Вместо того чтобы успокоиться и встретить его с холодной головой, я, наоборот, завелась так, что едва искры не летели.
От тотального воспламенения спасала только Арина, развалившая игрушки по всей комнате и требовавшая, чтобы я ей то читала, то рисовала, то играла в куколки.
Я играла, улыбалась, но чуть ли не каждую секунду во мне что-то содрогалось, сжималось, екало и вскипало.
А еще казалось, что аромат чужих духов напрочь пропитала не только Аришкину одежду, но и всю квартиру.
Я уже и проветрила, и ребенка под душем сполоснула, и все равно удушливая вонь никуда не девалась, даже как будто наоборот усиливалась.
Кажется, кому-то пора лечиться.
Муж пришел хмурый и настолько погруженный в свои мысли, что даже не поздоровался.
Ах, да. Мы же виделись сегодня. Дважды. С утра и в кафе. Так что зачем говорить жене банальное «привет» или «как дела?». Совершенно не зачем, а то еще возгордится, грудь колесом надует…
М-да, успокоилась, называется.
Пока он мыл руки, я посадила Арину в ее любимый салатовый стульчик и принялась накладывать ужин, размышляя о том, когда лучше начать разговор? Во время еды? Или позже, когда муж будет сытый, ленивый и более сговорчивый?
Однако ни один из вариантов не оказался рабочим.
— Я не голодный, — сказал муж, на полкорпуса заглянув в кухню. И предвидя мой вопрос ответил, — с мужиками по бургеру перехватили.
Я замерла с лопаткой возле сковородки, сдавила ее так, что чуть ручка не треснула.
— Ты бы хоть предупредил заранее, я ждала тебя ужинать.
— Прости, Маш, забыл, — и, посчитав, что на этом его долг выполнен, ушел.
Я же кое-как проглотила ругательства, положила себе немного еды и съела ее без малейшего удовольствия.
Она, кстати, тоже была со вкусом и запахов духов.
Понимая, что нормально без эмоций не смогу задать свои вопросы, я решила отложить разговор до того момента, как Арина заснет. Не хотелось еще раз пугать дочь своими воплями.
Все то время, пока она доигрывала свои вечерние игры, я провела с ней, а муж в нашей спальне, лежа на кровати с телефоном.
Полдевятого пошел готовить ванную для дочери. Купать Аринку всегда было его обязанностью, я в это время стремительно наводила порядок и готовила дом ко сну. Стабильный механизм, который сегодня почему-то казался ненадежным. Вроде делала привычные дела и в то же время не отпускало чувство, что все не так и неправильно. Какая-то странная ненатуральность мерещилась даже в том, как неровно легла простынь в детской кроватке.
По-моему, уже попахивало паранойей.
Мне это было настолько не свойственно и так сильно напрягало, что я едва дождалась, когда дочь заснет и отправилась на серьезный разговор с мужем.
Он как ни в чем не бывало ковырялся в телефоне, смотрел ролики, иногда усмехался, и уж точно не ждал, что я снова вернусь к прежней теме.
— Я хочу обсудить сегодняшнее происшествие.
После этих моих слов он сначала замер, потом поднял к потолку взгляд, полный бескрайнего страдания.
— Маш, давай закроем эту тему. Я с работы. Я устал…
— У тебя сегодня официальный выходной, — напомнила я, — и с чего ты в послеобеденное время ломанулся на работу, я так и не поняла.
Кстати, да. Странно.
Сегодня вообще какой-то странный день.
— Что за допрос? — нахмурился Семен, — тебе поругаться на ночь глядя захотелось?
— Возможно. Все будет зависеть от твоих ответов.
— Блин, Маш, ну обязательно перед сном мозги выносить какой-то ерундой?
— Обязательно. Я не стала продолжать днем, чтобы не расстраивать и не пугать Аришку, но сейчас хочу расставить все точки над и.
— Начина-а-ется, — он досадливо цыкнул и отложил в сторону телефон, — опять будешь цепляться к тому, что я оставил дочь со Спиридоновской помощницей?
— Буду. Но позже, — кивнула я, — для начала скажи, откуда у Арины новое платье?
Судя по вытянувшейся физиономии, этого вопроса он точно не ждал.
— Маш, ты о чем вообще? — раздраженно спросил он, — какое на фиг новое платье?
— Розовое, в горох, — как и в чем не бывало пояснила я, наблюдая за его реакцией.
Занервничал.
Так с виду и не скажешь, но я знала его как облупленного и подмечала мелкие штрихи, выдающие возбужденное состояние – одна бровь якобы нагло вскинута, рваное движение плечом, сморщенный нос. Все это верные признаки того, что муж был не так спокоен, как хотел казаться.
— Я вообще не понимаю, о чем ты.
— Да? — я сложила руки на груди, — очень странно. Обычно ты ей желтые колготки с салатовым платьем надеваешь и сверху синюю кофту, а тут даже заколки в цвет подобрал.
— Какие на фиг заколки, я даже внимания не обратил…
Жестам оборвав поток возмущения, я прошла мимо кровати, взяла с подоконника пакет с платьем и перекинула его мужу:
— Теперь припоминаешь?
Он без интереса помял пакет в руках и бросил его обратно.
— Я взял первое попавшееся платье в шкафу.
— Ты не мог его взять, потому что я такого не покупала. Его в принципе там быть не могло. И мне крайне интересно, где ты его откопал.
У него нервно дернулась щека:
— Я еще раз повторяю, сунул руку в шкаф и вытащил первую попавшуюся тряпку.
— А я еще раз повторяю, что этой тряпки там не было.
— Да у тебя там такие завалы, что черт ногу сломит! У нас с тобой на двоих барахла меньше, чем у Арины. Ты столько всего покупаешь, что про половину даже не вспоминаешь, а потом раздаешь новое, с бирками.
Тут он, конечно, прав. Я не могла удержаться, когда видела все эти кукольные платьишки, кофточки, туфельки и скупала все просто в баснословных количествах. А потом нередко приходилось раздавать, потому что Аришка вырастала из вещей ни разу их не надев. Все так.
Но вот в чем муж точно ошибся, так это в том, что я не помнила свои покупки.
Еще как помнила. Каждую вещичку. Где купила, когда, и кто в этот момент был рядом.
Так вот, розового платья в горох я точно не приобретала и была готова поклясться в этом перед кем угодно.
— Этого платья там не было, — твердо повторила я, вызывая у мужа скрип зубов.
— Слушай, чего ты от меня хочешь? — вспылил он, — я понятия не имею, что там за платье. Взял первое попавшееся, одел ребенка, пошел гулять и все.
Врал. Врал прямо в глаза, и я понятия не имела в чем дело.
С чего это мой муж, которому я верила, как самой себе начал крутиться ужом и огрызаться на пустом месте.
Чем дольше продолжался этот разговор, тем сильнее меня придавливало плитой дурных предчувствий.
— Надо же, как странно, — изображая крайнюю степень задумчивости, я потерла бровь, — нашел в шкафу несуществующее платье… Ладно, допустим, там открылся проход в другой мир, и кто-то любезно доставил оттуда загадочную вещь. И не просто доставил, а еще надушил так, что не продохнуть.
— Маш, ты меня довести решила? — сквозь зубы процедил Абрамов.
— А ты понюхай, — я швырнула пакет обратно. Он едва не угодил мужу прямо в физиономию, лишь в последний момент тот успел прикрыть нос ладонью.
— Тебе надо ты и нюхай, — пакет улетел обратно ко мне, — бред какой-то несешь.
— Да ты что… если это и правда бред, то воняет он точно так же, как помощница Спиридонова. Тебе так не кажется? — С этими словами я достала платье, подошла к мужу и буквально ткнула тряпкой в нос. И пока он матерился, отпихивая мою руку, жестко произнесла, — а вот теперь возвращаемся к тому, что произошло сегодня днем.
А вот теперь он разозлился.
На слегка щетинистых щеках проступил румянец, в глазах заплясали молнии.
Можно было бы заткнуться и не разжигать конфликт еще сильнее, но дело касалось ребенка, и я не могла пустить все на самотек. Тем более, когда творилось что-то настолько странное и непонятное.
— Маша, — он предупреждающе качнул головой, — завязывай.
— Завяжу. Обязательно. Но не раньше, чем ты мне дашь вразумительные ответы на мои вопросы. Пока ничего кроме мычания и нелепицы я не услышала.
— Что ты хочешь от меня узнать? Откуда взялось это платье? Понятия не имею. Взял из шкафа. Почему с Аришкой была Анна? Я уже объяснял, мне нужно было отойти в уборную.
— На час? Два? Сколько времени ты там провел? Учитывая то насколько сильно наш ребенок провонял чужими духами, очень много. За пять минут такое невозможно.
— Блин, ты себя Шерлоком что ли возомнила? Какую-то ересь несешь, — он резко встал с кровати, — я понятия не имею, чем там у кого воняет. Может она просто душилась…
— И без спроса набрызгала на чужого полуторогодовалого ребенка тяжелыми бабскими духами?
— Я не знаю, — сквозь зубы цедил он, прожигая яростным взглядом.
— А может ты мне объяснишь, почему она ее обцеловывала, как свою?
У него дернулась щека:
— Маш…
— Аришка, конечно, прелесть. Так и хочется затискать, но тебе не кажется странным, что девка, которая первый раз ее видела и которой ты якобы оставил ребенка на пять минут, чтобы отлучиться в туалет, тут же полезла к ней лобызаться? Это как минимум негигиенично. И неприлично. Ты так не считаешь? Лично я понятия не имею чего она этими губами делала и в каких местах они бывали, — я тоже начала звереть, — может она помощница Спиридонова не только в рабочих моментах…
— Прекрати, — глухо прорычал он.
— А в чем дело, Семен? Тебя что-то не устраивает?
— Конечно, не устраивает. Ты днем набросилась на ни в чем не повинного человека, а теперь развела балаган на пустом месте.
— На пустом месте? — вскинув брови, я подошла к полыхающему мужу вплотную, — тогда может расскажешь мне, почему эта Анна требовала от Арины слова «мама»? И когда получила его, чуть не сделала лужу от восторга. Это такой фетиш? Требовать от чужих детей, чтобы тебя называли мамой? Или я чего-то не понимаю?
На долю секунды что-то странное проскочило в его взгляде. То ли испуг, то ли что-то другое.
— Я не могу отвечать за то, что делают или говорят другие люди. Может, у нее пунктик какой-то, или она очень хочет ребенка, но не может, вот и выплескивает нерастраченное на других детей.
— А может она просто охренела? — я предложила свой вариант, — или у нее крыша поехала?
Семен сморщился так, будто ему было неприятно это слышать:
— Я не знаю.
— И тем не менее, ты оставил ребенка с ней. Ничего не зная, не разбираясь, не вдаваясь в подробности. Просто оставил Арину с посторонним человеком и ушел… Или не с посторонним, и ты чего-то не договариваешь? А может, у тебя есть запасной ребенок, чтобы так беспечно относиться к безопасности? Если бы она взяла и ушла с ней? Если эта Анна – маньячка? Что тогда?
— Ну, Маш, ты уж вообще загнула, — сконфуженно пробухтел он, взяв меня за плечи. Я уперлась, но силы были не равны. Муж прижал к себе, обнял. Уперся подбородком мою в макушку, и миролюбиво произнес, — но я все понял. Был не прав. Не подумал. Не проанализировал. Извини. Обещаю, больше такого не повторится.
В этот момент мне показалось, что гадкий запах есть и на нем. Хотела возмутиться, но вспомнила, что сама только что возила по нему вонючим Аришкиным платьем, и не сказала ни слова.