Первый день работы на набережной прошел сверхуспешно. В табор возвращались с хорошим настроением. Со взаимным подшучиванием и подначками. Особо доставалось Кармелите. Дебютантка все же — и сразу такой успех. Конечно, трюк со Светланой все раскусили. Так ведь победителей не судят. И потом — после Светы Кармелита действительно отработала очень здорово.
Сойдя с автобуса, все разошлись по своим палаткам, и лишь Люцита показала Кармелите знаком — дело есть, пошли, поговорим. Отошли в сторонку, подальше от всех.
— Кармелита, принцесса наша, ты очень хорошая, ты тут просто всех в себя влюбила, — начала Люцита издалека.
Кармелита рассмеялась и сделала шутливый книксен.
— Спасибо!
— Но… ты такая хорошая. И я не могу молчать, я хочу сказать тебе одну вещь. Об этом все знают, но сказать стесняются. А я не хочу, чтоб тебя обманывали…
Кармелита напряглась — она даже представить не могла, что такого плохого должно случиться, чтобы испортить ее радостное настроение.
— Ты, наверно, думаешь, что Миро тебя любит. Он, небось, и в любви признавался. Да?
Кармелита смолчала.
— Признавался, — заключила Люцита. — Ноты, наверно, сама чувствовала, что в этом что-то не так, какой-то искренности не хватает… А все очень просто. Бейбуту, да и всему табору, надоело кочевать. Устали мы. Тут все и вспомнили о вашем детском сватовстве. Очень уж удачно сошлось: крупный бизнес в Управске, невеста — дочь барона, виды на наследство… А ты — жертва, крайняя, карта, которая уйдет в отбой. Все, что у Миро к тебе есть, — это маленькая детская любовь, помноженная на большую взрослую выгоду. Жалко тебя.
— Не может быть, — прошептала Кармелита едва слышно.
Люцита погладила ее по голове:
— Может, родная, может. Не веришь, спроси у Миро напрямую, глядя в глаза, спроси, говорил он со своим отцом о баронском наследстве или нет? Он парень честный, соврать не сможет. Начнет юлить, мяться. В общем, что тебе рассказывать! Ты же настоящая ромны, великая гадалка! Сама все почуешь.
Так все и было, как Люцита сказала. Миро не ждал такого разговора. И отрицать очевидного не стал. Говорил он с отцом о наследстве? Говорил. Бейбут наставлял его, как важно для их рода жениться на баронской дочке? Наставлял. Соглашался он с ним? Соглашался.
Но, — оправдывался Миро, — это все было раньше — до того, как он ее увидел на лошади. Впрочем, оправдания его звучали так жалко, путано и убого, что слушать их Кармелита не стала. Попрощалась с бабушкой Рубиной, вышла на дорогу, поймала машину и уехала к себе в слободу.
По дороге проклинала себя за наивность. Боже мой, какая дурочка. Права Люцита — возомнила себя принцессой. Думала, к братьям и сестрам приехала. Поверила, что ее все любят и ею все восхищаются. А любили все наследство Зарецкого и восхищались им же!
Прямо из мэрии Астахов поехал в аэропорт, благо ближайший рейс на Москву совсем скоро. Нужно торопиться. И так слишком много времени потеряно. Может быть, еще можно дать задний ход, просчитать какие-то другие варианты.
По дороге позвонил Максиму, отругал за ложь, но отметил за энергичность при поиске барсетки. Сказал, что на время отъезда оставляет его старшим. Объяснил ситуацию, попросил быть поаккуратнее с цыганским кладбищем. И вообще, велел не активничать — резких шагов не делать.
Позвонил Форсу. Рассказал, зачем едет в Москву, обсудили список инвесторов. Постарался убедить его, что все еще можно исправить, проект притормозить или видоизменить. Просил присмотреть за Максимом, да и за Антоном.
Позвонил Тамаре, отругал за вечное покрывательство сыночка. Объяснил ей, что Антон назначается кельнером при Максиме — подавать кофе: все равно ни на что больше парень не годится.
Антону звонить не стал. Для него уже ни слов, ни сил не осталось…
Поговорив с Астаховым по телефону, Форс тут же поехал к Зарецкому. Ситуация становилась все более мутной, а значит, со временем в ней можно будет выловить неплохую рыбку. Кстати, не забыть бы рассказать Астахову, что он через Свету и Кармелиту знаком с Зарецким. Пусть лучше Астахов об этом от него узнает, чем от других.
Особо нужно будет подчеркнуть, что Зарецкий коварно хотел переманить его в свой бизнес. И, конечно же, расписать, как он, Форс, героически отказался.
Баро работал в своем кабинете. Форс постучал, заглянул.
— А, Форс, проходи! — сказал Зарецкий.
— Добрый день. Ну что? Как прошли переговоры с Астаховым?
— Он попросил время на раздумья и, скорее всего, подыщет новую землю для застройки.
Форс улыбнулся, снисходительно-покровительственно.
— Это вы так думаете, или он пообещал?
— И то и другое.
— Погубит вас благородство! Людей по себе меряете, а они в большинстве своем — подлые…
— На что намекаешь?
— Я не намекаю. Я знаю. Астахов взял тайм-аут, чтоб выиграть время. Он сейчас улетает в Москву. Но не для того, чтобы притормозить проект, а чтоб его побыстрее пропихнуть. У вас-то, Баро, в Москве таких высоких покровителей нету. Ведь так?
Баро вскочил с кресла.
— Плевать! Он хочет войну — будет ему война.
— Нет, Баро, здесь нужно потоньше сработать…
— Как?
— Пока не знаю.
Повисла пауза.
— Я знаю… — вдруг воскликнул Зарецкий. — Я выкуплю у него этот участок.
— Думаете, согласится?..
— Согласится. Я предложу такую сумму, что он еще и в прибыли будет! Назначай встречу.
— Да Астахов уже в Москве… Он понял, с кем имеет дело, и поехал за поддержкой против вас.
— Так вот для чего он просил отсрочку…
— Астахов вас обманул… Между вами не может быть мира, Баро.
— И все равно, я должен с ним встретиться, обязательно должен, — сказал Зарецкий и опять вспыхнул, разозлился. — Мы на нашем кладбище плясать не позволим! И будем обороняться!
Приехав домой, Кармелита первым делом пошла в спальню, зарылась в любимые плюшевые игрушки — проплакалась. Стало чуть легче. Потом направилась к отцу, в кабинет. Баро был весьма деловит, кому-то звонил, что-то писал. Но для дочки время нашел. Выслушал, посочувствовал, посоветовал на бабьи сплетни большого внимания не обращать.
— Папа! — воскликнула тогда Кармелита. — Но ведь Миро признался, что отец говорил с ним о наследстве!
— Ну и что, — мудро ответил Баро. — Родители всегда говорят о наследстве. Думаешь, я на Миро просто так смотрю? Я ведь тоже прикидываю, что он за фрукт, сможет ли достойно принять мое… наше дело.
— То есть я, мои чувства вообще, как бы ни при чем? — чуть не взвизгнула от возмущения Кармелита.
— При чем, доченька, еще как при чем. Если бы я об этом не думал, ты бы уже давно третьего ребенка рожала. А я даю тебе время подумать, выбрать. Наверно, даже слишком много даю… Но семья, дочка, это не только любовь, это еще и хозяйство.
Кармелита притихла, ушла. Если бы отец стал кричать, ругаться, ей бы проще было. А он сказал обо всем так спокойно, с такой усталостью, что и возразить трудно.
Но и для Баро разговор не прошел зря. Что-то Бейбут слишком много о наследстве думает — надо будет проверить его на вшивость.
Но сейчас не это главное. Нынче важнее — цыганскую самооборону организовать. Так, кто у нас по кладбищам главный специалист? Конечно же, Сашка, В детстве он все споры на смелость выигрывал — чуть ли не ночевал на кладбищах. Позвал Сашку (тот как раз в конюшне был, а не на набережной). Пригласил в кабинет, налил стаканчик вина.
Но Сашка особой радости не проявил, и вообще, как-то непонятно ерзал.
— Почему вина не выпьешь? — спросил Баро.
— Да я в последнее время холодным пивком все больше балуюсь. Там, на набережной, жарко.
«Ага, — подумал Зарецкий. — Значит, правду женщины говорят. Завелась у Сашки там зазноба в пивнушке. Быстрый же, чертяка, только перебрался туда — и уже готово. Надо его проверить на это дело…»
— Я, Сашка, вот чего подумал. Хватит тебе на набережной мучаться. Отработал свой грех…
Лицо у конюха скисло, как молоко в жару.
— Баро, да ты что. Я ж только рынок разведал. Клиентуру прикормил. Это не по-деловому. Сам послал, а теперь… Нет, не уйду я оттуда.
«Понятно. Точно у него там кто-то уже появился. Да Бог с ним. Пусть балуется. Пора о деле поговорить».
— Тогда оставайся. Да ты не убегай. У меня к тебе еще одно дело, не очень приятное.
Сашка, сама любезность, расплылся в улыбке.
— Я уже согласен… — затараторил.
— Что за привычка спешить? Не беги впереди кибитки.
— Я тебя за столько лет выучил. Мне все понятно.
— Я еще ничего не сказал, а тебе все понятно.
— Конечно. Надо сделать что-то важное и правильное. На подлость ты не способен…
— И на том спасибо. И все же, Сашка, послушай… Надо несколько дней подежурить…
— Подежурю.
— На нашем старом кладбище.
И тут Сашка испугался. Не по-детски, аж глаза вылезли из орбит.
— Что?! На кладбище?! Ночью?! Ты с ума сошел!
Баро, в свой черед, искренне удивился такой реакции.
— Постой… А я помню, в детстве ты ночью на спор через кладбище ходил? И даже ночевал там…
— Да не ходил я тогда.
— Как не ходил? Мы же все видели…
— Стороной вдоль забора, как сумасшедший, пробежал. И все, — лукаво улыбнулся Сашка. — А ночевал в беседке, что в сквере рядом с кладбищем.
— Да-а-а… Чего только не узнаешь через столько лет. Хитрец…
— А то!
— Но на этот раз, Сашка, так не получится, — Баро стал совсем серьезным. — Тут надо на совесть. Над нашим старым кладбищем надругаться хотят.
— У тебя охраны вон сколько! А мое дело — лошади! — заныл Сашка.
— Дурак! Это не наказание, а честь. Кому я это дело поручу — громиле Рычу?! Я ж тебе, как никому, доверяю. Потому и прошу.
— Эх-эх-э… А я ведь кроме покойников еще и темноты боюсь…
— Ничего. Получишь фонарик и мобильник. А покойников бояться нечего. Живых надо бояться. И потом, ты ж не один там дежурить будешь. Начнешь, конечно, с себя, а там список составишь. Пусть все охраняют. До меня очередь дойдет — и я пойду. Дело-то святое.
Сашка один за другим опрокинул оба стакана вина, стоявшие на столе. И тут же пояснил:
— Для храбрости…
С Розаурой Люцита разговаривала аккуратно. Поговорили о жизни, о родичах. О деде-колдуне заговорили. Тут-то Люцита и начала у нее выпытывать, что да как колдуется. Пришла домой, чтоб не забыть — все записала. Много получилось. И даже кое-что заготовила, травы, коренья разные. Куклу Кармелиты мастерить начала…
Только осторожность утратила. Земфира ее однажды за этим занятием и застала. Испугалась, закричала, по-матерински строго:
— Ты что делаешь?!
— Я люблю Миро! И не отдам его Кармелите!
— Есть другие средства, чтобы удержать парня.
— Какие другие, мама?! Она богатая и говорит красиво. Конечно, Миро, как ее увидел, сразу голову потерял.
— Так она ведь уехала уже!
— Как же! Она так легко от Миро не отстанет. Но я его никому не отдам!
— Дочка, нельзя колдовством заниматься. Зло, сделанное нами, к нам же и вернется.
— Мама, но ты же сама мне сказала: «Лучше наколдуй».
Тут-то Земфира и вспомнила свои неаккуратно сказанные слова.
— Да пошутила я…
— Эх, мамочка. Все тебе шутки. А ведь я люблю его и не хочу терять. Тебе не понять.
Земфира покачала головой.
— Ошибаешься, доченька. Вот тут-то как раз я тебя понимаю…
— Ты?
— Я… — выдохнула она.
— Ты говоришь об… отце?
— Сердцем я никогда не была рядом с ним.
— А почему же…
— Потому что в жизни часто получается не так, как нам хочется.
— А у меня все получится. Потому что за любовь надо сражаться. И да будет проклята Кармелита, если она отнимет у меня Миро…
— Не бросайся такими словами.
— Пусть будет проклят мерзкий Баро…
Земфира влепила Люците пощечину:
— Не смей так говорить о нем.
Люцита замерла. Не от боли и обиды, а от неожиданного открытия.
— Так это… он? Баро?
— Да…
— Почему ты не вышла за него замуж?
— Его родители нашли ему невесту, Раду. А потом они полюбили друг друга…
— А ты?
— А меня выдали замуж за твоего отца.
— И ты продолжаешь думать о Баро…
— Да… Говорят, с годами любовь проходит, но мне кажется, это не так…
— Мама, прости меня. Я не знала… Прости.
Мама с дочкой обнялись и просидели так долго-долго. И думали об одном и том же. Почему жизнь повторяется? И почему она дважды бьет по одному и тому же месту?
А потом, почувствовав, что боль в сердце растет и раздувает его, как воздушный шарик, Земфира встала и вышла из палатки. Пошла к Рубине. Та баловалась — раскладывала карты.
И Земфира, как девочка, попросила ее, будто сама не умела:
— Погадай мне, Рубина.
Рубина перетасовала колоду заново. Сказала со значением:
— Тридцать шесть картен, скажите всю истинную правду. Что ожидает эту королеву и чем ее сердце успокоится на козлэ?
Протянула карты Земфире, та сняла колоду левой рукой, как положено, к себе.
Рубина разложила карты, вздохнула:
— Вижу переживания, искания, любовные страдания… Вижу короля… Его дорогу.
— И что меня ждет с этим королем?
— Ждет тебя решительное свидание любовное в его доме. А ты что, Земфира, и вправду думаешь, что Баро ждет? Надеешься, что раз он столько лет после смерти Рады бобылем жил, то…
— Рубина, я не называла его имени!
— Да какое имя! У тебя все на лице написано… Ну, и кое-что на картах тоже…
— Что же еще карты говорят?
— Говорят, если после решительного свидания он не будет твоим, то уже никогда им не станет.