Развод. Она не твоя

Глава 13

Наблюдая за тем, как двое незнакомых мужчин орудовали на кухне, я испытывала смятение.

Они вытащили меня из клиники, вырвали из лап «врачей», к которым меня отправил Семён. Прокапали, вывели из состояния гадкого забытия, теперь хотят накормить обедом.

Надо радоваться и благодарить, кланяясь до самой земли.

Но кто сказал, что они сами не в сговоре с моим мужем? Что если это всего лишь часть игры? Коварной жестокой многоходовки, финал которой для меня при любом раскладе останется неизменным.

Что если сейчас их цель – ослабить мое внимание, отвлечь от того, что по-настоящему важно, заставить расслабиться, чтобы потом с размаху вогнать кол в спину?

После всего случившегося что-то сломалось во мне. И это не любовь к подонку-мужу, не мой семейный мир, который казался незыблемым. Это что-то другое, что-то гораздо более обширное и основополагающее.

Я потеряла веру в людей. Вот так, в одночасье, весь мир превратился в скопище врагов, которые только и мечтали о том, чтобы растоптать, растащить на куски для удовлетворения собственных потребностей.

Жуткое, всеобъемлющее чувство беспомощно заполнило собой все.

Будто голая, привязана к столбу на центральной площади, и любой, кто захочет, может подойти и бросить камень, ударить, причинить боль.

Страшно.

Я просто женщина. Просто мать, которая хочет быть со своим ребенком. Просто жить тихо, мирно. Счастливо!

— Ешь, — Александр поставил передо мной тарелку с супом. Густым, наваристым, с большим количеством мяса. Сразу видно – мужик готовил. Следом появилась тарелка поменьше с толстыми ломтями серого хлеба.

Аппетита не было – его сжигал страх и неуверенность в будущем. Однако я заставила себя взять ложку и начать есть.

Александр прав, надо восстанавливаться и копить силы. Чтобы ни ждало меня в дальнейшем, они мне потребуются.

Не отрывая взгляда от тарелки, я тщательно жевала, глотала и думала о том, получится ли у меня живой уйти из этого дома? Судя по всему, он где-то далеко от города, где-то на отшибе, посреди леса.

Возможно, если удастся выскочить на трассу, то найдется добрый человек…

Хотя откуда в этом мире добрые люди?

Надо рассчитывать только на себя и свои силы.

Как-то выбраться на большую дорогу и просто идти, надеясь, что рано или поздно куда-то придешь.

Мне потребуется много сил.

Сжав ложку до ломоты в пальцах, я продолжала есть. Впивалась зубами в мягкий хлеб и, не чувствуя вкуса, жевала.

А где-то там Аринка. Полностью во сласти своего расчётливого отца.

Глаза снова запекло.

Не думать. Не накручивать себя. Не скатываться в темную бездну.

Я не смогу помочь ни ей, ни себе, если начну рыдать и размазывать сопли по щекам.

Истерику оставлю на потом, когда все это закончится, и я смогу, забившись в угол и спрятавшись от всего остального мира, дать волю чувствам, а пока суп. Много супа. И никаких капризов.

Оторвавшись от тарелки, я украдкой взглянула Александра и вздрогнула. Потому что он наблюдал за мной. Казалось его хмурый, нечитаемый взгляд, пробивал на сквозь, пытался разобрать на мельчайшие атомы и пробраться в самую суть.

Мне даже показалось, что прямо сейчас, прямо в этот момент он читал мои мысли, словно открытую книгу.

Кусок тут же встал поперек горла.

— Простите, — это единственное, что мне удалось из себя выдавить.

— За что извиняешься? — взгляд стал еще более цепким.

— За то, что ем, как не в себя. Проголодалась сильно.

— Ну еще бы не проголодалась, — в разговор влез Олег, разбавляя напряженность, — столько дней капельницами питалась. Так что ешь. Аппетит — это хорошо.

Да нет у меня никакого аппетита! Нет! Зато есть необходимость выжить и выкарабкаться из этой западни. Ради дочери.

Тем временем врач продолжал:

— Еще нужен полноценный отдых и прогулки на свежем воздухе.

— Не думаю, что справлюсь с прогулками, — сдержано улыбнулась я, — кажется, я устала пока сидела на стуле и ела.

Пусть думают, что я совсем ослабла, и не в силах самостоятельно передвигать ноги. Пусть.

— Это нормально. Пройдет. Дай себе время.

Увы, времени у меня не было.

Я не могла сидеть и спокойно ждать, пока Абрамов лишит меня родительских прав, а посторонняя тетка научит мою дочь называть ее мамой.

После супа мне предложили простой черный чай и печенье. Я не слишком любила сладкое, но тут умяла целых три штуки, все с той же целью – поскорее насытить истощенный организм и запастись энергией. Она мне потребуется.

Возможно даже сегодня.

— Тебя проводить наверх? — спросил Олег, заметив, как зеваю в кулак.

Спать и правда хотелось, но я до одури боялась потерять время зря.

— Я бы все-таки хотела прогуляться, подышать хоть немного…перед сном.

Олег вопросительно взглянул на Александра и тот кивнул, давая добро:

— Я сам ее провожу.

Не скажу, что меня это обрадовало. Рядом с ним на меня нападала странная робость, а еще не покидало чувство, что он видит меня насквозь.

Слишком сдержанный и холодный, и в тоже время внимательный. Уверена, он замечал каждую мою эмоцию, каждый перепад и сомнение.

И казалось, что бежать бесполезно и прятаться тоже.

Он меня пугал и в тоже время, было что-то еще. Что-то странное.

Что-то, что заставило меня в клинике подойти к нему и попросить о помощи.

Что-то, чему я не могла дать определения, но чувствовала каждым сантиметром кожи.

— Готова? — Александр остановился рядом, нависая как скала над муравьем. Дождавшись моего неуклюжего кивка, протянул мне руку, — Тогда идем.

А я замерла, уставившись на нее. Просто зависла, не в силах заставить себя прикоснуться.

— Мария?

— Прости, задумалась.

— Много извиняешься, — он сделал пальцами манящее движение, и мне не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться.

Его ладонь была горячей и жесткой. Моя – холодная и внезапная вспотевшая – попросту утонула в ней.

В этом прикосновении не были ни флирта, ни намеков, ни какого-то подтекста. Спокойное, выверенное, лишенное нелепой галантности и направленное только на то, чтобы поддержать того, кто слабее, оно было в сотню раз честнее того, что дарил мне Абрамов.

Слегка опираясь на Александра, я поднялась из-за стола. После этого, словно убедившись, что я крепко стою на ногах и не собираюсь валиться на пол, он отпустил меня. Чтобы скрыть внезапно накатившее смущение, я потянулась к тарелкам, но они исчезли прямо у меня из-под носа.

— Сам уберу, — сказал Олег, унося посуду в раковину, — Идите.

Следом за Александром я направилась к стеклянной двери, ведущей на террасу. У самого выхода он снял с крючка куртку и накинул мне ее на плечи:

— Сегодня прохладно. Ночью был ливень, так что смотри под ноги, чтобы не промокнуть.

Стоило выйти на улицу, как не по-летнему свежий ветер ударил в лицо, принося в себе влажность и запах соснового леса.

И тут же закружилась голова от избытка кислорода, и ноги действительно стали ватными.

Я покачнулась, и в тот же момент на локте сжались чужие безжалостные пальцы.

— Все в порядке?

— Д..да… — просипела я, — с непривычки. Кажется, я начала забывать, что такое свежий воздух.

— Дыши, Маш. Просто дыши.

Я сделала надрывный вдох, потом задержала дыхание, медленно выдохнула.

И так несколько раз.

Вдох четыре секунды, задержать на пять, выдохнуть на семь.

Простейшая дыхательная практика помогла прийти в себя.

— Все…я в норме, — сказала я, аккуратно высвободив локоть из захвата.

То место, за которое он держался, как будто онемело, а потом начало покалывать.

— Уверена, что готова ходить? Можем просто посидеть здесь, — он указал на плетеное яйцо, покачивающееся на гнутой ноге.

— Мне нужно пройтись, — мягко отказалась я, стараясь чтобы голос не звучал слишком заинтересованно, — я так належалась, что не чувствую и половины своего тела.

На самом деле мне нужно было осмотреться. Изучить территорию, понять какой тут забор, есть ли охрана, камеры, колючая проволока. Можно ли отсюда уйти, не привлекая внимания, или придется прорываться с боем и под покровом ночи.

Да, я собралась уйти. И чем скорее, тем лучше.

Мы спустились по широкой деревянной лестнице и пошли вокруг дома.

Сложенный из массивных темных бревен он казался нерушимым и очень надежным, и в тоже время совершенно простым. Два этажа, треугольная крыша. Окна на втором этаже обычные, а на первом от пола до потолка и слегка затемненные. Терраса, опоясывавшая с трех сторон.

Позади обнаружился стеклянный навес с гриль-зоной. Высокая печь, мангал, добротный дубовый стол с лавками.

Помнится, Абрамов мечтал о таком на даче. Не на нашей – у нас никаких дач отродясь не было – а на родительской. И конечно же не за его счет.

Надо прекратить думать о Семене. Стоило ему только ворваться в мои мысли, как сердце жалобно сжималось и сбивалось с ритма.

Не от ревности. Не от разбитой, растоптанной любви и тоски о минувшем счастье.

Нет.

Оно сжималось от страха. От осознания того факта, что столько лет прожила рядом с чудовищем, рассматривающем меня исключительно как предмет мебели, предназначенный для его удобства. От неопределенности и непонимания того, что еще можно было ждать от этого человека.

Я не любила его.

Моя любовь начала умирать в тот самый момент, когда я увидела дочь в красивом платьице в горошек, рядом с незнакомкой, повторяющей «скажи мама». И окончательно сдохла во время разговора под дождем.

Пусть катится на все четыре стороны. Пусть заведет себе хоть сотню Ань и их использует в своих меркантильных целях, мне все равно. Главное вернуть Арину и свою жизнь. Остальное не имело значения.

Мы прошлись вокруг дома, потом по отсыпанным серой каменной крошкой дорожке углубились между сосен и, сделав небольшой крюк, снова вернулись к дому.

Здесь было красиво и как-то торжественно тихо. Лишь шелест шагов и скромное завывание ветра в вершинах могучих сосен.

Наверное, это было прекрасно. Наверное, в любой другой ситуации я бы даже восхитилась и подумала о том, что хоту себе такой уголок красоты и спокойствия. Наверное…

Но беда в том, что сейчас я воспринимала это место как тюрьму, а человека, молча идущего рядом со мной, как тюремщика.

Что-то внутри меня шептало, что ему можно доверять. Что не стал бы мужчина его уровня – а уровень считывался безошибочно в каждом слове, взгляде и движении — играть в дурацкие игры и пудрить мозги несчастной тетке, лишь бы угодить какому-то там Семену Абрамову.

Чувствовала это, но пересилить себя не могла. Слишком сильно неверный подлый муж пошатнул мою веру в людей.

Поэтому вместо того, чтобы просто наслаждаться прогулкой и отдыхать, я украдкой шныряла взглядом по сторонам, пытаясь найти пути к отступлению.

Прогулка была недолгой, но какой-то странной.

Будто я не между сосен бродила, а балансировала на острие ножа. Шаг влево-шаг вправо – пропасть.

Рядом со мной шел мужчина, который вытащил меня из клиники, хотя и не обязан был этого делать, и которому я не доверяла.

Вокруг тихо шелестел прекрасный лес, а я думала, как отсюда сбежать.

Я была жива, но хотела сдохнуть от страха и неизвестности.

И только мысли об Аришке держали меня наплаву.

Мне нужно ее вернуть. Вырвать из лап Семена и скрыться далеко-далеко, где никто нас не найдет. В глухой деревне, в тайге, на северном полюсе. Где угодно, лишь бы он не смог до нас добраться.

Мне снова стало трудно дышать. Сердце неистово дубасило в груди, требуя действий здесь и сейчас. Казалось, что каждая секунда промедления вела к неминуемой катастрофе.

Неимоверным усилием воли, я заставила себя не трястись. Тряской делу не поможешь, а вот внимание лишнее точно привлечешь.

— Александр…— я обернулась к молчаливому мужчине, — я хотела еще раз поблагодарить вас за то, что вытащили меня из той передряги.

Он ничего не сказал, даже не улыбнулся. Только поправил воротник куртки, поднимая его выше, и хмуро посмотрел на меня, ожидая продолжения.

— Я не знаю, чтобы без вас делала…чтобы со мной сделали, — рвано вдохнула, — если честно, мне даже думать об этом страшно.

Мне и правда было страшно. Стоило только представить себя на больничной койке, запертой в обессиленном теле, с разумом, изуродованным препаратами. Еще не овощ, но уже и не человек. Поломанная игрушка, которую убрали на дальнюю полку, чтобы не маячила перед глазами.

Это жутко. И волосы вставали дыбом от одной мысли, что это могло стать моей реальностью, если бы тогда в коридоре я не налетела на Александра.

Тут не просто благодарить надо, а ползать на коленях, поливая слезами и целуя его до блеска начищенные ботинки.

И все же я не доверяла ему. Не могла доверять. Семен напрочь убил во мне эту способность.

— Все закончилось, — просто сказал он.

Я покачала головой:

— Для меня все закончится, когда Арина окажется у меня на руках, а Семён понесет заслуженное наказание.

— Не переживай. Все будет.

Мне так хотелось ему поверить. Отчаянно, до дрожи, до судорог. Но я не могла пересилить поселившееся во мне чувство, будто я одна против целого мира.

— Спасибо еще раз. А сейчас я бы вернулась в дом. Очень устала.

— Как скажешь.

С улицы я уходила с неожиданным сожалением. Было что-то особенное в этих молчаливых соснах, приютивших в своих верхушках обрывки тумана.

— Нагулялись? — спросил Олег, когда мы зашли в гостиную.

— Я устала.

— Ожидаемо. Идем.

Я сняла куртку и вернула ее хозяину, внезапно ощутив, как мазнуло неуютным холодом по спине.

В куртке было не только теплее, но и как будто надежнее. Глупости, да?

Александр остался внизу, а мы с Олегом поднялись на второй этаж.

Там он снова проверил мое состояние, заставил проглотить пару таблеток и запить большим количеством воды, и сказав:

— Отдыхай, — ушел.

Я же, натянув одеяло до самого подбородка, уставилась на окно.

Если бы месяц назад мне кто-нибудь сказал, что буду вот так лежать в чужом доме, улизнув из дурки, в которую меня запихнет Семен, я бы сказала, что этот кто-то очень сильно не в себе, и что ему самому пора лечиться, раз он такие бредовые идеи генерирует.

А теперь…

Теперь вся моя жизнь превратилась в бред. Спасибо дорогому мужу.

Я вспоминала годы нашей жизни и не могла понять, почему так долго обманывалась относительно Абрамова. Не таким уж хорошим актером он был, чтобы безупречно отыгрывать свою роль.

Все было на виду, лишь слегка припорошено пылью для отвода глаз.

И этого оказалось достаточно, чтобы я верила. Рвала жилы, неустанно оправдывая Семена перед самой собой, игнорировала мамины прозрачные и не очень намеки. Вкладывала в наши отношения все, что имела, ничего не оставляя себе.

Я просто любила его и ослепла от этой любви.

Была уверена, что у нас все в порядке, что даже лучше, чем у многих других. Что вытащила счастливый билет, повстречав такого мужчину, как Абрамов.

Позволила использовать себя, сделать зависимой, отдав все бразды правления в «надежные мужские руки»

И уж точно не могла предположить, что однажды стану ненужным, отработанным активом, от которого вот так безжалостно и цинично попытаются избавиться.

Дура я. Слепая и безнадежная.

Теперь вот за дурость и слепоту расплачиваюсь.

Я действительно заснула.

Этот день оказался слишком сложным для моего ослабшего организма, чтобы выдержать в один присест. Поэтому я провалилась в спокойную мглу без тревог и сновидений и проснулась только когда за окном уже темно.

Под одеялом было удобно и тепло. И на короткую долю мгновения, когда еще не проснулись воспоминания о суровой реальности, я улыбнулась и подумала, как здорово здесь и сейчас.

А потом нахлынуло. Придавило. За долю секунды ломая робкую иллюзию умиротворения.

Пока я тут прохлаждаюсь, кутаясь в чужие одеяла, мой козло-муж пытается выгодно пристроить нашу дочь. Чтобы ни одна, мать его, потраченная копеечка мимо не прошла.

Все. Надо уходить.

Я решительно поднялась с кровати, оделась и направилась к выходу.

И даже дверь толкнула все так же решительно и непоколебимо…и чуть со всего маха не влетела в Александра.

Он подхватил меня, когда отпрянула, бестолково взмахнув руками, споткнулась и едва не повалилась на пол.

— Осторожнее.

— Простите, — я уставилась на мужское лицо, которое внезапно оказалось так близко к моему собственному.

Красивый, но без слащавых попыток выглядеть моложе чем на самом деле. Без подкрашенных висков и филигранной небритости, сделанной в дорогом барбершопе.

Легкая сеть морщинок вокруг глаз, жесткие складки у плотно сомкнутого рта.

Пронзительный взгляд.

Ресницы. Густые.

Едва уловимый аромат одеколона. Свежий, с нотами цитруса и морского бриза. Простой, не бьющий наотмашь своей навязчивой интенсивностью.

Почему-то вспомнилось, что Семен любил тяжелые запахи. Непременно из топовых коллекций, чтобы блогеры обмусоливали названия в своих роликах, щедро посыпая эпитетами «дорого-богато» и «только для избранных», «для самцов», «для настоящих мужчин», «для тех, кто знает толк в роскоши».

И плевать, что от этих запахов у меня раскалывалась голова. Мои неудобства Абрамова не волновали.

Здесь все иначе. Без кричащих ярлыков и вывесок. Спокойно, с достоинством и без попыток выставить себя напоказ.

И в то же время, даже мысли не возникло, усомниться в том, что передо мной мужчина. Тот самый, настоящий. Не нуждающийся в подтверждающих транспарантах.

Какая-то бестолковая часть меня обмякла. Потянулась за ним, признавая главенство и нашептывая: доверься, он защитит тебя. Это ему по силам.

— Я не очень ловка, — натянуто улыбнувшись я с трудом разжала пальцы, которыми смяла футболку на его груди.

— Я заметил, — Александр вернул меня в вертикальное положение, но руки с талии убирать не спешил, — все в порядке? Голова не болит? Не кружится?

Кружится. Но вовсе не по тем причинам, на которые он мог подумать.

— Все в порядке. Я просто не ожидала, что наткнусь на вас.

— На тебя, — методично поправил он.

— Да, на тебя. Прости, — я аккуратно выскользнула из его рук, снова почувствовав странный холод и опустошение.

— И куда же ты так торопилась?

Вот тут надо бы решительно и твердо сказать, что я ухожу, и никто не имеет права меня останавливать и удерживать силой, но язык не повернулся.

Вместо этого я соврала:

— Я так хочу есть, что живот режет. Мне бы какую-нибудь булочку перехватить или яблоко. Или чайку.

Боже, ну какой чаёк? О чем я вообще?

— Не надо никаких булочек. Я как раз собирался посмотреть спишь ты или нет и позвать ужинать.

— Это лучшая новость за последние дни.

Александр хмыкнул, как будто пытаясь скрыть улыбку, и позвал за собой:

— Идем.

Делать нечего, пришлось идти.

Он на два шага впереди, я следом, не отрывая взгляда от широкой спины.

Хорошая спина. Крепкая. С мышцами, четко проступающими через ткань. Из-под воротника, выглядывал завиток непонятной татуировки, и я вдруг подумала, что хотела бы увидеть ее целиком.

Внизу снова колдовал Олег. В этот раз, как заправская домохозяйка, он повязал на себя фартук, чтобы не испачкать одежду. На фартуке были изображены ромашки и бабочки, а по нижнему краю шли скромные оборочки.

Перехватив мой взгляд, Олег как-то сдавлено хрюкнул:

— Это не мое. Меня подставили!

Александр поднял взгляд к потолку и покачал головой:

— Детский сад.

— Я вообще здесь на правах гостя, что нашел, то и надел! Так что все вопросы к нему, — взрослый дядька, опытный врач обличающе указал лопаточкой на хозяина дома.

Это было забавно. И даже несмотря на тиски, сковывавшие душу, я невольно улыбнулась:

— Сделаю вид, что я этого не видела.

— Клянешься? — грозно спросил Олег, переводя лопаточку на меня.

— Клянусь, — Я притворилась, будто запираю рот невидимым ключиком.

— То-то же, — хмыкнул он, — все готово. Садитесь за стол.

Ужин прошел спокойно.

Мы не говорили на животрепещущие темы, не мусолили мое состояние, не строили коварные планы возмездия. Скорее наоборот, вечер был наполнен спокойными разговорами на сторонние темы. Погода, машины, как лучше пожарить котлеты, чтобы снаружи была хрустящая корочка, а внутри сочная мякоть.

Вот, казалось бы, где двое взрослых мужчин и где корочки от котлет? И тем не менее, они на полном серьезе обсуждали сколько масла налить, сколько секунд держать, как лучше переворачивать. Накрывать крышкой или нет…

Понятно, что все это было для меня. Чтобы отвлеклась, чтобы не тонула в своих тяжелых мыслях и не рвала сердце на лоскуты. Так очевидно, и даже в некоторой степени наивно, но мне и правда стало легче. И я была им за это благодарна.

Так благодарна, что даже поделилась своим фирменным рецептом котлет, доставшимся еще от бабушки. Ну а что, мужики стараются, почему бы и не поддержать. Тем более все присутствующие прекрасно понимали, что это всего лишь игра. Фиговый листочек, прикрывающий непотребство.

И все же мне едва хватило терпения, чтобы дождаться, когда этот фарс закончится, все разойдутся по комнатам и дом погрузится в тишину и темноту.

На маленьком огрызке бумаги, найденном в прикроватной тумбочке, я нацарапала карандашом короткое последние Александру:

Спасибо тебе огромное за помощь. Но я могу сидеть сложа руки, пока моя дочь где-то там. Прости, что вот так сбегаю. Мне жаль.

Мне действительно было жаль, но что-то изменить я была не в силах.

Поэтому положив записку на видное место, я тихонько покинула комнату.

Прислушиваясь до звона в ушах и замирая через каждые два шага, я спустилась на первый этаж. Нервы натянуты до предела и каждый звук словно чиркающая спичка, которую все ближе подносят к фитилю. Еще немного и рванет.

Когда где-то на улице протяжно заухал филин, я вздрогнула и чуть не повалилась на пол без чувств.

Когда наверху что-то скрипнуло – чуть не поседела.

Когда в дымоходе завыл ветер – едва успела зажать себе рот ладонями и сдержать вопль.

Кое-как мне удалось добраться до входной двери.

Осторожно, молясь чтобы в тишине что-то ненароком не звякнуло, я стащила с крючка уже знакомую куртку и набросила ее себе на плечи. Воровать не хорошо, но я не могу позволить себе такую роскошь, как простудиться и промокнуть в ночном лесу. Если я хочу забрать Аришку, то силы мне потребуются, здоровье тоже.

Пожелав себе удачи я выскользнула на крыльцо, бесшумно прикрыв за собой стеклянную. Переждала несколько бесконечно долгих секунд, чтобы убедиться, что сирена не заорет на всю округу и никто не бросится за мной с собаками.

Тихо. Темно.

Тогда, на цыпочках спустившись с крыльца, я побежала по дорожке ведущей к воротам. Судя по тому, что я сегодня успела увидеть во время прогулки – там была калитка, которая запиралась изнутри на вертушку. Оставалось только надеяться, что не было никакого дополнительного ключа.

Под ногами тихо шелестела каменная крошка, но даже этот чахлый звук казался громче барабанного боя. Поэтому я сошла на мягкую траву, добежала по ней до калитки и, молясь о том, чтобы нигде и ничего не скрипнуло, повернула ручку замка.

Раздался едва различимый щелчок.

А дальше, уже сама не своя от адреналина и ужаса, я толкнула дверь и выскочила за пределы своей тюрьмы.

Только уйти никуда не смогла.

Потому что с той стороны ворот стояла темная машина, а рядом с ней Александр.

Привалившись боком к капоту и сложив руку на груди, он смотрел на меня.

У меня все ухнуло. Напрочь.

Неужели я думала, что смогу перехитрить его? Рассчитывала обмануть серого волка?

Дура.

На деревянных ногах я подошла ближе к нему:

— Привет.

— Далеко собралась?

— Саш, — я впервые обратилась к нему так. Наверное, это звучало жалко, — прости, но мне действительно надо. Я не могу сидеть, сложа руки, и ничего не делать.

— Можешь и будешь.

Я покачала головой.

— Мне надо в город. Надо найти дочь. Надо…— с каждым словом слезы все сильнее подступали к глазам.

Потому что на каждое мое «надо», в его взгляде появлялось беспощадное «и что дальше?», «что ты можешь сделать?»

И ничего!

Я ничего не могла.

Меня все-таки прорвало. Страх, отчаяние, собственная беспомощность…все это наконец-таки выплеснулось наружу. Я не железная, не бой-баба, которая звенит яйцами громче большинства парнокопытных.

Мне страшно!

Сама не поняв как, я оказалась прижатой к крепкой мужской груди. Сжалась в руках у мужчины, которого практически не знала, и который уже сделал для меня больше чем муж за долгие годы брака, и рыдала во весь голос. Не стесняясь, не скрываясь, умирая от своей боли.

А он качал меня как маленькую, гладил по спине и приговаривал:

— Тише, Маш, тише.

— Арина…

— Мы ее вернем. Тише. Не бойся. Ты не одна.

Я не знаю, сколько мы так простояли. Может пять минут, а может целую вечность.

И я не помню, что было потом

Кажется, меня несли на руках.

Сквозь пелену слез ничего не рассмотреть, собственные ощущения стерлись и истончились.

Мне оставалось только цепляться за чужое тепло, потому что ничего в жизни кроме него не осталось. Все остальное рассыпалось в пыль, обнажив мерзкое лицо реальности, к которой я оказалась не готова.

А ОН был рядом. Успокаивал, шептал какую-то дребедень, гладил по спине и повторял:

— Я тебя не отдам.

И я все-таки поверила.

А потом было пробуждение. Тяжелое, душное, полное надрыва. У меня отчаянно болела голова, и в теле ощущение, будто его всю ночь нещадно пинали.

А в душе… В душе было пусто и даже как-то легко. Будто до этого там сидел нарыв, а сегодня ночью он прорвался и гной выплеснулся наружу.

Стало легче, хотя боль и страх никуда не делись. Просто кроме них появилось что-то еще.

Ощущение того, что я не одна.

В кровати было жарко и немного тяжело, потому что на моей талии лежала чужая расслабленная рука. Слегка приподнявшись, я обернулась, чтобы посмотреть на человека, с которым провела ночь.

И нет. Это был не страстный марафон, не безумная скачка, в которой не осталось ничего кроме плотских желаний, предающих тел и прочей мишуры.

Вообще нет! Не то.

Мы спали в одежде и поверх одеяла. В обнимку.

Но сейчас это было для меня ценнее миллиона смачных поцелуев.

Не знаю как, но он заставил меня поверить. Сломал ту бетонную стену, за которой я уже успела спрятаться от целого мира, убедив себя, что этот мир – сплошное зло, и ничего иного в нем нет и быть не может. Что каждый человек – это злобная тварь, готовая вонзить в тебя когти и разорвать на мелкие ошметки.

Он не дал мне окончательно провалиться в это состояние. Насильно выдернул на поверхность и сказал «дыши».

Стоило мне пошевелиться, как Александр открыл глаза. Рука на моей талии тут же напряглась, в попытке предотвратить возможный побег, но я и не думала убегать.

Вместо этого тихо сказала:

— Привет.

— Привет.

Убедившись, что со мной все в порядке, что не вскочу с кровати и не начну бегать по комнате, выдирая волосы из всех мест, он убрал руку. Потер лицо, зевнул, потом посмотрел на часы:

— Уже десять. Неслабо поспали.

На самом деле он лукавил. Сна было мало. От силы часа четыре. Остальное время он приводил меня в чувство и утешал.

— Ты прости меня за вчерашнее, — виновато произнесла я, — меня просто прорвало.

— Это хорошо, когда прорывает. Поверь, гораздо хуже, когда все держат в себе и доводят до такого состояния, когда уже ничем не помочь и ничего не исправить.

Он говорил о какой-то своей боли. О чем-то личном, потаенном, мучающем его самого.

Я не стала спрашивать, о чем речь, потому что чувствовала – не надо лезть в душу со своим любопытством. Не стоит. Даже у сильных мужчин есть свои болевые точки.

— Ты прав. Спасибо.

— Не благодари. Я сделал то, что был должен.

Я кивнула, принимая его позицию, потом спросила:

— Когда ты понял, что я собираюсь сбежать?

Саша усмехнулся:

— Уверен, что раньше тебя самой.

— Все было так очевидно? Я настолько читаема и предсказуема?

— Не хочу тебя расстраивать, но у тебя разве что неоновая вывеска на лбу не висела. Готовлюсь к побегу.

Я прикрыла лицо руками и простонала:

— Какой позор. Я была уверена, что идеально притворяюсь и вообще актриса из меня великолепная.

— Увы, — он пожал плечами.

— Обещаю потренироваться в актерском мастерстве.

Этой ночью что-то необратимо изменилось в наших отношениях. Мы лежали в одной постели и между нами не было ни стеснения, ни дискомфорта. Этой ночью мы перестали быть друг для друга чужими.

— Ты мне лучше вот что пообещай, актриса, — неожиданно серьезно произнес Александр, — обещай не делать глупостей. Не подставляться. Не устраивать самодеятельность. Обещаешь?

Прежде чем ответить, я тяжело сглотнула:

— Обещаю.

— Я все решу сам, без тебя и твоих подвигов. Ты просто жди. Хорошо?

— Это не так просто, как тебе кажется.

— Мне не кажется. Я знаю, что порой ожидание – это самое сложное. Что хочется куда-то бежать, что-то делать, рвать в клочья. Только ничего кроме очередных ошибок и разрушения это не принесет. Поэтому надо терпеть. И я сейчас не про то всепрощающее унылое терпение, когда позволяешь вытирать об себя ноги и подставляешь вторую щеку, после того как получил оплеуху. Вовсе нет. Я про то терпение, которое ведет к намеченной цели. Месть – блюдо, которое подают холодным.

— Я знаю, но…

— Я верну тебе Арину. Я обещал. Ты главное верь мне. Хорошо?

И я поняла, что действительно верю. Вот так легко, без всяких отговорок.

— Хорошо.