Это был только сон, говорю я себе. Только сон.
Но я знаю, это что-то большее.
Это воспоминание.
Воспоминание. О котором я не могу позволить Вейну вспомнить.
Как я скажу ему, что убила его семью.
Это было глупое, импульсивное решение, и только поэтому он не выдел никакой ярости, потому что был потрясен тем, что произошло. Мне повезло, моей матери пришлось стереть его воспоминания, так что мне никогда не придется жить с последствиями моей исповеди.
Больше я так не ошибусь.
Я не скажу ему. Не важно, как сильно он подталкивает меня к этому.
Мои пальцы скручиваются в кулаки, и я сжимаюсь, пытаясь остановить дрожь, я все еще чувствую своими ладонями то, как Вейн взял мои руки.
Я, наконец, понимаю, что означают эти чувства.
Это то же чувство, которое я испытала, когда мы прижимались друг к другу в развалинах после бури. Я забыла эту деталь, но сейчас вспомнила, как тепло разливалось между нами, лучась сквозь мое тело.
Чувство вины.
Это единственное, что я почувствовала, когда взглянула на мальчика, чью жизнь я испортила. Пусть он меня поддерживает. Заблуждаясь, веря в то, что сможет простить меня за то, что я сделала.
Горячее жжение, отблески вины.
Мое тело способно наказать меня за мое преступление.
- Так, - говорит Вейн, напоминая, что я не одна, - Что мы будем делать сейчас?
Честно говоря, я не уверена. Я всегда планировала сделать его мастером всех языков, надеясь, что его увлеченное знакомство с ветром спровоцирует его Западный прорыв.
Сейчас у нас есть восемь дней, при условии, если моя мать выполнит обещание. Меньше, чем восемь дней, поскольку сегодняшний в основном закончен. У нас нет времени, чтобы освоить все.
Самой умной тактикой было бы, спровоцировать его на Северный и Южный прорыв сейчас, и обучать его силе трех. Даже самые элементарные знания в сочетании порывов будут более мощными в ветряном бою, чем хорошее владение одним.
Но, сможет ли он в действительности обучиться трем порывам, меньше, чем в день?
Моя голова практически взорвалась, когда я выбрала, чтобы мой Штормовой тренер обучил меня сразу двум, притом, что я говорила на Восточном языке, почти всю свою жизнь.
Голова Вейна уже нагружена всем, что он узнал и почувствовал, со вчерашней ночи. Если добавить напряжение еще двумя прорывами, то будет огромное искушение его чувств, даже опытным сильфам будет трудно устоять.
- Э-э, ты хочешь объяснить мне, о чем думаешь? - спрашивает Вейн, - Потому что стоять в пальмовой роще в ста двадцати градусную жару*, быть атакованным мухами, не совсем то, что я имел в виду про остаток вечера.
(*прим. В США и англоязычных странах используют систему измерения температуры по шкале Фаренге́йта. Их +120 градусов, приблизительно +48 градусов Цельсия )
Я застыла, заставляя признать себя, что это наш единственный вариант. - Лучший способ обучить тебя, это заставить твой разум услышать более двух порывов. Это то, как мы называем его, когда ветер посещает твое сознание и делает связь так, чтобы ты мог понимать его язык. Я пробудила твой Восточный прорыв прошлой ночью, когда я присоединилась к ветру и вошла в твой разум. Поэтому ты мог видеть меня в моей форме ветра и поэтому ты можешь понимать сейчас Восточный язык.
- Так... притворюсь, что все это имеет смысл, который, кстати, совершенно не понятен, - говорит Вейн, подпрыгивая, - Один вопрос: Почему ты сказала, как ты выразилась, что мы должны отрубить обе мои руки, довести их до белого каления, и скормить мне их на ужин?
Я вздохнула. - Потому что запуск трех порывов настолько близко будет очень... неприятным.
-Неприятный?
- Опасным.
- Ладно, я не фанат этого слова.
- Если бы был другой путь...
- Есть. Ты можешь вызвать подкрепление, как ты обещала прошлой ночью. Что случилось с этим планом? Мне понравился, тот план намного лучше.
- Я просила подкрепления, - мои глаза уставились в землю, - Мне отказали.
- Отказали?
Да. Его манера повторять все, как вопрос, безусловно, толкает меня к краю.
- Но я думал, что я был последним Западным. Будущим королем. Вся эта чушь. Не делает ли это каких-то приоритетов для моей защиты?
- Делает. Они останавливают Буреносцев так долго, как могут. И они знают, что я одна из лучших хранителей в Штормах.
- Ага, а ты сказала прошлой ночью, что ты слишком слаба, чтобы бороться с ними, даже с моей помощью.
- Не... совсем так. Вот что я смогу сделать, так это победить Буреносцев
- А... если ты можешь победить их, то почему мы просто не сделаем это?
- Мы не можем "просто сделать это", потому что это будет последняя жертва.
Слова выскользнули прежде, чем я смогла остановить их.
Я чувствую, что он смотрит на меня, но я отказываюсь смотреть на него, отказываюсь видеть те эмоции, которые написаны на его лице. Я не знаю, что я хочу, чтобы он чувствовал.
Я не знаю, что я чувствую.
- Если я правильно понимаю, - через минуту говорит он, - Ты так долго поклонялась Штормам, чтобы они послали тебя на смертельную миссию, вместо того, чтобы обеспечить подкрепление?
- Это не совсем так.
- В самом деле. Тогда что это, Одри? Почему то это кажется довольно ясным, для меня. И это неправильно. Они не могут сделать тебя... чтобы ты...
Его голос замолкает, и я не могу помочь, украдкой разглядывая его лицо.
Мое сердце подскакивает, когда я вижу взгляд его светло-голубых глаз. Уже долго никто не смотрел на меня так, я почти не узнаю этих чувств.
Он заботится.
Вейн Вестон заботится обо мне.
Я смаргиваю, слезы прежде, чем они смогут пролиться.
Это ничего не меняет.
- Я дала клятву защищать тебя ценой своей жизни, и я намереваюсь сдержать ее. Что бы ни случилось.
Это просто заявление, но оно глубоко влияет на Вейна.
Он подходит ближе. Достаточно близко, что я могу почувствовать его тепло в воздухе. Ближе, чем я должна позволять ему стоять.
- Этого не будет, - говорит он, его голос - более серьезный, чем я когда-либо слышала. - Вызови прорывы. Чего бы это ни стоило.
Я сглатываю, чтобы вернуть голос, - Ты понимаешь, что процесс будет очень трудным?
- Да.
- Даже болезненным.
- Я... согласен на это.
Кто этот мальчик и что он сделал с Вейном?
- Ты уверен?
Он берет мои руки, мягко переплетая наши пальцы.
- Я не позволю ничему случиться с тобой, Одри.
Я отвожу взгляд, борясь с взрывом эмоций, извергающихся внутри меня.
Мои ладони покалывают настолько сильно от его прикосновения, что фактически пульсируют. Мое горящее, жгучее чувство вины наказывает меня за новое преступление.
Я не заслуживаю этого. Я позволяю Вейну рисковать всем, чтобы спасти меня... и он понятия не имеет, что я - та, кто разрушил его жизнь.
Я никогда не скажу ему. Это разбило бы его приверженность миссии. Взяло бы его в плен, и убило бы меня вместе с тысячами невинных людей.
Но это не единственная причина.
Вейн - первый человек, с тех пор как умер мой отец, который заботиться, живу ли и дышу ли я. Я не могу оставить это.
Чувство вины жжет сильнее, когда я честно признаюсь в своем эгоизме, но я переношу боль. Это меньшая боль, чем боль от одиночества, которое я перенесла за последние десять лет.
Таким образом, я глубоко вздыхаю, чтобы прочистить голову.
- Ты, вероятно, должен присесть. Это будет... тяжело.