула в темноте. Даже уличный фонарь из-за разбушевавшегося снегопада, не спешил освещать моё убежище. Чувствовала, как по щекам бегут слёзы. Такие, которые нельзя унять. Бесконтрольные, бестолковые, оплакивающие прошлое, которое нельзя поменять.
– Я лежала в дурке, – на выдохе сказала.
– Все там будем, – Лина стояла у двери, словно ожидая чего-то. А как только я заговорила, легла рядом, обвила меня руками и прижала к себе.
– Мы встречались со школы. Это была не красивая история любви, а что-то иное. Наши родители дружили, а мы все совместные посиделки тусовались или у него в комнате, или у меня. Сначала просто веселились, потом играли в любовь, потом в женитьбу… И, наверное, доигрались. Я поверила, что он мой принц, а Гриша настолько привык к моему присутствию в своей жизни, что таскал по гаражам, учил метать дротики и кидать «капитошки» с общего балкона соседского дома.
– Да ты шалунишка, – хихикнула Лина, а потом поцеловала в макушку, попутно проверив ладонью температуру.
– А потом, как было модно говорить тогда, «он предложил мне мутить», – я вдруг ощутила какую-то лёгкость. Слова вылетали из меня, и будто дышать становилось легче. Головная боль и ломота уходили на второй план, уступая место воспоминаниям.
– Тысячу лет не слышала этих слов, – Лина от нетерпения села, опустила голову на колени, обхватив их руками.
– Вот с девятого класса мы и «мутили». Десять лет получается…– аж страшно стало от собственных подсчетов.
– Серьезно?
– Может, больше… не помню.
– И что?
– В тот вечер домой возвращалась поздно, Гришка меня почему-то не встретил у остановки метро. Помню духоту июльскую, солнце село, а дышать было нечем. Грозовые тучи бродили над городом, превращая его в парник, словно издевались над жителями, громыхая пустыми угрозами дождя. Шла, вздрагивая от ярких вспышек в небе и раскатов. Дышать было нечем… Да ещё платье на мне ситцевое было. Тонкая ткань впитала влагу тела и прилипала к ногам, путалась, мешалась. Свернула с тротуара, решив сократить путь через детский садик. В рощице, радуясь спавшему пеклу, чирикали птицы, трещали кузнечики, создавая атмосферу спокойствия. Шла и платье постоянно поправляла. Низ со звонким щёлканьем бил по ногам. Все поправляла и поправляла… Ткань такая голубенькая в мелкий белый цветочек. Любимое… Пролезла через прутья, аккуратно перетащила пакет с «Киевским» тортом, который купила по пути, чтобы Гриша не ругался и помчалась к дому, где мы снимали квартиру. За пару метров до калитки, притормозила у веранды, где мы впервые поцеловались, слушая «Мальчишник». Улыбнулась… И стоило мне завернуть за угол, увидела его машину на небольшой парковке у задних ворот детского садика. Двигатель работал. Рассмеялась и, перепрыгивая через кусты, помчалась к любимому, распаковывая торт на ходу. Если честно, то я не помню, что было дальше. Отрывками. Только лицо подруженьки любимой помню. Её размазанная по всему лицу красная помада, голый зад в заднем стекло его авто, и торт «Киевский», размазанный по асфальту. Розочки ещё были розовые, такого противного поросячьего цвета. Никогда не любила этот торт… Я отключилась прямо там. Платье задралось, помялось. Голубое такое… любимое… Очнулась в больнице, а дальше… врачи…
– Это он? Он шлёт цветы?
– Я жила с телефоном в обнимку, ждала, что он позвонит, извинится. Но он больше не появился.… Только один раз за вещами пришёл. Почти пять лет тишины, – я взяла кружку, что протянула Лина, услышав, как пересохло мое горло. – И что мне теперь делать с его цветами спустя столько времени?
– Я прямо сейчас их вышвырну! – сквозь слёзы прошептала Лина, подскакивая с кровати.
– Цветы не виноваты, они не несут ответственности за поступки. Это просто цветы.
– И что теперь делать?
– Жить… Нужно просто жить, Лина. Они меня не утащат в тьму снова. Я год потеряла из жизни. Год!
– Птичка, ты такая…добрая… – Лина разрыдалась, уткнувшись лицом в свои ладони. После рассказа я обессилела, только и могла, что гладить её по коленке. Хотелось спать и забыться. Не пущу!!! Я не пущу ни его, ни её к себе в голову. Никогда…
Новогоднее утро встретило ярким солнцем, открыла глаза и не почувствовала боли. Глаза двигались, руки-ноги тоже, поэтому я поспешила сесть. Слабость в теле присутствовала, жара не было, поэтому, улыбнувшись новому дню, я пошла в душ.
Горячий душ привёл меня в чувство, а свежие волосы дали надежду. Мама всегда шутила: «Не знаешь, что делать, вымой голову. И мысли темные смоешь и снова почувствуешь себя красивой».
Как бы смешно это ни звучало, но работало абсолютно всегда.
Я переоделась в смешную плюшевую пижаму, и вдоль стеночки стала спускаться на первый этаж. Дойдя до последнего пролёта, замерла. На консоли в коридоре, ведущем в гараж, стояла та самая корзина цветов, на этот раз там был микс роз, выдохнула и отвернулась, понимая, что ничего уже с этим сделать не смогу, да и заинтересовали меня не цветы, а огромная корзина с фруктами и мягким бегемотом в центре композиции.
– Ароматерапия закончилась, он приступил к витаминам? – Лина сидела в кресле, обложившись какими-то книжками и журналами. – Доброе утро, Танечка.
– Привет, – я подошла к ней, обняла за плечи. – Спасибо тебе.
– Мне-то за что? Хотя, да. Смотрю, там в корзине манго и папайя, причем не из супермаркета. У нас такие привозят только из Азии. Поэтому считай, что я совершила подвиг, варварски не растерзав эту прелесть! – Лина чмокнула меня в руку и бросилась к корзине, красующейся в центре обеденного круглого стола. – Выбросим?
– Спокойно, это не он, – я аккуратно открыла упаковку, освобождая смешную мягкую игрушку. Это был бегемотик с довольно наглым выражением морды, смех вырвался из груди вместе с сухим кашлем.
– Да ладно! – взвизгнула Лина и стала наворачивать круги по кухни, потому ловко перескочила через спинку дивана, схватила меня за руку, сжав со всей силы. – Это он? Это мистер Боинг? Я требую подробностей!
– Да какие подробности? – отмахнулась я, выудила ананас и пошла на кухню. – Мы просто погуляли.
– Что-о-о-о? – взвыла Лина, отобрала нож и стала ловко очищать кожуру. – Ты серьёзно? Намерена меня лишить самой жаркой сплетни аэропорта?
– Ещё чего!
– Я пошутила, – замерла Лина и спрятала тарелку за спину. – Тогда я вынуждена прибегнуть к шантажу. Сама напросилась!
– Да там нечего рассказывать. Оказалось, что он был в командировке в Благовещенске, пригласил прогуляться, а когда вернулись…
– Он отвёз тебя домой, да? – зашептала Лина и брякнула тарелкой по столу так, что на миг показалось, что она рассыпится на осколки.
– Да, отвез, – отмахнулась я, забрав лакомство. – Кофе сваришь?
– Лучше чай, – Лина бросилась к чайнику. – И что? Что потом?
– А потом он отвез меня в офис…
– Ты издеваешься? – Лина затопала ногами. – Давай по порядку?
– Лина, – я упала на диван, зарылась в мягких подушках, чтобы не светиться румянцем. – Он такой… Такой… Воздух становится горячим, тело мягким, как сливочное масло, а сердце отбивает чечетку поражения. Оно капитулирует. Я как ребенок, жду его взгляда, похвалы или поощрения. И вроде дистанция приличная, а кажется, что его дыхание обжигает мои губы. Смотрит, а по шее бегут мурашки. Вспоминала разговор, но перед глазами лишь его зеленые глаза, которые то темнеют, то становятся лазурными. Лина, это сумасшествие.
– Птичка, – вздох Лины раздался прямо над ухом. Скинула плюшевую подушку, увидев, что подруга, чтобы не пропустить ни единого слова, вытянулась на спинке дивана, как кошка, игриво согнув ноги в коленях. – Целовались?
– Нет, – снова зарылась я. – Я что-то брякнула про то, что он мой клиент, и я обязательно удовлетворю его желания.
– Что-о-о-о? – Лина расхохоталась так, что рухнула с дивана. – Ты серьёзно?
– Да, а что такого? – я встала, чтобы посмотреть, не расшиблась ли она, но подруга каталась по полу, держась за живот.
– Знаешь, а ты находка для мужчины. Он наверняка спать до сих пор не может, перечитывая договор, где перечисляются способы удовлетворения.
– Лина! Прекрати, он же взрослый мужчина, а не пубертат с пушком под носом, чтобы смеяться над словом «клиент».
– Танечка, ты такая наивная птичка.
– Может, и наивная, но не тупая!
– А кто говорит об этом?
– Но если честно, то иногда кажется, что мы играем в покер. Причем по его правилам. Вижу, как он жульничает, но ничего поделать не могу. Честно. Полунамеки, взгляды, касания… Когда он рядом, мне словно на кожу капают горячий воск. Он плавится, кожу печет, а по телу текут реки возбуждения. Я словно иду с закрытыми глазами, Лина. Плохо кончится! Ой, плохо!
– Птица, что ты заладила: плохо… плохо? С чего ты это взяла?
– А с того, что он – мой клиент. И пришел он с конкретной целью, – я стала наворачивать круги по дому, делая вид, что прибираюсь. Смахивала несуществующую пыль, проверяла мусорные вёдра, закрутила стиральную машину, закинув в неё абсолютно чистые полотенца из комода, а как только схватила лейку, чтобы полить орхидеи, Лина не выдержала и отобрала пластиковый кувшин.
– Ты правда не понимаешь?
– Чего? – на шум из своего домика выбралась недовольная Шаня, я безжалостно подхватила сонную собачку и направилась на второй этаж.
– Того, что он до сих пор ходит на свидания, чтобы просто иметь возможность с тобой видеться! Ты реально это не понимаешь? – Лина ходила за мной по пятам.
– И что? Ты хочешь, чтобы я позвонила ему и поделилась своими догадками? Лина, он же в скорую позвонит. И будет прав, заодно и узнает, что обратился за помощью к сумасшедшей. Ты этого хочешь?
– Танечка, я просто говорю о том, что ему не нужно мешать.
– А кто ему мешает? – фыркнула я, включая телефон, который безжизненно валялся разряженным на прикроватной тумбе. – Я не собираюсь догадываться. Хочу видеть и чувствовать.
– Вкусный ананасик, да? – хихикнула Лина, стащив с тарелки, с которой ходила за мной, последний кусочек.
– Ты на что намекаешь?
– Ну, я думала, что фрукты отправляют только больным. Нет?
– Ты хочешь сказать, что он знает, что заболела?
– Голову даю, – Лина помогла собрать с кровати постельное белье. – Может, стоит поблагодарить его? Ты же воспитанная барышня?
– Точно! – сбросив одеяло на пол, я рухнула на диван. – Что написать?
– Пиши: вкусила запретный плод…
– Лина! – бросила я в подругу подушкой.
– Всё, ты давай тут сама, а мне ещё готовить нужно, – Лина быстро поменяла бельё, пока я, как заворожённая ждала, когда включится телефон. – Ты ложись, бледная как поганка. Я сейчас сварю тебе кашу.
– И кофе.
– Уговорила, – Лина подмигнула и уже почти вышла из комнаты, когда резко обернулась. – А почему бегемот-то?
– Да я так носилась по второму этажу, собираясь, что он подумал, что со мной тут носятся бегемоты, – хихикнула я.
– Он… Он был у тебя дома?
– Да, – выдохнула и зарылась под одеяло.
– Ненавижу тебя, шпионка! – фыркнула Лина, потом рассмеялась и вышла.
Как только телефон включился, экран стал засыпаться уведомлениями о звонках, письмами и сообщениями. Глаза блуждали, прекрасно понимала, что ищу.
«Желаю скорейшего выздоровления. Быть может, теперь ты не станешь пренебрегать шапкой? Максим».
«Спасибо. Мне уже намного лучше. Птичка».
Написала, и снова спряталась под одеялом, словно он мог за мной подсмотреть.
Глупо. Очень глупо, но ничего не могла с собой поделать. Отвечать Максим не торопился, собственно, как и читать моё сообщение.