Разлучница между нами (СИ)

Глава 19

Я сижу в отделении полиции уже час, но меня до сих пор так и не вызвали. Я обхватываю себя руками, чтобы погреть руки, а сама пытаюсь понять, что вчера произошло.

Ехать в отделение полиции мне не хотелось, но как только Адель узнала, что ее драгоценный Марк находится в спецприемнике, не унялась, пока я не согласилась ехать с ней.

– Позвони дяде Кеше, где он? Почему так долго?

Адель шмыгает носом, а Свете возвращается с уборной и прижимается ко мне, ища защиты. Не знает, что происходит, но чувствует неладное. Я же молчу, не отвечаю Адель, как и не собираюсь звонить Кеше. Приедет, как приедет. Я и вовсе была против вмешивать его в эту ситуацию, но дочь сама позвонила дядьке, вызвала его сюда, почти ничего не объяснив.

Первыми, вопреки моим надеждам, приезжают Антон с Фаиной. Если последняя выглядит неважно, с кругами под глазами, впалыми щеками и растрепанным пучком на голове, то вот Антон в костюме, словно его выдернули с офиса.

Я на них не смотрю, но прекрасно боковым зрением вижу, как Адель подрывается и тянется к Фаине. Ищет у нее поддержки и получает ее. Даже забывает, что Фаина, узнав о ее беременности, не поддержала ее, а выгнала из дома. Видимо, хотела таким образом избавиться от моей дочери так, чтобы не вызывать вопросов у Антона.

Как матери, мне больно наблюдать за тем, как моя дочь выбирает ту, которая украла у меня мужа, и я снова чувствую себя идиоткой, которая повелась на материнские чувства и позволила снова вытирать об себя ноги. Даже сейчас я нужна Адель лишь для того, чтобы с моей помощью заполучить Марка, который не спешит брать ее в жены.

В моей семье всегда было принято помогать друг другу и поддерживать семью в трудные времена, но я никогда не сталкивалась с тем, чтобы родственники предпочитали чужих родной семье. Поэтому и не знала, как вести себя со старшей дочерью, которая даже не скрывала того, что считает меня старухой, которой личная жизнь ни к чему. Ставила свои интересы превыше моих, считая меня роботом.

– Антон, иди и узнай, что на самом деле произошло. Мне кажется, что это какая-то ошибка, и Семена перепутали с другим парнем, с тезкой.

Голос Фаины дрожит и звучит беспомощно, а сама она хватается за него, как за спасательный круг. Мне смешно наблюдать за тем, как она строит из себя ту, кем не является, и я раздумываю о том, когда же Антону откроется правда.

Мне уже всё равно, что и как случится, но мне было бы интересно понаблюдать за тем, как весь его карточный мир разрушится, оставляя его у разбитого корыта. В этот момент я хвалю себя за то, что проявила твердость и получила после развода всё то, что мне причитается. По крайней мере, теперь не ругаю себя за то, что была с ним когда-то в браке.

– Это всё Марк твой втянул его в свои делишки, а теперь Семену грозит срок! – вдруг грубо отвечает ей Антон и вырывает у нее из рук свою ладонь.

Я уже не скрываю, что мне любопытно, и смотрю на них во все глаза. Вижу, что Антон зол, и гнев его направлен на Фаину. Мне становится интересно, переживал ли бы он так за Тима, как сейчас за Семена, но ответа на этот вопрос не нахожу.

– Мой Марк ни в чем не виноват. Это Семен сам пошел по наклонной дорожке, как только поступил в университет. И не нужно во всем винить отца моего ребенка! – кричит на отца Адель и хватается за Фаину, словно прикрывается ей, чтобы не отхватить от Антона.

Он никогда детей не бил даже в детстве, но Адель впервые идет против отца. Мне неприятно, что защищает она какого-то парня, которому она даже не нужна, в то время как меня предала, лишь бы не ссориться с отцом, который мог помочь ей деньгами. У меня будто глаза снова открываются на дочь. Я вижу ее меркантильные натуру во всей красе.

– А о твоей беременности мы еще поговорим! – рычит Антон, стискивая кулаки. – Совсем мать тебя распустила, бездельница!

Я едва не задыхаюсь от возмущения, услышав обвинения бывшего мужа, но вмешаться в скандал не успеваю.

– Как раз-таки Марк и виноват, поэтому если кому и сидеть в тюрьме, то это ему, а не моему Семену! Не неси чепухи – огрызается Фаина и толкает Адель к стене.

Я усаживаю Свету на скамейку, а сама встаю, собираюсь заступиться за дочь. Во мне что-то умирает, я уже не чувствую той любви к ней, так как вижу ее недостатки и отсутствие любви к себе, но не могу позволить Фаине ее обижать. Это уже дело принципа, чтобы она не думала, что может издеваться над моими детьми.

– Еще раз поднимешь на нее руку, я тебе ее сломаю, – спокойно и тихо произношу я, подходя к Фаине и глядя ей прямо в глаза.

Я никого из них не боюсь, и она видит в моем взгляде настоящую угрозу, так что делает шаг назад, снова хватаясь за Антона.

– Ты слышал, она мне угрожает? Немедленно зови следователя, я напишу на нее заявление. Тебя посадят, так и знай, даже связи твоего брата не помогут!

– Неужели? – выпаливаю я насмешливо, затем складываю руки на груди. – А разве не для этого вы меня сюда позвали? Не для того, чтобы с помощью связей моего брата вызволить своего сына из спецприемника? Что-то ты слишком груба с той, от кого ждешь помощи.

Фаине не нравится моя тирада, так что она стискивает челюсти, отчего ее скулы становятся еще более впалыми, и хмурится, но в ее глазах я вижу растерянность. Она не ожидала, что я прекрасно знаю, что именно она сообщила Адель о том, что случилось с ее сыном и племянником.

– Я тебя не звала, – все-таки отвечает она, но я уже успела увидеть ее первую реакцию.

Ей неприятно, что я нахожусь здесь. Она хотела бы скрыть нелицеприятные подробности ареста, но при этом она и правда надеется на то, что я, как и прежде, по родственному заступлюсь за ее семью.

– Да неужели? Не ты ли сегодня утром спрашивала у Адель, не может ли она попросить своего дядю поднять свои связи? Как видишь, правильная поговорка была у наших предков. Не плюй в колодец, пригодится воды напиться. Да и потом, если встанет выбор между твоим сыном и твоим племянником, Адель выберет Марка, а Семена с удовольствием отправит в тюрьму. Неприятно, когда от тебя ничего не зависит, верно? Когда семья против тебя?

Антон, на удивление, в этот раз не вступается за Фаину, а просто молча наблюдает за нашим разговором. В этот момент дверь кабинета следователя открывается, оттуда выходят люди, и Антон входит внутрь, оставляя нас коридоре. Фаина же чувствует растерянность, ведь впервые Антон оставил ее одну разбираться с проблемами.

Никакого желания помогать ни Марку, ни Семену у меня нет, так что Кешу ни о чем я просить не буду, но из отделения при этом не ухожу, не желая оставлять Адель здесь одну.

– Хочешь, я отдам тебе обратно Антона? – вдруг шепчет мне на ухо Фаина, а я отшатываюсь и смотрю на нее с удивлением и презрением.

Я не думала, что она может меня чем-то удивить, но ее предложение оказывается настолько неожиданным и отталкивающим, что я не сразу реагирую. А затем начинаю хохотать, вызывая у нее недоумение.

Фаина смотрит на меня непонимающе и хмурится, а вот Адель подходит ближе и пытается меня тормошить, чтобы я прекратила смеяться.

– Что с тобой, мама? Здесь не место веселью, Марк может в тюрьму сесть! – шипит она.

В ее глазах беспокойство, но не за меня, а за своего парня, который ни в грош ее не ставит. Вот тебе и родная дочь, которую ты бережешь, ночи не спишь, когда она болеет, переживаешь и во всем поддерживаешь, а когда на горизонте появляется объект влюбленности, ты уже становишься не нужна.

Когда мое смех утихает, я отталкиваю от себя Адель, физически не в силах терпеть ее прикосновения, и сажусь обратно на скамью в ожидании, когда придет Кеша. Разговаривать ни с Фаиной, ни с дочерью у меня нет ни сил, ни желания.

– Всё хорошо, солнышко, что ты такая расстроенная?

Я прижимаю к себе Свету, которая стоит у стены, прижав кулачки к груди, и смотрит на меня снизу вверх со страхом. Глаза на мокром месте от испуга, ведь она маленькая и не понимает, что происходит, а я для нее сейчас, как единственный якорь в этой непонятной ситуации.

– Ты не плачешь, мама? – тихо спрашивает она и утыкается мне в грудь, когда я усаживаю ее себе на колени.

– Нет, конечно, Светуль, всё нормально. Мы сейчас дождемся дядю Кешу с тетей Машей, а потом поедем домой.

– Ладно.

– Дать тебе телефон? – спрашиваю я у дочки, и она кивает, перебираясь с моих колен на скамейку. На старшую сестру и тетю не смотрит, кидает лишь опасливый взгляд исподлобья, а затем утыкается в телефон, когда я включаю ей мультики.

Воцаряется долгожданное молчание, которое я не собираюсь нарушать.

На стенах коридора нет часов, но мне всё равно слышится равномерное тиканье, которое так часто звучало в квартире бабушки с дедушкой. В детстве меня этот тик успокаивал, вот и сейчас помог рефлекторно привести эмоции в норму.

– Мама? – с подозрением в голосе окликает меня Адель, и я поднимаю на нее пустой взгляд, который отражает всё то, что творится сейчас в моей душе. Буря там улеглась, а на место пришло разочарование и равнодушие.

– Ждем Кешу, – отвечаю я, когда она продолжает требовательно смотреть на меня.

Учинять скандал в полицейском участке у меня нет ни малейшего желания, так что я говорю ей то, что она хочет услышать. От меня сейчас всё равно ничего не зависит, а своего старшего брата я знаю слишком хорошо. Он не станет поднимать свои связи даже ради родственника из-за такой статьи. Вот если бы парней кто-то подставил, он бы приложил усилия, чтобы спасти даже не кровных родичей, но что-то мне подсказывает, что никакой подставы здесь нет. А Семен и Марк – достаточно взрослые и совершеннолетние, чтобы отвечать за свои поступки и отдавать отчет своим неправомерным действиям.

Поняв, что я не собираюсь успокаивать ее, Адель мигом забывает о том, что Фаина готова кинуть племянника в мясорубку полицейской системы ради спасения сына, и ищет у нее утешения и убеждений в том, что всё обойдется, и вскоре парней отпустят.

– Дина, ты как тут? – слышу я спустя минут десять встревоженный голос Маши.

Я встаю, радуясь ее приходу, так как родной человек рядом, который еще и на твоей стороне, придает сил.

– Всё хорошо, Маш, мы пока ждем. Антон у следователя.

Маша замечает Адель, но отношений у них теплых не сложилось, так что и близости душевной нет. Жена брата сразу же спешит ко мне и прижимает к себе Свету.

– Давай сходим в буфет, солнышко, пока дядя Кеша поговорит с мамой и дядей-полицейским, хорошо?

Маша знает больше, чем я, и быстро уводит дочку, не обращая внимания на Адель и Фаину, которые не решаются что-то ей сказать. Если меня они привыкли тормошить и говорить всё, что им вздумается, то вот Маша не считает нужным терпеть ни оскорбления, ни подколки, так что всегда отвечала той же Фаине колкостями на завуалированные оскорбления.

Кеша в это время говорит с кем-то в конце коридора, улыбается и попутно здоровается с мимо проходящими сотрудниками.

– Что он так долго? Не время сейчас лясы точить! – шипит тихо Фаина. Хоть и недовольно следит за действиями Кеши, но слишком громко не решается возмущаться. Однако я всё равно слышу ее слова, так как стою рядом.

– Поражаюсь, насколько можно быть такими наглыми, – хмыкаю я громко, ведь мне скрываться не от чего. – Просить помощи, еще и возмущаться, что человек не торопится ее оказывать.

Я испытываю небывалое удовольствие, позволяя себе, наконец, говорить вслух то, что раньше было для меня табу. Я отчего-то старалась не конфликтовать и копить недовольство в себе годами, чем отвечать людям так, как они позволяют себе общаться со мной.

Фаина на удивление молчит, прикусывает язык, так как сказать ей нечего. Но я вижу на себе ее пронизывающий взгляд, полный вопросов. Она меня явно не узнает, впрочем, как и я себя. Но новая я нравлюсь себе гораздо больше прежней. Будто за моей спиной вырастают крылья.

– Идем, Дин, пока Антон говорит со следаком, мы с тобой посетим кабинет главного.

Кеша, как только освобождается, сразу же ведет меня по коридору дальше, лишь кивнув Адель, в то время как Фаину просто проигнорировал, демонстрируя, что не считает ее значимой.

– Ты уже всё знаешь, Кеш? Ты же только пришел, а мы тут уже почти час торчим, но ничего не знаем.

– Работа у меня такая, Дина. Мой старый друг возглавляет это отделение, так что можем узнать всё из первых уст. Но скажу тебе сразу, по данным, которые я получил от него, ребятам грозит реальный срок, уже дело завели, так что сама понимаешь, ничем помочь я не могу. Будь на их месте еще Тим и мой собственный сын, я бы, конечно… Хотя нет, всыпал бы им по первое число, но отвечать за свои преступления заставил бы.

Кеша много говорит, когда злится, и это единственный маркер, по которому можно определить, что он не в духе.

Новость о том, что Марку и Семену грозит тюремное заключение, меня мало волнует, а вот причина, по которой Кеша вдруг ведет меня в кабинет к начальнику, настораживает.

– Если всё так, зачем мы идем к твоему другу?

– У него к тебе вопросы, Дин. Вызов ведь поступил от тебя, да и я позвонил Герасиму, чтобы проконтролировал. В протокол заносить разговор не будут, но он лично хочет убедиться, что это не подстава, а реально парни заигрались.

Скрывать мне нечего, поэтому я просто пожимаю плечами и вхожу в кабинет вслед за братом. Имя его друга навевает мне представления о нем, как о щуплом очкарике, помешанном на законах, но когда я поднимаю взгляд и фокусируюсь на мужчине, который выходит из-за стола, чтобы поздороваться с Кешей.

Военная выправка. Широкий разворот плеч. Рост под два метра. Он полностью ломает мои ожидания, разбивая их вдребезги.

Я поднимаю взгляд выше и сглатываю, вдруг узнав это лицо напротив.

– Вы? – усмехается он не стесняясь и окидывает меня наглым взглядом с головы до пят.

Он меня узнает. Как и я его.

Это тот самый сосед, с которым я стравила Антона, спровоцировав драку, чтобы поговорить с Фаиной в квартире и наедине.

– Вы знакомы? – спрашивает Кеша, но я его перебиваю.

– У вас синяк, – бормочу я, кивая на темное пятно под левым глазом у мужчины.

Он хмурится и никак не комментирует мое замечание. Кивает нам, чтобы мы присаживались, и больше тему с дракой никак не затрагивает. Я же хочу вдруг оправдаться, что вот у Антона лицо вообще похоже на один сплошной фингал с кровоподтеками, но в последний момент осекаюсь.

Герасим кидает на меня предупреждающий взгляд, и я моментально замолкаю. Он не хочет, чтобы Кеша знал о драке с Антоном. Что-то сам говорит ему, объясняя наше знакомство, но я пропускаю мимо ушей, сосредоточенная больше на вопящей интуиции, которая подсказывает мне, что одним неформальным допросом дело не ограничится.

Герасим не Антон, чует, что я разыграла на той лестничной площадке сцену специально, а не спонтанно. Использовала его, как прикрытие. В отличие от моего бывшего, он явно обладает не таким раздутым эго, чтобы заблуждаться, что я затеяла всё ради привлечения внимания.

Если бы я знала, что мой обычный звонок для вызова наряда полиции обернется такими проблемами, сто раз подумала бы, стоит ли овчинка выделки. Но прошлое не изменить, так что я не корю себя за свои решения, а гордо задираю подбородок, не собираясь оправдываться и чувствовать за прошлое вину.