Развод. Она не твоя

Глава 10

Александр

Не отдавайте меня им…

Это слова до сих пор звенели в ушах, острой бритвой полосуя по и без того натянутым нервам.

Женщина, с повязкой на голове и огромными глазами, наполненными ужасом и отчаянием. Слишком испуганная и бледная, чтобы казаться симпатичной. Слишком настоящая, чтобы забыть.

Я не знаю, почему позволил ей себя хватать. Почему просто смотрел, ловя свое отражение в бездонных глазищах. Чокнутая.

Я ушел, позволив медработникам делать свое дело, но на душе было как-то странно. Будто давило что-то. Острым штопором вкручивалось между ребер, не позволяя отмахнуться и просто забыть

Она не была похожа на безумную, но мне ли не знать, как коварна может быть болезнь.

И мне ли не знать о возможных врачебных ошибках.

Одна из них была здесь. В вип-палате, и ждала меня.

Хотя вру.

Это я хотел думать, что ждала. На самом деле она меня даже не узнавала.

Каждый месяц я навещал мать в надежде, что однажды она прекратит бормотать всякий бред и осознанно посмотрит на меня. Вспомнит, что я ее сын.

Увы, она снова меня не узнала.

Все то время, что я просидел рядом с ей она наглаживала клубок махровых ниток и повторяла:

— Барсик молодец. Барсик покушал.

Барсика уже давно не было в живых, но ее больной мозг не помнил об этом и генерировал картинки, что черный кот с белым носом и такими же белыми усами, сидел у нее на руках и блаженно мурлыкал.

— Мам… — позвал я, но она меня не услышала. Продолжала наглаживать несчастный клубок и повторяла:

— Кис-кис-кис, Барсик. Кис-кис-кис.

И каждый этот «кис» впивался в меня ржавым крючком, лишний раз подтверждая, что уже ничего не вернуть, не исправить, не вылечить. Что все мои деньги бесполезны, и единственное, что в моих силах – это обеспечить ей достойные условия и уход.

Выходил от нее, как всегда, в самом говенном настроении. Гадко, муторно и тошнит от собственного бессилия.

Не отдавайте меня им…

Черт.

Эта «буйная» никак не шла из головы. Глаза ее так и стояли перед мысленным взором, мешая сосредоточиться на чем-то другом.

Вот, казалось бы, не насрать ли… Ну бежала мимо полоумная, ну несла какую-то чушь. Ну подумаешь, утащили ее. Не в тюрьму ведь, а в палату, для оказания медицинской помощи…

Меня подставили!

Не отдавайте меня им.

Я тряхнул головой, силясь отогнать неприятные видения, но не помогло.

Не отдавайте меня им!

Разве можно отдать то, что тебе не принадлежит?

По пути к выходу я снова оказался в том коридоре, где встретил перепуганную незнакомку с измученными глазами.

Теперь здесь было тихо и пустынно и ничего не напоминало о том, как она хваталась за меня бледными пальцами и умоляла не оставлять ее.

А что, если и ей и правда нужна была помощь?

Я не альтруист, и не имею потребности спасать всех котиков и бомжей, попавшихся мне на пути. Скорее наоборот – у меня плохо с сочувствием, но почему-то именно сегодня мое равнодушие дало сбой. Вместо того, чтобы просто уйти, я направился в кабинет главврачу, намереваясь задать несколько вопросов относительно странной пациентки.

К сожалению, у него было занято. Прямо передо мной, опередив буквально на десяток шагов туда зашел какой-то мужик в сером.

Скрипнув зубами, я опустился на качающуюся лавку, оббитую коричневым дерматином.

На фиг мне все это нужно? Надо уходить, заниматься своими делами…

Из-за неплотно прикрытой двери доносились голоса:

— Сегодня ваша жена пришла в себя. И попыталась сбежать…

Я напрягся и невольно прислушался к чужому разговору:

— Надеюсь с ней все в порядке? — обеспокоенно спросил тот, который «муж».

— Она убежала из палаты, приставала к посторонним людям. К счастью, нам удалось ее поймать. Мы вернули Марию в палату, ввели препараты, чтобы купировать всплеск. Сейчас она спит.

Мария значит…

— Бедная моя, — столько горечи в голосе, столько отчаяния, — за что ей такие испытания?

— Мозг – штука сложная. Иногда вот так живешь, живешь, ни о чем не думаешь, а потом раз и случается что-то, что напрочь ломает привычную работу. И приходится все силы прилагать на то, чтобы что-то исправить.

— Можете на меня полностью и во всем рассчитывать. Если вдруг Марии потребуются какие-то дорогостоящие лекарства, или специальные процедуры – вы только дайте знать. Цена значения не имеет.

— Я вас понял, Семен Андреевич, сделаем все, что в наших силах.

Я поднялся и пошел прочь от кабинета.

Какое мне дело до чужой женщины?

Правильно, никакого.

Это теперь крест ее мужа, вот пусть сам его и несет. Меня это не касается.

Днем позвонила Карина:

— Саш, ты не забыл, у нас сегодня выход в театр?

Я не забыл.

Я никогда ничего не забываю.

Театр меня волновал мало. Как и Карина. Она была старательной любовницей. Удобной, не задающей вопросов и не требующей к себе особенного отношения. Она с самого начала знала свое место и не претендовала на что-то большее. Ей было достаточно тех денег, которые я давал, чтобы держать язык за зубами и не выносить мне мозг.

С ней было не стыдно выйти в Свет или взять с собой на деловую встречу в качестве красивого сопровождения. А еще можно было использовать в качестве прикрытия.

Например, в ситуации, когда тебе вообще нет дела до искусства, но ты точно знаешь, что там будет человек, который тебе крайне интересен.

Мы приехали за полчаса до начала. Моя спутница, облаченная в красное вечернее платье, сверкала бриллиантами, которые я ей подарил, и всем своим видом транслировала предвкушение и восторг.

Я же стоял рядом, держал ладонь на ее пояснице, а сам смотрел по сторонам, ища взглядом того человека, ради которого сюда пришел.

Я хотел посмотреть на него. Запомнить одутловатое лицо, впитать каждую деталь, чтобы навсегда запечатлеть в памяти образ того, кого я уничтожу.

Он нашелся.

Спиридонов Петр Васильевич.

Тот, кто разрушил мою семью, мою жизнь и все, что мне было дорого.

Он пришел позже нас под руку со своей внебрачной дочерью, которую он всем представлял, как свою племянницу.

Я наблюдал за ними, до боли стиснув кулаки, балансируя на грани.

Хотелось подойти и самолично свернуть шею этой мрази.

Но это было бы слишком просто.

Поэтому просто смотрел, до краев наполняясь кипящей тьмой.

А потом появился новый персонаж… Тот самый мужик из клиники, который сегодня днем сокрушался о том, что его любимую жену подкосила страшная болезнь.

Сейчас он выглядел совершенно довольным. Сиял, как начищенный пятак, смеялся над шутками Спиридонова и галантно обхаживал Анну. И выглядел, не как муж, у которого тяжело больна жена, а как совершенно довольный жизнью мужик, у которого все отлично.

Именно это и сподвигло меня написать Артёму.

Пробей кто это. Интересует все, включая лишнюю жизнь.

И следом отправил фотографию «несчастного» мужа, который прямо в этот момент якобы случайно, опустил руку на задницу спиридоновской дочери.

Им места были на другой стороне зала, в вип-ложе, как раз напротив нас, поэтому на протяжении всего спектакля я мог наблюдать за ними.

Спиридонов, как будто бы был сам по себе. Смотрел в основном на актеров, всем своим видом демонстрируя крайнее степень увлеченности.

Его спутникам наоборот было глубоко фиолетово на происходящее на сцене.

Они были больше увлечены своими разговорами, склонялись друг к другу, что-то нашептывая на ухо, и выглядели так, словно готовы прямо здесь и сейчас придаться порочному разврату.

Уверен, все это время ее рука была на его паху, а он залил слюнями ее откровенное декольте.

Меня передернуло от омерзения.

Я не ханжа и не имею ничего против качественного секса со статной красоткой, и на чужие измены мне плевать, но когда днем ты заботливый муж, который готов сделать все, чтобы облегчить страдания жены, а вечером превращаешься вот в такое, да еще и на публике – это херня редкостная.

Не отдавайте меня им…

Снова вернулся голос незнакомки. Полный паники и первобытного ужаса. Снова вспомнились ее глаза.

Это были глаза человека, которого предали. Человека, который внезапно оказался один на один перед чем-то ужасным.

— Саш… Саша, — Карина потянула меня за рукав.

Я скрипнул зубами и отвлекся от созерцания Спиридонова и его приближенных. Жаль взглядом нельзя убивать – все уже было бы кончено.

— Что? — посмотрел на девушку рядом с собой и в очередной раз поймал себя на мысли, что рядом с ней не чувствую ровным счетом ничего. Ни азарта, ни интереса, ни ревности, ни перманентного возбуждения, присущего даже мимолетной влюбленности.

Ничего.

Просто временная спутница, для физиологических нужд и красивого фасада.

Да, я сволочь. Равнодушная, циничная. Да и похрен.

— Хотя бы сделай вид, что тебе интересно, — прошептала она с легким укором.

— Мне неинтересно.

Я удовлетворил свою потребность посмотреть на врага, на этом все. Больше мне тут делать нечего.

— Уходим?

— Я -да.

— А я?

— А ты оставайся.

— Как скажешь, Саш.

Она все прекрасно понимала. Чувствовала, когда можно виснуть, а когда лучше отойти в сторону и ждать. Сжав ее плечо ничего не значащим жестом, я поднялся со своего места. Еще раз глянул на Спиридонова и на слизняка, старательно окучивающего его дочь.

И ушел.

Вечерний город встретил меня громовыми раскатами и паутиной белых трещин, рассекающих темные небеса.

Интересно, та незнакомка боится грозы?

Зачем мне эта мысль?

Зачем мне все мысли, связанные с ней. Она никто и звать никак. Просто очередная безликая фигура, случайно появившаяся на моем пути. Только и всего.

И тем не менее, пока я кружил по городу, произвольно сворачивая то на одну улицу, то на другую, моя голова была занята не дальнейшими делами, не планами по уничтожению Спиридонова, а ей. Женщиной из клиники для душевнобольных.

Я все силился понять, чем зацепила, и не мог. Не юная прелестница, чтобы потерять голову от неземной красоты и девственной свежести. И в то же время не женщина вапм, которая одним взглядом за хрен берет и крутит им как заблагорассудится.

Эта что-то другое затронула, какие-то потаенные струны в душе, о которых я раньше и не догадывался…

А возможно все гораздо проще.

Она заинтересовала меня по одной единственной причине. Я чувствую подвох.

Что-то нечисто с этой дамочкой и ее скорбящим недомужиком, проводящим вечера в компании Спиридонова.

Определенно, дело именно в этом.

Интересующую меня информацию я получил только на следующее утро. Артем прислал мне ее с припиской «есть куда копать».

Это хорошо, когда есть куда копать. Осталось только решить нужны ли мне эти раскопки и какая от них выгода.

Абрамова Мария Витальевна. Тридцать восемь лет. Урожденная москвичка.

На фото она была другой.

Ухоженной, красивой, с явно читаемым чувством собственного достоинства в темных глазах и с едва заметной улыбкой на губах.

В ней чувствовался стержень и ирония.

И меньше всего она походила на человека, у которого проблема с кукухой.

Школу окончила с золотой медалью. Институт – с красным дипломом. По профессии дизайнер интерьеров. Работает в салоне «Элит».

В данный момент находится в декретном отпуске по уходу за дочерью. Фотография прилагается.

Глядя на румяную девчонку в розовом платье, я отчетливо услышал надрывный голос ее матери.

Они хотят забрать мою дочь!

Кого она имела в виду, когда говорила об этом?

Я продолжил изучать информацию.

Единственная дочь у своих родителей. Мать – педагог. Из школы ушла, но до сих пор преподает в центре развития одаренных детей. Отец – инженер-проектировщик.

Обычная семья. Обычные запросы и достижения.

Я не вчитывался в этот раздел. Потому что меня больше интересовал муженек.

По нему шло дальше.

Абрамов Семен Андреевич.

На два года старше меня – сорок пять, день рождения через месяц.

Приехал в столицу из какого-то лютого захолустья. Закончит университет не плохо, но и не блестяще. Хорошист, ничем не выделяющийся на фоне остальных.

Практически сразу после окончания учебы женился на Марии. Первую работу в строительной фирме получил благодаря свекру. Дальше карабкался сам.

И надо сказать карабкался весьма шустро. Трепетно относился к связям и пару раз оказался в нужное время, в нужном месте, что позволило сделать качественный рывок на новый уровень.

Зачем-то поставил себе мысленную пометку – проверить эти случаи. Возможно, если глубже копнуть, всплывет что-то интересное.

Сейчас работает в компании Спиридонова на должности руководителя одного из отделов. Начальник к нему благоволит – за последний год несколько раз выписывал премии, брал с собой на значимые встречи и всячески поддерживал.

Вторая мысленная пометка.

Спиридонов никогда никого не поддерживает, если ему это не выгодно.

Прямой выгоды я в Абрамове не видел. Есть и более одаренные, исполнительные и надежные. Возможно, у него есть какие-то скрытые таланты, а озможно его просто готовят как ягненка на закланье.

Дальше раздел по личной жизни.

Женат. Есть дочь.

Жена угодила в клинику несколько дней назад после того, как выскочила на дорогу с ребенком на руках, намереваясь свести счеты с жизнью.

Я трижды перечитал этот абзац.

Мария? Собралась что-то там сводить?

Да в ней, даже бледной и измученной было жизни больше, чем во многих других.

Очень жирная пометка.

Причины такого поступка? Нет данных.

Наследственная склонность к деструктивному поведению? Нет данных.

Предпосылки и психические отклонения? Нет данных.

Какие-то обследования, консилиум врачей для постановки и подтверждения диагноза? Нет данных.

Заявление в полицию. Отсутствует.

Просто ни с того ни с сего совершила нечто странное и ее тут же отправили на принудительное лечение? Без какого-либо разбирательства?

Странно.

Как будто ее поспешно убрали с шахматной доски, чтобы не закрывала обзор и не мешала сделать выгодных ход.

Я откинулся на спинку кресла и, задумчиво потирая подбородок, вспоминал нашу с ней встречу. Теперь осознанно, проговаривая каждое слово, произнесенное ей.

Меня подставили и держат здесь насильно. Это все обман. Не отдавай меня им. Они хотят забрать мою дочь.

Кстати, о дочери.

Я принялся смотреть дальше и нашел запись, согласно которой Семен уже запустил процесс лишения Марии родительских прав по причине того, что она давно и неизлечимо больна. Не контролирует свои поступки и может причинить вред окружающим.

Все интереснее и интереснее.

Быстрый мужик, предприимчивый.

Ну и в конце, вишенкой на торте, информация о том, что сегодняшнюю ночь он провел у себя дома. Со своей дочерью и Анной Каталовой.

За день я еще несколько раз возвращался к этому делу. Перечитывал отдельные моменты, анализировал, долго смотрел на изображении Марии.

Фотография свежая. Судя по пометкам от Артёма, сделана в начале этого лета.

На ней она спокойна, уверена в себе и счастлива. В ней не было и тени той измученной, перепуганной женщины, которая набросилась на меня в клинике и умоляла спасти.

Значит, «отклонения» начались недавно.

Я набрал Артема.

Он, как всегда, ответил после трех гудков:

— Слушаю.

— Я по тому делу, на которое ты мне прислал информацию…

— Там все мутно, — сразу отреагировал он, — ты сказал, что данные нужны срочно, и это то, что я успел нарыть за ночь. Но уверен, что если копнуть глубже, то там будет много всего.

— Копнем, но чуть позже, — согласился я, уже зная, что не успокоюсь, пока во всем не разберусь.

Возможно, я бы отступил, забыл о пациентке из закрытой клинике, если бы не встреча в театре. Если бы ее муж, днем страдающий из-за болезни любимой жены, вечером не якшался со Спиридоновым и не лапал за задницу других баб.

Но теперь…теперь нет.

Чутье подсказывало, что эту ниточку нельзя упускать из вида. Возможно, она приведет к чему-то крайне интересному.

— Позже? — хмыкнул Артём, уже понимая, что его ждет очередное задание, — а что делась сейчас?

— Сейчас ты должен выкрасть из клиники Абрамову Марию Витальевну, — твердо сказал я, — причем сделать это так, чтобы никто не догадался о том, что ее кто-то забрал. Все должны быть уверены, что она сама покинула клинику, на своих двоих. Сбежала в неизвестном направлении.

Он задумался всего на пару мгновений, потом уточнил:

— Сколько у нас времени?

— Я подозреваю, что ее собираются подсадить на препараты, поэтому времени нет вообще.

— Понял. Сделаю, — сказал Артём и отключился.

А я еще раз глянул на фотографию Марии и ее дочери, досадливо цыкнул. Пазл пока не складывался – не хватало входных данных.

Кому она мешала?

Мужу? Чем?

Ну допустим, она узнала о его похождениях. И что дальше?

Миллионы мужиков гуляют на стороне, и большая часть из них рано или поздно прокалывается на какой-то мелочи, и тайное становится явным. Однако далеко не у всех жены после того оказываются в дурдоме.

Повздорили – помирились. Подарил машину, шубу, брильянты и живут дальше.

Или, наоборот, развелись и к стороне. Дальше каждый сам по себе.

Снова перед глазами возникла шахматная доска.

Сдать пешку, чтобы добраться до короля?

Променять обычную жену на дочь Спиридонова?

Вот это уже больше похоже на правду.

А Каталовой-то какой резон связываться с седеющим женатиком? С таким папашей, как у нее, она может рассчитывать на гораздо более выгодную партию.

Тогда почему? Приказ самого Спиридонова, использующего дочь, как лакомый кусок для привлечения жадных придурков? Или она преследует какие-то свои цели?

Не понятно.

В этой истории вообще до хрена всего не понятного. В мотивах каждого поступка надо разбираться отдельно и с увеличительным стеклом.

Единственное, что я знал наверняка – Марию надо забирать.

И не только потому, что внутри меня что-то ярится и рычит от неправильности происходящего, но и потому что она может быть полезна.

Не это ли мечта всех преданных женщин – отомстить неверному мужу. Раздавить его в ответ на измену, сделать так чтобы локти кусал, понимая, что дороги обратно нет, и что он сам просрал свое счастье.

Я дам ей так такой шанс, а взамен…взамен она поможет мне. Потому что нет ничего опаснее обиженной женщины, и матери, желающей защитить своего ребенка.

Артему потребовалось два дня, чтобы провернуть дело с «похищением».

Все было обставлено так, словно Мария пришла в себя и самостоятельно покинула клинику.

Он показывал мне записи с камер наблюдения, на которых отчетливо видно, как она, поматываясь, идет по одному коридору, по второму, потом спускается по лестнице к черному ходу и толкает дверь.

Конечно, это была не Мария, а помощница Артема, занявшая ее место.

Сама Абрамова была не в состоянии не то, что ходить, но и просто подняться в постели.

Ее вынесли в тот момент, когда в другом крыле клиники сработала пожарная тревога, и весь персонал поспешил туда. Потом заменили записи на видеокамерах, подчистив все хвосты.

Для такого специалиста, как Войнов это было не сложнее, чем увести леденец из-под носа у сопливого ребенка.

Мне было плевать, как ему удалось это провернуть, главное результат.

А он был таков, что Абрамову увезли в загородный дом, который принадлежал мне, но который никак нельзя было со мной связать – куплен через третьих лиц, концов не найдешь.

Там ей выделили комнату. Туда же приехал мой доверенный врач – Олег Макаров – с целым арсеналом препаратов.

— Не переживай. Прокапаем. Выведем все, что в нее залили.

Я и не переживал.

Вроде.

Только почему-то каждый раз обнаруживал себя в ее комнате. То просыпался в кресле, с затекшей спиной. То вдруг выныривал из тяжелых мыслей, стоя у окна, выходящего на алею между молодыми соснами. А то просто сидел, облокотившись на колени и рассматривал ее.

Бледная, с темными кругами под глазами, и потрескавшимися сухими губами.

Вообще никакая.

Я все смотрел, смотрел, смотрел. Не понимая, почему не получается отвести взгляд.

Наваждение какое-то.

На вопросы, когда она придет в себя, Олег разводил руками:

— Делаю всевозможное. Накачивали ее качественно, сильнодействующими. Продержи они ее на таком «лечении» пару недель, и диагноз стал бы реальным. Так что не гони.

Я глухо рычал в ответ на его слова.

Хотелось найти Абрамова и приложить его пару раз мордой об стену, потому что…

Хрен знает почему.

Это не поддавалась никаким логическим объяснениям, но я зверел от одной мысли, что было бы не столкнись я тогда с ней в коридоре.

Две ночи она проспала спокойно, как мышка, а вот на третью начала метаться.

И я, неожиданно для самого себя был вынужден переквалифицироваться в няньку.

Олегу, круглые сутки дежурившему возле Марии, тоже нужен был отдых. И я его отпустил, дав возможность поспать в соседней комнате, а сам остался с Абрамовой. Сидел возле ее кровати, держал за руку, когда начинала стонать во сне, нес какую-то успокаивающую ересь.

Она-то раскутывалась, потому что была горячая словно печка, то начинала стучать зубами и трястись, и я не придумал ничего лучше, чем лечь рядом с ней и прижать к себе.

— Тише, Маш, тише. Ты в безопасности, — шептал, когда она снова начала метаться.

Услышав мой голос, она замерла. Потом, не просыпаясь и не открывая глаз, принялась бессвязно бормотать.

Она все бубнила, бубнила, бубнила, затем начала всхлипывать. И на одном из таких всхлипов, мне удалось разобрать ее слова:

— Не отдавай меня им…

За грудиной царапнул острыми когтями. Так сильно, что сбилось дыхание, и сердце внезапно разогналось до бешеного гула.

— Не отдам, — сказал я, — не бойся.

Она не слышала меня, продолжала стонать и шептать. То звала Арину, то умоляла кого-то оставить ее в покое.

Все твердила про какие-то шторы, про платье и резиночки. Про духи. Про ремонт.

Похоже на бред сумасшедшего, но я был уверен, что все это имело какой-то смысл. И слезы, катившиеся из-под опущенных ресниц, были настоящими. И отчаяние, с которым она молила вернуть ее ребенка.

— Вернем, Маш. Не переживай. Все вернем, — повторял я, гладя ее по спутанным волосам, — с ней все будет в порядке. И с тобой тоже. Я обещаю.

Я действительно пообещал это. Не только ей, но и самому себе.

Чтобы не случилось в дальнейшем – я помогу ей. Клянусь.

Эта ночь была пиковой. Несмотря на то, что Олег вернулся к пациентке буквально через пару часов, я сам ни на минуту не сомкнул глаз. Мне все казалось, что стоит мне только отвлечься и случится непоправимое.

Лишь дважды спускался вниз, чтобы залить в себя конскую дозу кофе, и обратно.

— Саш, иди спать, — повторял Олег, — с ней все в порядке. Это просто откат после препаратов.

— Я останусь.

— В этом нет никакой необходимости.

— Я останусь!

Он больше не поднимал эту тему. Молча менял мешки на капельнице, подносил воду, когда сквозь сон просила пить, время от времени проверял реакцию зрачков на свет.

А я мрачной тенью сидел в углу, в кресле и ждал, неотрывно наблюдая за происходящим. И только когда настало утро, и Мария открыла глаза, смог нормально выдохнуть.

Она обвела растерянным взглядом комнату. Задержалась на враче, потом на мне и хрипло произнесла:

— Где моя дочь?