От своего дома в Найтсбридже до инвестиционного банка «Кэйс Рид» Роби Фрейзер шел пешком. День был солнечный, но довольно прохладный и от этого еще более приятный. В Гонконге в это время не очень-то погуляешь по душным улицам и под палящим летним солнцем. Фрейзер любил изнуряющую жару, так как она напоминала ему Гонконг. А умеренная температура и летняя прохлада всегда напоминали ему о существовании Лондона. Здесь все вещи казались более простыми, какими-то по-дружески доброжелательными. В этом городе он не ожидал ни больших сюрпризов, ни коварного нападения из-за угла. Проходя по уютным аллейкам Грин-парка, он совсем расслабился в невыразимо приятной истоме беззаботности и душевного комфорта.
Его мысли незаметно вернулись к банку «Кэйс Рид» и к Кэсси Стюарт. Интересная женщина. Правда, он не связывал с ней никаких надежд и не считал, что она слишком много значит для него. Британские банки и инвестиционные компании всегда отличались редкой сдержанностью по отношению к своим клиентам и не допускали абсолютно никаких излишеств. А его деловые аппетиты много лет подпитывались расточительной щедростью материкового Китая. На ум пришла фраза, произнесенная каким-то солидным банкиром Сити несколько лет назад: «Если бы они делали на ипподроме то, что каждый день делают в Сити, то содрали бы кожу с твоего лица».
Фрейзер свернул на Сэвил-роуд и позвонил в дверь банка. Джон Ричардсон встретил его на пороге дружеской улыбкой и повел в конференц-зал. Поднимаясь на второй этаж, они, как водится, говорили о погоде, о Грин-парке и, естественно, о своем благополучии. Это был отточенный ритуал, позволяющий настроиться на деловой лад и психологически подготовиться к переговорам. Сколько раз Фрейзер, удачливый предприниматель, отчаянный игрок, делающий деньги почти из воздуха, проходил по тихим коридорам богатейших банков! И все эти банкиры и финансисты стремились только к одному — отыскать и подружиться с современным Мидасом. Они выкладывали перед ним все карты, предоставляли возможность выбора — поглотить ту или иную компанию, организовать новое предприятие, найти прибыльное дело. И все для того, чтобы он помог им обогатиться. Такова реальность современного финансового мира. Он был нужен всем, и все стремились добиться его расположения. Правда, с Джоном Ричардсоном все обстояло несколько иначе. Тот всеми силами старался показать, что равен Фрейзеру, а последний был полон решимости сыграть свою игру и доказать, что это не так. Там, в Китае, ему порядком надоело прикидываться могущественным и влиятельным бизнесменом, блистательным собеседником и остроумным резонером, но здесь, в Англии, в окружении столь же блестящих и вышколенных банкиров, он чувствовал себя в своей тарелке и с радостью окунался в привычную стихию. Именно с таким настроением и с дежурной улыбкой на устах он вошел в зал.
Она неподвижно стояла у окна, глядя на оживленную улицу. Ее спортивная фигура выражала некоторое напряжение, какое обычно бывает у легкоатлета, приготовившегося к старту и ожидающего сигнала. Услышав позади шаги, она медленно повернулась с видом человека, который прекрасно понимает, что за ним наблюдают, и знает причину подобного любопытства. В течение нескольких секунд Ева пристально вглядывалась в глаза Фрейзера, отчего у него появилось ощущение, что она оценивает его. Затем на ее лице засияла улыбка, подтверждающая удовлетворение увиденным.
Фрейзер редко предпринимал усилия, чтобы по достоинству оценить тех людей, которые его окружали. Это занятие всегда казалось ему скучным и совершенно ненужным, так как большинство из них просто не заслуживали того, чтобы он обращал на них свое драгоценное внимание. Поэтому сейчас поведение этой женщины его несколько удивило. Она рассматривала его так, как он обычно рассматривал всех остальных. Да и глаза ее выражали в точности те же чувства, которые он сам испытывал по отношению к окружающим, — ледяной холод, отстраненная сдержанность, высокомерная снисходительность и едва прикрытое презрение. В ее глазах не было ни малейшего признака того благоговения, которое обычно испытывали женщины во время знакомства с ним. Более того, в них не было даже привычной теплоты, не говоря уже о признании его бесспорного превосходства.
Они уселись за стол и приступили к переговорам. Ева говорила настолько профессионально и взвешенно, что у него невольно зародилось подозрение, что она занимается данным предметом всю свою жизнь. У нее был хорошо поставленный голос с превосходной модуляцией, а жесты были сдержанными и абсолютно уместными, что само по себе говорило о многом. Ее речь была проста и доходчива, хотя говорила она об очень сложных вещах.
Кэсси молча наблюдала за ней и не узнавала свою подругу. В юности она была очень красивой, и многие студенты Оксфорда приударяли за ней. Но сейчас она выглядела совсем по-другому. Нельзя сказать, что ее красота полностью исчезла. Нет. Она просто преобразовалась в совершенно другое качество, стала более умудренной, более рафинированной, что ли. Кэсси не могла не заметить, как Ева смотрела на Фрейзера. В ее взгляде было что-то странное, необъяснимое, но потом все это неожиданно исчезло, уступив место чисто деловому отношению к собеседнику. Она растерянно смотрела то на Еву, то на Фрейзера, отметив про себя, что между ними существует какая-то напряженность, если не сказать больше. Пока Ева говорила, Фрейзер всем корпусом подался вперед, не спуская с нее глаз, словно хотел загипнотизировать неожиданную гостью.
Ричардсон и Кэсси тоже сидели молча, пока Ева вкратце пересказывала свою романтическую историю.
— На Ванкуверской фондовой бирже зарегистрирована компания под названием «Джиниус». Мне принадлежат десять процентов акций, американскому геологу Грейнджеру Макадаму — пятнадцать. Остальные акции распределены между многочисленным количеством мелких держателей. Этой компании принадлежит небольшой участок земли на севере Вьетнама. Пробы почвы показали, что там может находиться кимберлитовая трубка со значительным содержанием природных алмазов. В мире сейчас насчитывается около двух с половиной тысяч кимберлитовых трубок, и с каждым годом их находят все меньше и меньше. Только одна трубка из десяти содержит в себе алмазы, а минимальное их количество, необходимое для эффективной и прибыльной добычи, содержится лишь в одной из ста. Это означает, что во всем мире шахтами оборудованы лишь около тридцати кимберлитовых трубок, а ныне действующих и того меньше — всего восемь шахт. Для того чтобы наладить добычу алмазов во Вьетнаме, нам требуются инвестиции общей суммой около трехсот миллионов фунтов стерлингов. Экономическая эффективность одной такой трубки даже при условии, что средняя добыча алмазов будет равна пятидесяти каратам — что-то около восьми граммов на каждые сто тонн породы, составит приблизительно два миллиарда фунтов за пятнадцать — двадцать лет бесперебойной работы. А такие трубки, как показывает опыт, никогда не бывают одинарными. Они выходят на поверхность целым пучком и именно там, где верхние слои земной коры слегка сдвинуты или разрушены. Если найдена одна трубка, то велика вероятность того, что будут найдены еще несколько. Нам кажется, что одну трубку мы уже нашли. Сейчас нам нужны деньги, чтобы закончить все исследования и рассчитать экономическую эффективность добычи алмазов в этом районе. Для начала достаточно вложить от пятнадцати до двадцати миллионов фунтов, а если результаты окажутся положительными, то понадобится еще около двухсот пятидесяти миллионов, чтобы построить мощную шахту, оснащенную самым современным оборудованием.
Ева остановилась, устало откинулась на спинку стула и выжидательно посмотрела на Фрейзера. Тот молчал, насмешливо глядя ей в глаза. Обычно женщины поеживались от столь пронзительного взгляда и чувствовали себя не в своей тарелке, но Ева спокойно выдержала его, не подавая никаких признаков растерянности или беспокойства.
— А почему вы так уверены, что там действительно есть алмазы? — спросил он после непродолжительной паузы.
— Об этом говорят результаты исследований.
— Результаты можно трактовать по-разному.
— А как, по-вашему, можно трактовать вот это? — Она порылась во внутреннем кармане жакета, что-то вынула оттуда и протянула Фрейзеру на раскрытой ладони. В дневном свете ярко блеснул необработанный алмаз величиной примерно в четыре карата. Его завораживающая красота поражала таинственностью и загадочностью. В этом прозрачном камне таилась какая-то неведомая сила, приковавшая к себе четыре пары глаз. Фрейзер медленно взял голубоватый самородок из ладони Евы, повертел его в руках и зачем-то потер пальцами, как будто желая удостовериться в его подлинности.
Кэсси и Ричардсон заметно напряглись и затаив дыхание разглядывали редкий камень.
— Вы нашли его на том самом участке? — взволнованно спросил Ричардсон.
— Да, именно там. — Голос Евы был спокойным. — Есть все основания полагать, что найдем еще больше.
— Кому еще об этом известно? — выпалил Ричардсон.
— Почти никому.
— А на Ванкуверской бирже знают об этом? — поинтересовался Фрейзер.
— Нет, — отрезала Ева, уловив потаенный смысл его вопроса.
— Значит, если они узнают, то цена акций резко подскочит?
— Еще бы.
— А разве вы не должны уведомлять биржу о подобных находках? — продолжал допытываться Ричардсон.
— Согласно правилам, мы обязаны сделать это «своевременно», — уточнила Ева. — И я непременно сделаю это в скором будущем.
— А до той поры мы все обладаем чрезвычайно ценной и надежно скрытой от посторонних информацией, — резонно заметила Кэсси.
Ответа не последовало. Все молчали. Кэсси нервно заерзала на месте и огляделась. Ева сидела спокойно, поглядывая на всех каким-то бесстрастным, почти отсутствующим взглядом. На какое-то мгновение глаза женщин встретились. Они многозначительно улыбнулись друг другу, не проронив ни слова.
Фрейзер продолжал изучать алмаз, а потом вздохнул и вернул его Еве.
— Неописуемо красив, — сдержанно прокомментировал он и снова вздохнул.
Ева спрятала камень во внутренний карман.
— Могу лишь повторить, что нисколько не сомневаюсь в наличии большого количества алмазов на нашем участке. Я в этом абсолютно уверена.
— Как, впрочем, и в том, что стоимость акций вашей компании самым серьезным образом занижена, — добавил Ричардсон.
— И в этом тоже, — согласилась Ева.
— Но у нас есть одна проблема, — продолжал Ричардсон. — Мы все оказались посвященными в эту тайну, а между тем никакого конфиденциального соглашения между нашим банком и Роби Фрейзером пока нет. Думаю, что необходимо незамедлительно восполнить этот пробел. Я сейчас же отдам секретарше соответствующие распоряжения.
Фрейзер подавил желание зевнуть и подумал о том, что творилось бы в Гонконге, если бы подобная информация стала достоянием нескольких человек. Все бросились бы из зала к телефонам и стали бы лихорадочно набирать номера своих брокеров. Но ему сейчас некуда спешить. Он не был заинтересован в быстрых деньгах. Эту сделку надо хорошо обмозговать и не пороть горячку. Он сохранял невозмутимое спокойствие.
— Разумеется, Джон. Я подпишу любую бумагу, которую ты подготовишь. — По быстрому взгляду Ричардсона он понял, что его слова прозвучали слишком буднично и бесстрастно. — Точнее, чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше, — добавил он, желая исправить положение.
Ричардсон снял трубку и приказал секретарше отпечатать текст соглашения. После этого он погрузился в волнующие размышления. Многообещающее начало многообещающей сделки. Но почему же в таком случае он испытывает легкое чувство насилия над собой, как будто сдал противнику свои, казалось, прочные позиции? Ведь у него есть все основания радоваться успеху. А вместо этого какое-то странное ощущение болезненного азарта, которым обычно страдают хронические игроки в покер. Будучи многоопытным банкиром, он тем не менее чувствовал, что утратил контроль над какой-то частью очень важной для него игры.
За столом перешли к непринужденной беседе. Секретарша Ричардсона принесла отпечатанный текст конфиденциального соглашения в четырех экземплярах. Ричардсон тщательно проверил его, подписал и передал всем остальным. Каждый оставил себе одну копию, после чего Ева поднялась, давая понять, что встреча завершена. После столь напряженных переговоров только хороший обед мог принести некоторую разрядку. Подчиняясь интуиции, она решила распрощаться и покинуть здание банка.
— Благодарю вас за то, что терпеливо выслушали меня, — сказала она подчеркнуто официальным тоном. — Я и так отняла у вас слишком много времени.
— Я тоже хочу выразить вам свою признательность за столь вдохновляющее утро, — поспешил откланяться Фрейзер. — Все было замечательно и весьма любопытно. Не сомневаюсь, что мы найдем общий язык.
Фрейзер и Ева покинули здание банка почти одновременно. Несколько минут они молча шли бок о бок по тротуару, думая каждый о своем и не обращая внимания на то, что слишком затянувшаяся пауза становится неловкой. Первым нарушил молчание Фрейзер:
— Это было великолепное представление.
— Благодарю. — Ева стрельнула глазами в его сторону и снова замолчала.
Спустившись по Сэвил-роуд, они дошли до угла и остановились. Фрейзер махнул рукой проезжавшему мимо такси и вопросительно посмотрел на свою спутницу. Та достойно выдержала его взгляд, прочитав в нем немой вопрос. Немного поколебавшись, она молча кивнула. Фрейзер открыл дверцу кеба, приглашая ее внутрь. Они устроились на заднем сиденье на значительном расстоянии друг от друга. Фрейзер назвал шоферу свой адрес и повернулся к ней.
— Скажите откровенно, вы действительно заинтересованы в добыче этих алмазов? Вы говорили очень убедительно и проникновенно и продемонстрировали прекрасные способности в проталкивании этой сделки. Но я почему-то никак не могу поверить, что вы действительно готовы запачкать руки в подобном деле. Вы не рассказали мне о предыстории своего бизнеса, не дали абсолютно никаких обоснований, а просто появились неизвестно откуда со своим сногсшибательным предложением. Мне бы очень хотелось знать, кто вы, откуда и чего, собственно говоря, добиваетесь.
Ева помолчала, выдерживая соответствующую ситуации паузу.
— Какое это имеет значение? — тихо спросила она, подняв на него глаза. — Судите о моем предложении по его достоинствам, а не по моим собственным.
Ответ понравился Фрейзеру, и он засмеялся.
— Но ведь достоинства самого предложения и того, кто его выдвинул, связаны воедино. Как я могу отделить одно от другого?
— Это уже ваша проблема, а не моя. Вы оцениваете возможную прибыль, определяете степень риска и принимаете соответствующее вашим интересам решение.
— А вы тоже являетесь частью этого риска?
— Несомненно, — с поразительной легкостью ответила Ева. — Человек, предлагающий рискованную сделку, всегда является ее неотъемлемой частью.
— Как же я могу определить степень риска, связанного лично с вами?
— Не думаю, что у вас это получится.
— Почему? Вы считаете, что я не разбираюсь в женщинах?
На этот раз рассмеялась уже Ева. Значит, он полагает, что все дело в конфликте между мужчинами и женщинами.
— Нет-нет, я так не считаю. Напротив, мне кажется, что вы чересчур хорошо знаете женщин.
— Тогда в чем же риск?
— Действительно, в чем? — переспросила она и отвернулась.
Они снова замолчали, исподтишка наблюдая друг за другом. Их притягивало друг к другу невыразимое желание, но какой-то невидимый холодок все же препятствовал установлению нормальных отношений. Прислонившись к спинке сиденья, он смотрел на нее так, словно это был боец перед поединком.
Он видел перед собой женщину, красивую, но холодную и рассудочную, желанную, но не с точки зрения обладания ею, а с точки зрения ее завоевания. В ней не было ничего мягкого, покладистого и уж тем более щедрого. Ее эгоистическое желание было продиктовано не страстным чувством по отношению к нему, а чем-то другим. Он хорошо знал это, видел по ее глазам, как, впрочем, и она видела нечто подобное в его взгляде. Ведь его желание тоже было в значительной степени эгоистичным. Он не любил разочаровывать женщин, но делал это не ради них, а ради себя самого.
Ева сняла жакет и поудобнее устроилась на сиденье. Ее руки были тонкими, мускулистыми, с золотистыми волосками на загорелой коже. Большие светлые глаза холодно поглядывали на него, а полные губы оставались слегка приоткрытыми, словно намеревались произнести нечто очень важное. Но больше всего его волновало не это, а почти полное отсутствие какого бы то ни было тепла в ее глазах. Это позволяло ему позабыть обо всех формальностях и не притворяться, что он страстно увлечен ею. Кроме того, это предоставляло ему редкую возможность обнажить свои истинные качества.
Подобная открытость с ее стороны рассказала ему о ней все, что он хотел узнать. При этом ему было совершенно безразлично, почему она такая, какая есть. Женщины льнули к нему по многим причинам. Одних привлекали его деньги, других — его положение в обществе, третьих — приятная наружность. Другим нравилась его репутация рафинированного любовника, слегка жестокого и совершенно равнодушного к предмету любви. Некоторые, вероятно, стремились испытать на нем силу своего воздействия и предпринимали тщетные попытки изменить его. Попадались и такие, кто просто-напросто разрушал себя своей неистовой страстью и необузданными желаниями.
Среди всего этого многообразия заметно выделялась небольшая группа поклонниц; эти женщины всегда напяливали на себя маску жестоких и бессердечных повелительниц, требовавших от него только сексуального удовлетворения. Ева была чем-то похожа на них. Правда, на сей раз он не был уверен, что ему удастся в конце концов приручить ее, покорить ее крутой нрав.
Фрейзер слегка улыбнулся, подумав о том, сколько времени ему понадобится, чтобы ее наигранное равнодушие постепенно превратилось в устойчивое желание близости, а потом и в любовь. Не исключено, что на это уйдет чуть больше времени, чем он рассчитывал, но это неизбежно произойдет, рано или поздно.
Ева не могла не обратить внимания на его злорадную ухмылку, которая дополнялась самоуверенной позой, свободными манерами, и полуопущенные длинные ресницы. «У него нет никаких сомнений в том, что он соблазнит меня, — подумалось ей в эту минуту. — И он совершенно прав». Она изо всех сил старалась показать, что изнемогает от желания, в то же время опасаясь, что на ее лице может проявиться совсем другое чувство.
Прочитав в ее глазах согласие, он нисколько не удивился. Это был привычный ход событий, не нарушаемый практически никем и никогда. Ева чуть было не рассмеялась во весь голос, окинув взглядом его самодовольную позу. Она уже знала, что он будет ослеплен собственным самомнением, а ей останется только действовать в нужном направлении. Тем более что это не так уж и сложно. Ведь он действительно хорош собой и никогда не вызовет у нее физического отвращения. Правда, во всем его облике было нечто такое, чего даже она со всей своей проницательностью не могла понять до конца. Какая-то непонятная ей внутренняя сила. Но об этом можно было сейчас не думать. Тем более что есть на свете вещи, которых просто лучше не знать, не понимать и не видеть. Конечно, память не сотрешь, но со временем и она подвергается эрозии и удаляет отдельные, самые неприятные для самочувствия детали.
Кеб неумолимо приближался к концу своего короткого пути. Замедлив ход, он повернул на Уилтон-плейс и остановился. Фрейзер расплатился с шофером, и они вышли из машины. Не говоря ни слова, Ева последовала за ним вверх по лестнице и вскоре оказалась в огромной гостиной. Фрейзер тут же плюхнулся в мягкое кресло, а она неторопливо повесила жакет на спинку стула и подошла к окну, глядя на цветущий сад. Она стояла в той же непринужденной позе, как и тогда, когда он вошел в конференц-зал несколько часов назад. Окинув ее стройные ноги оценивающим взглядом, он поднялся и подошел к ней. Ева почувствовала, как его руки скользнули по плечу, опустились вниз, а потом снова поднялись до уровня плеча. Всем своим телом она ощущала его тугие бедра и заметно напрягшуюся плоть. Выдержав приличествующую паузу, она резко обернулась и прижалась к нему всем телом. На какое-то мгновение он увидел лихорадочный блеск ее глаз, но в следующую секунду они закрылись, а их губы сомкнулись в поцелуе.
Именно в эту секунду он застыл от удивления и даже некоторого смущения. Никогда еще ему не приходилось сталкиваться с таким пронзительным взглядом, который и определить-то было практически невозможно. Однако ее страстный поцелуй заставил его забыть о странном ощущении и полностью отдаться привычной стихии любви. Единственное, о чем он успел подумать, — так это о том, что ее поцелуй почему-то показался ему ядовито-волнующим.
Ева загадочно улыбнулась и стала медленно сползать на пол, не отрываясь от его тела. Еще секунда — и она оказалась на тонком шелковом ковре, запрокинув лицо в страстном порыве. Фрейзер наклонился над ней и, не унижая себя суетливостью и поспешностью, стал медленно снимать с нее одежду. Ева ощущала обнаженным телом ласковые лучи солнца и приятную комнатную прохладу, насыщенную густым запахом мужского тела.
В этот момент она снова закрыла глаза, чтобы он ненароком не заметил борьбы противоречивых чувств в ее душе. Это была странная смесь ненависти, отвращения и… похоти. Но она-то знала, что страсть окажется сильнее и непременно победит в этой жестокой схватке. Это был вполне естественный порыв с ее стороны, хотя и отягощенный ощущением жестокой необходимости довести дело до конца.