Развод. Мне теперь можно всё

Глава 22 Дмитрий

Я не просто так попросил Лёшу заглянуть к Лиде. Она так активно отказывается от любой моей помощи, что мне приходится искать обходные пути, чтобы хотя бы косвенно быть в курсе, как она себя чувствует. Со мной делиться отказывается, будто я чужой, но на сына это табу не распространяется.

Его даже уговаривать особо не пришлось. Конечно, Лёха хотел пойти к своей девочке, но стоило мне сказать, что Лида сегодня упала в обморок, как он мигом передумал. И теперь я похож на цепного пса: хожу из угла в угол, будто в клетке, и жду, когда же он вернётся и расскажет новости.

Пальцы сами тянутся к телефону, уже почти набираю номер, чтобы спросить, где он до сих пор шляется, но тут звонит мама.

— Дим, ты поужинал? — её голос, как всегда, звучит заботливо, но я слишком хорошо знаю эту заботу. Она не спрашивает — проверяет.

— Не переживай, голодным не останусь.

— Ну как же! Из собственного дома тебя Лида твоя выгнала. Где это видано, чтобы мужчина по съёмным квартирам скитался?

Закатываю глаза. Началось.

— Это моё решение. Я в состоянии решить и вопрос жилья, и еды. Мы это уже обсуждали, и по второму кругу делать это не хочу.

— Ладно, — недовольным голосом выдаёт. — Тогда приходи на ужин.

— Не могу, Лёшу жду.

— Зачем? Позвони ему и всё. И вообще, эта девочка его, Дим, вразуми внука. Не пара она ему. Как и эта твоя… Я ведь говорила, но ты же меня не слушал. Я пожила побольше твоего, знаю жизнь.

Знакомая песня, которую слушаю уже десять лет. Одни и те же слова, раз за разом.

— Мама. Как ты считаешь, я в состоянии самостоятельно принимать решения, касающиеся моей жизни и жизни Лёши?

— Я вам не чужая, я тебя вырастила. Чем упираться, лучше бы послушал.

— Слушаю, регулярно. Если ты ещё не догадалась, я всё равно сделаю так, как считаю нужным. Не трать время на пустые разговоры.

— Вот потому твоя жизнь и летит в пропасть. Именно поэтому. За что мне такое наказание…

— Всё, мне пора.

Не дожидаясь, пока она дойдёт до самого любимого монолога о моих ошибках, вешаю трубку.

Мама живёт одна. Она привыкла быть в центре внимания и командовать. С тех пор как вышла на пенсию, ей стало скучно, и теперь она по привычке строит всех вокруг. Иногда это переходит все границы. В такие моменты мне хочется на пару месяцев просто забыть о существовании телефона. Но потом совесть берёт своё: всё-таки мама есть мама, другой не будет, и история заходит на новый виток.

Обычно после таких разговоров я настолько раздражён, что успокоиться сложно. Сейчас стало только хуже.

Надо чем-то отвлечься. Последнюю неделю я пропустил все тренировки в зале, так что хотя бы поотжиматься будет неплохо. Снимаю футболку, становлюсь в нужную позу и начинаю работать. Считаю вслух, будто это помогает глушить мысли: раз, два, три… Где-то к пятидесятому разу мышцы забиваются, руки начинают дрожать, и я обессиленно переворачиваюсь на спину. Пот стекает по вискам, грудь ходит ходуном, и вместе с тяжёлым дыханием выходит часть злости. Но не вся. Внутри всё равно тлеет.

— Пап? — обеспокоенно заглядывает сверху вниз Лёша. Я лежу на ковре посреди гостиной, футболка валяется рядом. Мышцы забились так, что даже руки тяжело поднять. — Ты точно в норме? Вид у тебя какой-то… не очень.

— В норме, — выдыхаю и медленно сажусь, упираясь ладонями в пол. — Давай, рассказывай.

Лёша усаживается прямо на подлокотник кресла, закидывает руки за голову, но взгляд всё равно цепляется за меня, будто проверяет, не грохнусь ли я обратно.

— У мамы токсикоз, но в целом она себя хорошо чувствует, — пересказывает он без лишних эмоций, но я замечаю, как кончиками пальцев теребит шнурок толстовки. — Просила тебя отговорить идти завтра с ней.

— Даже не пытайся, — мгновенно отрезаю, встаю и, проходя мимо, хватаю бутылку с водой со стола. Несколько жадных глотков обжигают пересохшее горло.

— Зачем тебе это? — искренне удивляется.

— Затем, — отвечаю коротко и вижу, что этого мало. Он ждёт разъяснений, как всегда.

— Ну пап… — тянет, качаясь на месте.

Я смотрю прямо в его глаза, нахожу в себе силы смягчить тон:

— Когда сам будешь отцом, поймёшь.

— Ты и с мамой, в смысле с биологической, тоже ходил?

— Нет, — криво усмехаюсь, прислоняясь к стене. — Дурак был. А она не настаивала. Сейчас бы ходил везде, где только можно. И с Лидой пойду.

Он хмурится, взгляд опускается вниз, начинает нервно катать носком кроссовки по полу. Потом вдруг поднимает голову:

— А как вы будете… кхм… в смысле потом, когда мелкий родится?

— Помогать ей будем, — отвечаю, не задумываясь. — Мы же вместе жить будем.

На лице сына отражается смесь удивления и сомнения. Я почти вижу, как у него в голове сталкиваются две картины: мои слова и то, что наверняка наговорила ему Лида, про развод, про новую жизнь, про то, что всё кончено.

— А как же Оля? — осторожно уточняет.

— А то ты не знаешь, что Оля, — хмыкаю. — Она берега попутала. Если не перестанет давить, придётся поставить её на место.

— Но она же может повлиять на твоё назначение на должность, — не сдаётся Лёша, садится ровнее, локти на колени.

— Может, — спокойно признаю. — Поэтому мне нужно ускорить этот вопрос.

— А это вообще возможно?

— Я попытаюсь, — твёрдо отвечаю. — Если хочу пробиться в министерство, надо это делать сейчас. Потом убрать её оттуда.

Он смотрит на меня так, будто я собираюсь штурмовать Кремль. В его взгляде и вера, и тревога, и детская надежда, что всё решится само собой.

— Пап, у тебя точно получится? Я хочу вернуть всё как было, — почти шёпотом.

— И я, — отвечаю, и в груди что-то сжимается.

Я хватаю телефон, проверяю сообщения, наконец-то Лида прислала адрес и время УЗИ. Лаконично, без смайликов, без лишних слов. Но это уже шаг.

Я выдыхаю, провожу рукой по лицу. С утра первым делом поеду с ней.

С ума сойти… увижу нашего общего ребёнка. Нашего!