Я понятия не имею, что убедило Вейна забыть свой гнев, страх, и дерзкое саркастическое отношение, но не жалуюсь. Вернувшись в убежище и сняв рубашку, он стал совершенно другим парнем. Как-будто Вейна, которого я знаю, похитили и заменили серьезным, трудолюбивым борцом с потрясающим прессом.
Не то чтобы я обращаю внимание.
По крайней мере, пытаюсь не обращать.
А это нелегко. Западные были известны совершенством своей физической формы. Может быть, дело в лелеющих их теплых мирных ветрах, а может - в их генах. В любом случае, Вейн, определенно, Западный. Лишь рельефные загорелых мышцы и длинные изящные конечности. Не говоря уже о точеных симметричных чертах его лица и самых потрясающих голубых глазах, которые я когда-либо видела.
Солана - везучая девушка.
Он потрясающий. Не только внешне.
Под ясным небом на рассвете Вейн осваивает наш основной призыв и впервые направляет поток воздуха кружить по комнате. И к тому времени, когда дневная жара опускается на плечи подобно плотному душному одеялу, он научился ощущать порывы ветра на расстоянии более восьмидесяти километров. Но предстоит еще много работы: пытаясь обернуться потоком воздуха, Вейн не ощутил сопротивления ветра и упал на спину, но учитывая, что его первое слияние произошло только вчера, он великолепен.
По крайней мере пока Гевин не возвращается с утренней охоты. И Вейн сразу же превращается в размытое пятно из размахивающих рук, проклятий и пронзительных воплей, пытаясь отогнать налетающую птицу, хлопающую крыльями у него над головой.
- Что ты делаешь? - я перекрикиваю шум.
- Эта сумасшедшая птица пытается меня убить, - Вейн хватает одну из пальмовых веток с моей импровизированной кровати и несется по комнате, яростно и беспорядочно размахивая ею, разбрасывая мусор и отломившиеся частички листьев.
Я подбегаю к нему и хватаю за запястье, останавливая его руку на середине взмаха:
- Остановитесь, вы оба. Гэвин, перестань пикировать на Вэйна. И ты! - я выдергиваю ветку у него из рук.
Только тогда я осознаю, что практически прижата к его груди.
Его обнаженной груди.
Внезапно становится трудно дышать.
Я опускаю руку и отступаю, позволяя пространству между нами замедлить мой участившийся пульс. Я бросаю ветку обратно в кучу и прочищаю горло:
- Не мог бы ты воздержаться от причинения вреда моему питомцу?
Гэвин кричит. Ему не нравится, когда я его так называю.
- И одень рубашку, прежде чем он тебя поцарапает, - добавляю я, благодарная предлогу, чтобы Вейн снова оделся.
Он закрывает голову, когда Гэвин пикирует.
- Эта жуткая птица - твой питомец?
- Да. Поэтому я была бы признательны, если бы ты не пытался его убить, - я ловлю взгляд Гэвина и вытягиваю левую руку в сторону. - Приземляйся.
Гэвин испускает оглушительный вопль и меняет курс, чтобы приземлиться на руку, вонзая когти достаточно глубоко, чтобы уколоть через толстую ткань униформы, выражая таким образом свой молчаливый протест.
Великолепно. Теперь в моей жизни два трудных парня.
Я поглаживаю Гэвина по щекам, пытаясь успокоить его.
- Брр... как ты можешь к нему прикасаться?
- Пожалуйста, только не говори мне, что боишься птиц. Ты представляешь насколько это было бы абсурдно, учитывая, что мы делим с ними небо?
Он хватает свою футболку, стряхивает песок и жуков, натягивает ее через голову, торопясь засунуть руки в рукава, будто не хочет спускать глаз с Гэвина ни на секунду.
- Эй, я привык к нападениям сумасшедшего ястреба, когда играл в этой роще еще ребенком... - Вейн замолкает. - О, Боже, так это он и был, да?
Я стараюсь не улыбаться, но уголки губ придательски ползут вверх:
- Это возможно. Гэвин знает, что нужно охранять мое убежище от любого, кто попытает его обнаружить, пока я сплю. Возможно, ты подобрался слишком близко.
- Или, может быть, он сумасшедший и любит рвать волосы на головах у детей ради своего садистского удовольствия, - Вэйн смахивает пот со лба и вытирает руку о шорты. - Итак, ты напала на меня с ветром, убедила, что это место населено призраками и натравила на меня свою птицу-убийцу. Как еще ты усложнила мою жизнь? Это ты подсунула лекарство, на которое у меня была аллергия?
- Что?
- Те несколько раз, что я пытался принимать какие-то таблетки, я покрывался сыпью и чесался как сумасшедший. Это твоих рук дело?
- Нет. Должно быть, твое тело отторгало таблетки, потому что они сделаны для людей.
- Точно. А я не человек. Все еще привыкаю к этому, между прочим. Вроде как значительная и судьбоносная вещь, к твоему сведению.
Мне на это нечего сказать.
Он качает головой:
- А это часто происходит?
- Сыпь? Нет. Ни у кого из нас не было причин пробовать земную медицину. В том случае, если ты не заметил, на нас не действуют вирусы и болезни, как на них. Удивительно, они гораздо плодовитее нас. По всем пунктам, мы - высшие существа, поэтому их защита - наша обязанность. Но недостаток прочности они компенсируют количеством. Поразительно, как много у них детей. И то, как они предпочитают толпиться все вместе в огромных городах.
Я содрогаюсь от мысли, каково это - быть в тесноте, постоянно окруженной людьми, вдыхающими мой воздух и крадущими мой ветер. От этого отчаянно хочется ощутить прохладный ветерок.
Но утренние потоки воздуха недвижимы. И судя по тому как солнце припекает нас даже в столь ранний час, день обещает быть знойным.
Честно говоря, я не представляю, как Вейн терпел это все это время. Ему повезло жить в не особо густонаселенной, по сравнению с обычными людскими городами, местности. Жара удерживает наплыв людей большую часть года. Опять-таки, жара. Когда удается, я сбегаю в горы ради глотка свежего воздуха и ощущения свободного пространства. Я не знаю, как Вейн не чахнет, запертый в этой долине все эти годы без возможности выпустить пар. Возможно, он выносливее, чем кажется.
Вейн пригибается, когда Гевина слетает к своему насесту на подоконнике.
Может быть, и нет.
Громкий булькающий звук раздается на всю полукомнату.
Вейн краснеет:
- Я ничего не ел с прошлой ночи.
Упоминание о еде наполняет мой рот слюной, и я хватаюсь за живот в надежде, что мой желудок не издаст такой же звук. Вода полностью овладела моим телом. Каждый мускул болит от борьбы с излишним притяжением к земле, и я чувствую себя истощенной и опустошенной изнутри.
Как меня не раздражает поддаваться слабости, но мне нужен перерыв:
- Тебе следует вернуться в комнату, а то родители заметят твое отсутствие.
- И что мне сказать, если они заметили?
Я принимаю это во внимание.
- Как насчет того, что ты начал новый комплекс упражнений рано утром, чтобы избежать жары.
- Это на меня не похоже. Я очень ленивый.
- Я заметила.
Он ухмыляется и подходит ближе, укрывая меня от солнца своей тенью:
- Как насчет того, что меня пригласила на пробежку одна шикарная девушка, и я переношу муки, только чтобы быть с ней? Этому они поверили бы.
Мое лицо вспыхивает, и я знаю, что если встречу его взгляд, то он будет смотреть на меня также, как делал это прошлой ночью на ветряных мельницах, перед тем как нас подхватило ветром. Этот глубокий, пристальный взгляд больших голубых глаз, таких ясных, что напоминают мне лед, только в них нет ни капли холода, когда они смотрят на меня.
Он подходит еще ближе, оставляя между нами лишь сантиметры. Я кожей ощущаю его теплое ровное дыхание, похожее на легкий Южный ветерок.
Делаю шаг назад и вздрагиваю, упираясь спиной в сплошную стену. Если честно, у этого крошечного строения остались только куски стен. И как я умудрилась застрять напротив одного из них?
- Хорошо, - говорю я, приходя в себя. - Если тебе так больше нравится.
- Да, - говорит Вейн, - Потому что это правда.
Он расставляет руки по обе стороны от меня, и я оказываюсь замкнута между ними. Мое сердце колотится в груди так сильно, словно хочет вырваться наружу.
Все что нужно сделать - это оттолкнуть его, и я буду свободна. Но мне страшно прикоснуться к нему и почувствовать, как меня пропитывает странное тепло. Это было бы опаснее, чем встретиться с ним глазами.
Но я должна остановить его.
Я морщу нос:
- Кому-то нужно в душ.
Он смеется:
- Я называю это, одеколон Вейна. Мой фирменный аромат.
- Что ж, пахнет, будто кто-то умер.
Я ныряю ему под руку и ускользаю, испытывая облегчение от того, что Вейн не пытается меня остановить. Не знаю, что делать с его... успехами. Он наконец-то сотрудничает, и я не могу допустить потерю такого настроя, если Вейн вдруг почувствует себя отвергнутым.
Но и не могу дать ему то, чего он желает. Даже если хотела бы... Но я не хочу.
Я не хочу.
Я потираю виски, пытаясь унять головную боль, разгорающуюся в центре головы. Положенная по уставу коса часто затянута слишком туго, поэтому я привычна к боли, но в этот раз черепная коробка готова расколоться от напряжения.
- Тебе лучше распустить волосы, - говорит Вейн, наблюдая за мной пристальнее, чем мне бы того хотелось.
- Я никогда не распускаю волосы.
- Ты сделала это вчера.
- Не по своей воле, - я отворачиваюсь от его испытывающего взгляда и направляюсь к его дому. - Мы можем вернуться к тренировкам позже. После того как ты успокоишься.
Он смеется:
- Это не я выглядел взбудораженным и замороченным до этого.
Я не знакома с земным сленгом, но примерно понимаю, на что Вейн намекает, и он не прав.
- В любом случае, - говорю я, быстро меняя тему. - Предлагаю вздремнуть. Нам предстоит долгая ночь.
- Звучит неплохо, - отвечает он, и его улыбка становится шире.
Я закатываю глаза:
- Тренировки, Вейн. Вечером, когда стемнеет и поднимется ветер, мы попробуем приемы посложнее.
- Жду с нетерпением.
Чего не могу сказать о себе. Как только я стала получать удовольствие от общения с ним, возвращается его раздражающее поведение.
Опять же, испытывать раздражение - гораздо лучше, чем это чувство, заставляющее меня трепетать, затаив дыхание. Нужно сохранить гнев, спрятав его на случай, если другие эмоции вернутся.
Его желудок опять урчит.
- Тебе не плохо бы еще перекусить.
- А тебе?
- Мне?
- Ну да, хочешь, пойдем позавтракаем?
- Что? Нет... Я не могу есть.
Мой желудок выдает приглушенное урчание, прежде чем я успеваю предотвратить это.
- Кажется, ты сказала, что вода уже ослабила тебя и выйдет из организма только через несколько месяцев. Тогда зачем морить себя голодом, если ущерб уже нанесен?
Не могу поверить, что Вейн додумался мне такое предложить. Очевидно, он далек от понимания той самодисциплины, которой я придерживаюсь.
Хотя, отчасти Вейн прав, и я ненавижу его за это, ненавижу себя за то, что замечаю это, и еще больше ненавижу свой желудок за то, что снова урчит.
- Еда или питье только продлят дни моей слабости, чего я не могу допустить.
- Как хочешь. Но твой желудок согласен со мной, - добавляет он, и у меня внутри урчит в третий раз.
Я бы не стала мешкать ни секунду, если бы могла вырвать этот шумный орган из моего тела,
- Это пройдет.
- Надеюсь. В противном случае, ночью это будет похоже на тренировку с рычащим котенком.
Я ничего не отвечаю, и мы идем в тишине, пока не выходим из пальмовой рощи.
- Нам обоим не помешает отдохнуть пару часов, пока есть возможность. Я вернусь после заката.
- Ты не хочешь войти? Отдохнуть немного?
- Твоя семья не должна видеть меня.
- Брось, ты не можешь прятаться вечно.
- Я скрывалась в течение десяти лет. Уверена, что смогу потерпеть еще несколько дней.
- Дней?
Голод сменяется тошнотой, и я киваю:
- Буреносцы будут здесь через восемь дней.
Его улыбка исчезает:
- Это, гм... скоро.
Да, это так.
- Мы будем готовы.
Он настроен также скептично, как я себя ощущаю. К вечеру Буреносцы наткнутся на наш след. Удастся ли маме задержать их так долго, как она утверждала?
Я гляжу на небо, отчасти ожидая увидеть, как темные тучи медленно ползут над горам. Но ясное небо простирается настолько, насколько хватает глаз.
Мы в безопасности. Пока.
- И что после этого? - спрашивает Вейн. - Я имею в виду... если предположить, что мы победим, и все прочее, что тогда? Потому что, я полагаю, у Райдена есть достаточно Буреносцев, чтобы снова послать за мной, верно?
Честно говоря, я не знаю. Все планы Сил Бури сосредоточены на том, что у Вейна произойдет слияние с Западным ветром до того, как Райден обнаружит нас. Это я все испортила, выдав наше местоположение.
Но я могу это исправить. У меня есть восемь дней, чтобы вызвать у Вейна прорыв. Я найду способ это сделать.
Стараясь заставить голос звучать уверенней, чем чувствую, я говорю:
- При условии, что все пойдет по плану, ты будешь представлять для Райдена гораздо более серьезную угрозу, чем он когда-либо - для тебя.
- А если план сорвется?
- Тогда ветры доложат Силам Бури о том, что произошло. И они придут, чтобы забрать тебя.
Мама узнает, что я пожертвовала своей жизнью, как только я сдамся. У меня учащается пульс от воображаемой картины: как я разлетаюсь на кусочки.
И отбрасываю эту мысль прочь.
Мама заберет Вейна. Отдаст его под защиту Силам Бури. Скажет им, что я потерпела неудачу.
- А ты? - спрашивает он.
Я отворачиваюсь, в страхе, что он увидит на моем лице больше, чем нужно:
- Все, что тебе необходимо знать это то, что ты будешь в безопасности. Силы Бури заберут тебя к себе в крепость и подготовят к сражению.
- Подожди, подожди. То есть, мой выбор - это быть заключенным Райдена или вашей армией? Пожалуйста, скажи, что есть секретный вариант номер три, потому что, без обид, оба варианта - отстой.
- Никто не становится пленником в нашей армии. И уж точно не ты. Ты - наш будущий король.
Он перестает расхаживать.
- Король? Это корона и скипетр, и все обращаюстя ко мне "Ваше Величество"?
- Не совсем так. Но да, король. Свергнув Райдена, ты получишь трон.
Несколько секунд он просто смотрит на меня, а затем смеется:
- Трон? У вас есть трон?
- Конечно. Хоть мы и разрозненная раса, но у нас есть порядок, законы и правитель... Точнее были, пока Райден не узурпировал королевскую власть. Но когда мы вернем нашу столицу, ты будешь тем, кто восстановит линию королей. Все уже устроено. Только помоги нам свергнуть тирана.
Он запускает руки в волосы:
- Это... безумие. Я не знаю, что с этим делать. Я не хочу знать, что с этим делать.
- Я знаю, нужно время, чтобы свыкнуться со всем, но это - та жизнь, которая тебе предназначена.
- У меня уже есть жизнь. Что за план, кстати? Я просто исчезаю посреди ночи, и мои родители никогда не увидят меня снова? Что насчет школы? А насчет моих друзей?
- Это... человеческие вещи, Вейн. Они были частью твоей жизни только потому, что нам нужно было спрятать тебя. Но тайны больше нет. Что бы не случилось, тебе нужно вернуться к своему народу, оставив всю эту чепуху.
- Чепуха? Ты говоришь о том, что мне не безразлично. Ты не можешь ожидать, что я просто откажусь от всего этого.
Я ожидаю. Все ожидают.
Но нет смысла об этом говорить. Он не готов.
Поэтому я стою рядом с ним, наблюдая, как жар волнами поднимается с земли, и прислушиваясь, как пальмы скрипят от сухого пустынного ветра. Это Южный поет тихую и печальную мелодию. Вейн ее не понимает, и это к лучшему. Южные - печальные ветра, рассказывающие о потерях и нежелательных переменах, о скоротечном лете, за которым они неустанно гонятся.
Силы Бури тревожились, что Вейну будет тяжело смириться с этим, когда придет время разделить его с "другой жизнью", даже с запланированным для него светлым будущим. Но переживаниями тут не поможешь. Вейн оказался между двух миров, и исправить это можно, только вырвав его из одного из них.
Я знаю, как больно ему будет, когда придет время. Я знаю, каково это - потерять родителя.
Вейн уже потерял двоих. Теперь он потеряет еще двоих.
- Есть ли другой путь? - шепотом спрашивает он.
Нет.
Но он просит спасательный круг. И я знаю, что он нуждается в нем, чтобы пройти через следующие несколько дней. Так что я беру его за руку, прикасаясь к нему, только чтобы убедить, а не потому, что мне так хочется, и говорю:
- Возможно.
Еще одна ложь между нами.
Но она работает. Вейн сжимает мою руку и глядит на меня своими удивительными глазами:
- Будем надеяться.
Надежда.
Такая странная, такая изменчивая. Но сейчас она нам очень пригодится.
- Да, Вейн, - шепчу я. - Будем надеяться.