Разлучница между нами (СИ)

Глава 20

После расспросов, которые напоминали мне больше первостатейный допрос, меня отпускают, а Кеша остается поболтать со своим знакомым.

Карамзин Герасим Георгиевич.

Если на лестничной площадке среди ночи он показался мне каким-то ОПГ-шником, то в форме он выглядит совсем иначе. Собранный. Четкий. Ни одного слова не по делу.

Вот только его давящая энергетика душит, заставляя меня ерзать на стуле, словно я какая-то преступница, так что когда я выхожу в коридор, чувствую невероятное облегчение. Но не успеваю перевести дыхание, как на меня коршуном налетает Адель, за которой как на буксире тащится с кислой миной Фаина. Ей претит, что приходится крутиться вокруг меня, чтобы получить больше информации и какой-никакой поддержки, ведь рассчитывать ей не на кого.

Все родственники – без связей, с обычной деревни, а Антон хоть и бизнесмен, но не всесилен. В то время как друзья ее погибшего мужа отвернулись от нее, как только она предала память их друга, по их мнению. Не сказать, что я злорадствовала, когда до меня дошли слухи, но и не жалела ее, ведь она получила по заслугам.

– Ну что, мам? Дядя Кеша договорился, чтобы Марка отмазали от статьи?

Невдалеке на скамье сидят люди, которые прекрасно слышат Адель и возмущенно переглядываются.

Я хватаю дочь за плечо и отвожу ее в сторону, чувствуя за спиной дыхание Фаины. В последнее время ее слишком много в моей жизни, и это начинает раздражать.

– Во-первых, Адель, говори тише, ты позоришь дядю. Во-вторых, Кеша не пойдет на преступление ради малознакомого парня. На Марка и Семена уже завели уголовное дело, так что единственное, чем могут помочь им родители – это нанять хорошего адвоката.

Я стараюсь говорить размеренно и спокойно, поглаживая дочь по рукам, видя, что она беспокоится, но опасаюсь, что стресс может спровоцировать у нее выкидыш. Пусть я и не готова к роли бабушки в таком возрасте, но и навредить здоровью Адель тоже не хочу.

– Что значит, ради малознакомого парня, мама? – шипит она, не стараясь даже говорить тише. Всплескивает руками, показывая свое недовольство. – Это его будущий зять, между прочим. Почему он вечно кичится своими принципами? Он вообще уже на пенсии, не всё ли равно, злоупотребляет он там своими связями или нет?! Его дело здесь – помочь мне, а не показывать свой характер на старости лет.

Она кричит и плачет одновременно, но слезы эти злые, обвиняющие всех вокруг в своем несчастье.

Я же поджимаю губы и вся цепенею, после чего собираюсь с мыслями и в конце концов осаживаю дочь. Рано или поздно кому-то нужно было это сделать.

– Прекрати, Адель. И не смей просить дядю о подобном преступлении. Он сделал всё, что мог, даже даст контакты отличных адвокатов, но не смей больше заикаться о том, что мы все тут тебе должны. Довольно трепать мои нервы, двигай крышу своему отцу. Пусть он в кои-то веки несет ответственность! Как-то же заделал Фаинке двух детей вне брака, пока я не спала ночами с тобой и Тимом, пока вы температурили и болели!

Я не хотела настраивать детей против Антона, но эти слова вырываются у меня непроизвольно. Все эти месяцы я копила в себе гнев и обиду, и вот сейчас нарыв вскрыт, и я говорю то, что не решалась сказать раньше. Правду, от которой все отворачивались, ведь всем так было удобно.

– А ты, Фаина, даже не смей звонить Маше и давить ей на жалость, – прищурившись, переключаюсь я на Фаину, зная ее натуру. – Всё равно не выйдет. И ты даже права не имеешь просить ни у них, ни у меня помощи. Справляйся как-нибудь сама. Я и так слишком много сделала для вас сегодня, хотя совершенно не должна была этого делать. Вы с Антоном мне больше никто. Как и ваш сын Семен, и твой племянник Марк.

Выговорившись, я тяжко и глубоко дышу, пытаясь восполнить воздух в легких, и не сразу вижу, какими глазами на меня и Фаину смотрит Адель. Я же едва не выругалась, вспомнив, что про Семена она не в курсе. Ведь разговор с Евгенией Петровной у меня проходил наедине.

– Что ты такое говоришь, мама? Хочешь меня запутать? – фырчит Адель, но я даже раздражения не испытываю. Не удивляюсь ее безобразному поведению, которое не может быть оправдано никакими гормонами.

– Разговор окончен. А ты, если не научишься манерам и не перестанешь вести себя, как хабалка, можешь оставаться жить у своего отца, – кидаю я дочери перед уходом, так как она совсем села мне на шею и уже приготовилась ножки свесить. – А у меня в доме есть определенные правила для проживания. И самое главное – это вежливость, которой ты, к сожалению, так и не научилась.

– Как воспитали, так и веду себя! – выплевывает разозленная Адель, ведь ей не по нраву, когда ее отчитывают. Она с детства была такая, с гонором.

Я печально смотрю на нее и даже не знаю, что на это ответить.

– Ты уже взрослая, так что можешь держать себя в руках и учиться вежливости самой, раз я не сумела тебя правильно воспитать, – решаю я признать свои ошибки и качаю головой.

Фаина наблюдает за нашим разговором со злорадством, наслаждаясь раздором между мной и Адель, а я чувствую в груди зияющую кровоточащую рану.

Всё это время слышу за спиной, как люди обсуждают нас, но мне впервые всё равно. Мне нечего стыдиться, ведь перед законом я чиста, так что я просто разворачиваюсь и иду мимо них с гордо поднятой головой. Они продолжают шушукаться, но мне нет до них дела, и я спешу к выходу, желая поскорее увидеть Машу. Пусть не кровная родственница, но сейчас она становится мне ближе старшей дочери. И именно ее я сейчас отчаянно хочу обнять, уткнуться ей в плечо и порыдать вволю, выплескивая обиду на Адель, которой всё равно, что творится в моей душе. Я для нее пустое место.

Уйти из этого коридора ожиданий мне сразу не удается. Открывается дверь в кабинет следователя, и оттуда с мрачным выражением лица выходит Антон. Вместо него внутрь бодро заходит старушка, сидевшая на скамье, а вот бывший муж сразу же выцепляет взглядом меня.

Его губы цинично дергаются, а в глазах появляется пренебрежение и негодование. Он замечает мою траекторию движения и встает поперек, мешая мне пройти, и смотрит таким душным взглядом, будто хочет меня затоптать здесь и сейчас.

– Дай пройти, Антон. Мне еще Свету кормить.

Я пытаюсь воззвать его к совести и напомнить о том, что у нас есть еще младшая дочь, о которой он ни разу не вспоминал, но он молчит. Смотрит мне за спину и качает головой, намекая Фаине, что ему не удалось решить вопрос.

– Их что, посадят? – спрашивает Фаина, вставая напротив Антона. – Что ты молчишь? Ты можешь сказать, что произошло поподробнее!

У нее, кажется, начинается истерика, но бывший муж не обращает на нее внимания, а пилит взглядом меня.

– Ты специально это сделала, Дина?

– Что именно? – сглотнув, спрашиваю я.

Наши взгляды скрещиваются, и мы оба знаем, что он имеет в виду. Часть меня сокрушается, что моя попытка образумить парней и поставить их на место приводит к таким тяжким и необратимым последствиям. А вот другая часть шепчет, что в этом нет моей вины. Рано или поздно с такими увлечениями и Семен, и Марк попали бы в тюрьму.

– О чем ты, пап? Что мама сделала? – звучит настороженный голос Адель, и Антон криво усмехается.

– Мама позвонила в сто двенадцать и вызвала наряд на адрес квартиры Семена. Так на них и вышла полиция.