Развод. Мне теперь можно всё

Глава 2 Лидия

Марианна отталкивает меня и протискивается в кабинет. При виде той же картины, что открылась мне, как-то по-бабьи всхлипывает. Лицо у неё сейчас такое расстроенное, что складывается ощущение, будто обманутая жена здесь она, а не я. Это вызывает во мне странную смесь раздражения и отчуждённого любопытства — она что, правда считает, что имеет на него какие-то права?

В целом её реакция кажется мне неуместной, слишком гипертрофированной, ведь какой бы скандал ни случился, она всего лишь секретарь. Ей-то что — сместят одного ректора, появится другой. Уж кто-кто, а Марианна умеет подать себя так, что отправлять её в утиль не захотят. Но всё это ровно до тех пор, пока я не смотрю сначала на мужа, потом на блондинистую дрянь рядом с ним, а потом снова на секретаршу. Тут-то до меня доходит. У него и с ней что-то было?

Меня пронзает холодной волной — не от ревности даже, а от чувства тотального унижения. Я видела её почти каждый день, говорила с ней, смеялась. И всё это время — она тоже спала с моим мужем? Я даже не знаю, чего боюсь больше — того, что он изменил однажды... или того, что это была система.

Комната плывёт перед глазами. Я еле удерживаюсь на ногах и прохожу внутрь, сразу сдвигаюсь чуть в сторону и прислоняюсь к стене. Не хватало мне ещё упасть. Надо дышать. Стараюсь делать глубокие вдохи и медленные выдохи. Внутри всё горит — от гнева, от боли, от желания закричать. Но я молчу. Потому что если начну говорить — могу сорваться.

— Дмитрий Александрович? — дрожащим голосом зовёт Марианна.

Оба голубка на диване шевелятся и еле продирают глаза. Количество выпитого алкоголя явно превышает разумные пределы, потому что в кабинете стоит запах перегара. Я почувствовала его сразу, и от этого меня замутило с новой силой. Так что сейчас я борюсь не только с отвращением к тому, что вижу, но ещё и с подступающей тошнотой.

Как только Толмацкий осознаёт, кто он и где он, он отталкивает блондинку с себя и садится. Трёт глаза и морщится. Похмелье не щадит никого, тем более в таком возрасте. Внутренне я почти кричу: «Посмотри на меня! Протрезвей! Скажи, что это сон!» Но он даже не удивляется. Не пугается. Он просто... раздражён.

Я во все глаза рассматриваю его спутницу, пытаясь для себя понять, что в ней такого, что он решил спустить в унитаз наш счастливый почти десятилетний брак. Отмечаю, что у неё кукольные локоны, дорогой платиновый блонд, на который она ежемесячно спускает несколько десятков тысяч рублей. Хорошая фигура с чётко выраженной талией и крутыми бёдрами. Грудь полного третьего размера. Да и на лицо она не уродина, вполне себе симпатичная. И да, по возрасту она ближе к мужу, чем я, ей около сорока.

То есть информация о том, что мужчины предпочитают помоложе, в моём случае не соответствует реальности. Меня предали не ради юной, а ради эффектной. Может, мне надо было всё это время быть такой же? Ухоженной, нарочито сексуальной, вызывающей? Я даже сейчас, посреди всего этого ужаса, думаю о себе в сравнении с ней — и от этого хочется выть.

— Вы же… вы же с ней… — повторяет по кругу секретарша.

— Марианна! — рявкает он так громко, что мы все трое вздрагиваем. — Держи при себе свои умозаключения. Принеси кофе.

— Сколько? — хлопает глазами та, будто реально собирается варить его на четверых.

— Один.

— А… Ну ладно.

— Ты ещё здесь? — грозно смотрит.

Та быстро уходит, явно желая вернуться поскорее и услышать всё самое интересное из первых рук. Потом она будет звездой в местных кулуарах, ведь именно она принесёт интересную информацию, которую минимум неделю будут обсасывать со всех сторон. Сплетни такого масштаба случаются нечасто, так что они на вес золота. Марианна тщеславна настолько, что любое внимание для неё как бальзам на душу.

— Дима, я, наверное, пойду? — блондинка подходит к мужу и интимно касается его плеча. И я понимаю — между ними явно не первый раз. Это не случайность.

— Иди, Оля.

Никого не стесняясь, она поправляет юбку, затем застёгивает блузку, перед этим наклонившись так, чтобы Толмацкий заметил её выдающиеся формы в вырезе. Собирает с пола разбросанные туфли и максимально сексуально надевает их. Встряхивает волосы, а затем подкрашивает губы помадой. Одним словом, ведёт себя так, будто она хозяйка ситуации.

Вышагивает из кабинета, активно виляя бёдрами, и я замечаю, как Толмацкий смотрит на неё. Он её хочет. Раздевает глазами, прямо при мне, ничуть не стесняясь. И это добивает меня. Я больше не чувствую себя человеком — я чувствую себя пустым местом.

Не понимаю. Как можно так поступить со мной? Я ничем не заслужила такого. Все десять лет я была его правой рукой. Поддерживала во всём. Даже, не побоюсь таких слов, именно благодаря мне он достиг тех высот, что имеет.

Поэтому происходящее бьёт больнее во сто крат. Я ведь и не сказала ничего до сих пор только потому, что в голове неразбериха творится. От попыток понять, что произошло, до сравнения себя с этой женщиной, в её пользу, разумеется. Не знаю, как это работает. Видимо, то, что муж предпочёл её, даёт ей какие-то автоматически применяемые в моих глазах бонусы.

Только тогда, когда Дима встаёт и делает шаг ко мне, я поднимаю взгляд на него.

— Стой там. Не подходи.

— Лида, дай мне всё объяснить, — не слушая меня, прёт напролом.

До меня доносится резкий запах перегара, и желудок сжимается. Молчу, потому что изо всех сил пытаюсь проглотить ком в горле. Его лицо, такое знакомое, сейчас кажется мне чужим. В нём нет раскаяния — только страх потерять тот уровень комфорта, что есть.

— Я сам не знаю, как всё произошло. Ничего не помню. Это ничего не значит. Я люблю только тебя, — муж встаёт напротив, ставит руки на стену по бокам от меня.

Смотрит прямо мне в глаза холодным взглядом. Что он хочет сейчас? Чтобы я кивнула, сказала, что всё прощаю, и мы закрыли вопрос? При всей моей любви к нему, я не могу так сделать. Не хочу, чтобы он думал, что со мной можно так поступать. Чтобы потом всё повторилось. Потому что повторится — я уже это чувствую.

— Дима, я хочу развод.

— Нет.

Боже, как сильно меня мутит. Внутри всё сжимается в болезненный узел. Это «нет» звучит как приказ. Как отказ мне в моём праве чувствовать, выбирать, жить.

— Пожалуйста, отойди.

Он ни на миллиметр не двигается. Как будто решает за нас обоих. Как будто всё, что произошло — мелочь, недоразумение. Как будто моё страдание — несущественно.

В кабинет заходит Марианна с чашкой кофе. От той так резко пахнет, что тошнота достигает критического уровня. Я наверняка побледнела, потому что взгляд Толмацкого становится очень обеспокоенным.

— Лида, ты как себя чувствуешь?

Меня выворачивает прямо на него.

И это подчёркивает, кем он стал для меня. Человеком, от которого меня буквально тошнит.