Разлучница между нами (СИ)

Глава 17

Я вдавливаю палец в дверной звонок и с каким-то садистским удовольствием продолжаю жать на него, слыша, как непрекращающаяся трель терроризирует спящих в квартире.

На секунду становится жаль ребенка, ведь Тоне всего семь лет, но затем я вспоминаю ее агрессию в сторону своей дочери, и вся жалость улетучивается, как не бывало.

Поначалу мне кажется, что никого в квартире нет, но затем слышу знакомые маты Антона, который не стесняется в выражениях по поводу нежданных гостей.

Дом, в котором они купили себе жилье, имеет тонкие стены, судя по отзывам родителей одноклассников дочери, и они правы, ведь я прекрасно слышу нелицеприятные эпитеты бывшего мужа в свой адрес. И это он еще не знает, что это я стою за дверью в ожидании, когда они подойдут и откроют ее.

Он так зол, что даже не смотрит в видеоглазок, а просто проворачивает ключ и толкает дверь наружу, чуть не задев меня. Я еще пару секунд держу палец на дверной звонке, глядя в бесстыжие глаза Антона, а затем медленно опускаю руку.

– Любовницу свою позови, – грубо прошу его, не собираясь церемониться.

Приходит запоздалый страх, что если с Фаиной я справлюсь, то вот вздумай Антон распускать руки, мне придется туго, но я быстро отбрасываю эти мысли и хмурюсь, зная, что ударить меня даже в гневе он не посмеет. Знает, что тогда с ним сделает Иннокентий. А в его связях и власти он уже успел убедиться, когда остался без половины бизнеса.

– Ночь на дворе, Дина, что за выкрутасы? Мы спали, нам вставать спозаранку, а тут ты нарисовалась.

– С каких это пор ты стал разговаривать, как дед? Я не к тебе пришла, так что зови Фаину и можешь делать, что хочешь. Хотя нет, тебя наш разговор тоже касается, ты у нас просто отец года, Антон, только медали не хватает.

Я оглядываю бывшего с презрением, и его вид впервые за многие годы удовольствия у меня не вызывает. Наоборот, он вызывает у меня тошноту и отторжение, как будто у меня на него выявилась аллергия.

– Не трепи мне нервы, Дина. Мы с тобой больше не женаты, так что твои закидоны я терпеть не намерен, – жестко отвечает мне Антон, не собираясь никого звать, и даже выходит на лестничную площадку, вынуждая меня отступить.

Дверь за ним захлопывается, и его даже не смущает, что в подъезде он стоит в одних семейниках и тапках, явно не своих, так как они пушистые и в форме морды крысы.

– Мы, может, и не женаты, Антон, ты правильно подметил, и слава богу, но это не снимает с тебя обязанности быть отцом, а не донором спермы, которым ты сейчас являешься! – шиплю я, выплевывая из себя каждое слово.

– Рот закрой, крыса, – отвечает мне в таком же тоне Антон, но слов не подбирает. Теперь не видит в этом смысла, ведь больше мы не женаты, и ему нет нужды играть роль примерного мужа и семьянина.

– Крыса? – выдыхаю я. – Так ты называешь мать своих детей?!

Я едва не задыхаюсь от чувства стыда и унижения, и хоть рядом нет никого, кто бы видел и слышал этот позор, никак не могу отделаться от неприятных эмоций.

Я не ждала от бывшего мужа теплого приема или дальнейших хороших отношений, ведь он ясно дал понять, на чьей он стороне, но даже для него это перебор.

– Не думай, что я стерплю обзывательства в свою сторону и буду молчать в тряпочку, Дина. Пришла пылить и брызгать ядом, будь готова, что я не стану стоять в стороне и дам отпор. И Фаину не трожь. У нее хрупкое здоровье. Теперь у нее есть я, а не мой брат-тюфяк, и ты не сможешь, как раньше, наезжать на нее и унижать.

– Что за чушь ты несешь, Антон? Никогда в жизни я не трогала Фаину, так что ты бредишь и находишься под влиянием своей любовницы. И не нужно говорить мне про ее здоровье. Я что, по-твоему, ломовая лошадь, а она царских кровей? Очнись уже!

Я кричу, не обращая внимания на то, что ночь на дворе, так как заявления Антона настолько же смехотворны, как и оскорбительны.

– Хватит притворяться, Дина, все уже давно в курсе, что ты любительница плести интриги за чужой спиной. Тебе удавалось все эти годы манипулировать мной. Довольно!

Он с гневом выпучивает глаза, в которых лопаются капилляры от агрессии, а я вдруг со всей ясностью осознаю, что любое мое слово он будет воспринимать в штыки.

Я для него отныне враг номер один и мешаю его новому счастью, тяну на дно. Неважно, что я скажу, он всё это пропустит мимо ушей и забудет, лишь обвинит во всем меня.

Я же чувствую себя оплеванной.

Стою тут и будто оправдываюсь перед этим негодяем. Он бросил наших детей на произвол судьбы, а я, казалось, пытаюсь выпросить у него чуточку внимания для них. Фаина же наверняка сейчас стоит в квартире за дверью и наслаждается развернувшимся представлением, чувствуя вкус победы.

Я же решаю больше ничего не просить. Нет. Требовать, раз он такой трус, что не видит очевидного. Хотя бы отведу душу криками, понимая при этом, что это тоже самое, что кричать на бетонную стену. Она такая же безэмоциональная и бесчувственная.

– Да, Антон, довольно. Жаль, что когда-то я считала вас обоих приличными людьми. Еще никогда так не ошибалась. Я даже Адель разрешала оставаться у нее с ночевкой, ходить по магазинам, а теперь пожинаю плоды своей доброты к Фаине. Так что не смей мне говорить, что я злая тетка, которая смеет оскорблять твою новую любовь! Имей совесть взять на себя ответственность за то, что твоя драгоценная Фаиночка подложила нашу дочь под своего отморозка-племянника! И теперь Адель беременна!

После моей отповеди Антон молчит. Пребывает в шоке, ведь я явно вывалила на него больше, чем он способен выдержать. Я же вдруг сглатываю и понимаю, что своим криком практически сорвала себе голос, перебудив соседей.

Сзади открывается входная дверь, и кто-то выходит, не собираясь оставаться в стороне от шума.

– Мужик, бабу свою угомони, час ночи, – звучит угрожающий тон.

Не знаю, как выглядит его обладатель, но голос низкий и хриплый, четко по-военному поставленный, не чета Антоновскому. Если раньше его голос казался мне истинно мужским, то в сравнении с обладателем этого баса бывший муж был чуть ли не детсадовцем.

– Я вам не баба, это во-первых! – отвечаю я, резко оборачиваясь. – А во-вторых, где вы тут мужика увидели?

Раньше я не позволяла себе не то что оскорблений в сторону мужа на людях или наедине, но и каких бы то ни было разборок. Всегда сглаживала углы, чтобы наша семейная репутация не пострадала, а сейчас веду себя так нагло и беспардонно, что сама себя не узнаю. Будто это не я вовсе, а моя несуществующая сестра-близнец.

Может, я не стала бы так унижать Антону перед его соседом, но мне становится так обидно, что он продолжает защищать Фаину даже тогда, когда наша дочь пострадала от ее руки. Ставит любовницу превыше детей. Ладно бы, они были приемные и ему не родные, но это ведь его кровь, продолжение его рода.

– Слышь, мы сами тут разберемся, – вдруг вклинивается Антон и хмурится.

Чем-чем, а трусостью он никогда не страдал, не зря ведь пробился в мире больших денег и достиг высот.

– Я тебе сказал, бабу свою угомонить, мне вставать в шесть утра. Я неясно выразился?

Сосед, показавшийся мне поначалу великаном из-за своих мускулов, оказался всего на полголовы выше Антона, однако я была гораздо ниже их обоих и будто оказалась между молотом и наковальней. Деваться мне было некуда, так как один из них прикрывал лестничный проем, а второй – вход в квартиру. Бежать я не собиралась, так что стиснула кулаки и решила подлить масла в огонь, чтобы между ними возникла драка, а я смогла в это время прорваться в жилище Антона и Фаины.

Мужика этого я не опасалась. Судя по военной выправке и холодному, но какому-то спокойному взгляду, этот конкретный экземпляр рода мужского женщин не трогал, а даже если и хотел, то решал вопросы через их мужчин. Он явно придерживался позиции, что за каждую женщину отвечает мужчина, будь то отец, брат или муж. И это мне сейчас было на руку.

– За языком следи, бабуин! Думаешь, мышцы накачал и можешь тут командовать?

Мне неловко оскорблять незнакомого человека, но я стараюсь говорить натурально и даже визгливо, чтобы поиграть на его нервах, которые у неспящего человека не железные.

Моя тактика оказывается верной, так как Антон с этим мужиком начинают бодаться, а потом и размахивать кулаками, не размениваясь словами. Язык их тела – это кулаки.

Я же в это время, как и планировала, открываю дверь и проникаю внутрь. Сразу же натыкаюсь на Фаину, которая отскакивает назад от глазка, пойманная на месте преступления.

Мне становится немного брезгливо от нее. Пока Антон выясняет отношения на лестничной площадке с явно не слабым мужиком, она просто подглядывает и даже не думает вызвать полицию.

Чтобы нам никто не помешал, я сразу же закрываю дверь на щеколду и с ухмылкой оборачиваюсь, прожигая Фаину взглядом. Наконец-то мы остаемся наедине, и я смогу прижать эту дрянь к ногтю.

– Набегалась, Фаина? Не надоело прятаться за спиной Антона?

Я прищуриваюсь, чувствуя, как душу переполняет глухой гнев. Мне хочется крушить всё вокруг, как только я вижу ее наглое лицо. Судя по острому прищуру, ей не стыдно за свои поступки, она ими будто гордится.

– Что тебе нужно, Дина? Не надоело еще унижаться? Признай поражение и отступи. Антон всегда был моим, так что к тебе больше не вернется.

Она вздергивает подбородок, а вот я удивленно смотрю на нее, не подходя ближе. Настолько поражена ее словами, что пару секунд не могу сдвинуться с места.

– Антон? – выплевываю я это ненавистное отныне для себя имя. – Мне этот мусор не нужен, так что радуйся, что подобрала мои объедки.

Мне удается испортить ей настроение, и она не сразу может скрыть, что я задела ее своими словами. Она даже дергается, словно от пощечины, ведь явно не привыкла получать отпор.

Фаина всегда была острой на язычок, но если раньше я закрывала глаза на ее непростой характер, убеждая себя, что мы как никак родственники, и я не должна провоцировать конфликты, а наоборот, должна сохранять мир в семье, чтобы всем было комфортно и хорошо.

– Объедки? Что ж ты приперлась, корова, среди ночи, раз Антон тебе не нужен?

Фаина как-то странно преображается, и вся напускная слабость и растерянность улетучивается, сменяясь жесткой циничной ухмылкой и холодом льдисто-голубых глаз. Передо мной стоит будто другой человек. Не тот, что трусливо вглядывался в глазок.

Раньше как-то не обращала внимания, что язвительной и колкой она становилась только когда мы оказывались наедине, а сейчас вдруг отчетливо осознала, что это была ее актерская игра на публику. Со мной она была настоящей, показывая свое истинное лицо, а когда поблизости оказывались остальные члены семьи, то надевала на себя благочестивую маску, после выставляя меня стервой.

– Тебе от самой себя не противно? Ты насквозь лицемерная, пустышка-фальшивка, которая не стоит и одного рубля. Покажи ты истинное лицо, все от тебя отвернутся, – усмехаюсь я, уловив ее слабое место.

Несмотря на ее таланты скрывать нутро, она не может скрыть первичных эмоций, когда я попадаю в точку.

– Все меня любят, Дина, в отличие от тебя. Кому ты нужна? Антону даже смотреть на тебя противно было, а Адель при первой же возможности сбежала. Ты ведь ханжа и деревенщина, которая ничего не смыслит ни в мужских потребностях, ни в стиле.

Упоминание о дочери заставляет меня стиснуть челюсти, а затем я делаю шаг вперед и толкаю ничего не подозревающую Фаину к стене. Хватаю ее за горло, несмотря на то, что ниже ее по росту, и сжимаю ее тонкую шею, которой она так гордится.

– Закрой рот, дрянь, и не смей трогать своим поганым языком моих детей, особенно мою дочь. Я знаю, что это ты подложила ее под своего племянника, чтобы тот поиздевался над ней и бросил. Что, радуешься, тварь? Не жди, что я просто так это оставлю. Адель напишет заявление об изнасиловании, и твой родственничек сядет в тюрьму.

– Никакого насилия не было! – хрипит Фаина и пытается отцепить мои пальцы от своей шеи.

Я всегда думала, что она сильнее меня, но в этой ситуации во мне слишком силен гнев, так что ее попытки тщетны, а я жажду крови, не собираясь больше благородно стоять в стороне.

– А ты пойдешь по этапу, как соучастница преступления. Не думай, что сможешь вот так подгадить и потоптаться по моей семье и детям и выйти сухой из воды. Не думай, что спина Антона настолько крепкая, что он сможет защитить тебя от меня. Если мое молчание все эти годы и попытки сгладить намечающиеся конфликты ты воспринимала за слабость, считая меня глупой овечкой, то ты просто тупая идиотка. Боишься только силы? Что ж, я тебе покажу, что такое сила.

– Ты ничего не докажешь! Это вранье! Адель сама влюблена в него, с детства, и все это знают. Стоит ему поманить ее пальчиком, и она побежит, как послушная собачонка, вся в тебя, такая же позорница, – шипит Фаина и тянется к моему лицу, пытаясь расцарапать мне щеки, но я не чувствую боли от ее длинных и острых ногтей.

Второй рукой я бью ее по животу, но так, чтобы не осталось синяков. Благо, брат в свое время много чему меня научил. Не думала, что когда-то его учения пригодятся, но сейчас я ему благодарна за такую заботу обо мне.

– Все знают, чем промышляет твой племянник. Антон часто просил за него у Кеши, но в этот раз рассчитывать на помощь моего брата вам не придется. Ты бы лучше за своим сыном так же пристально следила, как за моей семьей.

Я отпускаю ее, когда до нее доходит смысл моих слов, и хищно улыбаюсь. Она отчетливо распознает угрозы, и впервые в ее глазах я вижу страх. Какой бы циничной она ни была, но сына своего любит. А пока она пытается переварить мои слова, я открываю дверь, в которую уже несколько минут долбится Антон, и иду к лестнице.

Краем глаза вижу его разукрашенное чужими кулаками лицо, но мне всё равно. Свое слово я сказала. Хотела, чтобы Фаина знала, благодаря кому и из-за чего ее жизнь скоро пойдет под откос.