Развод. Да пошёл ты!

41 Саша

Когда я подъезжаю к салону, солнце уже высоко. У самого входа стоят двое мужчин в форме. Они замечают меня сразу и шаг за шагом приближаются.

Я останавливаюсь, не понимая, почему они заинтересовались именно мной.

— Баренцева Александра Валерьевна? — спрашивает один, высокий и плечистый.

— Да. В чём дело? — я нахмуриваюсь, тревога мгновенно подступает к горлу.

— Пройдёмте, пожалуйста. Вам необходимо проехать с нами в отделение. Там всё объясним.

— Простите, но можно хоть намёк, что происходит? — я стараюсь держаться спокойно, но внутри уже всё сжалось в панике. — Я что-то нарушила?

— Всё будет объяснено на месте. Мы не уполномочены обсуждать это здесь, — второй, помоложе, смотрит на меня спокойно, но твёрдо.

— Могу я хотя бы позвонить?

— Телефон нужно будет сдать при входе. Позвоните позже, после беседы со следователем.

Я делаю глубокий вдох и прошу:

— Можно хотя бы сказать моим сотрудникам, что я ненадолго отлучусь? Они внутри.

— Быстро, — нехотя кивает старший.

Я вхожу в салон. Девочки у стойки тут же поднимают головы.

— Саш, кто это? Что происходит? — Настя почти выбегает мне навстречу.

— Полиция. Сказали, нужно проехать с ними. Возникли какие-то вопросы, я и сама не понимаю пока. Надеюсь, это ненадолго.

Катя смотрит испуганно:

— Может, позвонить кому-нибудь?

— Пока не нужно. Просто подстрахуйте меня, ладно? Я вернусь, как только смогу.

Они кивают, переглядываясь. Я выхожу обратно.

Словно в дурном сне, я отхожу от салона и молча иду с полицейскими. Всё кажется неестественным — лица прохожих, жаркое солнце, шум машин. Только тревожный ком в горле — настоящий.

В отделении меня проводят в тесную комнату с обшарпанными стенами, скрипучим стулом и мутным окном. Воздух тяжёлый, пахнет пылью и чем-то кислым, как в старом подвале. Я окидываю взглядом комнату — ни часов, ни кондиционера, только стол, стул и тишина, которая звенит в ушах.

Один из полицейских забирает мой телефон. Я тянусь за ним, но он уже поворачивается к двери.

— Подождите... А можно хотя бы позвонить? Предупредить кого-то?

— Позже. Следователь скоро будет. — Он уходит, не оглядываясь.

Я остаюсь одна. Сажусь на скрипучий стул, стараясь не дышать слишком глубоко. Время тянется вязко, будто густой мёд. Сначала сижу, сцепив руки в замок. Потом начинаю качать ногой, потом встаю и прохаживаюсь по крошечной комнате, стараясь не задеть облупленные стены. Пахнет пылью, побелкой и чем-то старым, прокуренным. На одной из стен кто-то выцарапал сердечко и инициалы, на другой — вбит гвоздь без назначения.

Я останавливаюсь перед окном, но стекло мутное. Возвращаюсь на стул и прикрываю глаза, но мысли не дают покоя.

Что могло случиться? Что я сделала? Неужели с салоном что-то не так? Может, бумаги оформила неправильно? Или... родители. Сердце резко сжимается. Не дай бог что-то с ними. Я перебираю в уме варианты, один тревожнее другого. Мурашки ползут по коже — не от холода, от нервов.

Проходит, наверное, час. Или два. Я уже сбилась со счёта. Сначала сижу, потом хожу туда-сюда. Жарко. Кондиционера нет. Снимаю жакет, закатываю рукава. Садясь снова, смахиваю с лица пот. Кажется, я сейчас просто растекусь по этому стулу.

Наконец дверь приоткрывается, появляется тот же молодой полицейский:

— Следователь пока занят. Немного подождите.

— Вы хотя бы скажите, что происходит! — я почти взвыла. — Почему меня сюда привезли? Что я сделала?

Он пожимает плечами:

— Заявление об угоне автомобиля. Подал Евгений Баренцев. Мы обязаны отработать.

Я замираю:

— Что? Он… он это всерьёз? Он же сам отдал мне машину! Мы договорились! Мы просто не успели переоформить. Я не крала её!

— Всё расскажете следователю. Он скоро освободится.

Опять тишина. Опять жара. Становится нехорошо. Голова гудит, дыхание сбивается. Я прижимаюсь лбом к прохладной стене. Надо собраться. Надо держаться. Но внутри всё дрожит — от страха, от бессилия.

Дверь снова открывается. Другой сотрудник ставит на стол пластиковый стакан с водой.

— Пейте. Следователь скоро освободится.

Я беру стакан обеими руками, потому что пальцы дрожат. Глотаю жадно, словно больше суток не пила. Становится чуть легче. Эти бездушные повторяющиеся фразы о том, что следователь скоро будет, просто взрывают мозг. Неужели нельзя быть хотя бы чуточку человечнее?

Почти три часа спустя ко мне наконец-то приходят.

Следователь — мужчина лет пятидесяти, сухой, уставший, с глубокой складкой между бровей. Он слушает мой рассказ молча, только временами хмыкает:

— Классика. При разводе постоянно собачатся. Нам не привыкать.

— Но он же не мог серьёзно подумать, что я украла машину? — мой голос начинает дрожать. — Это всё мелочно и подло…

— Он заявил, что автомобиль оформлен на него, а вы пользуетесь им без разрешения. Мы обязаны проверить.

— Но это его подарок! Мы договорились, он сам отдал её мне, ключи…

— Пока что мы вынуждены изъять транспортное средство до выяснения всех обстоятельств. Дальше разбирайтесь с мужем.

Мы составляем протокол. Потом ещё один. Пишем объяснения. Подписи. Даты. Копии. Документы шуршат в тишине кабинета один за другим.

Когда я наконец выхожу из отделения, солнце уже клонится к горизонту. Воздух пахнет нагретым асфальтом. Я плетусь до ближайшей лавочки в сквере и падаю на неё. Сумка соскальзывает на землю. Телефон холодный в ладони, но я не хочу никому звонить.

Смотрю в одну точку, не думая ни о чём.

Усталость наваливается тяжёлой глыбой. Унижение — ещё тяжелее. Неужели тот, с кем я прожила годы, способен на такую подлость? Из мести? Ради машины?