Развод. Мне теперь можно всё

Глава 5 Лидия

Тёмный, тяжёлый взгляд Толмацкого медленно скользит по мне, будто физически придавливая к угловому диванчику. Я чувствую, как с каждым его шагом в мою сторону воздух в кухне становится плотнее. Всем своим видом он демонстрирует, что здесь решения принимает он, и только он. А я… я должна подчиниться. Эта негласное правило всегда было между нами — его уверенность, его непоколебимость, и моя привычка следовать за ним.

Такое положение дел в нашей семье устраивало меня долгие годы. Оно было для меня почти естественным, не вызывало ни протеста, ни сомнений. Ведь именно эта его сила, это властное спокойствие, когда он просто смотрит — и ты уже знаешь, что спорить бесполезно, — когда-то и притянули меня к нему. На фоне моих ровесников он казался монументальным, зрелым и невероятно сексуальным мужчиной, таким, от которого, как шептались тогда в коридорах однокурсницы, «трусики слетают от одного взгляда».

Я не была исключением, даже наоборот — стояла в первых рядах тех, кто готов был потеряться в его внимании. Помню, как однажды на лекции, набравшись наглости, я вступила с ним в оживлённую дискуссию. Тогда он поднял на меня свой внимательный, оценивающий взгляд, чуть прищурился, и уголки его губ едва заметно дрогнули. С того дня всё и закрутилось — сначала робкие намёки, потом встречи, и в конце концов я оказалась в центре его жизни.

Я понимала, что преподавателю запрещено заводить роман со студенткой, но противостоять ему не могла. Дима действовал так, будто всё уже решено за меня: уверенно, целенаправленно, не оставляя ни одной лазейки для отступления. Он каким-то образом уладил всё с руководством — до сих пор не знаю, какими методами — и в своём характерном стиле просто поставил меня перед фактом: теперь я буду его женой.

И вот теперь, когда привычка подчиняться въелась в меня, став неотъемлемой частью, мне предстоит пойти против него. Против человека, который всегда был для меня скалой, опорой, и в то же время непробиваемой стеной. Я даже не представляю, как дать отпор этому танку, который привык прокладывать себе путь без оглядки на чужие желания.

— Дима, сядь, пожалуйста, — тихо, но твёрдо говорю я, пытаясь не выдать дрожь в голосе.

— Насиделся уже. Судя по тому, что Морозова готова была мне по морде дать, все твои подруги уже в курсе? — он смотрит исподлобья, в голосе раздражение.

— Да, я рассказала им.

— Поговорить со мной сначала ты не хочешь? Уже вынесла приговор?

— Да о чём тут говорить? — искренне удивляюсь. — Я всё видела своими глазами. Дополнительные разъяснения ни к чему.

— Готов послушать, к каким же ты пришла выводам, — он скрещивает руки на груди, бёдрами упираясь в кухонный гарнитур.

Вот опять его приёмчики. Он знает, что, пока стоит, нависая надо мной и давя всем своим ростом, я чувствую себя как бы на ступень ниже. Поэтому, несмотря на слабость в коленях, я встаю с диванчика и медленно отхожу к противоположной стене, пытаясь отвоевать себе немного пространства и воздуха.

— Я уже говорила тебе, и с тех пор ничего не поменялось. Давай разводиться.

— Нет.

— Ты… Ты совсем? Изменил мне прямо на работе!

— Ты свечку держала? Может, у тебя видео есть? Ну или фото непосредственно в момент, когда я тебе изменял? — подаётся вперёд, разворачивая плечи, отчего становится визуально больше.

— Мне это не нужно, Дим. Неужели тебе хочется ещё больше меня унизить?

— Не выворачивай всё так, будто я монстр.

— Ты пытаешься повернуть всё так, будто я видела что-то другое, я это прекрасно понимаю. Вот только у тебя не выйдет.

— Но и у тебя доказательств нет. А то, что видела меня с Филисовой, ещё ни о чём не говорит.

Захлёбываюсь возмущением, словно глотаю густой, липкий воздух, который застревает в горле и давит изнутри. Господи, как же мерзко! Даже сейчас, когда всё уже очевидно и доказательства почти кричат сами за себя, он упрямо держится за свою ложь, словно за спасательный круг. В этом весь он — Толмацкий в чистом виде. Если есть хоть крошечный, призрачный шанс повернуть ситуацию в свою пользу, он вцепится в него мёртвой хваткой. Мастерство манипуляций, отточенное годами, стало его второй кожей.

Но я ведь наблюдала за ним целых десять лет, видела, как он выстраивает эти свои психологические ловушки, изучала каждую реакцию, каждый приём. Эти трюки на меня больше не действуют. Любой другой на моём месте, возможно, уже бы усомнился в том, что увидел, и решил, что Толмацкий и правда ничего не понимает, а его версия — единственная истина.

И всё же в его словах скользнула деталь, которая зацепила. Женщину я видела впервые, но теперь, сложив её фамилию с воспоминаниями, понимаю: это та самая чиновница из министерства образования, которая так «вовремя» и «по-дружески» помогает ему выбивать финансирование для университета. Пазл сложился. Видимо, очередное финансовое вливание оказалось настолько внушительным, что он не побрезговал самыми… личными методами убеждения. Или — и от этой мысли меня передёргивает, как от ледяного душа, — между ними есть чувства. Бр-р-р, зачем я вообще об этом подумала?

Этот вариант ещё отвратительнее. Меня буквально начинает трясти, дрожь пробегает от кончиков пальцев, и, конечно, это не ускользает от его внимательного, слишком цепкого взгляда.

— Лида, ну вот зачем ты себя накручиваешь? Давай я помогу тебе лечь, принесу чай. Ты отдохнёшь, и всё станет не так ужасно, как тебе кажется.

— Ну хватит, — обрываю, чувствуя, как во мне вскипает раздражение. Его интонация — словно он разговаривает с душевнобольной. — Прекрати сейчас же!

— Может, я тебе успокоительного схожу куплю?

Смеюсь во весь голос. Театр абсурда.

— Не делай из меня дуру и истеричку, Толмацкий. Я имею право испытывать те чувства, что есть. И да, мне сейчас очень больно. Не каждый день мне изменяет муж.

— Опять двадцать пять, — он раздражённо щурится. — Хватит тыкать мне в лицо своими обвинениями по кругу. Я хочу, чтобы ты успокоилась, — и неожиданно хватает меня за локоть.

Вырываюсь, с силой отдёргивая руку, отскакиваю в сторону, упираясь спиной в стену.

— Руки убери, не смей трогать, — шиплю, глядя прямо в глаза.

— Окей, не трогаю, — он трёт руками лицо, как всегда, когда пытается сбавить накал эмоций. Но я вижу — ему не нравится, что я больше не ласковая кошечка. То ли ещё будет.

— Сейчас я не хочу тебя видеть.

— И что ты предлагаешь?

— Уезжай.

— Это и мой дом тоже, может, ты забыла?

— Мне плевать. Собирай, что тебе нужно, и проваливай.

— И не подумаю.

— Хорошо, хорошо…

Я лечу в нашу спальню, рывком распахиваю дверцы шкафа. Не знаю, откуда у меня берутся силы, но я буквально вышвыриваю чемодан на пол, раскрываю его и, не глядя, хватаю с полок его вещи, швыряя внутрь.

— Я тебе помогу, ты не против? — бросаю, одаривая Диму яростным взглядом.

— Лида, остановись, — он резко оборачивается к коридору.

— И не подумаю!

— Мам, пап, вы дома? — раздаётся голос Лёши, и мои руки тут же опускаются. Одежда выскальзывает из пальцев и падает прямо на пол.

— Что тут происходит? — он стоит на пороге, ошарашенно переводя взгляд с меня на отца и обратно.

Ирма Шер "Развод. Выбираю быть счастливой"