Мысль о предстоящей встрече с Машей не даёт мне покоя, отдавая лёгким волнением в груди. Слова Вика звучат в голове всё отчётливее: «Саш, что скажешь на то, чтобы познакомиться с Машей?» Вроде бы ничего страшного, но я уже сто раз прокрутила в голове, как всё может пойти не так. А вдруг Маша меня не примет? Вдруг будет сдержанной, равнодушной или, хуже того, настороженной? Или вообще не захочет ни с кем знакомиться? В конце концов, она — девочка, пережившая развод родителей, и, может быть, повзрослевшая раньше времени.
Чтобы отвлечься, захожу к Инне в гости. Там, как всегда, пахнет вкусной выпечкой — сегодня ванильными пряниками. Ваня весело ползает по ковру, окружённый плюшевыми зверями и машинками.
— Ну что, — усмехается Инна, замечая мой рассеянный взгляд. — Ты как будто не здесь сейчас, о чём задумалась?
— Просто думаю, — вздыхаю я, опускаясь на пол рядом с Ваней и подбирая яркий пластиковый кубик. — У Вика есть дочка.
Инна удивлённо вскидывает брови:
— Правда? А сколько ей лет?
— Четыре, — говорю я и смотрю, как Ваня тянется за машинкой. — Мы в субботу договорились встретиться. Я волнуюсь, места себе не нахожу.
— Ну ты даёшь, — смеётся Инна. — Ты же сама как профессиональная няня. Посмотри на себя: Ваня тебя просто обожает. Вы с ним на одной волне.
Я наклоняюсь, чтобы поднять упавшую игрушку, и в этот момент Ваня смеётся, тянется ко мне ручками. Я улыбаюсь, беру его на руки, он уютно устраивается у меня на коленях, уткнувшись в плечо.
— Просто Маша — не Ваня, — шепчу, чуть покачивая малыша. — Она уже взрослая, ну, не совсем кроха. А я ей кто? Женщина, с которой её папа, может быть, начнёт что-то серьёзное. А может и нет. Это совсем не то, что поиграть в кубики и уйти.
— Ты думаешь, дети чувствуют твою неуверенность? — спрашивает Инна. — Поверь, если ты будешь искренней — всё получится. У тебя большой опыт. Уж кто-кто, а ты найдёшь подход к любому ребёнку.
Я чуть расслабляюсь. Целую Ваню в макушку и шепчу:
— Ты у нас волшебный. Спасибо тебе.
После обеда еду в салон. Снаружи жара, кондиционер в машине едва справляется. Но как только вхожу внутрь, сразу становится легче: прохладный воздух, гудение фенов, тихая фоновая музыка и запахи — кофе, лаков, уходовых средств. Жизнь кипит.
Девочки работают вовсю. Где-то сушат волосы, где-то делают укладку. Несколько клиентов листают журналы, кто-то пьёт чай. Я прохожусь по залу, здороваюсь, спрашиваю, как идут дела. В ответ — тёплые улыбки, довольные лица, хорошие отзывы.
И вдруг — резкий, надсадный звук сирены. В ушах звенит, сердце сжимается. На потолке мигают красные лампы, и по громкой связи доносится чёткий голос:
— Внимание! Сработала пожарная сигнализация. Просим всех посетителей и сотрудников покинуть здание.
На мгновение все застывают. Кто-то вздрагивает, клиентка в кресле с мокрыми волосами поднимается, недоумённо оглядываясь. Я чувствую, как нарастает паника, но быстро беру себя в руки:
— Девочки, собираем клиентов. Спокойно, аккуратно. Ничего не оставляем, просто выходим. Я всё проконтролирую.
Голос мой твёрдый, уверенный, хоть внутри и дрожит. У одной клиентки на ногтях не закончен дизайн — мастер заклеивает пальцы салфеткой и берёт её за руку. Другая прячет окрашенные волосы под полотенце. Мы выходим из салона организованно, но ускоренным шагом.
На улице — жара и сумбур. Людей много. Кто-то нервничает, кто-то фотографирует происходящее на телефон. Из соседнего магазина выводят бабушку с тележкой продуктов. Дети плачут, охранник громко говорит в рацию. Клиенты моего салона стоят в тени, кто-то ворчит, кто-то смеётся над ситуацией. Кто-то жалуется, что не успели покрасить корни.
— Простите за неудобство, — говорю я всем, кого успеваю перехватить. — Обязательно перенесём визит, всё компенсируем. Главное — безопасность.
Пот льётся по спине, у кого-то уже начинают таять макияж. Проходит час. Потом второй. Солнце клонится к закату, тени вытягиваются по асфальту, а новостей нет. Я звоню в администрацию — там вежливо, но расплывчато отвечают, что идёт проверка. Возможно, ложное срабатывание. Но точной информации пока нет.
Я снова оглядываю своих девочек — уставшие, измотанные. Волосы сбились, Саша присела прямо на бордюр. Настя переговаривается с мужем, как скоро сможет забрать дочку от бабушки. Клиенты уже давно разошлись. Я тяжело вздыхаю:
— Всё, девочки, идите домой. Я сама тут останусь, на всякий случай. Как только будет что-то известно — напишу.
Они сопротивляются, предлагают остаться со мной, но я улыбаюсь, подбадриваю, и в итоге они уходят, устало махнув рукой на прощание.
Они немного сопротивляются, но всё же расходятся. Я остаюсь одна. Сажусь в машину, включаю кондиционер, откидываюсь на спинку кресла. Смотрю на здание соседнего бизнес-центра, в окнах которого гаснет свет. Странное чувство — усталость, неизвестность и лёгкая тоска. День выдался сумбурный, тревожный. И это ощущение подвешенности, как будто небо вот-вот разверзнется и прольётся новыми событиями, — не отпускает.
Мысли мечутся. Может, снять гостиницу неподалёку? Вечереет, у себя я не скоро окажусь, если вообще дождусь открытия центра. Но ехать в гостиницу — значит признать, что день завершён, сдаться. И в то же время перспектива провести ночь в машине меня тоже не радует. Я открываю карту, машинально начинаю искать варианты поблизости, но тут раздаётся звонок.
— Ты где? — голос Виктора напряжённый. — Я в новостях увидел, что у вас эвакуация. Всё в порядке?
— Да. Я на парковке. Сижу в машине, жду, когда нас пустят обратно.
— Слушай, это может затянуться. Саш, поезжай ко мне. Я пришлю адрес.
Я замолкаю на секунду. Вроде бы неудобно. Но, с другой стороны — зачем сидеть в машине ещё часами?
— Ладно. Сейчас приеду.
Он сбрасывает звонок, почти сразу присылает точку на карте. Я смотрю на экран, затем — на здание торгового центра. Почти все огни внутри уже погасли, словно здание выдохлось после дневной суеты и теперь замерло в тишине.
Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как лёгкая дрожь проходит по коже. Всё же это шаг. Не просто "заехать скоротать вечер" — это значит быть ближе. Это значит позволить себе ещё один уровень доверия.