По юности из-за скромного характера я не особо пользовалась спросом у мужского пола, а когда вышла замуж за Антона, и вовсе стала для них невидимкой. Так что интерес Герасима воспринимаю ничем иным, как угрозой.
– Что вы молчите? – сердито переспрашиваю, так и не добившись от него ответа на свой предыдущий вопрос.
Гнев помогает мне взять себя в руки и перестать трястись, и я напоминаю себе, что передо мной стоит не какой-то преступник, а начальник полиции и к тому же друг моего старшего брата. Так что он в курсе, что меня есть кому защитить.
– Я уже сказал, для чего пришел. Но если бы вы читали сообщения, то и приходить бы мне сейчас не пришлось.
Он наклоняет голову набок и рассматривает своим темным взглядом, испытывая мои нервы на прочность. Я же кидаю взгляд себе за спину, выискивая телефон, который, как оказалось, лежит на тумбочке у камина, и едва не чертыхаюсь, что поставила его на беззвучный.
Будь он рядом, я бы схватила его и прочла, что написано в сообщении Герасима, но не хочу отходить от двери слишком далеко.
– Не хватило терпения? – вздергиваю я бровь. – Я думала, для вашей должности требуются как раз те люди, у кого с этим никаких проблем нет.
– Дело не в этом. После того скандала, который ваши родственники устроили в участке, я забеспокоился, что найду здесь ваш труп.
– Так вы беспокоились? Поэтому пришли?
Мне не верится, что я это произношу. Всё кажется, что он сейчас рассмеется над моей наивностью и скажет, что я слишком много на себя беру. Вот только время идет, а этого не происходит. Но второй раз он ничего не повторяет, достает вместо этого из нагрудного кармана блокнот с ручкой, что-то пишет на нем, отрывает бумажку и протягивает мне.
– Что это? – спрашиваю я с опаской и беру листочек в руки. – Адрес? Что там?
Я смотрю на Герасима с подозрением, чувствуя какой-то подвох, но при этом и предвкушение. В отличие от Антона, этот мужчина вызывает у меня множество вопросов. Его я никак не могу прочитать, совершенно не понимая мотивов и целей.
– Завтра в семь вечера жду вас по этому адресу. Можете опоздать минут на тридцать, – добавляет он последнее после легкой усмешки. Издевки в этом жесте нет. Наоборот, какое-то снисхождение, словно он воспринимает меня слабым полом и готов делать поблажки в виду нашей разницы.
С одной стороны, его поведение возмущает, так как в мире царит равноправие полов. С другой же, становится приятно, так как его фраза неожиданно заставляет почувствовать себя женщиной.
– Вы что, зовете меня на свидание?
Я делаю предположение, которое так и висит в воздухе, но вдруг ощущаю себя дурочкой, когда вижу на лице Герасима недоумение, как мне кажется.
– Это ресторан “Дуа Мэйт”, туда запускают только парочек, никаких одиночек. Мне нужно туда попасть, а вы задолжали мне за ту ситуацию. Составите мне пару в ресторане и можете считать, что моральная компенсация с вашей стороны выплачена.
Я не готова признаться даже самой себе, что чувствую разочарование, но вместо этого внешне стараюсь оставаться хладнокровной и безразличной. До этого дня мы и знакомы-то с Герасимом не были, так что досада, которая появляется из-за моих собственных ожиданий, просто смехотворна.
– На этом всё? – грубовата произношу я и поджимаю губы.
Хочу поскорее выпроводить незваного гостя, чье присутствие начинает раздражать, и едва сдерживаю нетерпение.
– Форма одежды – вечерняя. Никаких джинс и спортивных костюмов. Дресс-код не особо лоялен.
– Хорошо, буду в платье.
Мне бы вообще отказаться и выгнать его, не дослушав, но я вдруг чувствую злость. На Антона. На Фаину. На саму себя. И пусть это не свидание в привычном понимании, но зато я докажу и себе, и остальным, что я не старая клуша, место которой отныне – дома в окружении кошек и книг.
– Что-то еще? – снова спрашиваю я, уже привыкнув к молчаливости мужчины.
Мне казалось, он уже не сможет меня удивить, но у него это снова получается.
– Вы всё правильно сделали. Вам не в чем себя винить.
Он смотрит на меня невозмутимо, без каких бы то ни было эмоций во взгляде, но я вдруг чувствую поддержку. Ту самую, которая мне нужна. И получаю ее от человека, которого вижу в третий раз в жизни.
Воцаряется тишина.
Не знаю, ушел бы он сразу после этого, но вскоре за его спиной раздается знакомый женский голос.
– Что тут происходит, Дина? Кто этот мужчина?
Тон ее источает настороженность, а через секунду, как только Герасим отодвигается вправо, вижу и ее лицо, на котором ярко написано негодование. Она едва не мечет молнии, увидев на моем пороге незнакомого мужчину, а мне становится от ее возмущения смешно.
Я слишком хорошо ее знаю, так что понимаю, что творится сейчас в ее голове.
– Это мужчина, с которым я иду завтра в ресторан. А вы проходите, Евгения Петровна, договоримся с вами о вашей помощи, она мне пригодится. Останетесь со Светочкой часика на два, а лучше на пять.
На меня находит желание подразнить ее, чтобы эта двусмысленная ситуация не оставляла сомнений в том, что ее предположения верны.
– До свидания, Герасим, – говорю я следом своему невольному ухажеру и закрываю дверь, как только бывшая свекровь заходит внутрь.
Она какое-то время молчит. Разувается и проходит за мной на кухню, привыкнув, что я всегда угощаю ее, но в этот раз, кроме чая и печенья, за столом ее ничего не ждет. Дождавшись, когда машина Герасима отъедет от ворот, она вперивает в меня свой недовольный взгляд.
– Что это такое, Дина? Не успели вы с Антоном развестись, а ты уже мужчин в дом водишь?
Она явно сдерживается, чтобы не ляпнуть, что я кручу тут шашни, но пытается хоть как-то контролировать речь. Знает ведь, что я больше не ее невестка.
– Во-первых, не мужчин, его зовут Герасим. Во-вторых, мы с Антоном не развелись, это он меня бросил ради другой женщины. Предал, если вам так привычнее.
В иной ситуации я бы никогда не признала себя брошенкой, но напор Евгении Петровны злит, и я хочу во всей красе показать ей, каким нелицеприятным ликом обладает ее святой в ее глазах сын Антон. Пусть не забывает об этом.
– И что? Он мужчина, с него спрос меньше. А ты женщина и не можешь водить в дом кого попало. Здесь Светочка живет, какой пример ты ей подаешь? Я уж не говорю про то, что дом этот купил Антон. По меньше мере, тебе должно быть стыдно, что ты приводишь сюда другого мужика.
– А давайте я сама разберусь, какие эмоции я буду испытывать? – предупреждающе говорю я, не собираясь позволять ей отчитывать меня, как какую-то школьницу.
Евгения Петровна замолкает, сидит с открытым ртом, явно не ожидая от меня такого холодного отпора, а я закрепляю результат, чтобы ясно дать ей понять, что между нами есть невидимая черта, которую ей пересекать не стоит.
– И смею вам напомнить, что бизнес Антона пошел в гору благодаря моим наработкам, так что сейчас принадлежит мне наполовину. Так что попрекать меня этим домом не нужно. В конце концов, я уж молчу про то, что именно связи Кеши, моего брата, если вы забыли кто это, помогли в свое время заполучить Антону самые крупные заказы, которые и сделали нашу компанию ведущей на рынке. А теперь мы с ним разведены, и не нужно мне читать тут нотации, как я себя должна или не должна вести. Я вам больше не невестка, и у вас есть Фаина, вот ей и диктуйте, что ей делать и как жить. Я ясно выразилась?
Я не повышаю голоса и не проявляю внешне гнева, а спокойно доношу до бывшей свекрови нынешнее положение дел. Вижу, что ее коробят произошедшие во мне перемены, но угождать ей больше не собираюсь.
– Так вот как ты заговорила, – выплевывает она спустя минуту неприязненно и вздергивает подбородок, глядя на меня сверху вниз.
Ее излюбленная тактика, чтобы показать, кто здесь главный. Раньше срабатывало, а сейчас я обросла броней.
– А я думала, мы заодно с тобой, Дина.
– Заодно? Мы с Антоном вместе уже не будем, Евгения Петровна, давайте раз и навсегда это уясним. Всё, что нас с вами и с ним теперь связывает – это дети. Вы пришли об этом поговорить? Не будем терять времени. Переходите сразу к делу.
– Ты права, Дина, – вдруг заявляет она мне. – Ты взрослая женщина и можешь строить свою личную жизнь, но это не значит, что я обязана потакать твоим капризам. Некому посидеть со Светочкой? Твои проблемы. Я этого делать не собираюсь.
Я не чувствую гнева, так как оставлять дочь с ней и не планировала, но тем интереснее наблюдать за торжеством в ее глазах. Думает, что она – последняя инстанция и может обломать мне “свидание”.
– Как скажете, Евгения Петровна, но потом не удивляйтесь, что Света вас не узнает.
Бывшая свекровь отшатывается, теряя спесь, ведь считала, что прижучила меня, а я подливаю ей чашку чая, пододвигая ближе к ней. Впервые за долгое время чувствую себя хозяйкой положения и своей жизни.
Раньше, когда свекровь совала свой нос во все наши семейные дела со своим экспертным мнением, я мечтала о том дне, когда наберусь храбрости и пресеку ее любопытство и уверенность в том, что раз она старше, то может командовать.
Не сказать, что мне с ней не повезло. В отличие от других свекровей, она не пыталась выискать изъянов в моей готовке и уборке, но ее черта – вмешиваться во все важные решения семьи, сильно пошатывала лодку нашего с Антоном брака.
И теперь, когда этого самого брака нет, я смотрю на Евгению Петровну и вижу, что она еще не привыкла к новой реальности, где я не обязана прислушиваться к ее мнению и советам.
– А ты изменилась, Дина, – задумчиво произносит она, но не уходит даже после того, как я ясно дала понять, что командовать мной не выйдет.
Она видела во мне ресурс, и сейчас этот ресурс взбрыкнул, не желая быть инструментом в чужих руках.
– Все меняются, Евгения Петровна. А некоторые и не в лучшую сторону, – усмехаюсь я, припомнив о том, что в нашей семье не без паршивой овцы.
Она морщится, недовольная моими словами, но в этот раз не молчит в раздумьях.
– Как и ты, Дина, как и ты.
Она говорит нараспев и изучает мою мимику, пытаясь нащупать новые болевые точки, за которые хочет зацепиться, но я не даю ей подобной власти. Наоборот, широко улыбаюсь в ответ и снова подливаю чай.
– Можно вопрос, Евгения Петровна?
Пусть мы больше не родственники больше, но это не значит, что я должна грубить и опускаться ниже своего уровня. Все-таки она бабушка моих детей, и от этого никуда не деться.
– Я тебя слушаю, Дина.
Мне казалось, что как только вопрос с Герасимом уляжется, и свекровь утолит свое любопытство, она сразу перейдет к делу, по которому пришла, но мы обе с ней понимаем, что лишний час погоды не сделает.
– Почему вы так не любили Игоря? Он ведь такой же ваш сын, как и Антон.
Я украдкой наблюдаю за свекровью и замечаю, как подергивается ее верхняя губа, опускаются брови и темнеют глаза. Как бы она ни пыталась скрыть свои истинные чувства на людях, реакции тела выдают ее тайны со всеми потрохами.
– О мертвых либо хорошо, либо никак, – поджав губы, отвечает она, но мне ее ответ уже ни к чему.
– Давайте не будем юлить, Евгения Петровна, это сейчас вы ведете себя доброжелательно и убеждаете меня, что вы на нашей стороне, но не пройдет и года, как вашей любимой внучкой станет Антонина, а о Светочке вы забудете, будто она и не ваша вовсе. Мы ведь обе уже знаем, что Антонина – дочь Антона.
– Глупости, – резко отвечает она и подергивает плечом, будто у нее нервный тик. – Если бы это было правдой, Антон давно мне признался. Да и Фаина не стала бы скрывать, Игорь ведь умер и уже не предъявит ей за вранье и подлог.
Бывшая свекровь заметно нервничает, словно я вскрыла нарыв, который она не хотела трогать. А это значит, я двигаюсь в верном направлении.
– Я хочу вам кое-что показать, Евгения Петровна.
Я встаю и отхожу к верхнему шкафу, куда положила одну из фотографий совсем недавно, когда пришла к выводу, который сейчас пытаюсь донести до матери Антона. Спустя минуту, рассмотрев детский снимок, кладу его перед бывшей свекровью, которая не двигает головы и опускает лишь глаза, превратившись в истукана. Она заметно напряжена и недовольна, но истерик себе не никогда не позволяла, вот и в этот раз держит себя в руках несмотря ни на что.
– Тоня – вылитая Адель в детстве. Здесь Адель, кстати, где-то как раз семь лет. Раньше я думала, что это сходство обосновано тем, что Антон и Игорь – родные братья, ведь они оба ваши сыновья. Пусть Игорь пошел в отца и был не особо симпатичным, а Антон – ваша копия, но гены ведь непредсказуемы, правда?
Свекровь рассматривает снимок с таким кровожадным видом, что я немного пугаюсь. Скрежет зубов, тяжелое дыхание. Становится не по себе даже от ее молчания.
– Что ты хочешь этим доказать, Дина? – спрашивает она у меня холодно. Поднимает на меня ледяной взгляд, из которых вот-вот полетят острые копья.
– Я долго думала, почему же вы так сильно не любили Фаину, потом Семена и Антонину, а недавно Адель рассказала мне, что вы подарили Тоне на день рождения.
Евгения Петровна щурится и ждет, когда я выложу все карты на стол. Надо отдать ей должное, что излишней болтливостью, когда это невыгодно, она не страдает.
– Ваши фамильные серьги, которые вы пожадничали в свое время даже для Адель, – снова говорю я, уже зная ответ на свой самый первый вопрос. – Вы бы никогда не подарили их дочери своего нелюбимого сына.
Воцаряется молчание. Мы смотрим друг на друга, и вдруг напряжение покидает свекровь, и она выпрямляется, переводя взгляд на окно, за которым непроглядная темень.
– Я дала Игорю всё, что причитается ему, как сыну своего отца. Мне за это должны памятник поставить, – усмехается она с горечью. – Не каждая женщина с достоинством примет внебрачного сына своего мужа, когда умирает его родная мать. Это ведь вечное доказательство, что твой любимый, который клялся в верности в храме, был тебе неверен и даже не сумел этого скрыть, как все нормальные мужчины.
От нее разит невысказанной болью и обидой женщины, чей муж обидел ее и так и не вымолил прощение. Вот только я вижу и то, что она хочет скрыть из-за стыда. Она ведь сама когда-то увела его из семьи с тремя детьми, и что-то подсказывает мне, что пыталась искупить свой грех тем, что взяла в семью Игоря.
– Вы дали ему всё, кроме любви, – шепчу я, не чувствуя удовольствия от того, что наконец узнала правду.
– Я старалась, видит бог, я старалась не обделять его, но чувствам не прикажешь, Дина. Так что поверь, я могу понять твою боль, как никто другой.
– От вас не уходил муж.
Я кривлюсь и прячусь за пузатой чашкой.
Евгения Петровна молчит и стискивает челюсти, раздраженная тем, что я разбередила ее раны, а я просто хотела расставить все точки над “i” и убедиться в некоторых своих выводах.
Мне становится жаль Игоря, который всю жизнь был на задворках в тени Антона, лишенный материнской любви. Даже семейная жизнь его трещала по швам, и собственная жена изменяла со старшим братом. Незавидная участь, закончившаяся трагической смертью.
На удивление, свекровь быстро берет себя в руки и снова смотрит на меня, прокручивая в голове причину своего визита. Мне и телепатией обладать не нужно, чтобы видеть ее мысли в ее же глазах.
– В любом случае, Адель ведь твоя дочь, Дина, хоть и совсем на тебя не похожа. Не приемная, не падчерица.
– К чему вы клоните?
Я была права, что визит Евгении Петровны связан с ситуацией в полицейском участке, но не тороплю ее, а терпеливо жду, когда озвучит всё это вслух.
– Я мать, так что могу понять тебя, как никто другой. Любая мать всегда будет защищать свое дитя даже против его воли. Адель молода и глупа, и я бы на твоем месте поступила также.
– Как?
– Вызвала бы полицию и сдала бы им преступника, который дурит ей голову. Я в курсе, что на влюблена в него с детства, и не одобряю этого, что бы ты ни думала там по поводу того, что я на стороне Фаины.
– О делах Семена и Марка я не была в курсе, если вы об этом, Евгения Петровна, но всё гораздо хуже, чем вы можете себе представить, – говорю я и встаю, не в силах больше сидеть. – Адель не просто вскружили голову. Она беременна.
Судя по обескураженному взгляду, свекровь об этом не знала.
– Я не знаю, что там думают Фаина и Антон, может, считают, что в порыве мести я захотела посадить в тюрьму их сына и племянника. Мне всё равно. Но помощи моей семьи пусть не ждут. Не после того, как предали меня и допустили, чтобы моя дочь оказалась беременной от будущего уголовника.
С каждой моей фразой Евгения Петровна мрачнеет, так как тоже любит Адель, ведь это ее родная кровь. Я же не удивлена, что Антон не сказал ей правду, а обрисовал всё так, что выставил виноватой меня.
Мы молчим некоторое время, а затем бывшая свекровь говорит то, что заставляет меня еще долго раздумывать над ее словами.
– Ты сильнее меня, Дина. Я бы так не смогла. Хотела бы я, чтобы и в мое время были такие технологии. Может, если бы всё наше окружение узнало об измене моего мужа, я бы тоже решилась на развод.