Алвару сообщил Жанете, что анализ на ДНК дал отрицательные результаты.
— Может быть, вам и жаль, любезная, но ваша дочь не дочь Сан-Марино, — с удовольствием сообщил он.
Жанета гордо вскинула голову, тем выше, чем более униженной себя чувствовала. Она не поверила Алвару, Сан-Марино просто купил этот отрицательный результат. Он собирался это сделать с самого начала и только поэтому согласился на анализ.
Зато Жуана, узнав о результате, запрыгала от радости:
— Я же говорила, мама! Я же говорила! Я чувствовала, что не имею ничего общего с этим пренеприятнейшим субъектом.
Жанета ласково потрепала ее по плечу.
— Чудачка! Приятный он или нет, но тебе придется иметь с ним дело, — с вздохом сказала она, соображая, в какие им придется обращаться инстанции, чтобы правда восторжествовала.
Для начала она решила посоветоваться с Лусией Эленой, как-никак та теперь вращается в журналистских сферах и наверняка сможет подсказать, какими ходами — выходами воспользоваться.
Только молодые женщины уселись на диван, только начали обсуждать сложившуюся проблему, как появилась сеньора Жудити.
Они не стали ничего скрывать от нее и рассказали, что ищут средства, чтобы припереть к стенке Сан-Марино,
— Ох, доченька, — завздыхала Жудити, — не к лицу тебе вымогательницей и авантюристкой заделываться! Какой еще Сан-Марино? При чем тут он? Я все прекрасно помню, когда ты зачала нашу любимицу.
Жанета прямо-таки рот открыла от изумления, слушая свою мать.
— Как это ты можешь помнить? — спросила она.
— Очень просто, я все помню по праздникам. Было это, — я скажу тебе совершенно точно, тридцатого сентября в день святого Иеронима. В этот день родилась моя кума, вы были у нее в гостях вместе с Варгасом и остались у нее ночевать.
Действительно, так оно и было. Жанета прекрасно помнила эту счастливую ночь, когда им было так хорошо вместе.
— Мы-то домой пошли, — продолжала Жудити, — а вы вернулись, чуть ли не в полдень. И у тебя было такое счастливое лицо, что я сразу все поняла. Так оно и вышло, Жуана родилась ровнехонько через девять месяцев.
Жанета слушала мать, и вокруг нее словно бы рассевался туман, все становилось четким и отчетливым.
да, так оно и было, И Варгас никогда не сомневался, что Жуана — его дочь. Сомневалась одна Жанета, но теперь и сомневаться не надо было наука доказала правоту Варгаса и Жуаны, которые обожали друг друга…
Жанете было сначала обидно, что она потратила столько сил впустую, но потом и она утешилась, решив, что небесный суд могущественнее всех земных.
«И мне больше никогда не придется видеться с Сан-Марино!» — подумала она с вздохом облечения.
Вздох облегчения вырвался и у Сан-Марино, когда Алвару сообщил ему результат анализа. Впрочем, он и не сомневался в нем. И тут же Сан-Марино припомнил, что и Жулия просила его сделать точно такое же исследование для нее. И хотя он сразу поверил в то, что Жулия его и только его дитя, он сразу же согласился. Документально подтвержденный анализ облегчит впоследствии многие процедуры, и в первую очередь — процедуру оформления наследования, поэтому Сан-Марино был готов его сделать хоть завтра. Лаборатория была известна, процедура тоже, так что оставалось предупредить Жулию о дне и часе, и все было бы в порядке. Но предупреждать Жулию пришлось совсем о другом. Сан-Марино получил информацию о том, что в ближайшее время в Рио-де-Жанейро прибывает графиня Бранденбургская, магнат империи масс-медиа в Европе. Это была женщина-легенда, и он поручил Жулии добыть от нее интервью.
Вся редакция засуетилась в предвкушении сенсаций.
— Хорошо бы поехать прямо в аэропорт, сделать фотографии и подхватить ее у трапа самолета, — мечтательно проговорил Вагнер.
— Ничего не получится, — хмыкнул Шику. — О графине достоверно известно, что она как огня избегает журналистов, и еще ни разу после смерти мужа не дала ни одного интервью!
— Не может быть! — поразился Вагнер.
— И, тем не менее, это так, — спокойно сказал Шику.
— А откуда тебе это известно? Из каких источников? — продолжал допытываться Вагнер.
— Из наших, журналистских, — ответил Шику.
И все-таки, когда Вагнер пригласил его поехать на встречу в аэропорт, он не отказался. В каждом человеке, а тем более журналисте, всегда живет шальная надежда: а вдруг мне удастся то, что не удавалось другим?
Но, прибыв в аэропорт, Вагнер лишний раз убедился, что на информацию Шику всегда можно положиться.
Они наблюдали собственными глазами, как приземлился небольшой самолет графини, как к нему сразу подъехало несколько автомобилей с тонированными стеклами, и они тут же разъехались в разные стороны. Все было сделано так, чтобы никто так и не понял, на каком же уехала графиня.
— Мы должны непременно взять у нее интервью! — загорелась Жулия, услышав от Шику, как прошла встреча. — Это будет интервью века!
Жулия думала об интервью, а Сан-Марино о том, стоит ли ему продавать хотя бы частично акции газеты всемогущей графине. Судя по слухам, графиня собиралась создать в Латинской Америке такую же империю массовых средств информации, какая была создана ею и ее покойным мужем в Европе. Именно это и было целью ее визита в Бразилию. Именно поэтому все владельцы газет, журналов и каналов телевидения были заняты точно такими же, как и Сан-Марино, размышлениями.
— Чего скрывать? Небольшая инъекция немецких денег нам бы не повредила, — откровенно заявил Алвару.
Несмотря на титанические усилия Жулии, несмотря на возросший благодаря этим усилиям тираж, газета находилась в плачевном состоянии, и Сан-Марино лучше всех это было известно. Но неизвестно было, заинтересуется ли графиня такой третьесортной газетенкой, как «Коррейу Кариока», — вот еще о чем думал Сан-Марино, но не высказывал этого вслух.
Телеграмма графини с приглашением поговорить о делах была для него приятным сюрпризом.
— Почему бы и не встретиться, — проговорил он небрежно, стараясь не выдать своей радости. — Но акции продавать я не буду.
— Почему бы и не продать, — подхватил Алвару. — И если не целиком, то хотя бы часть!
— Посмотрим на старушку и решим! — подвел итог Сан-Марино и стал готовиться к встрече.
Его первая, но отнюдь не последняя встреча с графиней произошла на набережной. Таково было пожелание графини, а все ее пожелания исполнялись как закон.
Сан-Марино назвал ее старушкой, но, встретившись, тут же отказался от своих слов: графиня была элегантной привлекательной женщиной, разумеется, не первой молодости, с глазами удивительной, необыкновенной голубизны,
— Я займу у вас всего несколько минут, — сказала графиня, глядя на Сан-Марино своими удивительными голубыми глазами, которые действовали на него завораживающе, — так как прекрасно знаю, что значит быть деловым и занятым человеком. Меня заинтересовала ваша газета. Я могу вложить в нее деньги, и ваши дела пойдут значительно лучше.
— Могу я поинтересоваться, почему вы выбрали именно нас? — задал вопрос Сан-Марино.
— Мне понравилась ваша подача материала, ваша независимость в оценках, что я особенно ценю. И еще ваша газета хорошо выглядит внешне. В общем, она показалась мне живым перспективным изданием.
Получив сразу столько похвал, Сан-Марино не мог не почувствовать себя польщенным. Он смотрел в бездонную голубизну глаз, и странное ощущение начинало овладевать им.
— Позвольте пригласить вас на ужин, графиня, за ужином мы могли бы более подробно обсудить интересующие нас вопросы, — предложил Сан-Марино, чувствуя, что от взгляда этих голубых глаз у него бегут мурашки по коже.
— Благодарю вас, но не могу принять ваше приглашение, сегодняшний вечер у меня уже занят. Но завтра я жду вас у себя, и мы поговорим с вами более обстоятельно и подробно.
— Благодарю за приглашение, принимаю его с несказанным удовольствием, — ответил он с поклоном.
И графиня направилась к своей машине.
— Я позвоню вам с утра, и мы уточним время визита, — сказала она и помахала ему на прощание.
Странное ощущение возникло у Сан-Марино после разговора с немецкой аристократкой. Он в первый раз в жизни видел эту женщину, и все же мог поклясться, что она ему знакома. И потом, глаза такой ослепительной голубизны он видел только у одной женщины на свете — у Евы!
И вот он в резиденции графини. Лакей провел его в гостиную, и Сан-Марино с удовлетворением отметил безупречное чувство вкуса хозяйки.
Ему предложили сесть и немного подождать. Не прошло и нескольких секунд, как из двери напротив появилась сама графиня, элегантная, улыбающаяся — воистину образец хорошего тона и аристократических манер.
Однако разговор в безупречной гостиной получился куда теплее и откровеннее.
— Зовите меня просто Астрид, — предложила хозяйка. — Я всегда предпочитаю наладить дружеские и доверительные отношения со своими партнерами по бизнесу. Мне бы хотелось узнать о вас побольше. Я буду задавать вам вопросы и хотела бы получить на них искренние и правдивые ответы, даже если они покажутся вам бестактными.
Сан-Марино не любил откровенничать, но почему-то этих голубых глаз он не мог ослушаться и молча кивнул в ответ, отвечая согласием на сделанное предложение.
— У вас есть семья? Вы любите свою жену? — спросила Астрид.
В нескольких словах Сан-Марино рассказал о своем разводе — долгое время связывали дети, но дети выросли, и связь распалась. Оба поняли, что они чужие друг другу люди.
— А любовь? У вас была в жизни любовь? — с живым интересом спросила графиня.
— Всю жизнь я любил одну-единственную женщину, — признался Сан-Марино неожиданно для самого себя.
— Расскажите мне вашу историю, — попросила хозяйка дома, и Сан-Марино принялся рассказывать.
— Иной раз судьба посылает любовь как бич, как наказание, и именно такой была моя любовь, а вернее, безумная, безоглядная страсть. Звали мою страсть Ева.
— И что же стало с этой женщиной? — Голубые глаза смотрели на гостя с неподдельным любопытством.
— Она погибла в автомобильной катастрофе.
— А что помешало вам уйти из семьи тогда? Вы же все равно ушли из нее.
— Я был женат, она замужем. Ее муж был моим самым близким другом, почти братом. После ее смерти остались три девочки. Я помогал им и боготворил ее портрет. Зачем я вам все это рассказываю, — спохватился Сан-Марино, — сам не знаю! А совсем недавно я узнал, что старшая девочка, теперь уже она молодая женщина — моя дочь, — И совсем уж неожиданно для себя прибавил: — У Евы были необыкновенно пронзительные голубые глаза, таких я не видел ни у кого, и вдруг опять вижу их перед собой — у вас точно такие же!
— Спасибо за комплимент, — улыбнулась графиня, — ведь это комплимент, не правда ли?
— Это скорее, правда, чем комплимент, — склонил голову Сан-Марино.
— Мне кажется, нам пора поговорить о делах, — перевела графиня разговор. — Думаю, что деньги, которые мы могли бы вложить в вашу газету, не будут для вас лишними.
— А на каких условиях вы готовы их нам предоставить? — с интересом спросил Сан-Марино.
— Так вы готовы продать свою газету? — с таким же живым интересом задала свой вопрос графиня.
— Нет! Но буду всегда помнить и вас, и ваше щедрое предложение.
— А мне почему-то кажется, что рано или поздно, но мы с вами договоримся. И не только относительно газеты.
Сан-Марино вышел из особняка со странным ощущением легкого головокружения. Ему многое предстояло обдумать и понять. Голубые глаза словно бы преследовали его. Он был бессилен перед ними, они его завораживали.
Он зашел в цветочный магазин, выбрал самый роскошный букет и отослал его графине с посыльным.
— Мне кажется, ты влюбился в графиню, — захохотал Алвару, повстречав Сан-Марино после визита. — У тебя такой вид, словно ты с луны свалился!
Но что мог поделать Сан-Марино с глазами Евы, глядящими на него?!
Жулии Сан-Марино пока ничего не сказал о своем визите. Зато сама Жулия делала все, чтобы добиться у графини Бранденбургской эксклюзивного интервью. Она несколько раз звонила ей, говорила с секретарем графини, фрау Мартой, и, наконец, получила согласие.
— Это будет интервью века, — лихорадочно шептала себе Жулия, собираясь к графине Бранденбургской.
Графиня появилась не сразу. Жулия сидела в гостиной, осматривалась и ждала. Ей просто необходимы были эти несколько минут покоя, чтобы сосредоточиться, собраться и направить все силы на первый вопрос, от которого так много зависит.
Графиня вошла, и Жулия была поражена естественностью и простотой этой элегантной привлекательной женщины с пронзительными голубыми глазами.
— Я благодарю вас от имени своей газеты за то, что именно нам вы согласились дать интервью, — начала Жулия, вставая. — Позвольте представиться — Жулия Монтана, журналист, специалист по международным вопросам. Госпожа графиня, позвольте задать вам…
— Вы можете звать меня просто Астрид, — прервала ее графиня. — Если вы все время будете меня звать госпожой графиней, то мы переселимся с вами в прошлый век, и все вопросы и ответы будут звучать неестественно.
Что касается существа дела, то Жулия была совершенно согласна со своей героиней, но называть эту женщину-легенду просто Астрид было для нее трудновато.
— Вы, кажется, и раньше были связаны с Бразилией? — задала она свой первый вопрос.
— Да, я тут жила, и довольно долго, — ответила Астрi4д.
— А почему не возвращались сюда?
— После смерти мужа мне было не до поездок. На меня обрушилась лавина дел, и вот, наконец, я с ними справилась.
— Вы мне кажетесь необычайной! Подумать только! Женщина-легенда, владетельница целой империи! — говорила Жулия. — А что было до этого? Расскажите, пожалуйста, вашу историю.
Она самая обыкновенная, я поехала в Европу изучать живопись, попала в аварию, и все полетело к чертям. Меня страшно изуродовало, пластические операции следовали одна за другой. А это очень мучительно, когда тебе пересаживают кожу. Но чего не вытерпишь ради того, чтобы вновь вернуть себе человеческий облик! Но об этом не пишите, хорошо?
— Хорошо. — Жулия слушала эту женщину, и она все больше и больше ей нравилась своей простотой, естественностью, манерой говорить без малейшей аффектации и рисовки.
— В санатории, где я проходила реабилитацию, я познакомилась с Отто. Он сломал ногу на горнолыжном курорте и тоже восстанавливал свои двигательные способности. Он был удивительным человеком, умным и всегда щедрым. Любовь вернула меня к жизни, а жить мне тогда совсем не хотелось…
Она замолчала, и Жулия не прерывала ее молчания. Потом она взглянула на Жулию своими пронзительными голубыми глазами и сказала с какой-то необычной интонацией:
— Я потеряла своих детей.
— В этой аварии? — спросила Жулия, совсем уже не по-журналистски, а просто как сочувствующая подруга, которая хочет помочь и облегчить боль, потому что боль была, она звучала в каждом слове, в каждом звуке голоса.
— Примерно в это же время, — сказала Астрид, помолчав. Думала, что не выживу, но выжила. Я сама не знаю, почему я об этом заговорила. Наверное, хочу, чтобы вы лучше поняли меня.
Их разговор совсем перестал походить на интервью, скорее он напоминал трудный путь, который преодолевают двое для того, чтобы оказаться ближе друг к другу.
— А почему вам захотелось поговорить именно со мной? — спросила Жулия, как спросила бы маленькая девочка.
— Мне показалось, что ты лучше всех меня поймешь, что ты ближе всех мне по духу. Я почитала, твои материалы и так решила.
— Вы, наверное, очень одиноки, если стали искать близкого человека, — предположила Жулия.
— Можно сказать и так. Только этого ты тоже не пиши.
— Конечно, не буду. Но вам так трудно дается разговор, может быть, вы отдохнете, и мы продолжим в другой раз?
— Нет, лучше договорим сегодня. В своей жизни я совершила очень много ошибок и очень мучилась из-за этого. Но исправить ничего нельзя, как нельзя вернуть потерянных детей. Нельзя вернуть мужа. После его смерти мне тоже не хотелось жить, но пришлось. На этот раз меня спасли дела. Пришлось взять в свои руки все то, что он делал, чем дорожил. Это было его наследство. Его наследие.
— Думаю, что ваш муж был бы доволен тем, как вы обошлись с его наследством.
Жулии показалось, что на глазах у Астрид блестят слезы, и она торопливо сказала:
— Я вас очень хорошо понимаю. Мне было одиннадцать, когда я потеряла в автокатастрофе маму, для меня это было трагедией. Я не могла спать, есть, перестала учиться. Я всюду искала ее и ждала. Мне казалось, что она непременно меня найдет, потому что я не могу, не могу без нее… Простите, что заговорила о себе, но ваша откровенность невольно вызвала и мою…
Астрид заглянула ей в лицо, и у Жулии не осталось никаких сомнений в том, что глаза у нее полны слез.
— Мы родственные души, сказала Астрид. — Мы живем в разных мирах: я деловая женщина. Ты журналистка. Но наши души понимают друг друга. Во всех моих ошибках была виновата любовь, и только это служит мне оправданием…
Астрид снова взглянула на Жулию и добавила:
— Но цена этой любви была так высока, что я не знаю, нужна ли была эта любовь?..
Она вдруг смертельно побледнела и схватилась за сердце.
— Графине плохо, — крикнула перепуганная Жулия. И в гостиную тут же вбежала ее секретарь фрау Марта с лекарством в руках. Она торопливо накапала чего-то пахучего в рюмку. Астрид, морщась, выпила, посидела несколько минут и снова заговорила:
— Я просто сама не своя от усталости. Работаю как рабыня и, видно, пора уже отдохнуть. Но мне все-таки хочется, чтобы ты написала статью. Мне кажется, у тебя она хорошо получится.
— Я напишу и принесу вам показать. Я напишу только то, что вы захотите, хотя мне кажется, что мы с вами давным-давно знакомы.
— Да. И мне так кажется, — со странной улыбкой сказала хозяйка дома.
— И медальон у вас точь-в-точь, как был у меня, — сказала Жулия. — Эту святую Терезу мне подарила мама, и я всегда ее носила на шее, а в Колумбии потеряла. И очень плакала, потому что ничего больше маминого у меня нет. Это была единственная память.
— Как же так получилось?
— Отец восемнадцать лет пролежал в коме. Нас практически не было дома. А когда мы вернулись, то все, что оставалось, отец сжег.
— Почему? — быстро спросила Астрид.
— Долгая история, — отмахнулась Жулия. — А может быть, мы с вами просто погуляем? И вы немного отдохнете?
Спасибо, моя дорогая, но у меня все расписано по секундам. Но мне было бы приятно, если бы ты с сестрами пришла ко мне поужинать.
Глаза Астрид ласково светились, и Жулия сказала с искренней благодарностью:
— Спасибо!
— Тогда до встречи, — попрощалась графиня Бранденбургская, которую Жулии было разрешено называть просто Астрид.